Рассвет русского царства. Книга 2

Глава 14

Я глубоко вздохнул, глядя прямо в глаза Великому князю.

— Вашу жену травят, Великий князь.

Иван Васильевич не закричал, не топнул ногой. Он просто замер. Его лицо, ещё мгновение назад пышущее гневом, вдруг окаменело.

— Тра-вят… — тихо повторил он. — Мою жену? В моём доме?

Он медленно обернулся к Марии Борисовне. Некоторое время они просто молчали, словно вели немой разговор.

— Как? — резко развернулся Великий князь. — Чем?

— Мышьяк, Великий князь, — ответил я, слегка опустив взгляд, чтобы не смотреть ему в глаза. — Это белый порошок без вкуса и запаха. Его легко подмешать в еду, в вино, даже в воду. Он накапливается в теле месяцами, убивая медленно, чтобы всё выглядело, как обычная хворь.

Иван выпрямился, раздувая ноздри. Я видел, как напряглись желваки на его скулах.

— Ктооо? — буквально прошипел он, чем-то напомнив мне стиль общения Волан-Де-Морта. Вот только смешно мне ни капли не было. — Кто посмел?

— Этого мы пока не знаем, — произнёс Шуйский. — Но подозрения есть. Франческо носит с собой некое «лекарство», которое давал княгине по вечерам. После него ей становилось хуже.

Великий князь тут же развернулся к двери.

— Стража! — рявкнул он.

Дверь распахнулась, и в проём ввалились четверо воинов в кольчугах.

— Немедленно найти фракийца Франческо дель Кастелло. Взять живым и обыскать. Всё, что при нём, принести сюда. Если попытается бежать, бить, но не убивать. Живым мне нужен, понятно?

— Слушаемся, Великий князь! — воины развернулись и исчезли в коридоре.

Иван вернулся к постели жены.

— Василий, — обратился он к Шуйскому. — Что делать будешь?

Надо было видеть, как подобрался Василий Федорович. Ведь доверили ему ОЧЕНЬ важное дело.

— Всех слуг, что прислуживали Марии Борисовне, под замок. Всех. Поваров, ключниц, прачек. Буду лично с каждым беседу иметь. К Великой княгине своих слуг направлю, которыми моя жена Анна Тимофеевна руководить будет. И Митрия подле твоей жены нужно оставить.

Великий князь снова изучающе посмотрел на меня.

— Как ты намерен лечить?

— Нужно вычистить отраву, — начал я перечислять. — Уголь берёзовый, много, чтобы впитал отраву из желудка и кишок. Молоко и яичный белок, они свяжут то, что ещё не всосалось. Великой княгине будет тяжело. Её будет лихорадить, выворачивать наизнанку. Но если этого не сделать как можно скорее… — не стал я заканчивать предложение, смысл которого понял каждый из присутствующих.

— А потом? — будто иного варианта нет, спросил Иван Васильевич.

— Потом покой.

— Будет сделано, — кивнул Иван. — Что ещё?

Мне хотелось проявить себя, чтобы тоже заслужить благодарность Ивана III.

— Я лишь хотел помочь… — начал я, но по его взгляду понял, что ляпнул лишнего.

— Твоё дело, лечить, — отрезал Иван. — Ты лекарь. А сыском в моём государстве занимаюсь я и мои люди.

— Прошу меня простить, и… — склонил я голову.

— Отравителя найдут, — оборвал он меня и ткнул мне пальцем в грудь. — А ты, если моя жена умрёт, ты отправишься следом. И смерть твоя будет долгой. понял меня?

— Понял, Великий князь.

Но тут же Иван добавил.

— Но, если она выздоровеет… Проси, что хочешь. Золото, земли, чин. Всё, что пожелаешь.

— Благодарю, Великий князь, — низко поклонился я.

Иван молча кивнул, после чего повернулся к Шуйскому.

— Василий, организуй охрану. Никого не пускать без моего ведома. И ещё, ни слова никому об отравлении. Нельзя допускать, чтоб в народе волнения начались.

Иван развернулся и направился к выходу и вскоре за ним последовали Шуйский и Тверской. А я остался один с Марией Борисовной.

Столько всего произошло за последний час, что мне понадобилось время составить план действий. Но прежде… Я огляделся по сторонам. Роскошь, золото, парча… И слой пыли на резном изголовье кровати. Грязные пятна на полу, прикрытые коврами. Спёртый воздух, десятки коптящих свечей…

— «Идеальный инкубатор для заразы», — с отвращением подумал я.

Я скинул свой парадный кафтан, полученный от Шуйского, оставшись в льняной рубахе, и закатал рукава.

— Что ты делаешь? — удивилась Мария Борисовна, приподнимаясь на локте.

— Уборку, — подходя к окну буркнул я. Я распахнул его настежь, не спрашивая разрешения. В комнату ворвался поток весеннего тёплого ветра. После чего начал тушить свечи. Воск, ладан, какие-то травяные курильницы, всё это было тут лишним.

— Что ещё ты собираешься выбросить? Мои подушки? Ковры? — спросила княгиня с лёгкой иронией. Ей было любопытно наблюдать за мной. И для меня было очевидно, что ей наскучило лежать в кровати.

— Подушки заменим, — усмехнулся я. — А вот ковры… да, их тоже надо бы вынести и отбить от пыли, а лучше постирать.

После чего выглянул за дверь, где уже стояли двое воинов. И подумав, что с такой охраной Марие Борисовне ничего не грозит, пошёл искать тряпку и тару, в которую можно будет набрать воду. А колодец я видел неподалёку, когда шёл сюда.

На улице… была тишина. Если до этого, когда я шёл сюда, повсюду сновал народ, то теперь люди, если и попадались на глаза, то шли чуть ли не бегом, стараясь не задерживаться на улице.

Вскоре я вернулся в покои Великой княгини.

— Ты? Сам? — её глаза расширились, когда я стал выжимать тряпку. — Позвони в колокольчик, прибегут девки…

— Прошу меня простить, Мария Борисовна, но нет. Пока не придут люди от Анны Шуйской, я никому здесь не верю.

Я начал с прикроватного столика. Смахнул склянки с мутным содержимым, протёр столешницу, затем принялся за подлокотники кресла. Мария Борисовна наблюдала за мной с нескрываемым изумлением.

— Странный же ты, Митрий, — сказала она спустя какое-то время. — Не похож на лекаря. И на холопа не похож.

— А на кого похож? — спросил я.

— Вот и я стараюсь понять, — ответила она. — Расскажи мне о себе, — попросила она, и в голосе ее слышался незамаскированный интерес. — Откуда ты взялся такой? Шуйский говорил ты из Курмыша. Кто учил тебя?

Всего по одной этой оговорке я понял, что Шуйский уже был здесь без меня… Тогда зачем ломал комедию? Вопрос, который остался без ответа.

— Из Курмыша, всё верно, — кивнул я. — Мария Борисовна, вряд ли ошибусь сказав, что тебе уже известно про то, что я спас Глеба Ратиборовича.

Она несколько секунд смотрела на меня.

— Ты догадался, что я знаю о тебе, когда спросила о Курмыше? — Я кивнул. — А ты умён, — с лёгкой улыбкой сказала она. — Не многие умеют читать между строк.

Я ничего не ответил. Может, по меркам этого времени, так и было. Но вот по моим… по временам двадцать первого века она мне, можно сказать, прямо заявила об этом.

— У тебя есть семья? — не останавливалась Мария Борисовна.

— Отец, — ответил я. — Его зовут Григорий. Десятник в дружине Ратибора Годионовича. Воин от Бога, саблей машет так, что ветер свистит.

— А мать?

Я на секунду замялся. Образ Дарьи, настоящей матери Митьки, всплыл в памяти… Он её почти не помнил. Вернее, врезался в память образ за день перед смертью. И выглядела та женщина очень плохо.

— Умерла, — коротко ответил я, — шесть лет назад. Лихорадка. И брат старший погиб в сражении с татарами. Так что из родных у меня только отец и младший брат по отцу. — Про Иву и Севу, детей Глафиры, я решил не упоминать.

Мария Борисовна вздохнула.

— Прости, я не хотела ворошить больное.

— Ничего. Давно это было, уже привык.

Мы помолчали.

— И как вы живёте? Всего ли хватает? Ратибор не задирает? — посыпалось ещё больше вопросов.

— Как живём? Сейчас дела наладились, но по началу было тяжело. Рыбу ловил, придумки разные мастерил…

— Какие? — оживилась Мария Борисовна.

— Придумал, как крючки делать особые, с зазубриной, чтоб рыба не срывалась. Потом коптильню сложил и стал запекать рыбу, а после менять на другие продукты или продавать. В кузнице работал, там меня дядька Артём научил с металлом обращаться, да и, честно сказать, сил я там у него понабрался.

— Не простая у тебя жизнь.

— Я ж говорю, была. Хотя, — сделал я паузу, — когда первый раз татары взяли Курмыш в осаду, было страшно. Вернее, во второй, — тут же исправился я. — В первый они и дня не простояли. А вот во второй больше недели отбивались от них. Но очень помогли мои арбалеты…

— Арбалеты? — переспросила она. — Самострелы?

— Они самые. Только мои мощнее и бьют точно, пробивая доспех. Когда я первый арбалет сделал, и Ратибор Годионович увидел, как он бьёт, пятьдесят штук заказал. Вот тогда-то мои дела на лад и пошли.

— Ты и кузнец, и лекарь, и изобретатель, — покачала головой княгиня. — Шестнадцать лет, а столько всего умеешь. Прям диву даёшься.

— Просто выживал, — пожал я плечами. — После того, как мать и брат умерли, отец… он замкнулся. Сейчас с новой женой живёт, вроде пришёл в себя. Но до этого эту ношу приходилось нести мне.

— Плохой хозяин? — уловила она.

— Не сказать, чтобы сильно, что-то он всё равно делал, — соврал я, не желая Григория выставлять в плохом свете. Ведь никогда не знаешь, как судьба повернётся. — Но воин он гораздо лучше.

Мария Борисовна задумчиво кивнула.

— Понимаю. У меня брат такой. Михаил весь в войне, в политике. А вот в семейных делах — беда.

Я подошёл к своему кафтану, висевшему на спинке стула, и достал из ножен свою саблю. Не ту, простую, а ту самую, из дамасской стали.

— Не пугайтесь, — предупредил я, видя, как она напряглась. — Я просто хочу показать. Так сказать, похвастаться, ведь его я сам выковал.

Я медленно вытянул клинок из ножен. В луче света, падавшем из окна, сталь заиграла причудливым узором, волны, переплетения, словно застывшая вода.

— Красиво… — выдохнула она. — Это узор такой нарисован?

— Нет, государыня. Это такой способ ковки и ни капли не совру, сказав, что ковал её неделю. Она твёрдая и гибкая, и недавно я проверил её в деле.

— Это где? — тут же спросила Мария Борисовна.

Немного подумав, я решил не говорить про бой с новгородцами. А вот про поединок с испанцем рассказал, как и про то, что клинок моего противника сломался, и это стало определяющим фактором в его судьбе.

Потом я спрятал саблю обратно в ножны, продолжил уборку.

Честно, я не привык… вернее, отвык убираться. Хорошо, когда у тебя есть слуги, которые делают большую часть работы по дому за тебя.

— Ты упорный, — тихо заметила Мария Борисовна.

Я окинул взглядом проделанную работу. Один угол был чист, но остальная палата всё ещё напоминала пыльный склеп, забитый дорогими, но бесполезными вещами.

И в этот момент мои молитвы были услышаны. Тяжёлая дверь снова отворилась, и на пороге появилась Анна Шуйская. В синем летнике, расшитом жемчугом, она выглядела, как бы это правильно сказать… внушающе. А взгляд был, как у полководца перед битвой. Складывалось впечатление, что она пришла сюда не бытовыми делами заниматься, а в одиночку войско врагов изничтожить! Вот только всю картину сглаживали шесть девушек-холопок, в чистых фартуках и с закатанными рукавами.

Анна окинула комнату быстрым взглядом, задержалась на мне с грязной тряпкой в руках, и её брови едва заметно дрогнули.

— Митрий, — произнесла она голосом, не терпящим возражений. — Брось это. Негоже лекарю, которого сам Великий князь допустил, полы драить.

Она шагнула внутрь, и девушки гуськом потянулись за ней.

— Княгиня Анна, ты как нельзя кстати. — Я поклонился, чувствуя облегчение, что кавалерия прибыла. Дело в том, что я просто боялся оставлять Марию Борисовну надолго одну. И, как правильно сказала Шуйская, я лекарь, воин, слесарь и так далее, но точно не прачка.

Анна подошла к ложу Марии Борисовны и низко поклонилась, после чего перекрестилась на образа в красном углу.

— Здравия тебе, Мария Борисовна, — сказала она с искренним участием. — Мой муж, Василий Фёдорович, велел мне быть здесь и следить за всем. Сказал: «Слушайся Митрия во всём, что касается лечения и порядка. Что он скажет — то закон». Разумеется, твои приказания стоят на первом месте.

— И тебе здравия, Анна Тимофеевна. Вот уж не думала, что ты когда-нибудь будешь за мной ухаживать.

— Для меня это честь и…

— Не надо, Анна Тимофеевна. И ты и я понимаем, что это бремя. Однако, я благодарна тебе и твоему мужу. А теперь, — посмотрела на меня Мария Борисовна, и к ней присоединилась Анна Тимофеевна.

И в её глазах я прочитал немой вопрос: «Ну, командуй, чудотворец».

— Так, что делать, Митрий? — спросила вслух Шуйская. — И вот тряпку можешь отложить. Для этого у меня девки есть.

Она выхватила у меня из рук мокрую тряпку и швырнула её одной из холопок, и та поймала её на лету.

— Перво-наперво, — начал я, чувствуя, как ко мне возвращается уверенность. — Убрать всё лишнее, ковры со стен и пола долой. Их выбить, да так, чтобы ни пылинки не осталось, и убрать в кладовые. Сюда лучше не возвращать.

Холопки переглянулись.

— Слышали? — заметив их замешательство рявкнула Анна. — Живо! Сворачивайте и выносите!

— Настя, Дарья, Маланья, — берите тряпки, вёдра, всё, что нужно. Начинайте мыть полы. Ульяна с Федосьей, постельное бельё сменить.

— Шторы, — продолжил я. — Эти бархатные пылесборники снять. Окна вымыть. Повесить что-то лёгкое, льняное, что можно стирать хоть каждый день.

— Сделаем, — кивнула Анна.

— Постельное бельё, — я указал на ложе. — Всё, на чём лежит государыня. Простыни, наволочки, одеяла. Всё снять. Выстирать в кипятке. Не просто в горячей воде, а прокипятить в чанах не меньше получаса. Марию Борисовну помыть и переодеть в чистое.

Холопки мгновенно рассыпались по комнате, как хорошо отлаженный механизм, и никакой суеты, никаких лишних вопросов.

Работа закипела.

Это было похоже на штурм. Девушки, подгоняемые строгими окриками Анны, носились, как угорелые. Тяжёлые ковры сворачивались в рулоны, поднимая облака вековой пыли, от которой Мария Борисовна закашлялась.

— Не трясите их сильно. Если сил не хватает, то меня попросите! — скомандовал я.

Через час покои изменились до неузнаваемости. Исчезла давящая роскошь, ушёл полумрак. Комната стала казаться больше. Голые стены, чистый деревянный пол, который девки намывали уже по третьему разу с щёлоком.

Мария Борисовна, укутанная в простое шерстяное одеяло, с удивлением оглядывала свои новые владения. Её уже успели помыть и переодеть в чистое и, пока проходило омовение, я обживал соседнюю комнату, в которую от Шуйских принесли мои вещи. Там тоже требовалась нехилая уборка, но пока ограничился тем, что открыл окна. А позже попрошу Шуйскую отправить на уборку своих холопок.

— Пусто как… — прошептала Мария Борисовна, когда дело приближалось к завершению. — Словно в келье монашеской.

— «Если так выглядит келья, — про себя подумал я, — то там отлично живут. Уверен, Мария Борисовна не знает о чём говорит».

— Зато дышится легко, — заметил я, проверяя пульс на её запястье. — И никакой дряни в воздухе.

Анна подошла ко мне.

— С уборкой почти покончили, — отчиталась она. — Что дальше?

— Еда, — сказал я. — Самое важное. Нам нужно свежее молоко и яйца. Сырые белки.

— Это уже для лечения? — уточнила она.

— Да. Это первое средство от яда. Но, кроме этого, ей нужно есть. Бульоны, каши. Всё мелко резанное и лёгкое. — Я посмотрел на Анну. — Кто будет готовить? Я объясню, что можно, а что нельзя Марии Борисовне.

Анна выпрямилась, и в её осанке проступила та самая боярская гордость, которая веками держала Русь.

— Я сама буду готовить, — твёрдо сказала она.

Я удивлённо приподнял бровь. Жена Василия Шуйского? У печи?

— Княгиня, это…

— Не спорь, — перебила она. — Продукты будет поставлять мой муж. Лично отбирать и лично привозить. Воду из нашего колодца в опечатанных бочонках возить будут. А готовить буду я, здесь, в малой трапезной при покоях. Никого к котлам не подпущу.

Я посмотрел на неё с уважением. На мой взгляд это был большой поступок. Честно, следующие слова я ляпнул не подумав. Потому что не смотрел на происходящее под таким углом. А хотел как лучше, чтобы Анне Тимофеевне было комфортнее.

— Было бы проще увезти Марию Борисовну в ваш дом, — пробормотал я, потирая переносицу.

В комнате повисла тишина. Даже холопки, кажется, перестали шуршать тряпками. Анна медленно повернулась ко мне и глаза сузились.

Она шагнула ко мне вплотную и понизила голос до шёпота.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь, дурень?

— Я… — начал было я, не мало тако опешив от такой резкой перемены в ней. И Шуйская жестом заставила меня замолчать.

— Увезти Великую княгиню из Кремля? В дом бояр Шуйских? — она чеканила каждое слово. — Да на следующий день вся Москва, все собаки подзаборные будут лаять, что мы её похитили! Что Шуйские хотят власти! Что это мы её там и отравим!

Разумеется, я о таком даже не думал. И по сути, рассуждал, как человек двадцать первого века.

— Прости, княгиня, — прошептал я. — Не подумал.

— Не подумал он… — она покачала головой. — Мой муж и так поставил на кон очень многое. Нашу честь и будущее нашего рода. Мы поручились за тебя, и влезли в это осиное гнездо! Обвинили придворного врача, перевернули вверх дном покои государыни. Если она умрёт… — голос Анны дрогнул. — Нас, может, и не казнят, в отличие от тебя, но отправят в такие глухие места, что твой Курмыш покажется нам огромным городом. Доходчиво объяснила?

— Да, госпожа, — слегка поклонился я.

— Забудь эти слова. Никогда, слышишь, никогда не смей даже заикаться о том, чтобы вывезти её отсюда. Она умрёт или выживет здесь, в этих стенах. Это её крест. И теперь наш.

— Я понял.

Анна выдохнула, разглаживая складки на платье.

— Умный мальчик. Вот и славно.