Тактик.9

Глава 18 Чертик из коробочки

Ударная группа застыла на холме. Если до этого нас ещё не заметили, если нам удалось ясным днём уклонятся от встречи с крестьянами и торговцами, двигаясь какими-то козьими тропами, то теперь, вблизи города, наше обнаружение стало лишь вопросом времени.

Видимо, у них были какие-то «протоколы» безопасности, потому что ворота были заперты. Да, тревога над городом не звучала, но ворота…

Рва у города не было, привратные башни сложены из широченных блоков, цельных камней, которыми оперировали либо при помощи магии (когда-то более могучей, чем современная), либо же строили силами троллей. Другого объяснения у меня не имелось.

Впрочем, это было и не особенно важно.

На коротком расстоянии мне стал доступен (вследствие наличия Роя) Фаэн, который куковал тут уже пару дней. Так сказать, заранее осваивался.

Я смотрел на город. Я видел стражу на стенах, видел закрытые ворота.

«Фаэн, давай», - скомандовал я через Рой.

И в этот момент из небольшого лесочка, просто густых зарослей у дороги, на которые никто не обращал внимания, вылетела сигнальная стрела. Она взмыла в небо, оставляя за собой тонкий хвост красного дыма.

Мои солдаты удивлённо замерли, провожая взглядом полёт стрелы. Они не понимали, что происходит. Им оставалось только смотреть.

Стрела описала дугу и начала падать, оставляя за собой хорошо заметный красный шлейф. Она падала прямо на главные ворота Эклатия.

И в тот момент, когда она исчезла за стенами города, у ворот началось какое-то движение.

Сначала неясное, едва заметное на таком расстоянии. Но потом оно стало более очевидным.

Натужно заскрипел открывающий механизм. Тяжёлые ворота, закрывавшие вход, медленно поползли в стороны.

На стенах мелькали едва различимые тени. Из тех самых кустов в район ворот устремились быстрые, как размытые силуэты, эльфы. Они как блохи прыгали в ещё не открытые полностью ворота. Солдат в шлеме, явно бруосакского происхождения, ошалело посмотрел вниз со стены. Он, кажется, даже открыл рот, чтобы заорать, но чья-то ловкая и сильная рука схватила его за голову и хорошенько приложила о каменные блоки рядом.

Солдат сполз по стеночке, у нижней кромки смотрового окошка показалось хитрое эльфийское лицо.

Моя армия замерла в коллективном шоке.

Они смотрели на открывающиеся ворота неприступной крепости, и их мозг отказывался верить в происходящее.

А я просто сидел на своем коне и смотрел на дело рук своих. Ну, не совсем своих.

Конечно, я не был уверен до конца. Но если кто-то и может, то поэтически-раздолбайский Фаэн.

Вторая, секретная часть моего плана была приведена в действие.

И теперь оставалось только войти и забрать то, что по праву сильного принадлежало мне.

В коллективном сознании моей армии, которое я ощущал через Рой, накопившаяся усталость от марша сменилась оглушительным стимулирующим шоком.

Три полка, которые секунду назад безрадостно думали над тем, как будут разбивать лагерь и брать город с закрытыми воротами в осаду, теперь стояли в абсолютной тишине. Ошеломлённо наблюдая за чудом, достойным если не легенд, то, по крайней мере ярких кабацких баек.

Ворота неприступного города оказались распахнуты настежь.

Я буквально чувствовал, как их усталость и уныние смываются волной чистого, незамутненного адреналина.

— Что это? — шептали они.

— Магия?

— Босс точно кого-то там подкупил, я тебе говорю!

Ропот прошёлся над ударной группировкой.

Я медленно, очень медленно, тронул коня, направляя его вниз по склону. За мной, как волна, как единый организм, пришла в движение вся моя ударная группа.

Это был манёвр солдат, которые ещё не до конца осознали свою победу.

Ройнгард и Марк догнали меня, их лица были воплощением изумления.

— Командор… но как? — выдохнул Ройнгард, растерянно поправляя ремешок шлема.

Я не ответил и позволил им ещё немного побыть в неведении. Пусть насладятся моментом.

Мой план был прост, хотя и лишён деталей.

Я никогда не собирался штурмовать Эклатий. Штурм — это грубый, затратный по ресурсам метод. Это для таких формалистов, как Эссин и Эммей. Мой подход всегда был другим. Я не ломаю систему.

Я нахожу её уязвимости и использую их.

Система любого города держится не только на стенах и солдатах. Она держится на порядке и расстановке сил.

Враг снаружи, свои внутри.

Фаэн пришёл к городу незамеченным. Задача совершенно нетривиальная, когда ты тащишь с собой две сотни эльфов-разведчиков. А потом ещё надо придумать, как обеспечить захват города.

В данном случае, поняв, что город держит закрытыми ворота большую часть дня, творческий эльф обеспечил просачивание части своих подчинённых внутрь периметра. Причём, как он мне он мне потом рассказал, эльф не стал переодевать их в гражданских и прогонять через ворота по одному, смешивая с колонной торговцев или крестьян. Он нашёл в стене, в другой его части, далёкой от ворот, укромный участок, где не бродили часовые, а камни были такими крупными, что по ним можно было взобраться и ночью. Таким образом Фаэн обеспечил неспешный подъём эльфов внутрь города. В город попало всего лишь шесть десятков эльфов, которые тут же оделись как бродяги и рассредоточились по городу группами.

Фаэн был среди них.

Изучив работу охраны ворот, они поняли, что когда стража не встречает группу входящих, то ворота почти не охраняются, там караулит всего пять бойцов. Которые большую часть дня играют в кости или дрыхнут, выставив самого молодого следить, не идёт ли начальство. Ну и ещё тот, кого выбирали жребием, вполглаза присматривал за дорогой, нет ли больших групп крестьян, которым надо открыть ворота.

Эльфы даже никого не убили, получив сигнал, они подскочили, набили морды, оглушили, скрутили и открыли ворота.

…

Усталость моих солдат испарилась, будто её никогда и не было.

С рёвом, в котором смешались облегчение, ярость и дикий восторг, Первый, Второй и Третий полки хлынули в распахнутые ворота Эклатия. Они бежали к победе, которую их гениальный и безумный командир подал им на блюде.

Первые ряды гарнизона только успели выскочить по тревоге из казарм, когда были сбиты с ног потоком стали и ярости.

Город к войне был не готов. Военное руководство прежнего губернатора было уволено, новых Эссин пока что не назначил. Был только комендант, он же начальник стражи, но и тот оказался не в казарме.

Этот человек и главы города могли бы с тревогой ожидать долгой осады, а не внезапного штурма изнутри.

Я въехал в город следом за штурмовыми отрядами. Ворота с тяжёлым грохотом закрылись за арьергардом Третьего полка и одна из рот тут же взяла их под охрану, отрезая бруосакцам и путь к отступлению, и путь к бегству.

Воздух наполнился криками, лязгом оружия и гулом набата, который запоздало забил на главной площади, сея панику, а не собирая защитников.

Бой рассыпался на десятки мелких стычек. Главная улица, ведущая от ворот к центру, была прямой и удобной для марша, так что мои полки очень скоро оказались в центре.

Солдаты гарнизона в казарме были уже пленены, когда воины Первого полка выбивали дурь из тех горожан, которые решили стать ополченцами и взять в руки оружие.

Но мои волки были в своей стихии.

Они не неслись вперёд бездумной толпой. Они работали малыми тактическими группами, как я их учил. Пятерка бойцов врывалась в переулок. Щитовики вытесняли тех, кто кидался им навстречу, копейщики ранили или обезоруживали разрозненных ополченцев.

Были взяты под контроль бюро стражи, тюрьма, дом бургомистра, окрестности международного Гномьего банка. Банк тут же заперся, а капрал, получивший от меня соответствующие инструкции, подошёл к его двери и громко объявил, что город в процессе захвата армией герцога Роса. Однако их генерал не намерен даже пытаться грабить банк, тот навсегда останется нейтральной территорией. Во избежание недоразумений командующий атакой просит оставить двери финансового учреждения закрытыми до конца захвата города.

Роты Первого полка брали под контроль стены и вторые ворота в город, с названием Зерновые, пленив их паникующую охрану.

По возможности мы избегали смертей, в этом не было нужды.

Если гарнизон города был всего в полсотни наёмников и полсотни стражников, то против трёх тысяч, которые «в моменте» уже проникли внутрь стен, они бы ничего и не смогли.

Город был парализован от страха и в большинстве своём горожане запирались внутри домов, кто-то даже вывешивал белые флаги, международный универсальный знак мира и мирных намерений.

Белый флаг так удобен потому, что не содержит герба, не имеет чьих-то геральдических цветов. Он символизирует «я ничей», то есть что держащий его не выступает под чьим-то флагом как участник войны. Кроме того, его нейтральность означает, что он не намерен применять силу и рассчитывает, что против него её тоже не применят.

Капитан Тейштейн, седой ветеран многих бруосакских войн, которые оставили на его лице если не шрамы, то морщины, стоял на высоком крыльце ратуши. Его рука до боли сжимала деревянные перила.

Он смотрел на свой город, и пребывал в смеси ужаса, гнева и недоумения.

Набат бил, но его тревожный гул тонул в шуме марша рот захватчика, которые растекались по улицам.

Как? Откуда они взялись?

Эти вопросы молотом стучали в его висках. Армия герцога, тысячи отборных воинов, должна была находиться на юге, в десятках миль и прикрывать саму вероятность нападения на город. С севера от Эклатия были непроходимые (или точнее сказать, труднопроходимые) леса, а за ними окрестности города Монт, оттуда никто не мог напасть даже в теории.

Ну, наверное, он понимал, что у герцога Эссина дела пошли не очень и всё же стадии принятия у него затянулись.

Однако же Тейштейн был старым солдатом. Он не верил в чудеса и не питал иллюзий. Если враг стоит у ворот, а точнее сказать уже внутри стен, значит, щит, надежда и опора, а конкретно — присланный герцог, где-то и в чём-то облажался (применять более верное слово, даже в мыслях, опытный вояка не стал). Значит, не сдержал своего обещания напыщенный вельможа, который, хитро прищуриваясь, скупо говорил о том, как остановит и если не разгромит, то здорово остудит пыл армии выскочек-маэнцев. Жалких неумех, которые даже регулярной армией или чьей-то гвардией не были, а набраны по слухам, из каторжан. Однако сейчас их присутствие в городе значит, что этот герцог и его собранная по всей провинции армия — разгромлены. Иных вариантов нет.

Он смотрел вниз, и его военный опыт безошибочно подсказывал ему, что и для обороны города это не конец. Это уже агония.

Его немногочисленные наёмники, привыкшие к сытой и спокойной гарнизонной службе, были просто смяты.

Против них действовали не люди. То есть буквально, Штатгаль в значительной степени это не́люди. Но больше того, в его глазах это были волки в чёрной броне, безликие, безжалостные, двигающиеся с пугающей слаженностью.

Он видел, как его последние бойцы, под командованием молоденького капрала пытаются удержать широкую центральную площадь. Они выстроили подобие фаланги, выставив вперёд копья. Против них двигался клин тяжёлой пехоты, закованной в чёрную сталь.

Атакующие не бросились в лобовую атаку. Они стали так же внезапно, как и бежали. Из-за спин тяжёлых пехотинцев полетели магические удары.

Даже не огонь.

Просто росчерки энергии, которая взрывалась, создавая ударную волну. Маги ударили разом по меньшей мере десятью зарядами о брусчатку перед строем его солдат, а ударная волна свалила его солдат, как удар кулака по столу опрокидывает деревянные фигурки детского игрового набора.

И тут же строй вражеской маэнской пехоты рванул вперёд, поглотив его людей, ударами рукоятей по шлемам и суровыми пинками подавляя сопротивление.

Тейштейн отвернулся, не в силах смотреть как последний рубеж пал.

У него был выбор. Умереть с честью, забрав с собой на тот свет ещё несколько сотен жизней, и позволить превратить свой город в дымящиеся руины. Или сдаться.

Слово «сдаться» было для него, старого солдата, синонимом позора. Он никогда не сдавался. Но он никогда и не был ответственен за жизни десятков тысяч мирных людей.

Взгляд его зацепился за сцену, разыгравшуюся внизу, у фонтана. Группа ополченцев, зажатая в узком проулке, отчаянно отбивалась от отряда чёрных пехотинцев. Они были обречены. Тейштейн стиснул зубы, ожидая неминуемой резни.

Но резни не последовало.

Вражеский отряд, потеряв двух бойцов, вдруг перестроился. Вперёд вышли двое с тяжёлыми щитами, полностью перекрыв проулок. Атака прекратилась. Вместо этого раздался короткий, гортанный приказ командира нападавших.

Ополченцы, ожидавшие смерти, замерли. Из-за щитов вышел офицер врага. Он что-то крикнул им. Тейштейн не слышал слов, но видел жесты. Он предлагал им сдаться.

Один из горожан, видимо, самый отчаянный, выскочил вперёд, размахивая топором. Он не пробежал и двух шагов. Короткий свист, и два арбалетных болта, выпущенные из-за прикрытия щитами, ударили в незащищённые ноги ополченца. Тот с воплем упал, камни оросились кровью и ситуация, смертельно опасная, отрезвила оставшихся.

Остальные, увидев это, бросили оружие.

Чёрные пехотинцы не бросились их добивать. Они методично разоружили сдавшихся, грубо, но без лишней жестокости поставили их на колени, связав руки. Раненому ополченцу споро перетянули ноги жгутами, но руки так же связали. Пленные. Они брали пленных.

В этот момент Тейштейн подумал, что у его города есть шанс, что маэнцы не мародёры, опьяненные кровью. Это армия, дисциплина и порядок. А у порядка всегда есть центр. Командир, который отдаёт приказы. И с которым, возможно, удастся говорить.

Тяжело вздохнув, капитан Тейштейн принял самое трудное решение в своей жизни. Он повернулся к горнисту, стоявшему рядом, бледному, как смерть.

— Труби «отбой», приказываю прекратить сражаться, перестать бить в набат, — голос капитана был хриплым, но твёрдым.

Горнист смотрел на него, не веря своим ушам:

— Но, капитан…

— Выполнять! — рявкнул Тейштейн.

Парень вздрогнул и поднёс горн к губам. Неуверенная, дрожащая трель прорвалась сквозь грохот боя.

— Белый флаг, — бросил седой капитан двум слугам, которые держали знамя герцога Эссина, потому что знаменосца у него не было, — живо!

Они спустили знамя герцога и через мгновение над ратушей Эклатия, над штурмуемым городом, взвилось белое полотнище — символ капитуляции.

Я увидел белый флаг над ратушей в тот же момент, когда он появился. Через Рой я мгновенно оценил обстановку. Сопротивление почти подавлено. Центральная площадь под нашим контролем.

«Всем подразделениям, — мой мысленный приказ был мгновенным и абсолютным. — Прекратить огонь! Окружить оставшиеся очаги сопротивления, но не атаковать. Повторяю: не атаковать. Командирам подразделений — проконтролировать. Немедленно».

Грохот битвы начал стихать так же быстро, как и начался. Лязг стали сменился растерянной тишиной, нарушаемой лишь стонами раненых и чьим-то отборным матом.

Я направил коня к ратуше. Моя личная охрана, довольно плохие конники-орки, двигались рядом, сканируя крыши и окна.

Из дверей ратуши вышла небольшая группа. Впереди, без шлема, с непокрытой головой, шёл седой капитан. В его лице не было страха. Только безмерная усталость и горечь. В сопровождении двух слуг с опущенным знаменем он подошёл ко мне.

Остановившись в нескольких шагах, он посмотрел мне в глаза. Затем медленно расстегнул пояс и бросил свой меч на брусчатку. Звук упавшей стали прозвучал в наступившей тишине как выстрел.

— Как комендант и начальник стражи провозглашаю, что город Эклатий сдаётся, — сказал он ровным, лишённым эмоций голосом. — Я, капитан Тейштейн, командир гарнизона, передаю его под Вашу власть. Прошу лишь об одном, пощадите мирных жителей.

Я смотрел на него сверху вниз, на этого старого солдата, который нашёл в себе мужество проиграть, чтобы спасти свой город. Я мог бы его унизить. Мог бы посмеяться над ним. Но это было бы неправильно.

— Вы приняли верное решение, капитан, — ответил я так же ровно. — Ваши жители в безопасности, пока они сидят по домам и не держат в руках оружие. Моя армия — не орда дикарей. Мы солдаты, а не убийцы.

Я кивнул Ройнгарду.

— Возьмите капитана и его капралов под стражу. Обращаться с уважением. Они — военнопленные, а не преступники, они просто защищали свой город.

Лейтенант лишь коротко кивнул. Тейштейн без сопротивления позволил увести себя.

Я стоял на центральной площади захваченной столицы провинции. Город был у моих ног. Мой план сработал, хотя я и не был в нём до конца уверен. Слишком много «но».

Буквально позавчера я отправил двух воронов, Новаку и принцу Ги о том, что Эссин разгромлен, но не погиб. Отступил и следует считать, что под его началом до полутора тысяч воинов, однако он перешёл в режим обороны.

Принца я просил продолжить движение до Тройхата, чтобы укрыться там, заняться обороной.

Новака — ждать приказа. Принц не станет ему подчиняться и их совместный контроль над Тройхатом порождает очевидный конфликт. Однако, пока Новак не получит сведений о том, двигаться ли ко мне в Эклатий или будет какой-то другой план, ему надо было оставаться там, на реке Мара.

Теперь надо дождаться прибытия основной части Штатгаля и решать, что делать дальше. Но ворона послать к нему надо. Опять их, магических птиц, где-то искать. Вот тяжело без электронной почты, тяжело.

И в этот самый момент, момент моего полного триумфа, на стенах затрубили в рог. Это был не сигнал победы. Это был сигнал «внимание».

Я поднял голову. Там была рота Третьего полка, оставленная прикрывать ворота и как оказалось, не зря.

Я подключился к ним через Рой, мгновенно получая доступ к коллективному зрению даже без помощи Птичьего пастуха.

С севера, с дороги, ведущей к столице, по дороге неспешно двигался здоровенный конный отряд. Несколько сотен всадников. Они двигались шагом, поднимая облако пыли.

И над ними развевались не флаги герцога Эссина. Над ними развевались королевские знамёна. Стяги короля Вейрана.