Трибунал

Глава 14

Мари остановила свой байк в нескольких десятках метров от входа в Луарский Парк. Бартон уже ждал ее у входа. Судя по виду, с которым он стоял, инспектор готовился к куда более длительному ожиданию. Обычно пятнадцать-двадцать минут — это был тот минимум, который нужно было выстрадать перед появлением дамы. В этом плане Марианна отличалась в лучшую сторону.

Эта странная девушка чем-то его зацепила. И Полу оказалось трудно признаться в этом даже самому себе. Вот просто не получалось. То ли дело в том, что она — весьма умна и проницательна, то ли сыграл роль ее типаж — пацанка, способная вписаться в абсолютно любую компанию.

Черт, а не влюбился ли он? Да ну, бредятина. Он же не мальчишка — ему почти тридцатник, гормоны его и в пятнадцать не могли заставить делать глупости из-за юбок, а с чего начинать в тридцать?

Хотя…

Бартон украдкой взглянул на девушку, которая в этот самый момент встряхнула копну своих волос и направилась к нему.

— Простите. Давно ждете? — спросила она вместо приветствия и так мило улыбнулась, что желания ругаться у Пола даже не появилось.

— Ничего, — отозвался он тихо, чтобы скрыть легкое волнение. — Пришел всего парой минут ранее. Пойдемте?

— Конечно. — Девушка указала на вход в парк.

Парк был назван в честь баронессы Агнесс Луар, которая, по слухам, была одной из самых богатых женщин Новигара. Те же слухи приписывали ей, помимо богатства, еще и длительную связь с императором Максимилианом-Константином. Особенно пытливые и неспокойные умы даже находили некое сходство между ним и двумя сыновьями баронессы. Но официально это лишь досужие сплетни.

Парк этот сразу закладывался в самом на тот момент прогрессивном стиле — регулярном. Сейчас равные промежутки между кустами, прямая геометрия и ровные формы — классика, а в те дремучие времена, сто пятьдесят лет назад, подобный подход к оформлению парков был едва ли не последним писком моды.

Сейчас же, когда парк стал общественным достоянием, он превратился в место для встреч парочек и одно из лучших мест для прогулок. Зачастую именно тут происходили обсуждения самых известных вещей в истории. Где-то тут заговорщики караулили императора Альберта II, а через несколько десятков шагов должен был лежать его труп, с семью пулями в теле.

А вон в том углу, где-то под тенью вяза, состоялось подписание мирного договора между Александром Лазевским и Осипом фон Грипписом. Война эта была, разумеется, литературной, но это не мешало ей быть весьма ожесточенной и кровопролитной. Оба литератора, уставшие от пятидесятилетней вражды, решили примириться и составили вполне себе грамотный мирный договор. Публика при этом потеряла крайне много, поскольку большинство современников, как и критиков, склонялось к мнению, что сразу после этого ни один из авторов не написал ничего стоящего.

В общем, место в некотором смысле популярное и «намоленное» всеми возможными заговорщиками.

Вот и их странный альянс, похоже, пошел проторенной дорожкой. Оба начальника участка решительно отказались создавать общую рабочую группу. Сделали они это так категорично, что возникали весьма серьезные подозрения в наличии какой-то сильной личной неприязни между ними.

Радд и вовсе пригрозил, что оставит Мари без полугодовой премии, если подобная чушь еще хоть раз родится у нее в голове. Полковник, видимо, вообще оказался не настроен на хоть какие-то уступки, так что для верности пару раз стукнул кулаком по столу.

Но между тем ни Бартон, ни д'Алтон не собирались следовать этому приказу. Мало ли что начальство себе напридумывало — у них обоих свои головы на плечах. У Мари так особенно симпатичная. Да и… взгляд сам собой сполз куда-то пониже.

— Не отставайте, — вдруг сказала девушка, и спутнику только чудом удалось отвести взгляд от ее задницы в последний момент. Не хватало еще прослыть в соседнем участке озабоченным.

Но черт… риск, в каком-то смысле, вполне оправдан. Мужчина он или где?

Господи, да что с ним не так? Она — коллега в первую очередь, а то, что она весьма привлекательная женщина, ну… тут Бартону просто повезло.

Мари шла медленным прогулочным шагом, так что Полу приходилось подстраиваться под ее скорость. А это оказалось тяжеловато — он практически на голову ее выше, так что приходилось плестись в непривычном темпе. Пол представил, как они выглядят со стороны, скорее всего забавно.

Девушка и чудище.

Инспектор д'Алтон остановилась недалеко от пруда с лебедями и взглянула на одиноко плавающую птицу.

— Узнали что-нибудь по нашему делу? — спросила она, не отводя от нее взгляд.

— Ну… — Пол понял, что сказать ему особенно нечего. — Ни в порту, ни на речном вокзале наш гость не появлялся.

— Понятно, у меня примерно такой же результат. Поспрашивала на вокзале, никто не видел никакого странного молодого священника.

— М-да, — протянул Пол, — отрицательный результат — тоже результат. Значит, либо он приехал по шоссе, либо не по своим документам.

Мари ненадолго замолчала, обдумывая слова коллеги.

— Вполне может быть, — подытожила она.

— Что с хозяином квартиры?

— Тупик. Меблированные апартаменты сдаются посуточно за наличные. Хозяин, мягко говоря, в шоке был, когда я заявилась к нему.

— Это он еще счет за чистку стен не видел, — буркнул Бартон и поймал робкую улыбку девушки. — Кому сдавалась квартира последней.

— Лидия Эрметт. Вам что-то говорит?

— Ни намека.

— Вот и у меня. — Мари вытащила из кармана куртки свои тонкие дамские сигареты и прикурила. — Единственные, кто нормально отработали, так это наши дорогие эксперты. Нашли следы истертой серой шерстяной ткани и ниток.

— Военная форма?

— Готова поставить на нее. Вот только хотелось бы проиграть.

Д'Алтон ни капли не лукавила. Война закончилась почти декадой ранее, но вместо долгожданного расцвета, империя погрузилась в еще больший упадок. С фронта демобилизовали огромное количество людей, которые просто отвыкли от мирной жизни.

Пять лет они жили на пределе возможностей, готовясь умереть в любой момент. Этих людей обратно на завод так легко не загнать. Если только голодом. Это оказалось вполне ожидаемо для всех, кроме местных воротил бизнеса. Эти «домашние коты» только больше разжирели. Вчерашние солдаты толпами ходили по улицам, ища работу самого широкого профиля. Кто-то решился и метнулся в криминал. Отдельные личности, как тот же Йона, оказались в ином лагере.

Камаль рассказывал, что по первому времени перестрелки в городе случались куда чаще и были они не чета нынешним. Первые три года имперский сыск только и делал, что пытался сохранить хоть иллюзию закона на улицах, пока самые горячие головы не получили по девять грамм свинца.

И вот, похоже, старые времена вернулись.

Мари быстро затушила свою сигарету и взглянула на коллегу. Выглядел Бартон в этот момент потерянным и каким-то недовольным, словно кто-то налил ему в ботинки по ведру воды, а он и не заметил. Угораздило же их обоих встрять в такой вот кошмар.

— М-да, — протянул он, — похоже, что мы основательно встряли.

— А то.

— Что делать будем? Есть мысли?

— Больше, чем мне хотелось. Для начала нужно понять, что за женщина сняла квартиру и как она связана с убитым. Узнаем, что привело его на место преступления, — сможем хотя бы примерно понять, кого он так разозлил.

— Могу взять это на себя. Напишите мне имя девушки, я попробую поспрашивать у своих осведомителей. Их немного, но все же.

— Хорошо.

Инспектор д'Алтон вытащила небольшой блокнот и быстро чиркнула на нем имя девушки. Листок перекочевал к Полу, и тот сунул его во внутренний карман своего плаща.

Первые капли ударили по песку, и Мари поморщилась.

— Черт, похоже, что наше совещание приказано завершать.

— Ну… мы можем где-нибудь укрыться. Я, кажется, видел где-то тут кафе.

Девушка слегка улыбнулась.

— Если там есть горячий имбирный чай, то я готова.

Дверь открылась, и на пороге появился мужчина в строгом черном костюме. Вместе с ним в камеру ворвался и яркий дневной свет. Глаза сжались от боли.

— Добрый день, святой отец, — произнес мужчина спокойно и, судя по тому, откуда доносился его голос, прошел в камеру. — Можете открыть глаза, тут теперь не так ярко.

Лукас осторожно поморгал, привыкая к новой освещенности его узилища. Тусклая лампа над входом давала достаточно света, чтобы осветить предметы вокруг, но недостаточно, чтобы выжечь глаза к черту.

— Воды.

— Дайте пленному воды.

Буквально через несколько минут на пороге камеры появился парень лет двадцати. Вспышка света уже не вызвала такой боли, как в первый раз, так что связанный только поморщился. Солдат переступил через высокую преграду в двери и поспешил к нему. Однако, когда между ними оставалась лишь пара шагов, полковник жестом остановил подчиненного.

Он быстро достал из внутреннего кармана пистолет и взял священника на мушку.

— Хотя бы намек на нападение или резкое движение, и я вас застрелю, святой отец. — В голосе полковника не было ненависти, он только холодно констатировал факты. — Мы поняли друг друга?

— Да.

— Хорошо.

Предосторожность не казалась лишней, из-за этого странного парня «Трибунал» лишился уже четверых опытных бойцов, и делать счет пять — ноль Полковник не собирался. Кажется, пленник понял серьезность настроя и не стал делать ничего необдуманного. В пару глубоких глотков священник осушил графин и вернул его солдату. Похоже, что теперь он настроен на нормальный разговор. Даже глаза сейчас смотрели по-другому — зло.

Солдат быстро забрал у пленного графин и вышел.

— Не нужно смотреть на меня волком, вы бы не пострадали, не окажи вы сопротивление, — сказал Полковник и убрал пистолет.

В ответ Гулан только хмыкнул:

— Ваши прихвостни как-то не предлагали мне таких вариантов. — Голос его за пару дней без нормальной еды и воды стал тихим и слабым.

— Я бы попросил вас не говорить так о моих солдатах, — произнес мужчина, и в голосе его послышалась явная угроза. — Господь свидетель, я понимаю ваше положение как никто другой, но оскорблять лучших людей империи я вам не позволю.

— Ваше утверждение спорно.

— В чем же?

— Вы не на моем месте сейчас, и ваши люди были лучшими.

— Казуистика. Впрочем, чего еще я ждал от убийцы с кардинальским патентом. Ваше имя?

— Я не слышал ваше. — Священник постарался придать голосу уверенность, которой не имелось в принципе.

— Мое имя вам сейчас без надобности, но можете звать меня Полковником.

— Лукас Гулан, оперативный сотрудник.

Легкость, с которой он получил ответ, казалось, удивила Полковника. Он слегка прищурился, явно раздумывая, верить или нет.

— Так просто? Думал, что вас придется допрашивать.

— Мне нечего скрывать или бояться. Я явился в этот благословенный город с надеждой, что не окажусь в таком вот положении. — Пленник попытался обвести свою камеру руками, но наручники не дали ему развести их.

При виде искалеченной руки священника Полковник едва заметно поморщился.

— Сейчас смысла запираться я уже не вижу.

— Похвальная рациональность.

— А вы ждали фанатика? За этим не ко мне, фанатики в моей профессии не выживают.

— Черт, святой отец, а вы мне нравитесь. Чем же вы таким занимаетесь на благо церкви?

Гулан ухмыльнулся.

— Господь сделал так, что люди умирают. Об этом есть целая книга, может вы слышали — Святое Писание. А я занимаюсь тем, что разубеждаю тех, кто этого закона не придерживается. Я чистильщик на службе инквизиции.

— Впервые разговариваю с кем-то из вашей братии.

— Как и я. Но что-то должно происходить в первый раз.

Полковник поднялся и сделал пару коротких шагов влево-вправо. Камера была крошечной, так что это оказался максимум.

— Осуждаете меня, святой отец? — В голосе мужчины прозвучали едва заметные обвиняющие нотки. Он словно готовился встретить отпор. Но вместо этого Гулан произнес короткое:

— Нет.

Священник взглянул на Полковника как-то по-другому, и тот впервые почувствовал себя неуютно.

— Я вас не понимаю, — продолжал своим тихим голосом охотник на медиаторов, — и никогда не пойму. Но я готов вас выслушать.

В эту самую секунду Полковник приложил титанические силы, чтобы не начать говорить. Вместо слов он только покачал головой, как-то медленно и болезненно. Гулану показалось, что он буквально видит тот груз ответственности и вины, который давит на его тюремщика.

— Нет, святой отец, может быть потом, когда все закончится, вы отпустите мне грехи. Но пока у нас с моими подчиненными полно работы.

— Не будет никакого «потом», Генрих.

На последних словах Полковник внутренне сжался. Давненько он не слышал собственного имени. Сейчас оно казалось каким-то незнакомым и чужим, словно обращались не к нему. Пленный уловил это и пояснил:

— Да, я вас сразу не узнал при свете, господин генерал. Прошу прощения.

— Не за что. Не припоминаю вас.

— Отец служил у вас под командованием в двенадцатом полку.

— Это было лет тридцать назад.

— Ну да. Он показывал ваш портрет в газете, когда вам дали чин. Пил три дня кряду, рассказывая, какой вы были командир.

— Не припоминаю солдата по фамилии Гулан.

— Рядовой Клаус Шмидт. Гулан — фамилия матери.

— Простите, святой отец, все равно не помню. Так или иначе, но ни один этот факт ничего не меняет.

Полковник помолчал, обдумывая следующие слова, а затем произнес спокойно:

— Я закончу начатое. Вы меня не остановите. Мои люди заслужили отмщение.

— Ваши люди заслужили покой, как и вы, генерал.

— Может быть… но потом. А сейчас, простите, мне нужно на воздух. К вам еще зайдут.