Трибунал

Глава 17

На ночь он поехал к Ирме.

Она, конечно, не просила о таком, но Камаль предполагал, что внутри у нее сейчас настоящий водоворот из противоречивых эмоций. Так что сразу после разговора с Варломо инспектор поспешил на знакомый адрес почти в центре. Часто после бокала или двух вина Ирма рассказывала, как ей иногда одиноко в пустой и тихой квартире. Конечно одиноко, на сотне-то квадратных метров.

Йона утешал девушку раз или два, в зависимости от того, сколько бокалов он уже успел сам выпить. И уже только потом принимался шутить на тему ее огромной жилплощади.

Консьерж на входе узнал инспектора, но по виду Йоны понял, что тот торопится, так что просто коротко кивнул. Лифт послушно досчитал до восьмого этажа и открыл двери. Камаль оказался в просторном коридоре. Нужная дверь находилась в самой середине. Инспектор боялся даже подумать, сколько может стоить месяц аренды такой вот двухуровневой квартирки с видовыми окнами на реку.

Даже продай он все свое имущество и заложи собственность обоих сестер, пустят его максимум в раздевалку для прислуги.

Галарте открыла только с третьей попытки. Она была растрепана, рассеяна и взвинчена, хотя виду старалась не подавать. А еще инспектору не понравилось то упорство, с которым Ирма прятала за дверь руку. Это напрягло. Он осторожно отодвинул створку двери и вошел, парой коротких взглядов оценил обстановку.

Подруга сейчас явно одна.

Йона быстро взял Ирму за плечи и, ловко подхватив скрытую руку, вытащил ту на свет. В лицо ему уставилось дуло револьвера «Чаплер и Теннерс», вот только размером он был с кулачок младенца.

— Что это за масечка такая? — спросил Камаль и отпустил хозяйку.

— Прости, я чего-то… достала револьвер. Мне страшно, родной. Извини.

— Плевать, лучше дай глянуть. — Йона вытянул руку с призывом.

Девушка покорно отдала револьвер, а Камаль только повесил на вешалку свои плащ со шляпой и прошел в комнату в поисках света. По меркам аккуратистки, какой всегда была Галарте, сейчас тут царил форменный разгром: на полу валялась коробка, а журнальный столик был заставлен несколькими рядами очень маленьких патронов. Йона плюхнулся в мягкое кресло возле него и принялся рассматривать «игрушку». Ирма села рядом, явно смущаясь того, какой трусихой сейчас выглядит в глазах любовника. Но, черт подери, не ему пишет маньяк личные письма, где чуть ли не признается в любви.

Инспектор же этого не замечал, револьверчик увлек его не на шутку. Такую смешную мелкую штучку могли впарить только женщине. В его огромной лапище револьвер казался еще смешнее. Йона быстро откинул и прокрутил барабан. Убедившись, что все каморы снаряжены, он красивым махом руки вернул все на место. Навел себе на ногу и спустил курок. Ирма подскочила и вскрикнула, вот только выстрела не последовало.

— Не надо так делать. Я чуть не обмочилась.

— Смотри сюда. — Камаль повернул пистолет так, что стал виден небольшой рычажок с флажком. — Предохранитель. Все правильно сделала, вот только перед тем, как стрелять, его снимают. Передвигаешь вот так, а уже потом наводишь на бедолагу, который уйдет домой с головной болью.

— В смысле?

— Если швырнешь его в голову, то будет болеть голова. В ногу — нога. В общем, как попадешь.

— Ты смеешься надо мной?

— Чуть-чуть.

Сразу после этой фразы Ирма с силой пнула Йону ногой по коленке. Сделала она это не столько, чтобы было больно, сколько для обозначения своего недовольства. Шутник выискался! Она тут вздрагивает от каждого шороха, а он стебется!

— Откуда такую милоту достала? — Камаль вытащил из портсигара сигарету и прикурил.

— Мама подарила на окончание факультета журналистики, — со смущением произнесла девушка. — Сказала, что раз я буду писать про всякого рода ублюдков и мразей, то эта штука мне не помешает.

— Не знал, что она была рада твоей карьере в криминальных новостях.

— Ага, сейчас. Мать думала, что я буду вести светскую хронику. Скажи я ей про криминальную, и она в этот же вечер примчалась бы в город. Даже сама на весла бы села, лишь бы мне голову открутить пораньше.

— Заботливая.

— Еще какая. Я потому и сбежала сюда. И не смотри на меня так.

В ответ Йона только улыбнулся.

— Хочешь мой совет?

— Конечно.

— Эту зайку носи только на улице. Никого крутого не напугаешь, но испортить кому-то вечер он тебе поможет. Ствол, я так понимаю, не пристрелян и не чищен.

Ирма покачала головой с видом человека, ну или варры, которая впервые о таком слышит.

— А вообще, — Йона затушил сигарету, — заканчивай страдать. Ты же дитя ночи и убивать должна уметь.

— Йона, я — пуристка.

— Кто?

— Пуристка, — как маленькому, повторила Ирма и пояснила: — Думала, что ты знаешь про такое. Если просто, то у нас есть несколько фракций. Ну или… не знаю, как объяснить, у вас все похожие слова смысл передают не до конца. Это что-то типа жизненного кредо с элементами веры и политической ориентации.

— И ты относишься к этим ребятам.

— К ним сложно не относиться. Пуристы — самые вменяемые, а значит многочисленные. У нас основная идея — мирное и спокойное сосуществование среди людей. Есть сторонники изоляции острова. Есть что-то типа ваших радикалов. Короче, такое же общество, как и у вас, только мы иногда и поножовщину устраиваем.

— То есть кровь и кишки на стенах — это не к тебе. За это другие ребята отвечают?

— Ну… я тоже неплохо смогу, но мне бы не очень хотелось. Я даже человечину не пробовала, если тебе интересно.

— Ну… тут я бы мог поспорить на этот счет…

— Отлично поспать на половике за дверью тогда. — Голос Ирмы стал холодным и слегка раздраженным.

— Но не буду, ибо я джентльмен, — поспешил исправиться Йона.

Девушка это оценила.

— Вообще, я рада, что ты пришел. Мне с тобой спокойнее.

Инспектор улыбнулся и положил свою руку на ее, осторожно погладил, а затем произнес с максимумом уверенности в голосе:

— Я, пока живой, тебя в обиду не дам. Веришь?

Галарте кивнула и чуть подалась вперед. Их губы соприкоснулись. Он прижал ее к себе и только сейчас почувствовал, что ее дрожь от волнения начала проходить.

Впервые за очень долгий срок Йона открыл утром газету. И хотя своей привычке не погружаться дома в криминальную хронику он так и не изменил, но новости криминала сами пришли к нему на порог, с поклоном. Йона открыл газету, мельком взглянул на первую полосу и вчитался в текст. Волосы у него по всему телу зашевелились. Сначала старший инспектор подумал, что явно повредился головой или все еще спит. Настолько откровенной и наглой лжи он не видел давно, так что из одного только спортивного интереса дочитал этот панегирик до конца.

'С грустью и скорбью мы вынуждены сообщить о безвременной кончине Мартина Дуарте IV, титана судоходной индустрии и одного из самых влиятельных бизнесменов нашего времени. В возрасте 58 лет этот невероятный человек, чье состояние оценивать сейчас просто кощунственно, покинул нас.

Родившийся в семье промышленников-судовладельцев, Мартин с ранних лет впитывал дух предпринимательства. Его отец, выдающийся Мартин Дуарте III, заложил фундамент будущей судоходной империи, которую сын бережно взрастил и приумножил. С амбициями, не знающими границ, и ястребиным взглядом Мартин IV расширял флот, осваивал новые рынки и диверсифицировал бизнес. Он выстроил настоящую империю по перевозке грузов и людей, которая теперь овдовела, как и он шестнадцатью годами ранее.

Его жизненный путь полон драматических взлетов и падений. Таинственная потеря супруги, попытка его разорить со стороны нечестных конкурентов. О жизни Мартина Дуарте IV можно снять фильм, вот только фильм никогда не сможет показать всю глубину его характера и силу его духа. Судьба не единожды била его наотмашь, но этот великий человек из стали никогда не сдавался. Будь то финансовые кризисы, корпоративные войны или личные трагедии, он выходил из любой передряги окрепшим и непобежденным. Его упорство, харизма и дальновидность снискали уважение как конкурентов, так и партнеров.

К сожалению, эта яркая звезда погасла слишком рано. Мартин Дуарте IV был найден мертвым на берегу залива Граттес. При невыясненных обстоятельствах жизнь этого великого деятеля оборвалась трагически и нелепо.

Светлая память об этом выдающемся человеке, строителе империй, навсегда останется в наших сердцах. Его деловая хватка, решительность и страсть к совершенству будут продолжать вдохновлять последующие поколения предпринимателей. Хотя Мартин Дуарте IV физически покинул нас, его дух и наследие будут жить вечно'.

Вот уж спасибо, но лучше бы этому наследию полежать где-то лет двадцать-тридцать — чисто пока вонь от семейства Дуарте не выветрится. А потом, уже на обломках, можно будет построить что-то действительно достойное и нормальное. Да и Марти-номер-пять явно не тот человек, кто возьмется поднимать престиж своего дела еще выше. Этот скорее вынюхает половину наследства с солью, а вторую половину пропьет начисто.

Другие авторы продолжали смаковать страшные подробности смерти Мартина Дуарте IV. Кто-то их явно выдумывал, за долгие годы в полиции Камаль отлично научился отличать красивую и витринную брехню от реальности. Реальность была страшна, неприятна и плохо продавалась. Обычное «найден с тремя огнестрельными ранениями» никогда не привлечет читателя, а вот «изрешечен пулями» — цепляет. Реальная смерть была пошлой и банальной: двое пили вместе, не поделили женщину или бутылку, слово за слово, и вот уже один из друзей едет в морг, а второй — в изолятор временного содержания. Возможно, если второму не повезет, то он догонит собутыльника через пару недель.

Так или иначе, но дело обещало быть резонансным. Любой нормальный человек держался бы от него подальше, но вот только реальность не особенно заботилась планами.

Внезапно у Ирмы зазвонил телефон. Девушка быстро ответила. Что именно она говорила, инспектор не слышал. Новость так основательно завладела его вниманием, что Галарте пришлось натурально крикнуть, чтобы выдернуть Йону в реальный мир.

— Йона, чтобы тебя, — прокричала Ирма снизу так громко, что ему пришлось спуститься.

— Что случилось?

— Тебя твоя девочка к телефону, — пояснила Галарте и передала трубку.

— Привет, Куколка, что случилось?

— Слава богу, ты живой, — прозвучал взволнованный голос Марианны с того конца провода.

— Да, а что не так? Тезисно!

— Тебе хату спалили.

— Херовая шутка, д'Алтон, — произнес Йона холодно, надеясь в глубине души не услышать: «Это не шутка».

— Да, только я не шучу. Какие-то дебилы швырнули тебе в окно бутылку с зажигательной смесью.

Йона тяжело вздохнул, прикрыл глаза и спокойно произнес:

— Мари, отодвинь трубку от уха, пожалуйста. — Затем он глубоко вдохнул и в полный голос заорал: — Сука. Какого хера? Сука! Сука! Сука! Сука! Этим бакланам что, совсем жизнь не дорога. Что известно?

Мари держала паузу, и к сердцу подступило ощущение тревоги.

— Йона, подожди. — Голос Мари стал каким-то виноватым.

— Что еще?

— Сядь, пожалуйста.

— Ма-а-ари, не пугай.

— Просто сядь и обещай дослушать.

— Хорошо.

— Второй подожгли квартиру твоей старшей. Не пори горячку — все нормально, никто сильно не пострадал.

Он. Убьет. Их. На хер. Всех. До единого.

— Больница какая?

— Госпиталь имени святого Карла, отделение ожоговое.

— Еду.

Инспектор бросил трубку на рычаг и буквально рванул с места. И, судя по тому, с каким бледным лицом его встретила в спальне Ирма, он сейчас был максимально недружелюбен.

— Что случилось?

— Спалили хаты мне и сестре. Я в госпиталь.

— В какой, известно?

— Святой Карл.

Девушка мгновенно вскочила с кровати и принялась одеваться вместе с ним.

— Ты куда?

— С тобой. И даже не думай меня отговаривать!

— Спасибо. Я это правда ценю. И знаешь что?

— А?

— Кажется, что я все же люблю тебя.