Трибунал

Глава 28

Кузнечик смотрел на то, как пара офицеров вывела министра угля и стали с корабля. И хотя на голове у него был надет мешок из плотной холстины, но по походке и осанке можно с легкостью догадаться, что Гуго Барр не на шутку напуган. Он мелко семенил и вздрагивал даже при намеке на удар.

На его фоне Дуарте резко прибавил очков в рейтинге мужественности.

Не сильно, но все же.

Яни до этого видел министра всего пару раз, да и то в детстве. До войны мама часто устраивала званые вечера и приглашала домой всю возможную богему. Она доставала свою толстую записную книжку, затем усаживалась за телефон и долго обзванивала всех знакомых. А на следующий день дом превращался в настоящий приют для всей возможной творческой элиты: писатели, певцы, актеры и актрисы, иногда и кто-то посолиднее.

Гуго Барр был именно из них.

Сестра еще и в планах даже не фигурировала, так что практически все женское внимание доставалось ему. Порой, когда компания собиралась более мужская, кто-то из знакомых отца уделял пару минут и ему. Тогда, в детстве, Барр показался Кузнечику каким-то неприятным, медлительным и дурно пахнущим. Годы спустя мальчишка узнает про алкоголь, но в то время этот странный дядя просто вызвал отторжение. Маленький Яни четко решил для себя, что этот папин знакомый — нехороший и держаться от него стоит подальше.

Сейчас же от одного его вида хотелось блевать.

Одет он был дорого и солидно — костюм явно пошит на заказ в «Аполло» или в другой солидной мастерской по изготовлению деловой одежды. Все элементы неплохо подогнаны по фигуре, вот только главная незадача была в том, что само тело подкачало. Жирный, лысый и нескладный, фигурой он больше походил на женщину в годах, чем на мужчину.

Конвоиры подвели пленного к месту суда и стянули с головы мешок.

Как и ожидалось, под ним выглядел он в высшей степени хреново. Ребята из группы захвата явно не жалели ни рук, ни ног — били так, чтобы точно сломить волю к сопротивлению и отбить желание дурить.

Ну и кое-что сломать, если получится.

Нос, губы и десны его оказались разбиты серией коротких резких ударов от Энди. Без мешка на голове Гуго Барр осмотрелся. Заметив собравшихся, он разом побледнел еще сильнее, а затем издал звук, напоминающий крик кита.

— Нет-нет-нет-нет, — залепетал министр и упал на песок. — Не бывает… Это все сон, я сейчас проснусь.

Кузнечик нервно сглотнул. Именно эти слова сказал перед смертью Гараев. Украдкой он взглянул на Блума, Гангрену и остальных. Ничто не выдавало их замысел. Все четверо стояли, вытянувшись во фрунт, и только ненавидящие глаза выдавали истинные чувства у них внутри.

Министр меж тем утратил остатки достоинства. Он что-то еще шептал, но сделал это так тихо, что даже стоявший в первом ряду Кузнечик не смог разобрать.

— Встаньте. — Полковник сделал несколько шагов в его направлении.

Министр не ответил, он раскачивался из стороны в сторону и что-то бубнил.

— Господа, приведите подсудимого в чувство, — приказал Полковник и указал конвоирам на валяющееся тело.

Солдаты быстро взяли его под руки и резким рывком поставили на ноги. Пара ударов в живот заставила мужчину болезненно сжаться.

— Если продолжите истерить, то я прикажу повторить, — произнес Полковник и с отвращением взглянул на перепуганного министра. — Стойте ровно, как подобает мужчине. Хотя бы раз в жизни, Барр. Мы поняли друг друга?

— Пожалуйста, больше не надо, — простонал министр, но, встретив холодный взгляд их командира, он просто закивал, словно детская игрушка неваляшка.

— Думаю, вы не предполагали такого развития событий, а, Гуго?

— Почему я? Я — министр угля и стали, я не… я не имею отношения к войне. Никакого.

— Замолчите! У вас еще будет время для того, чтобы попытаться оправдаться. А пока я объявляю второе заседание нашего трибунала открытым. Господин министр, я от лица своих людей, — Полковник обвел толпу солдат рукой, — обвиняю вас.

В ответ послышалось хныканье и шмыганье из разбитого носа.

— Мы обвиняем вас, господин министр, в том, что вы, будучи императорским должностным лицом, привели страну к войне. Именно вы на посту министра угольной и стальной промышленности саботировали продление договора о совместном владении Стелландскими шахтами. Именно вы составили текст договора так, что гутты отказались его подписывать. Вы нарушили договор, который просуществовал больше ста лет. Ста! Вы ответственны за весь тот кошмар, который тянулся пять долгих лет и последствия которого страна до сих пор расхлебывает. Возражения по сути обвинения?

— Я не думал, что все так обернется, — завыл министр. — Клянусь вам, не думал!

— Не думали? — Эти слова Полковник произнес особенно резко. — Вы не думали? Вы — чертов министр Поморской империи! Вы должны думать.

— Это должна была быть…

— Замолчите!!! Ни слова о «маленькой победоносной войне». Хоть раз вы скажите эту глупость, и, клянусь, я прикажу отрезать вам ваш чертов язык. «Маленькая победоносная война» стоила нам почти два миллиона человек только убитыми. Количество раненых, увечных и пропавших на полях боя не оценить. А все ради чего? Чтобы вы прогнули конкурентов?

— Я не…

— Молчать! — Полковник говорил сквозь стиснутые зубы. — Мы умирали на полях за вашу жадность! Вашу непомерную жадность, Барр. Но вы же об этом не думали. Вы не думали, когда консервировали шахты на юге. Слишком дорого, очень грязный уголь — так вы думали? Так? Я вас спрашиваю!

— Это было нерентабельно! Все должно было…

— А то, что первым же экономическим ударом после вашего демарша гутты нас отрежут от Граасского бассейна? Что у них есть огромная экономическая дубина, которой нас огреют, вы тоже не знали? Нет! Что все производство встанет без угля вы тоже не сообразили?

Министр завыл пуще прежнего.

— Вы думали об этом, господин министр, или такая аналитика — это для вас недоступная высота?

— Ничего не предвещало. — Слезы и сопли текли у мужчины по лицу, и выглядел он мерзко.

— Вы дурак?

В строю кто-то хмыкнул. Полковник резко обернулся и строго взглянул на строй, так что каждый сейчас же подобрался и втянул живот. Непонятно почему, но этот разговор вывел его из себя, и никто не хотел попасться старому командиру под горячую руку.

— Так или иначе, но вы виновны в начале боевых действий. Ваша жадность ее начала, а ваша глупость сделала нас слабыми, — произнес Полковник. — Сколько угодно можно твердить, что мы сильны духом, что нас поддерживает сам господь, вот только это не произведет недостающие винтовки. Их должны были сделать на заводах, которые встали из-за введенного против нас эмбарго. Тупой вы урод.

Пленник остолбенел, готовый к тому, что теперь его застрелят. Вот только у Полковника на него были явно другие планы.

— Скажите-ка мне, господин министр, — начал вдруг полковник спокойным тоном, — вы не узнаете место?

Он провел рукой вокруг, стараясь не подставлять спину. Барр, конечно, слизняк и вряд ли что-то сделает, но лучше не давать ему даже подумать об этом.

— Я-я-я… впервые вижу…

— Район Коулбэй, или Уголек. Тут раньше разгружались баржи с углем и железом.

Яни, пока прогуливался, многое успел рассмотреть. Чуть вдали лежала огромная колонна доменной печи. Когда все встало, никто не озаботился ее нормальной остановкой. Какой-то умник вроде этого перепуганного ублюдка или нечестный торговец типа Дуарте решил, что это слишком дорого или муторно.

Печь просто остановили одним днем.

Чугун встал колом, и понадобилось больше десяти лет, чтобы он обрушился под собственным весом.

Полковник меж тем продолжал:

— Как вы понимаете, мы не звери и представляем здесь высший суд. А это значит, что у вас будет шанс. Господа!

На этих словах конвоиры принялись толкать пленного в направлении небольшого открытого контейнера. Пленный семенил за ними. Картина могла бы показаться смешной, если бы никто не знал о планируемом финале.

А так только лишнее затягивание времени.

Видимо, так же подумал и конвой. Солдаты, как могли, подгоняли министра. Наконец, когда до контейнера оставалось всего несколько шагов, конвоиры отпустили пленного.

Министр получил ощутимый тычок в спину и растянулся на асфальте.

— Лезь внутрь, — приказал тот, что казался более старым, и министр безвольно выполнил все.

— Я…

— Лезь или башку прострелю.

Сгорбленный и поникший Гуго Барр принялся взбираться по скобам.

— Тут высоко!

Вместо ответа один из солдат выхватил пистолет и пальнул рядом с замершей фигурой. Пуля обожгла руку, и Барр вскрикнул. Легкая царапина, на войне это даже за ранение не считали, но министр повалился вниз, словно пуля попала ему в голову.

Грохнуло нехило.

Полковник подошел к контейнеру.

— Отлично, господин министр, а теперь придется поработать, — с усмешкой произнес Полковник. — Вылезете из бака сами за пять минут, и получите наше прощение. Всего-навсего вылезти, Барр.

На этих словах Полковник взмахнул рукой, и стрела подъемного крана ожила. Кто-то весьма опытный запустил в работу эту дуру, и манипулятор зачерпнул большую кучу наваленного рядом угля.

Первая порция руды упала в противоположном конце контейнера, и министр что было сил заорал.

Оказавшись внутри, Барр встал и осмотрелся. Вокруг был только мусор и черная грязь.

— Вы же обещали! — кричал он в слезах.

— Вы же хотели угля. Вот он, стелландский антрацит, высшей категории. Чистый, горит практически без золы, а температуру дает, как в аду. Но, думаю, что вы в курсе.

— Выпустите меня! Я все понял! Все понял!!!

В ответ командир только рассмеялся:

— Так легко не получится. Я уже сказал вам, как получить помилование. Вылезете — будете жить.

Второй удар угля о сталь. Третий. Министр закричал и заскребся по стальному нутру бака, словно крыса.

Кузнечик наблюдал за этим воистину страшным представлением и обливался потом. Одно дело обсуждать, а другое — лицезреть, как механический монстр заживо хоронит человека.

На пятом ковше министр закричал так истошно, что многие в строю невольно дернулись, и только холодный взгляд Полковника их остановил.

Гуго Барр захлебывался.

Угольная пыль забивалась повсюду. Уже на первом ковше она наполнила рот и глаза, залилась в ноздри и легкие. Рана жгла.

Огромный «чемодан» упал рядом и раздробил пальцы на правой ноге. Министр закричал так сильно, что мелкая угольная пыль заползла ему в глотку.

На третьем ковше его полностью сдавило.

Полковник сверился с карманными часами. Пять минут вышли. Из милосердия он подождал еще минуту. Ничего, как и ожидалось, обвиняемый свое испытание не сдюжил.

Ну и ладно.

— Что же, — спокойно произнес Полковник, — господа, приступайте.

От строя отделилась пара солдат. Кузнечик смотрел, как они быстро и ловко взяли по бутылке с воткнутым фитилем.

Запалили.

Броски были точными, словно на учениях. Послышался звук разбившегося стекла, а через мгновение внутри контейнера полыхнуло.

Мелкая пыль буквально взорвалась. Огненный столб поднялся на добрый десяток метров. Яни стоял и смотрел на этот кошмар, даже с такого расстояния он чувствовал жар и запах горелого мяса.

За время своего пленения Лукас порядком осунулся и побледнел. Кто-то из помощников Полковника оказал ему нехитрую помощь в обработке покалеченной руки.

Дверь со скрипом открылась, и на пороге его узилища появился Полковник. Священник поднял глаза на своего пленителя.

— Как вы, святой отец? — спросил Генрих участливо. Голос его был тихим и каким-то усталым.

— Милостью господа держусь, — ответил Гулан и постарался придать лицу равнодушное выражение.

— Пожелания у вас будут?

— Хотелось бы покинуть столь гостеприимное место, но, думаю, вы не согласитесь.

Полковник улыбнулся одними уголками губ.

— Не сейчас, может быть потом, когда все закончится.

Лукас строго взглянул на него.

— Когда все закончится… Рад, что вы действительно так думаете. Вот только вы не понимаете кое-чего.

— Чего же? Поделитесь.

— Вы распахнули двери в ад.

— Красивая метафора.

— Это не метафора. Вы кое-чего не поняли, Генрих. Вы — это показатель того, что за смертью что-то есть и оттуда можно сбежать.

— И?

— Как вы думаете, сколько в городе умных людей и сколько из них богаты?

Полковник слушал не перебивая и с каждой минутой все больше и больше мрачнел.

— Вижу, до вас начало доходить. — Гулан сел ровно и каждым своим словом заколачивал по гвоздю в крышку гроба уверенности Полковника. — Они поймут, кто вы, как вы обманули смерть, и захотят это повторить.

— Не посмеют.

— Войны начинались из-за всего подряд. Порой даже из-за сущей безделицы. Как думаете, кто-то остановится перед чертой, если за ней будет как приз лежать бессмертие?

Слова священника имели смысл. Только сейчас Полковник начал понимать, что самим своим существованием нарушает мировой порядок.

— Что я должен сделать, святой отец? — спросил он поникшим голосом.

— Отпустить своих людей.

— Не могу.

— Можете. — Лукас произнес это жестко, безапелляционно. — Только вы их держите здесь.

— Я не могу этого сделать. Они… Они заслуживают отмщения. И они его требуют.

Священник рассмеялся:

— Не они, а вы. Они не больше чем тени. Ваши воспоминания о них. Вы и только вы имеете значение, господин генерал.

Теперь уже рассмеялся Полковник.

— Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, Лукас, — произнес он как-то грустно, с обреченностью. — Лет пятнадцать назад я отдал бы половину всего, что имею, за такие слова.

— Догадываюсь почему. Отец говорил что-то про негласный запрет какой-то.

Полковник рассмеялся.

— Не запрет. Эдикт Карла IV. О приеме на службу стелландских офицеров с понижением в звании ввиду их ненадежности.

— Не знал.

— Старинный, никому не нужный указ.

Карл был в своем праве, когда Валерий Багунец переметнулся. Вот про это Лукас что-то слышал. Дело было аж две сотни лет назад, еще в первую кампанию.

— Знаете, когда-то давно я завидовал моему другу Анри-Филиппу. Закончили одну и ту же академию, в один год. Я был первым на курсе, он вторым.

Священник не перебивал. Он просто молчал и давал несчастному выговориться о том, что рвало его изнутри все эти годы. В конце концов, он ведь не только охотник на медиаторов, но и рукоположен.

— Вот только различия в нашем происхождении решили многое. Ему доставалось все, мне же остатки. Тогда я злился. Чертовски злился на всех. И только недавно я смог представить тот груз, который давил на него.

— Он мертв?

— Застрелился. Оставил мне записку и покрасил стены в красное.

— Сожалею о вашей утрате.

— Благодарю, святой отец.

Полковник сделал несколько шагов по камере, разминая затекшие ноги. Затем он коротко постучал в дверь. Солдат за ней спешно открыл и выпустил командира.

В дверях Генрих остановился и обернулся к пленному священнику:

— Знаете, святой отец, не понимаю как, но мне немного полегчало.

— Всегда рад помочь, тем более что в ближайшие дни я никуда не собираюсь уходить. Все время буду здесь. Заходите, когда появится нужда поговорить.

— Учту этот факт. До встречи, Гулан.

— До встречи, генерал.

Полковник улыбнулся и закрыл за собой дверь.

— Рядовой, — подозвал он охранника.

— Да, господин Полковник.

— Усилить за ним надзор. Глаз не спускать. Все ясно?

— Так точно. Ожидать чего-то необычного?

Полковник согласно кивнул:

— Только необычного от него и ждать. Мы имеем дело не с обычным человеком, а с ищейкой церкви. То, как легко он принял плен, мне не нравится, а значит и вам это нравиться не должно.

— Вас понял.

— Сменщику это тоже передайте. Глаз с него не спускать! Ни на минуту!

— Так точно.

Солдат вытянулся и отдал честь.