Вадбольский 4

Глава 13

Автомобиль тёмного цвета с широкими колёсами подъехал к воротам точно вовремя, Дроссельмейер Эвальд Пауль Людвиг не только крупный вельможа, но и финансист, что приучило его быть точным в разговорах, жестах, поступках и даже к скрупулезному соблюдению вот таких мелочей, как когда и во сколько.

Заранее предупреждённый охранник распахнул ворота, автомобиль въехал в крохотный дворик, остановился бок-о-бок с автомобилем Сюзанны, из него вылез Антуан и, развернувшись в сторону автомобиля отца его хозяйки, ждал с самым почтительным видом.

Дроссельмейер выбрался из авто, спросил что-то Антуана, тот вежливо отвечал, а в это время распахнулись двери дома, Сюзанна сбежала вниз, бодро постукивая каблучками и придерживая с обеих сторон длинное платье, радостная и счастливая, с визгом бросилась отцу на шею.

Тот обнял её, погладил по спине, она отстранилась и с прежней сияющей улыбкой потащила в дом.

Я торопливо прошёлся по себе взглядом, одет опрятно, чист, трезв, всё в порядке, ширинка застегнута, вышел из дома и встретил поднимающихся по лестнице Дроссельмейера и его сияющую дочь.

— Ваше сиятельство, — сказал я церемонно, — для меня великая честь принимать вас, пусть это и по делу… Прошу вас…

Сюзанна права, в холле он мазнул одобрительным взглядом по гигантской фигуре Государя Императора, одобрительно кивнул при виде бюстов основателей российского государства, моя верноподданность на виду, я с почтительностью сопроводил его в малый зал, предназначенный для приёма особо близких друзей.

Слуги, получившие чёткие указания, быстро внесли и расставили на столе чашки с дымящимся кофе, большую тарелку с сахарным печеньем и ещё одну с горкой пирожков, от которых за версту мощно несёт мясным духом.

Дроссельмейер с любопытством огляделся, я жестом пригласил сесть, он неспешно опустился, продолжая рассматривать меня и лишь изредка бросая взгляды на дочь.

Всё тот же утонченный аристократ, подчеркнуто изящен, и не только тем, что весь с иголочки, у него всё безукоризненно, костюм, туфли, пуговицы, платочек в левом нагрудном кармашке, сам как идеал мужчины благородного происхождения: высокий рост, хорошее сложение, лёгкая седина на висках, но его пояс подошёл бы и барышне, хорошо вырезанное умелым дизайнером лицо с красиво очерченными чертами лица.

— Я слышал, — произнес он нейтральным тоном, — вы начинаете обзаводиться хозяйством?

— Помимо имения, — сообщил я с тяжким вздохом, — подаренного мне графом Басмановым, на мою голову свалились ещё и владения графа Гендрикова… Бывшие его владения…

Сюзанна прервала щебечущим голосом:

— Все земли!.. С пашнями, производством, деревнями и артелями! Папа, у меня голова пухнет!

Он легко усмехнулся, понимает, как именно могли свалиться, взял пирожок, ноздри вздрогнули и расширились, улавливая и анализируя запахи, взглянул на меня поверх края чашки.

— Справляетесь?

Я вздохнул и указал взглядом на его дочь.

— Шутите?

А Сюзанна восторженно щебетала:

— Представляешь, папа, чудак вознамерился искать истину в горах Тибета, всё своё имущество и земли переписал на барона Вадбольского… да-да, он уже барон!.. и ушёл искать сказочную Шамбалу…

Дроссельмейер бросил на меня понимающий взгляд, явно не поверил, у меня тоже лицо каменное, мы мужчины, пусть женщина щебечет, суфражистки всё равно женщины, а Сюзанна продолжила с тем же восторженным подъёмом:

— А тут ещё, представляешь, гуси-лебеди несли не лягушку-путешественницу, помнишь ту знаменитую историю, а вещевой мешок со всяким добром!.. Я сама видела, папа, Юрий никуда не отлучался, а тут вышел во двор и вскоре бежит обратно с этим мешком!.. А в нём чего только нет!

Дроссельмейер с иронией посмотрела на меня, чуть приподнял бровь, дескать, это уже точно ни в какие ворота. Я чуть улыбнулся в ответ, мол, другого объяснения не будет. Гуси принесли, и точка. А не гуси, так лебеди.

— Я рассортировала бумаги, — продолжила Сюзанна уже деловитым голосом, — часть попахивают криминалом, Юрий переслал их в полицию, но бо́льшую часть я предложила передать тебе.

Граф чуть подобрался, уточнил с осторожностью:

— Зачем?

Она сказала с неловкой улыбкой:

— Дело щепетильное, папа. Я же тебе писала, там много закладных на имения, предприятия, земли, даже на большие деньги… От очень известных людей, папа. Не хотелось бы огласки.

Его взгляд стал острее, снова посмотрел на меня. Я указал взглядом, что балом правит его несравненная дочь, блестящий финансист и вообще, кто бы подумал, умница, хоть и женщина.

Наконец он произнес с задержкой:

— И что вы хотите?

Я скромно промолчал, Сюзанна ответила за обоих:

— Можно ли эти закладные вернуть тем несчастным, кто по пьяни или из-за куража так неосторожно заложил своё имущество? Вернуть владельцам, не позоря их. Ты с многими знаком, можешь вернуть в частном порядке.

Он перевёл взгляд на меня, я снова с улыбкой указал взглядом на финансиста в платье. Всё она, всё она. Умная и рассудительная, хоть и в туфельках.

Сюзанна прощебетала:

— Папа, тут ещё полдюжины родовых колец…. Похоже, младшие члены рода то ли в карты проигрались в пух и прах, то ещё почему…

Она выложила на стол перед отцом кольца, улыбнулась мне чуточку виновато, но я подтвердил взглядом, что всё верно, балом правит она, я тут сбоку на подтанцовке.

Дроссельмейер брал кольца по одному, рассматривал не столько эмблемы, сколько сами камни, задумался. Я понял, колеблется, то ли вручить главам Рода, как вообще-то правильно, то ли, не привлекая их внимания, отдать провинившимся.

В том и другом случае ему будут обязаны хоть главы Родов, хоть провинившиеся, а если финансист и задумывается, то разве что как выгоднее поступить ему.

— Я польщён, — произнес он наконец, — что вы доверяете решение мне…

При этом смотрел на меня, хотя Сюзанна улыбается во всю и демонстрирует, что она правит не только Вадбольским, но и вселенной.

— У нас нет того кредита доверия, — сказал я откровенно, — как у вас.

Он улыбнулся, услышав в каком значении я употребил милое финансисту слово «кредит», явно так его ещё не употребляют, для этого словцо должно выйти из узкого круга финансистов.

— За доверие спасибо, — сказал он мне и перевёл взгляд на Сюзанну. — Моя девочка! Я знал, что ты умница, но ты оказалась умнее, чем я ожидал. Намного. Порадую твою маму, очень уж за тебя тревожится.

Он посмотрел на меня, я сказал учтиво:

— Она очень хорошо умеет просчитывать риски. Для финансиста это, наверное, самое важное. Без неё я бы не справился, честно.

Он взглянул на часы на левом запястье, вздохнул, поднялся.

— Мне пора. Что могу сказать?.. Ещё раз, спасибо за доверие. Если что будет нужно, можете обращаться и ко мне. Думаю, в вашем быстро растущем промысле могут появиться и такие сложности, с которыми моя Сюзанна не справится.

— Папа! — воскликнула Сюзанна в великом возмущении. — Да я тут с такими делами справляюсь!..

Он улыбнулся покровительственно, но чуть-чуть, дети ещё не понимают, насколько мир сложен.

Я кивнул, дескать, я мужчина, потому, хоть кадет, но уже понимаю, нам брать эту сложность и эту тяжесть на свои спины и плечи.

Прощаясь, он обнял Сюзанну намного теплее, чем при встрече, сказал:

— Хорошо работаешь, но время от времени заглядывай домой. Мама по тебе скучает.

И, крепко пожав мне руку, сел в автомобиль. Шофёр захлопнул за ним дверцу, отрезая от нас, мы с Сюзанной смотрели, как автомобиль вырулил со двора на улицу, там развернулся и умчался.

Сюзанна ухватили меня за плечо и потрясла.

— Ты слышал?.. Слышал, что он сказал?

— А что сказал?

— Пригласил меня заехать домой!

— Потому что мама скучает, — уточнил я. — Про себя умолчал… Ладно-ладно, не пыхти. Просто не хочет показывать слишком заметно, что и он уже не считает тебя ветреной дурой. По его мнению, ты вполне расчётливая и хитрая.

Он вскрикнула возмущённо:

— Как, как ты меня обозвал? Я расчётливая?

— Но ты же финансист, — сказал я. — Как можно быть нерасчётливой?

— Свинья ты, Вадбольский!

Я подхватил её под руку и повел в дом, она малость отошла, в холле сказала светлым голосом:

— Но ты сумел его обаять. Не знаю как, но отношение к тебе изменилось, никогда бы не поверила, чтоб вот так сразу.

— А было хуже некуда?

Она чуть смутилась, энергично тряхнула головой.

— Нет, но папа считал тебя малость безрассудным. Но сейчас, видишь, даже обещал помочь, если обратишься.

Она посмотрела с ожиданием, я покачал головой.

— Нельзя. Если можем сами, должны сами. Как бы ни было трудно. Уважение и престиж зарабатываются только упорным трудом. Но то, что повысили своё положение в глазах твоего отца… бесспорная победа. Ну что, по чашке кофе, да продолжишь рейд по магазинам?

Она подумала, тряхнула головой.

— Уже перехотелось. Сейчас бы снова за стол и за расчёты!.. С твоими землями, предприятиями и… возможностями столько можно сделать!.. Ты едешь?

Я вздохнул.

— Езжай одна, как и приехала. У меня ещё встреча.

Она спросила ревниво:

— С кем?

— С Горчаковым. У него какие-то предложения по сотрудничеству. Все-таки сын канцлера Российской Империи.

Она вскрикнула счастливо:

— Как здорово!

Я сдвинул плечами.

— Почему? Что такое предложил сынок светлейшего князя?.. Я на титулы не клюю.

Она сказала неуверенно:

— Но у семьи Горчаковых огромные возможности…

— Если для этого я должен войти в их круг и выполнять их указания, то, Сюзанна, ты же меня знаешь.

— Знаю, — ответила она со вздохом. — Ладно, я поехала.

Чмокнула меня в щёку, чего я никак не ожидал, у Байонетты научилась, что ли?

Я проводил её до автомобиля, Антуан замедленно вышел навстречу, очень неспешно, словно давал нам время попрощаться, но я ни от кого услуг не принимаю, чтобы никому не быть должным, усадил Сюзанну на заднее мягкое сиденье, прикрыл за нею дверь и отступил с вежливым поклоном.

Автомобиль сдвинулся с места, а я бросил взгляд на часы. Да, успел, Горчаков будет здесь через пять минут, он старается быть предельно пунктуальным. Это обязательная черта дипломатов, а он уверен, что не только попадет в Дипломатический корпус, но со временем и возглавит это престижное и такое важное заведение.

Мату Хари отправил охранять Сюзанну, здесь в Петербурге наблюдение ведёт Шаляпин, он и за мной присмотрит, если заметит что-то подозрительное.

Горчаков прибыл минута в минуту, что по нынешней погоде и вообще временам явление исключительное.

Едва автомобиль начал останавливаться, он открыл дверь, сразу крикнул возбужденно:

— Ну ты даёшь!

Я сделал непонимающее лицо.

— Ты о чём?

Он выскочил из автомобиля, не дожидаясь, пока шофёр проделает все манипуляции, подбежал ко мне.

— Как о чём? Только отвернулся от стола, а там уже от тебя записка!.. Что у тебя за посыльные? Или это родовая магия?

— Секрет Рода, — ответил я, таким ответом всегда пресекаются любые вопросы. — Что именно предлагает твой отец?..

Он вздохнул.

— Даже кофия пожадничаешь?

— Жалко, конечно, — сказал я, — кофий дорогой, а я барон бедный, нищий, без рода и племени…

Быстро поднялись в дом, ещё в холле я крикнул громко:

— Два кофе и печенье в малый кабинет! Извини, я сам и в одиночку дую литрами, а тут ещё гости за гостями… Нет-нет, не спрашивай. Я же начинающий промышленник, должен хранить тайну коммерческих связей.

Едва опустились в кресла, слуга внёс на подносе две большие чашки с горячим кофе, второй вошёл с широкой тарелкой в обеих руках, горка сахарного печенья вызывающе блестит сахаринками, как крохотными бриллиантиками.

Горчаков дождался, когда всё опустилось на столешницу, жадно ухватил кофейную чашку обеими руками, похоже, замерз, греет обе ладони о выпуклые края, тоже явно спешил не из дома.

— Отец, — произнес он тем не менее осторожно и в замедленном темпе, — начинает проявлять нетерпение. Понимаешь, очень много промышленников осаждают его и моего дядю, пытаясь пробить свои заказы, а у тебя явно что-то интересное, но ты заинтересованности не проявляешь…

— Я ещё не закончил, — ответил я.

Он охнул.

— Как это? Я же сам стрелял на твоем полигоне! Да твоя винтовка перевернёт мир!

— Есть недоделки, — сообщил я уклончиво. — Саня, мне важнее не денег заработать побыстрее, а сделать что-то полезное для Отечества. Там пару мелких деталей нужно укрепить, а то после сотни выстрелов могут рассыпаться. А потом да, можно хоть в серию, хоть в массовое производство.

Я выждал, когда он потянулся за печеньем и не смотрит в мою сторону, быстро вытащил из пространственного пузыря винтовку.

Он оглянулся, глаза стали круглыми.

— Ну ты и фокусник!

— Я же маг иллюзий, — сообщил я скромно.

— Ну да, — согласился он, — я из одной твоей иллюзии четыре пули вогнал одну за другой в мишень. Горжусь!

Взял из моих рук винтовку, покрутил, любовно погладил, чуть ли не поцеловал в продольно-скользящий, глаза затуманились.

— Шедевр… А ты точно сделал без магии?

— Магией нельзя, — отрезал я. — Магия — тупик.

Он воззрился в изумлении.

— Ты что? Я слыхал про двоих магов с такой мощью, что горы могли двигать!

— Сладкая ловушка, — возразил я. — Для отдельных человеков весьма так, а для человечества — тупик. Магию вообще-то запретить бы!.. Но недемократично. Да и народ от такого наркотика не откажется добровольно.

Он смотрел с недоумением. Я подвигал в кресле задом, словно колется, не знаю, как объяснить такие сложные понятия, да и надо ли объяснить, сказал несколько неуклюже:

— Вон видишь телегу на улице?

Он взглянул нехотя в сторону окна.

— Вадбольский, не заходи так издалека.

— Её создавали десятки тысяч лет, — сообщил я. — Сперва носили груз в руках, потом волочили на шкуре, затем какой-то гений додумался до колеса, ещё через тысячу лет сумели впрячь лошадь… Не понял? А теперь мужики в любой деревне делают любые упряжки: телеги, повозки, розвальни, сани, коляски, кареты…

Он взглянул с недоумением.

— Ну?

— Скажи, можно было нашим прапрадедам сразу додуматься до железной дороги? Ну вот. А маги всякий раз начинают с нуля!

Он смотрел тупенько, я пояснил:

— Дети мага, каким бы он могучим ни был, рождаются без его знаний и умений и тоже начинают учиться магии с самого начала, так как способность к магии нужно развивать в себе, в своем теле. А это тупик. Каждое поколение магов начинает с нуля! Всякий раз. У нас на лекциях по истории рассказывали, какие в старину встречались сильно-могучие волшебники и колдуны. Ты не спал на лекциях?.. И вот сейчас мы можем строить железные дороги, пушки и винтовки, а маги какие были в старину, такие и сейчас!

— Магам выше головы не прыгнуть?

— Вот-вот. В науке и технике каждое поколение начинает с более высокой ступеньки, а маги всё так же с первой. Это тупик, Саша.

Он пробормотал:

— Сложный вопрос… Свинья ты, Вадбольский! Такие неприятные вещи говоришь.

— Горьким лечат, — сказал я наставительно, — сладким калечат.

— Да ты и сладкое жрешь, как никто!

— Мне можно, — заявил я. — Вообще человеку можно всё, а нельзя то, чего нельзя. Хотя иногда и то можно.