Вадбольский 4

Глава 6

Мата Хари сообщила, что в мою сторону движется драгунская рота, по нашивкам часть гвардии князя Горчакова, сейчас их увидят и часовые наружной охраны.

Я довольно потер ладони. Драгуны — это здорово, не красавцы кавалергарды, те больше для красивых парадов. Драгуны — это солдаты, посаженные на коней, для боя обычно спешиваются, таких нетрудно приучить вообще для стрельбы занимать позицию лежа.

Конечно, уланы скачут шибче, и форма у них более попугаистая, это лёгкая кавалерия, а кирасиры, к примеру, тяжёлая, но именно драгуны — универсалы, владеют техникой боя как в конном строю, так и пешими.

Я вышел навстречу, во главе колонны на крупном вороном жеребце с диковатыми глазами офицер невысокого роста, эполеты не кричащие, аксельбант простого шитья, без позолоты, скромно серебряный. Остановил коня шагов за пять от меня, легко спрыгнул, быстро шагнул навстречу с протянутой рукой.

— Полковник Жилин, — сказал он сильным звучным голосом. — Направлен его сиятельством для прохождения службы под вашим руководством.

Крепко сбитый, подтянутый, с могучими плечами, он выглядит прекрасным воином, несмотря на молодость, и полным сил, хотя за спиной достаточно изнурительный переход от столицы по раскисшей просёлочной дороге, её ещё называют в этих местах грунтовой или грунтовкой, но всякий понимает, дороги в это время правильнее называть болотами.

Я пожал руку, сказал доброжелательно:

— Рад вашему приезду, полковник. А где же Костылин?

Он взглянул в удивлении.

— Знаете его?

Я улыбнулся.

— Кто не знает Жилина и Костылина?.. Полковник, пойдемте покажу казарму и наши бараки.

На массивные ворота из гранитных глыб взглянул в удивлении. Рабочие суетятся, устанавливая тяжёлые массивные створки ворот, перед нами расступились и сняли шапки.

— Вы что, — спросил он, — казарму разместили под землей? Оригинальное решение.

— Начиная с глубины в три метра, — сообщил я, — температура почвы хоть зимой, хоть летом где-то семь-десять градусов. То есть, зимой тепло, летом прохладно. Ну, в сравнении с поверхностью…

Он быстро спустился по ступенькам, навстречу пахнуло жарким воздухом, Жилин охнул, окинул оценивающим взглядом всё огромное помещение.

— Ого! На сколько человек?

— Двойной стандарт, — ответил я, — помещается триста человек, но разделена на шесть секций. Это чтоб на крик «Рота, подъём!», не вскакивала вся казарма.

Он улыбнулся, сказал бодро:

— Значит, не все в обозе, что тащим за собой, пригодится. Часть солдат можем разместить в ваших казармах. Они, как вижу, полупустые?

— Строим на вырост, — сказал я загадочно.

Он прошёлся вдоль рядов топчанов, покрутил головой, осматриваясь. Натоплено так, что хоть раздевайся до исподнего.

В самом конце у стены буржуйка, раскалилась так, что бока покраснели, надо сбавить, а то и прогореть могут, следующие нужно делать из чугуна, те будут потолще.

Он сказал с некоторым недоумением:

— Это у вас…

— Ноу-хау, — ответил я. — Быстро и дешево.

Он посмотрел на ящик с горкой антрацита в двух шагах от печки.

— Это что?

— Топливо, — пояснил я. — На сегодня лучшее в мире. А дрова… дрова не топливо, а растопка. Со спальными местами беда, кроватей нет, а спальных мешков не нашили в нужном количестве…

— Спальных мешков? — переспросил он, посмотрел на меня, махнул рукой. — Здесь натоплено, веток для постелей нарубим, будут спать как герцоги. Спасибо, барон!..

Пока он осматривался, я присматривался к нему. Прислали офицера такого высокого ранга, для трёхсот человек достаточно подпрапорщика или фендрика, на худой конец эстандарт-юнкера или подхорунжего, но теперь понятно, он не только для того, чтобы удерживать эту толпу под командой.

Думаю, изучать винтовки нового типа будет особо тщательно. Ничего, я ещё подкину ноу-хау насчёт рассыпного строя и работы малыми мобильными группами.

Мата Хари сказала над ухом:

— Шеф, вы собираетесь выполнять обещание вашей Софье? Я имею в виду, вашей знакомой Софье? С которой вы…

— Ни слова, — прервал я грозно. — Тебе всё равно не понять мощный зов, что идёт даже не из пещер, а от первых эукариотов. Это стержень, на который насажено человечество!

Она уточнила робко:

— Может, пора слезть?

— Трудно, — ответил я. — Это предательство!.. Но мы всё равно слезем.

— Может, мы вас перебьем раньше?

— Нет, — заявил я. — Мы уже начали слазить. Не заметила?

Я поклонился Жилину.

— К великому сожалению, должен вас покинуть. Дела, дела. Кстати, сюда, как на военный объект, никому нет доступа из слуг и вообще посторонних. Только ваши люди и мои гвардейцы.

Он улыбнулся, козырнул и протянул руку.

— Спасибо, барон. Рад с вами сотрудничать.

Я, изображая лицом и манерами очень занятого человека, взбежал в дом, велел меня не беспокоить и спустился в подвал, где тут же скользнул к пространственному пузырю, задержал дыхание, что-то страшновато, шагнул. Мгновенная потеря ориентации, но ладони упёрлись в стену, а я с облегчением увидел кабинет в доме на Невском.

До особняка графа Скалозуба достаточно близко, да и вообще Петербург крохотный городок, здесь всё близко, можно и пешком, но не по такой погоде, да и урон престижу, так что я прыгнул за руль, нечего медлить, выбрался на улицу и помчался по уже знакомому адресу.

В прихожей встретил Софью Павловну, молча завел её в кладовку по дороге, она слабо противилась, но поставил в позу пьющего оленя, быстренько разгрузил «наружные почки», как их здесь называют, я же пока что в этом теле с его животными запросами, за которые стыдил Мату Хари, застегнул ширинку и, уже одухотворенный, вышел в коридор.

В коридоре пусто, за мной выпорхнула встрепанная Софья, оправила платье и шепнула:

— Наверх, он сюда давно уже не спускается.

Второй этаж с большими окнами, светло и чисто. Софья быстро провела в большой кабинет, только с двумя большими окнами, комната в старом консервативном стиле, в огромном камине полыхают крупные поленья, жаркий сухой воздух идёт лёгкими волнами по всему кабинету, даже пошевеливает бумаги на массивном канцелярском столе.

Хозяин у камина, там же сбоку небольшой столик с бутылкой коньяка, я от двери увидел только лысый череп с остатками седых волос по бокам, а когда подошёл ближе, рассмотрел этот иссыхающий скелет гиганта, обтянутый сухой морщинистой кожей. Старик укутан в халат из толстой ткани, снизу торчат ужасающе худые ноги, щиколотки в гангренозных пятнах, хорошо хоть стоптанные шлепанцы укрывают от взора ступни, явно распухшие и покорёженные.

Глаза ввалились в пещеры впадин, кости надбровных дуг и скул выпирают так, что едва не прорывают сухую кожу. Он с трудом поднял на меня взгляд, в нём нет жизни, а только чисто механическое усилие

.– Вадбольский, — голос шелестел едва слышно, словно ветер занавеской по стеклу. — Что-то слышал… Франкмасон, вольнодумец…

— Это мои предки, — пояснил я с поклоном. — Я же верный слуга Отечеству.

Он чуть шелохнул высохшей рукой, я догадался, что нужно сесть в кресло напротив, где тут же выпрямил спину и смотрел прямо и бесхитростно, как и положено по Уставу.

— Верный слуга, — повторил я, — Пока что учусь, но не ем, не сплю, а всё думаю, как потрафить Государю Императору? Сейчас разработал винтовку с магазином на пять патронов…

Он ухитрился приподнять брови, мохнатые и, как ни странно, только начавшие седеть.

— Пять патронов?

Голос был едва слышен, прерывался частыми вздохами, но с моим слухом нет проблем, я поклонился и подтвердил:

— Можно бы и больше, но там сложности, я решил, что проще носить запасной магазин, а менять их раз плюнуть.

Из глубины его глазниц на меня был устремлен взгляд всё ещё живых и вполне функционирующих глаз.

— Что-то слышал, — прошептал он, — но вроде бы это лишь пожелания оружейников…

— Я сделал, — сообщил я. — Но пока трудно, а чтобы оснастить армию, это же строить новые заводы, станки, учить людей… Я не потяну.

Он долго молчал, я уже решил, что заснул, и начал подниматься, как услышал его свистящий от усилий голос:

— Если таких винтовок мало… нужно егерям…

Я встрепенулся, сказал с жаром:

— Вот только вы понимаете!.. Егери — самая результативная сила в армии, но её недооценивают! Егери могут сорвать любое наступление, любую вражескую операцию, даже пробраться в самую защищённую крепость и взорвать её так, что все ахнут!

Мне показалось, что в его тёмных пещерах глазных впадин блеснули искорки интереса.

— Вы… понимаете…

Ещё бы не понимать, мелькнуло у меня. Егеря — это то, что станет спецназом, отрядами особого назначения, морскими котиками, коммандос, диверсантами, отрядами ГРУ, ФСБ, а также элитными подразделениями всех разведок мира. У них всё лучшее: оружие, обмундирование, обучение, выслуга лет, жалованье, да и сами они должны быть лучшими из лучших.

Я сказал тихо:

— Понимаю, Сергей Сергеевич. Потому и набираю в свою гвардию в первую очередь егерей.

Он прошептал:

— У вас губа не дура. Но…

Он замолчал, истратив почти все силы, но я понял недосказанное, ответил тоже тихо:

— У меня небольшая зельевая лавка, варю особое зелье по рецепту моего деда. Инвалидов ставит на ноги, так уже собрал себе десяток, но каждый одним махом семерых побивахом!

На его бесхитростном солдатском лице чётко проявилось сомнение, я выудил из сумки флакон с выжимкой регенерирующего зелья, взял без спроса его стакан и плеснул туда на дно настойки.

— Вот, выпейте!.. Если не подействует, меня больше не увидите. Если сработает, попрошу вашего содействия в поиске старых егерей, что вышли по инвалидности на пенсию. У меня есть для них работа.

Он с трудом перевёл взгляд на стакан. По его лицу я видел отчётливо, что думает. Дескать, травить никому нет смысла, и так скоро уйдет, лекари уже советуют привести все дела в порядок, а батюшка напоминал, что нужно успеть совершить соборование, хотя можно и после смерти, но лучше покаяться и получить отпущение грехов.

Выждав, я поднёс стакан к его бесцветным сморщенным губам. Он с трудом разлепил их, я залил зелье в эту щель, даже не поморщился, молодец, на вкус гадость редкостная, улучшать я всё-таки не стал, это чтоб дети не пили лекарства, они всё достанут.

— Три раза в день, — сказал я. — Вот так, примерно по столовой ложке. Неделю.

Он сумел растянуть губы в невесёлой усмешке. Дескать, а что теряет?

Инвалиды, размышлял я на обратном пути, это не калеки, как воспринимают их в моём прошлом мире. Раньше инвалидами называли ветеранов, отпущенных со службы по истечению срока. Инвалиды, даже если за все войны не получили ни единой царапины.

Некоторые инвалиды и без зелья свернут молодого парня в бараний рог, а с зельем так вообще готовые коммандос и краповые береты. А я ещё подстегну и регенерацию…

Софья Павловна встретила меня на первом этаже, глаза испуганные, взгляд бегающий, спросила тонким голосом:

— Хоть чаю-то попьёте?

Я бросил взгляд на её сочную грудь, кивнул.

— Да, не откажусь. Можно кофе, если есть!

Она улыбнулась с облегчением, обернулась и крикнула тонким голосом:

— Глашка!.. Быстро кофий в малую гостиную!

У неё сиськи такого размера, как у среднестатистической барышни ягодицы, так и просятся в ладони, горячий жар перетекает в пальцы… вроде бы настроился думать о разновидности многозарядных винтовок с продольно скользящим затвором и подвижной спусковой скобой, в таких можно использовать маломощные патроны револьверного типа с кольцевым воспламенением…

Да что такое, уже, оказывается, задрал ей подол на голову и тискаю в ладонях белые сочные ягодицы, такие же безукоризненно гладкие, как туго надутые воздушные шары, как же трудно сосредоточиться на работе в пользу Отечества мыслящему человеку…

Но до чего же приятно, когда ты умный, и когда ты всякий, это весьма похвально. Я даже глаза закрыл, когда подошла сладкая судорога, сжала там какие-то железы, не царское дело знать подробности, но и так ясно, что жизнь хороша и жить очень даже хорошо, когда ты умен, и когда ты хорош, как скотина, это в оправдание скотскости называется разноплановостью и разносторонними интересами.

Раскрасневшаяся Софья выпрямилась, повернулась ко мне и уткнулась лбом в грудь. Я поцеловал её в макушку, она застенчиво прятала лицо.

— Что я делаю, что я делаю… Я не такая, правда…

— Всё хорошо, — заверил я, — даже прекрасно. Появлюсь через недельку. Только проследите, чтобы Сергей Сергеевич принимал ту микстуру, которую я ему оставил.

— Всё сделаю, — пообещала она. — Всё, как вы скажете!