Вадбольский 4

Глава 7

Автомобиль снова оставил во дворе дома, охраннику на воротах велел присматривать, а то ходят тут мимо забора всякие с арестантскими рожами, будто и не Петербург, а какой-то Лондон.

Шаляпин, правда, бдит лучше, всё видит и всё замечает, но посторонним о его существовании знать не обязательно. Я прошёлся по дому, показался слугам, а потом по-быстрому в свой кабинет, заперся и сразу к пространственному пузырю.

В имении никто не удивился моему появлению, я же всего несколько часов отсутствовал.

Спустился во двор, Тадэуш вышел навстречу, чисто одет, выбрит до синевы, смотрится молодцевато, хвастливо бросил вытянутую ладонь к виску.

— Ваше благородие! Едем щас, аль завтра после завтрака?

— Куда?

Он отрапортовал бодро:

— В Лицей!.. Её сиятельство изволили напомнить, у вас там что-то такое важное?

Я вздохнул.

— Ах да, верно. Турнир и экзамен. Нет, сперва экзамен, будь он неладен… Щас выпью кофе и поеду. Но ты оставайся, я сам поведу. Ты нужен здесь!

Он ответил твёрдо:

— Её сиятельство распорядились, чтобы с вами было не менее двух охранников!

Голос его был полон решимости, глаза смотрят в упор. Я даже смешался от такой наглости, кто здесь хозяин, какое тут сиятельство может распоряжаться, щас всех вздерну, я тут венец творения и царь зверей, но посмотрел в его бледное лицо и преданно вытаращенные глаза, ощутил прилив некого стыда.

Блин, как же они обо мне беспокоятся и берегут, готовы ухватиться за приказ даже женщины, чтобы только окружить меня добавочной охраной!

Добавочной, потому что Мата Хари всё равно будет сопровождать меня до самого Лицея и подстраховывать сверху.

— Ну, — пробормотал я, — если её сиятельство так распорядились… то ладно, даже не представляю, зачем она так велела. Чемоданы у неё прегромадныя, тащить вам.

Он с облегчением выдохнул, понял, что гроза миновала.

Любаша, уже заранее предупрежденная, собрала на стол так, словно отправляюсь на войну с печенегами, выставила огромное блюдо с запеченным поросёнком, курами в непонятном соусе, парующими пирожками с мясом, метнулась за кофейником, в это время распахнулась дверь со стороны спальни Сюзанны.

Мой финансовый директор вышел сияющий, в новом платье, причёска вроде бы та же, но кудри закручены как-то иначе, в ушах новые серьги, на груди новый кулон с крупным изумрудом, на губах победная улыбка.

Я вскочил, поцеловал ей руку, отодвинул стул, придвинул и, поклонившись ещё раз, так, на всякий случай, вернулся к своему месту.

Похоже, Сюзанна проголодалась не меньше меня, лопаем оба с аппетитом, не мешая друг другу пережёвывать и переваривать. На её аристократически бледных щеках появился сперва робкий румянец, потом расцвёл, как роскошные маки, в глазах добавилось блеска.

Поросёнка мы ухомякали почти поровну, с курами она спасовала, а пирожки я начал было сам, но Любаша поставила перед нами кофейные чашки, перед Сюзанной её аристократически крохотную, передо мной мою объёмную плебейскую, начала называть и её кофейной, неважно, что из неё раньше пили компот.

— Вы ликуете, — заметила Сюзанна, наблюдая как Любаша наполняет чаши густой коричневой жидкостью, — никогда не видела у вас такого вдохновленного лица. Видно, всю ночь готовились к сессии! Воспаленные глаза, тёмные мешки, пересохший рот…

— А-а, — сказал я, — это я по вам страдаю, Сюзанна.

— Да? — спросила она с интересом. — А что вам мешает…

— А, может, я хочу потерзаться мукой сладкой? — сказал я. — Бывает, увертюра интереснее самой пьесы!

Она запнулась, посмотрела с интересом, потом на лице проступила лёгкая обида, но тряхнула головой и заявила с оптимизмом:

— Зато в Лицее отдохнёте! Там же столько возможностей!.. Выбить зубы!.. Повозить мордой по стеклу!.. Сломать руку! Назвать всех свиньями лохматыми и дождаться вызова на дуэль! Щасте-то какое!

— Ох, Сюзанна, — сказал я застенчиво, — вы мне льстите. Мне кажется, я уже и подраться не способен, настолько интеллигентен и даже робок в вашем присутствии.

— Я вас так облагораживаю?

— Вот именно это нехорошее слово. И хотел бы, но низзя. Что за жизнь благородного человека?

— Это вы благородный?

Я поставил опустевшую чашку на стол, улыбнулся загадочно, надеюсь, загадочно и с поклоном поднялся, продолжая блистать белыми зубами.

— Я вас оставлю, дела, заканчивайте ужин без меня, — и спешно вышел из столовой.

Быстренько заскочил в Щель, Лиза и Лапочка старательно и ювелирно выделывают патроны. Сперва я сдуру хотел получить остроконечные пули, у них наибольшая дальность, но это нужно стрелкам из винтовок, а для пистолета важнее останавливающий эффект. Что толку, если пробьешь врага насквозь, а он продолжит бежать на тебя, стреляя или замахиваясь саблей?

Пистолетная пуля должна застревать в теле врага, потому головка её должна быть тупой… Застревать, а то и отбрасывать сильным ударом в тело. И не только тупой, всего пара движений превращает её в разрывную, сейчас не до соблюдения Женевских конвенций.

Так что у меня в обойме, так я по-простонародному называю магазин, двадцать один патрон, что остановят и быка, а уж человека не только остановят, но и отшвырнут.

Убойная дальность пуль сохраняется до полукилометра, но я не попытаюсь стрелять на такие расстояния, и в слона не попаду. И не потому, что руки трясутся, пистолеты не для дальней стрельбы. А вот с пятидесяти шагов попаду хоть в глаз, хоть в открытый рот, рука тверда, и пули наши быстры.

Жаль, такой совершенной красотой и не побахвалишься, ношу в пространственном кармане, но на тот случай, если придётся предъявить револьвер или пистоль, взял в кобуру скрытого ношения американский кольт.

— Работай-работай, — сказал я. — Кто не работает, того не апгрейдят!

Собрав изготовленные пули, Лиза с Лапочкой за эти дни изготовили около двух сотен, ссыпал в пространственную барсетку и торопливо выскочил наверх. Сейчас, когда огородил это место и даже накрыл крышей, точно никто лишний не забредет, могу туда занести столик с прохладительными напитками, а то и кофейник.

Когда вернулся, Сюзанна уже во дворе садилась в свой авто, на лице Антуана явное облегчение, чемоданы графини уже загрузили. Я уже начал беспокоиться, вдруг решила смыться, потом вспомнил, за княгинями вообще таскают обозы с вещами и платьями, Сюзанна ещё и не такая уж и привередливая.

Или это значит, что вместо прежних платьев в столичных магазинах закажет кучу новых.

Когда Антуан начал выруливать со двора за ворота, я остановил Тадэуша, который уже садился за руль. Антуан тут же притормозил, вопросительно посмотрел на меня.

Я чуть приоткрыл его дверцу, выстуживая салон, велел строго:

— Вези её сиятельство прям в Лицей. А я вернусь в дом, возьму носовой платок.

Он посмотрел с непониманием.

— Платок?

— Так и скажи её сиятельству, — посоветовал я. — У меня он в синюю клеточку, а надо в фиолетовую или лиловую! Хочу соответствовать моде.

Из-за его спины донесся элегантный фырк графини.

— Не верь ему, Антуан. Это же Вадбольский! Если какую-то пакость не задумает, то и заснуть не сможет.Поехали! Пусть догоняет.

Их автомобиль сдвинулся с места, а я, не дожидаясь пока скроется вдали, повернулся, готовый вернуться в дом, увидел торопливо шагающего в мою сторону полковника.

— Барон, — сказал он ещё издали, — у меня пара вопросов.

— Здравствуйте, Иван Иванович, — ответил я. — Внимательно слушаю.

— Как я понял, вас отозвали на время зимней сессии?

— Совершено верно, ваше превосходительство.

Он сказал, наблюдая за моим лицом:

— У вас война с соседом?.. Насколько серьёзно?

— Не думаю, — ответил я, — что решится напасть, когда здесь гвардия князя. И хотя вас триста, а у Карницкого несколько тысяч, но само грозное имя Горчакова, сами понимаете…

Он кивнул, лицо расслабилось.

— Понимаю. Барон, вы мне нравитесь, и скажу честно, если люди вашего соседа всё-таки рискнут напасть, они получат хороший урок и от моих людей.

Он протянул мне руку, я крепко пожал.

— Спасибо, полковник.

Я вернулся в дом, слуги кланяются при встрече, но я уже научился не обращать на них внимание, быстро пошёл в сторону подвальных помещений.

В коридоре меня догнал встревоженный Тадэуш.

— Ваше благородие! Что случилось? Я должен что-то знать?

Я развернулся, посмотрел в его полное преданности лицо и вытаращенные глаза.

— Да, — ответил я тихо и таинственно. — О Клятве Крови помнишь?

Он вытянулся в струнку.

— Ваше благородие! Как такое можно забыть?.. Это же теперь в моей крови!

— Вот-вот, — сказал я ещё тише. — У меня есть тайны, вы к ним причастны. Но другие о них знать не должны. Сейчас я пойду в подвал… а когда выйду, это моё дело. Понял? Кто меня спросит, отвечай, барин занят!

Он торопливо кивнул, ещё не понимая, но готовый выполнить всё, даже броситься в огонь, уже видит, я не тот нищий и слабый баронет, которому присягали, а то ли ещё будет!

Я хлопнул его по плечу, так здесь выказывают расположение, открыл тяжёлую дверь подвала, вошёл и, проворачиваясь, перехватил очень внимательный взгляд Тадэуша.

Всё путём, сказал я ему взглядом, хотя такое внимание показалось малость подозрительным, запер тщательно и добавил истошный сигнал тревоги, взвоет — мало не покажется, а затем, не затягивая, шагнул в пространственный туннель.

Головокружения почти не заметил. Ожидал, только мышцы напряглись, эволюция не готовила человека к такому способу перемещения, но непроизвольный ужас только распахнул рот для вопля, а я уже вышел в кабинете дома на Невском.

Всё в порядке, я молодец. Привыкай, дружище, это будет привычно в двадцать втором веке.

В кабинете всё так, как я оставил, да и сейчас здесь делать нечего, я выглянул в окно, всё та же мерзкая погода, не убежать, не спрятаться.

Вышел в коридор, тщательно заперев на все замки, пусто, только снизу донесся голос, но тут же стих.

Я спустился по лестнице, в холле дворецкий отчитывает мужичка с большой корзиной зелени, тот понурил голову, явно не то купил, дворецкий повернулся ко мне, глаза стали круглыми.

Я сказал небрежно:

— Продолжайте, продолжайте… Я спешу. Кстати, где мои родители и моя весьма родственная тётя?

Он учтиво поклонился, стараясь не слишком выказывать изумление, развел руки в стороны.

— Ваше благородие, если бы вы предупредили, я уверен, они бы дождались вас.

— А сейчас?

— Отправились погулять по зимнему Летнему Саду, и вообще посмотреть столицу, пройтись по набережным, посидеть в кафетерии. Ваша тётя… весьма энергично настаивала.

— Да, она даже слишком энергичная, — буркнул я. — Хорошо, ещё увидимся.

Автомобиль под навесом, мокрый и покрытый дождевыми каплями, снег ветром и сюда забрасывает. Я с неохотой влез на такое же холодное сиденье, ну хоть не мокрое, с трудом завел и выкатил на улицу. За спиной заскрипели закрываемые ворота.

На площади перед Лицеем автомобилей вдвое больше, чем обычно во время занятий, прибыли все, в том числе и те, кто, как и я, имели освобождение от лекций.

Я припарковался с краешку, охранник на входе на территорию Лицея потребовал предъявить пропуск, уже забыл моё неблагородное лицо. Я предъявил и прошёл на ту сторону, чувствуя себя так, словно возвращаюсь в светлое и безмятежное детство, где ни войны, ни интриг, разве что потешные детские драки.

В нашей комнате только Толбухин, рыжий и лохматый, столица никак его не обтешет, Равенсвуд на тренировке, готовится блеснуть на турнире, в здании шумно и несколько нервно весело.

Мне Толбухин обрадовался, вообще парень всегда на волне оптимизма, сразу начал рассказывать, как уговорил одну, и как они вдвоем раскачали кровать, даже в стенку долбились, а барышня так стонала и кричала в экстазе, что слышно было не только за стеной, но и на улице.

Я поморщился. Почему-то мальчишки думают, что чем больше женщина под ними стонет, то ей ух как хорошо и прекрасно. На самом деле всё брехня и притворство, мужчины рады обмануться и считают, что эти вот вопли лучшее доказательство их мужской мощи, и вообще они прям монстры в постели.

Женщины знают, что практически все мужчины вначале страшно обеспокоены мыслью, удовлетворит партнершу или нет, читают всякие руководства, обмениваются опытом, жадно слушают старших товарищей. С возрастом некоторых это перестаёт заботить, но большинство всё так же переживают и стараются соответствовать тому, чего от них якобы ожидают.

И женщины, чтобы поддержать в таких мужчинах уверенность, извиваются в постели, стонут, визжат, орут, демонстрируя, что вот уже в исступлении, спасибо, дорогой, ты прямо зверь, осчастливил!

Честно говоря, меня это и раньше не заботило, я книжный мальчик, нравилось искусство, науки, а не это вот всё, потому и не старался блистать в таком животном занятии. Просто трахался, влезал в брюки, быдло их называет штанами, и шёл домой.

Правда, и время было другое, все восхотели стать высоколобыми, а постоянно стараться кого-то трахнуть и бахвалиться, стало так же стыдно, как заниматься спортом, да ещё такими пещерными видами, как бокс, борьба или вообще бои без правил. Мол, трахаться и козел может, а вот покажи, как тензорные уравнения решаешь!

— Да-да, — повторил я вслух, — покажи, как тензорные уравнения решаешь!

— Чё-чё? — спросил Толбухин ошарашено.

— Хвост через плечо, — сказал я, — ты точно не английский шпион. А вот к Равенсвуду надо присмотреться.

Это я сказал потому, что Равенсвуд только что вошёл, остановился у порога, присматриваясь ко мне.

— Я рюсски дворянин, — возразил Равенсвуд с нарочитым акцентом, то ли научился юморить, то ли копирует кого-то. — Вадбольский, ты с каким оружием выступаешь?

— Сперва надо экзамены сдать, — сказал я.

— Ты точно сдашь, — сказал Толбухин. — И вообще, главное — турнир. К последнему бою обычно прибывает император, он же и награды раздаёт!

Награды он будет раздавать, подумал я мрачно. За турнир между курсантами. А неделю назад Наполеон Третий предъявил России ультиматум: увести войска из Дунайских княжеств и начать переговоры с Турцией. А наш император молодец, отверг ультиматум и разорвал отношения с Англией и Францией, даже не предполагая, чем это закончится.

Весной Англия и Франция официально объявят войну России, а император что, поедет на охоту ворон стрелять?

Зимняя сессия должна продлиться три недели, из них первую заняли консультации и экзамены. Одни сдавались легко, на некоторых зависал. К примеру, по географии нужно было знать все эти десятки, а то и сотни королевств, ханств, халифатов и кто с кем в союзе, а ещё у меня на руках бывал учебник с названием «Механика», но я в него даже не заглядывал, а это, оказывается, нужный предмет…

Пять дней, пять дней затратил на это потребное кому-то, но не мне дело, а затем сутки отдыха и начался турнир, из-за которого съехалось множество гостей со всей Империи. Родители многих курсантов тоже прибыли, решили не упускать зрелище боёв, где участвуют их отпрыски.

Жаль, нельзя выбирать себе противника, всё решает жеребьёвка, иначе я бы выбрал Горчакова, Толбухина или Равенсвуда и красиво бы продул им, чтобы вылететь в начале турнира, это же целая неделя в выигрыше!

А так моим противником оказался неизвестный мне курсант, ну как неизвестный, видел на занятиях, что-то серое и усердное, он в страхе смотрел на меня, когда мы вышли на арену.

Я подмигнул ему, он затрясся, похоже, готов сдаться, я тихонько шепнул ему:

— На тебя всёе женщины смотрят! Покажем красивый бой!

Пришлось постараться, подставляясь под его вроде бы страшные по мощи удары, я дважды падал, наконец выронил меч и вскинул руки, признавая поражение. Что творилось на трибунах не стал и смотреть, поспешно покинул арену через запасной ход, метнулся по двору к выходу из Лицея.