Для Жени было абсолютно не ясно почему слово «доктор» Дагир так сильно выделил. Ему даже показалось, что он услышал в этой необычной интонации уважение и что-то еще, что ему не удалось опознать. Но кем бы ни был этот «Доктор» — он был очень важен для всей троицы братьев. Они крайне редко выказывают эмоции в привычном для простых людей варианте, когда их мимика и выражение лица легко читаемы. От слов Дагира брови его братьев сами по себе поползли вверх, а расслабленные спины резко напряглись.
— Ты уверен? — спросил Тарас.
Дагир кивнул, глядя куда-то вниз, в темноту укрывшую землю, у деревьев на ветвях которых они сидели.
— Да. Я встретил её ещё в домене Света. Тогда я не знал кто она и перерезал её горло. И когда она уже умирала, когда её глаза расширились от удивления и шока, я понял, что уже видел эти глаза.
Тарас вспомнил битву за домен Света и в один момент он действительно видел брата… растерянным, не долго, но достаточно чтобы этот момент впился в его память.
— Когда мы с тобой были в Европе, я смог получше все разузнать и убедиться, что это действительно она. Мать умерла несколько лет назад от хронического заболевания, хотя насколько я понял она прожила с ним куда больше обычного. А отец… — Дагир тяжело вздохнул, — отец бросил их, когда она была ещё подростком, после того, как болезнь матери стала особенно тяжелой.
Маркус нахмурился:
— Это её слова?
Дагир покачал головой.
— Нет. Она про семью не говорит. Но учитывая её популярность на родине и в Европе, её жизнь разобрали по кусочкам и это версия в которую верит большинство.
— А кто такой этот Доктор? — задал вполне ожидаемый вопрос Крюк. Что он, что Женя, несмотря на большую открытость троицы за последнее время, про их жизнь в Яме они по-прежнему знали лишь крупицы информации, а человек речь о котором зашла сейчас точно знаком им именно по этому ужасному периоду в их жизнях.
— Вы привыкли называть медицинский персонал докторами, врачами, медсёстрами и всё в этом духе. Эти слова несут в себе позитивный окрас. Эти люди лечат других, помогают им. — Тарас зло оскалился, — Медицинский персонал Ямы мы так не называли. Они лечили нас не потому, что хотели помочь, а для того, чтобы продлить наши страдания, мы были их подопытными над которыми ставили эксперименты, особенно жуткие над теми, кто оказался изувечен. Для боёв их уже не использовать, но их организм по-прежнему куда совершеннее и крепче, чем у обычных людей — идеальный подопытный для чего угодно. На нас испытывали всё от экспериментальных лекарств, до химического и биологического оружия. Достаточно один раз увидеть, какую долгую и ужасную смерть это порой подразумевает, чтобы любой намек на симпатию и жалость к ним начисто исчезал.
Медблок располагался прямо над тюремным, поэтому, во время бунтов мы убивали там всех, кто не успел подняться наверх. Не важно, молодой или старик, мужчина или женщина — достаточно вспомнить вид своего брата, с которого буквально слазит кожа, чтобы всякая дрожь в руке исчезла. К тому же Судья тщательно подбирал не только детей для воспитания, но и персонал. У него была целая база для их подготовки, где помимо обучения, занимались и поиском подходящих кандидатов. Искали тех, кто не будет мучиться угрызениями совести и не проявит жалости к пленникам. Большая часть работников медблока были либо законченными садистами, либо теми, кто в своем стремлении к получению знаний или денег был готов отбросить любые моральные ограничения. Кто из них хуже я до сих пор не знаю.
Устроившись чуть подальше, Женя мог видеть сразу всех троих братьев и заметил, как все трое зашевелились: задвигалась челюсть, пальцы начали перебирать друг друга, даже Маркус медленно сжимал и разжимал кулаки — всё это были признаки вырывающейся из них глубоко укоренившийся ненависти к тем, кто продлевал и добавлял новые грани к их мучительной жизни.
— Конечно, Судья куда больше полагался на имеющиеся у него рычаги давления на своих работников. Большинство из них, так или иначе, провинились ещё до попадания в Яму, о чем он хорошо знал. Однако, помимо требований к низким моральным качествам и очевидным слабостям, не менее важным были и профессиональные навыки: мы слишком ценный материал, как в форме действующих воспитанников, так и в форме подопытных, чтобы лишаться его из-за недостатка навыков у хирурга во время операции. Одни специальности сложнее других. На нас всё заживает быстро, поэтому найти врача, который сможет даже переломанного, сложить обратно и поставить на ноги не так уж и трудно. Другое дело, если страдает та часть нашего организма, которая этим телом управляет, — Тарас постучал пальцем себе по виску, — Головной мозг, спинной мозг, повреждения нервов. Иной раз на арене использовалось такое оружие, что просто кромсало тело, вырывая из него куски вместе с нервами, поэтому нейрохирурги в Яме были лучшими из лучших.
Поддерживать одновременно все три показателя — подходящий характер, наличие рычагов давления и высокий профессионализм — на высоком уровне трудно, особенно для такой узкой врачебной специализации, где список кандидатов заметно ниже. Поэтому, несмотря на все этапы проверок и подготовки, среди работников Ямы оказался один, кому стало не всё ровно на нас. Поэтому его, мы помним, как Доктора.
— Помните? — осторожно спросил Крюк, — Это значит, что он…
— Да. Он мёртв. Я убил его, — резко прервал его Дагир, взгляд которого смотрел уже не на темноту внизу, а куда-то далеко в прошлое.
— Тише, тише.
Геяр осторожно усадил младшего брата, придерживая забинтованную голову. Кровь пропитала повязку так сильно, что у него на пальцах её осталось столько, будто он просто засунул их прямо в рану. Зирт был на четыре года младше и один из охранников ударил его прикладом ружья. Тот держал его как дубину, за дуло, поэтому приклад смог пробить череп. Его брат не умер, по крайне мере пока, и сейчас он пытался отнести его к единственному человеку, который может помочь.
Всё тело болело. Это был первый бунт, где он выступал в качестве одного из старших: тех, кто идут первыми, кто составляет главную ударную силу и на кого сыпется основной урон. Геяр поморщился, проводя рукой по своему боку — на руке осталась кровь. Большая часть оружия и ловушек в Яме были не летальными, по крайне мере, для тех, против кого их планировали использовать. Рядом с ним взорвалась мина, с начинкой в виде шариков из какого-то плотного материала. Это не металл, поэтому он не сдох, и все же, даже так в местах удара этой не смертельной шрапнели, шла кровь. Взрыв оглушил его и до сих пор слух Геяра не восстановился до приемлемого уровня, хотя даже так он услышал дальше по коридору отряд охранников.
Варианта всего два: либо эта группа спряталась в самом начале, когда они громили медблок, либо это те, кто уже успел спуститься сюда позже. Первый не исключен, все-таки главной целью любого бунта является продвижение наверх, как можно быстрее. В медблоке они достают стимуляторы и прекращают страдания братьев, которых отдали на эксперименты, после чего идут дальше. В этот раз они добрались до четвёртого уровня, где располагался основной арсенал охраны до того, как та успела полностью вооружиться, поэтому у Адора и его группы есть шансы пробиться наверх.
Его взгляд упал на собственные трясущиеся руки. В прошлый раз ему повезло, и он после бунта не валялся в коме несколько дней и быстро пришел в себя, даже не оказавшись на столе. В этот раз так не будет: правый глаз почти ничего не видел — лицо ему разбили прилично, вероятно, повреждена глазница, левая рука сломана в нескольких местах, вместе с четырьмя рёбрами и ключицей, и он был готов поставить здоровую руку на то, что у него внутреннее кровотечение. К тому же в него угодил один из дротиков со снотворным. Дозы в них смертельны для обычного человека. Воспитанники Ямы же во взрослом возрасте вполне способны сопротивляться их действию, да и Гит быстро выдернул эту гадость из его спины. Их группу на четвёртом уровне разбили, пришлось разделиться, а когда они с Зиртом остались вдвоём, Геяр решил, что лучше попытаться сохранить жизнь брату, чем продолжать драться в нынешнем состоянии.
Пожалуйста, пусть это будет первый вариант.
Ведь если это действительно отряд, спустившийся вниз уже после начала бунта, то это значит, что запустили лифты — это делается лишь после того, как убивают главных зачинщиков бунта. К тому же это означает, что они будут хорошо вооружены и если их много, то в его состоянии убрать их с дороги будет непросто. Геяр взглянул последний раз на брата, а затем вышел в коридор, ступая медленно и аккуратно, чтобы не задеть никакого мусора или осколков стекла, коих по всему медблоку сейчас хватало. Несмотря на звон в ушах, прикрыв глаза он смог услышать их. Это не так трудно, ведь несмотря на их присутствие в Яме, никто их них не пытался научиться тому, что местные воспитанники усваивают ещё в детстве.
Если враг о тебе не знает, то победа уже наполовину твоя.
Геяр медленно наклонился и поднял с пола достаточно большой осколок стекла. Сойдет. Он убивал людей и с менее приспособленными для этого предметами. В одной из комнат нашлось чем этот осколок обмотать, чтобы не разрезать собственную руку при ударе. По дороге набрал горсть мелкой стеклянной крошки в сломанную руку. Подходя ближе, он слышал их всё отчётливее, слишком неуклюже они пытались не издавать шума. То и дело один из них задевал что-то на полу, дышали они тоже громко, прерывисто. Всё-таки они действительно просто мусор. Лицо Геяра растянулось в хищном оскале — он почти чувствовал запах их страха.
Он считал их шаги, слушал как эта четвёрка медленно движется по узкому коридору, чтобы выйти на один из главных, идущего через большую часть блока. Будь его глаза открытыми он бы уже видел шарящий по темному коридору свет прикрепленного к ружью фонаря. Но ему это не нужно, сейчас это будет даже лишним. Ему не нужно видеть, чтобы знать, где стоит каждый из них, что держит в руках, куда смотрит и как ему стоит их всех убить.
Как только идущий первым повёл стол в другую сторону, Геяр рванул из-за угла и в длинном выпаде вонзил осколок стекла мужчине в шею. Провернуть в ране, достать. Шаг вперед и левая рука выбрасывает осколки вверх, под забрало вражеского шлема. Геяр резко дёрнул головой — рядом с ухом громыхнуло ружьё. Осколок стекла он всадил этому ублюдку в подмышку, выхватил ружьё, выстрелил в ногу тому, кто пытался рукой выгрести стекло из глаз. Выстрел был сделан прямо в упор. На таком расстоянии плевать что засунули в патрон — боль будет адская. Мужчина заорал так громко, что его вопли почти полностью перекрыли знакомый треск шокера. Местные охранники использовали его на длинном древке, получалось что-то вроде электрического копья. Обычно группа надзирателей с ростовыми щитами прижимала ребенка к земле или стене, а потом сразу несколько таких вырубали цель.
Не в этот раз.
Он пропустил шокер над своей спиной и схватился за древко обеими руками. Мужик, который его держал был явно крупнее, только вот никто из этих олухов не умеет делать движения подобные тем, что его научили делать старшие братья, когда всё тело двигается в едином порыве, когда для одного движения задействуются все группы мышц. Геяр выдрал копьё у него из рук, крутанул его в руке, чтобы шокер теперь смотрел на надзирателя, и сделал выпад. Электрический треск, короткий вскрик и враг уже на полу. Два других получили по разряду каждый, а тот, кого он ударил первым уже корчился на полу, заливая его кровью из развороченной шеи.
Тут он заметил у умирающего на бронежилете нож. Настоящий, с добротной деревянной рукоятью. Когда Геяр извлек его то глаз уловил слабый блеск металлического клинка.
— Спасибо, придурок.
Спустя пару секунд он добил всю четвёрку. Сколько бы Судья не пытался, полностью искоренить человеческий идиотизм не под силу даже ему. Оружие, настоящее, простое и надёжное. Оно ценнее любой дубинки, шокера или даже щита. Эти идиоты были не с четвёртого уровня, судя по виду, когда ещё не стало ясно, что это полноценный бунт, похватали что было под рукой и пошли в медблок, а когда поняли с чем столкнулись, спрятались в одной из «коробок». Чтобы дать хоть какой-то шанс работникам медблока, не успевшим эвакуироваться, по этажу стоят несколько комнат с толстыми стенами и дверями — коробки. Пробиваться в них сильно затратно и если внутри точно не находился кто-то к кому братья питали особую ненависть, старшие не тратили столь драгоценное время на то, чтобы пробиться внутрь. Если станет ясно, что мятеж не удался, у них будет время вернуться и добить укрывшихся внутри работников.
Нож Геяр взял с собой, как и ружьё. Последнее великовато, а вот нож достаточно компактная штука. Когда он занесет Зирта к Доктору, обязательно попытается его спрятать где-нибудь, на будущее. Младшего брата он нашел там же, где он его оставил.
— Осталось немного, — прошептал Геяр, — почти на месте.
Он со стоном поднял брата и осторожно вышел в коридор. В кабинете Доктора не оказалось. Пару минут он искал его, пока не дошел до операционных в одной из которых тот и нашёлся. Мужчина сидел на стуле у стены, в свете единственной уцелевшей лампы.
— Эй, Доктор! — позвал Геяр, укладывая брата на операционный стол, — Нужна твоя помощь!
Он едва подавил физическое желание подойти и ударить его, когда тот замешкался. Сначала несколько секунд он просто смотрел на Зирта, а потом со вздохом поднялся со своего места и подошел к столу. Доктор выглядел как человек в середине четвёртого десятка, раньше он был крупнее, но последние месяцы в Яме сказались на нём не лучшим образом — именно столько он ждал подходящего момента, чтобы помочь им. После очередного раунда боёв, раненых братьев оставили в медблоке под капельницами, что должны были держать их во сне. Доктор незаметно подкрутил дозу сразу пятерым старшим, которые позже встали и выпустили большую часть остальных.
Мужчина тем временем проверил у Зирта пульс, глаза, а потом убрал повязку и осмотрел рану.
— Сколько ты его нёс сюда?
— Не знаю. После удара я несколько минут нёс его по четвёртому уровню, потом я спускался с ним по шахте, потом пришлось оставить его и добить кучу мусора, а потом я ещё несколько минут искал тебя…
Тут до Геяра начало доходить.
— Он мёртв. Из раны вытекает мозговое вещество, а судя по тому, что ты сказал, сердце остановилось уже достаточно давно, чтобы мозг получил повреждения от нехватки кислорода. Даже если мы каким-то чудом сможем завести сердце, боюсь, твой брат уже никогда не проснется. — Мужчина сунул руки в карманы своего халата, — Мне правда жаль.
Шум в ушах начал становиться сильнее. Бешенный стук сердце становился всё быстрее, пока кровь внутри закипала. Геяр взревел. Ярость и боль требовали выхода. Он начал громить помещение, быстро наполнившееся шумом битого стекла и грохотом падающих на пол инструментов. Чувство времени улетучилось, поэтому он не мог сказать сколько времени прошло, когда снова пришёл в себя, сидя на полу с окровавленными руками. Первым, как ни странно, среагировало обоняние на резкий запах сигаретного дыма — Доктор вернулся на прежнее место и не торопясь курил, глядя на фотографию в руке.
— Только что по громкой связи объявили о смерти группы вашего лидера. Знаю, это может быть ложь, чтобы ударить по вашему моральному духу. — Доктор выдохнул из носа дым, — Но мне так не кажется.
— Жалеешь, что решил нам помочь? — спросил Геяр, поднимаясь на ноги.
— Нет, — голос мужчины прозвучал уверенно. Он отвернул фотографию так, чтобы Геяр смог её увидеть, — Это моя дочка. Её зовут Фиона. Ты ведь из поколения ноль пять? Она сейчас твоего возраста. Её мать заболела, сильно. Чтобы мы не пробовали — ничего не помогало. А потом со мной связались и предложили нам экспериментальное лечение. Метод, который они испытывали был… инновационным. Я верил, что он может помочь. Так и случилось. После первых же сессий ей стало лучше. Тогда-то мне и сообщили, что я им должен, а им нужен хороший нейрохирург и хорошо бы выплатить долг, если я хочу, чтобы жена прошла весь курс.
Доктор сделал очередную затяжку и медленно выдохнул струйку дыма через рот.
— Я понятия не имел на что подписываюсь. То, что дело плохо я понял ещё в подготовительном центре, но даже там я и представить не мог, что на Земле есть такой… ужас.
Он поднёс зажигалку к фотографии. Когда она чиркнула, маленький лепесток пламени коснулся фото, лизнул его пару раз, пока огонь не перекинулся на фотографию. У мужчины в глазах встали слёзы, когда он смотрел как лицо самого дорого ему человека — его дочери — быстро исчезает вместе с фотографией. Она упала на пол, когда большая часть уже сгорела. А он тем временем сделал ещё одну затяжку и взял в руку шприц.
— Мы оба знаем, что он рано или поздно поймет, как вы смогли вырваться. Такие инциденты расследуются им лично и очень тщательно. Если к тому моменту я ещё буду жив, то из меня сделают пример. Показательная казнь, ты лучше меня знаешь, какой она будет. Сначала будет моя семья. Долгая, мучительная смерть на моих глазах. Ну а если я буду мёртв, то… Он рациональный человек. Есть шанс, что он не станет брать на себя лишние риски, чтобы досадить мёртвецу. — Он помахал шприцом у себя в руке. — В нём препарат, применяемый чтобы вас усыпить. Конская доза, даже по меркам ваших великанов, меня точно убьёт. Я собирался вколоть её, когда услышу, что кто-то идёт, но когда услышал тебя, то… заколебался.
Мужчина прервался для очередной затяжки.
— Я католик. Это такая религия. Сильно верующим меня не назовешь, но перед смертью… страшно. Мы верим, что после смерти тела, душа будет жить и от того, как ты прожил мирскую жизнь, зависит куда она попадет дальше. Самоубийц ничего хорошего не ждет. Конечно, я, наверняка, попаду в ад за то, что делал здесь. Но даже если есть хотя бы крохотный шанс, что помощь вам мне зачтется и я попаду в рай, где когда-нибудь смогу встретить жену и дочку, я бы хотел, чтобы этот шанс у меня был. — Доктор протянул шприц Геяру. — Могу я попросить тебя помочь мне?
Жизнь в Яме учила её пленников читать людей. Это полезно для поиска их слабостей и предугадывания их поведения — жизненно необходимая информация, если пытаешься сбежать отсюда. Человек, которого он видел перед собой был самым достойным из тех, кого Судья сюда приводил работать. Доктор убьёт себя сам, если будет нужно. Да, один раз он заколебался и именно поэтому в следующий раз он точно лишит себя жизни. Значит, вопрос сводиться к тому, даст ли он шанс на лучший исход для души этого человека.
Геяр взял шприц и от этого мужчина на стуле задрожал всем телом.
— Спасибо, — Доктор резко задрал голову вверх в попытке удержать слёзы, — спасибо…
— Могу сказать тебе тоже самое. За всю мою жизнь здесь, ты первый человек, который нам помог. — Геяр стянул с иглы колпачок зубами и поднёс её к коже.
— Постой! — Мужчина громко сглотнул, — Я знаю у меня нет права просить, но, если у вас когда-нибудь получиться, если ты когда-нибудь выберешься из этого ада, если ты когда-нибудь встретишь мою дочь, помоги ей если будет нужно. К тому времени она повзрослеет, но ты узнаешь её, ты видел её на фотографии. У неё всегда будут мои глаза.
Геяр несколько секунд смотрел на Доктора, старался закрепить в памяти увиденную фотографию и глаза, которые с такой надеждой смотрят на него. Он ввел иглу и нажал на поршень шприца вводя смертельную сыворотку в кровоток.
— Хорошо. Я запомнил твои глаза.
Доктор закивал. Он сделал последнюю затяжку и движением опытного курильщика отбросил окурок далеко в сторону. Выдохнув дым в последний раз, он закрыл глаза и обмяк. Не прошло и минуты как его сердце остановилось.
Звук открывающихся дверей грузового лифта, откуда выходят десятки людей, пробежал по всему медблоку и достиг ушей Геяра.
Значит Адор действительно уже мёртв.
Он передумал прятать нож: он всё ровно не сможет никому рассказать о своём схроне если умрёт. А с его помощью он сможет забрать побольше жизней этих ублюдков. Геяр не пытался убегать или находить более выгодную позицию, просто напал на них из-за угла, как и на предыдущую группу, полностью отпустив свой разум. Тот бой почти не отразился в его памяти. Вроде бы он успел прикончить десятка полтора спустившихся надзирателей, прежде чем те смогли прижать его к полу и вырубить. Пришёл в себя он уже в камере, не в той, которой содержался раньше. Это он понял, даже сквозь доносившуюся из каждой клеточки его тела боль.
— Как ты, Геяр?
Он замер, обратив всё своё внимание на дверь. Голос из соседней камеры он узнал.
— Дреск?
— Да. Как себя чувствуешь?
Геяр потратил несколько секунд на оценку своего состояния.
— Руки и ноги на месте. Глаза вроде тоже. Где мы?
— Сам знаешь. — ответил Дреск, — На самом дне.