Время наточить ножи, Кенджи-сан! 5

Глава 11

Я прижал парня к холодной кирпичной стене подворотни, мои пальцы вцепились в его куртку так, что ткань затрещала. Уличный фонарь отбрасывал длинные тени, и татуировка осьминога на его запястье казалась живой, пульсирующей в полумраке. Кепка валялась на асфальте, а глаза — холодные, с лёгкой насмешкой — смотрели прямо на меня. Но я видел, как его дыхание сбилось, как напряглись его плечи. Он был не так спокоен, как хотел казаться.

— Кто ты? — прорычал я, мой голос был низким, как гул мотора. — Что тебе нужно от меня? Говори, или я выбью это из тебя.

Он молчал, его губы сжались в тонкую линию. Я усилил хватку, прижимая его сильнее, так что его спина ударилась о стену. Его глаза дрогнули, но он не сопротивлялся — только смотрел, будто взвешивал, на сколько далеко я готов зайти.

Я наклонился ближе, мой голос стал тише, но тяжелее.

— Ты следил за мной. В Гиндзе, теперь здесь. Эта татуировка, — я кивнул на его руку, — не случайность. Кто тебя послал? Танабэ? Или кто-то выше?

Он наконец шевельнулся, его взгляд опустился, и он прошептал, едва слышно:

— Я не могу говорить… Если скажу, меня убьют.

Его голос был хриплым, с ноткой страха, который он пытался скрыть. Я почувствовал, как адреналин бьёт в виски. Убьют? Это означало, что он — пешка, а не игрок. Но пешка, которая знала слишком много.

— Тогда зачем звонил? — рявкнул я, вспоминая странный звонок несколько дней назад, анонимный голос, назначивший встречу в Киютсу. Я не пошёл, решив, что это ловушка, но теперь всё складывалось. — Зачем назначил встречу? Что ты хотел?

Он сглотнул, его глаза метнулись в сторону, будто он искал пути отступления. Но я держал его крепко.

— Теперь это не важно, — прошептал он, его голос стал ещё тише. — Всё уже произошло.

Я замер, чувствуя, как холод пробежал по спине. Его слова ударили, как молот. Смерть Сато. Замминистра, отравленного в моём ресторане. Это было «всё», о чём он говорил. Бесспорно, именно смерть Сато в моем ресторане он и подразумевал под фразой «все уже произошло».

Я сжал его куртку ещё сильнее, мой кулак поднялся, но я сдержался, понимая, что страх работает лучше боли.

— Что ты знаешь о Сато? — спросил я, мой голос был как лезвие. — Кто подсыпал яд? Ты? Или кто-то с такой же татуировкой? Говори, или я сдам тебя Кобаяши, и посмотрим, как долго ты продержишься в участке.

Его лицо побледнело, и я увидел, как его маска начинает трещать. Он знал Кобаяши — или боялся того, что тот мог сделать. Его губы задрожали, но он покачал головой.

— Я… я не могу, — выдавил он. — Не могу тебе все рассказать. Не сейчас. Пожалуйста… отпусти меня.

Я не отпускал, чувствуя, как ярость и нетерпение борются внутри. Он был ключом — к Сато, к «Спруту», к року, который преследовал меня. И я собирался выжать из него всё, что он знал.

— Говори, — прорычал я, мой голос был тяжёлым, как бетон. — Кто стоит за этим?

Он молчал, его глаза метались, но я заметил, как его плечи опустились. Он был на грани. Я вытащил телефон из кармана, не ослабляя хватки, и поднял его так, чтобы он видел экран.

— Один звонок, — сказал я, мой голос стал тише, но холоднее. — И мой охранник, Волк, переломает тебе все кости. Он любит это дело и сделать так, что ты услышишь каждый хруст своих косточек. Ты не выйдешь из этой подворотни, пока я не получу ответы. Выбирай быстро.

Его лицо побледнело, глаза расширились, и я увидел, как страх наконец сломал его. Он сглотнул, его голос дрожал, когда он заговорил.

— Хорошо… я всё расскажу, — выдавил он, его слова были едва слышны. — Но это подпишет мне смертный приговор. Ты не понимаешь, во что ввязался.

Я не шевельнулся, мой взгляд впился в него, как крюк.

— Говори, — повторил я. — Что ты хотел в Киютсу? Зачем следишь за мной?

Он глубоко вдохнул, его руки дрожали, но он начал говорить, его голос был хриплым, как шёпот из могилы.

— Я хотел встретиться с тобой в Киютсу, чтобы предупредить, — сказал он. — О Сато. Его собирались убить, в твоём ресторане. Я знал, что готовится, но не знал деталей. Просто хотел предупредить. Я думал, если ты будешь наготове, ты сможешь это остановить. Но ты не пришёл… и всё случилось.

— Просто предупредить? С какой стати?

— Просто я… — он запнулся и опустил взгляд.

И я вдруг понял — он работал раньше в «Спруте». Работал честно и верно и эта верность не давала ему покоя даже сейчас, поэтому он и хотел предупредить.

Мои кулаки сжались сильнее, я почувствовал, как ярость и вина смешались внутри. Я не пошёл на ту встречу, решив, что это ловушка. И Сато умер. Но я не дал ему остановиться.

— Кто это сделал? — спросил я, мой голос был как удар. — Кто подсыпал яд? И почему ты следишь за мной теперь?

Он поднял взгляд, его глаза были полны ужаса, но он продолжал.

— Я слежу, потому что они не закончили, — сказал он. — Они готовят ещё одну провокацию. Что-то большее, чем Сато. Я пытался узнать больше, но…

— Кто «они»? — рявкнул я, теряя терпение. — Назови имена!

Он открыл рот, его губы задрожали, и я увидел, как он набирает воздуха, чтобы заговорить. Но в этот момент тишину подворотни разорвал резкий хлопок. Выстрел. Тело парня дёрнулось, кровь брызнула на стену, и он обмяк в моих руках, его глаза застыли, пустые и мёртвые.

Я инстинктивно пригнулся, прикрываясь его телом, как щитом, и бросил взгляд в глубину подворотни. Тёмная фигура, едва различимая в тенях, мелькнула у мусорных баков — высокий силуэт в длинном пальто, с пистолетом в руке. Я напряг зрение, пытаясь разглядеть лицо, но он уже развернулся и рванул прочь, его шаги заглохли в шуме улицы.

Раздались поспешные шаги.

Я обернулся, готовый к бою, но это был Волк. Его массивная фигура появилась из тени, глаза сузились, как у хищника, почуявшего кровь. Он двигался быстро, но бесшумно, несмотря на свой размер. Я понял, что убийца сбежал не просто так — он увидел Волка, и это спугнуло его. Нобору остановился рядом, его взгляд упал на тело, затем на татуировку осьминога. Его лицо стало жёстче, но он не выглядел удивлённым.

— Что случилось, Кенджи-сан? — спросил он, его голос был низким, но в нём чувствовалась тревога. Он кивнул на тело. — Это тот, за кем ты гнался?

Я кивнул, всё ещё переводя дыхание.

— Он знал, кто убил Сато, — сказал я, мой голос был хриплым. — И что-то о новой провокации. Но его заткнули. Навсегда.

Волк бросил взгляд в конец подворотни, где скрылся убийца. Его кулаки сжались, и я увидел, как мышцы на его шее напряглись.

— Я его догоню, — прорычал он и рванулся вперёд, его шаги загрохотали по асфальту, как удары молота.

— Нобору, стой! — крикнул я, но он уже исчез в тенях, двигаясь с ловкостью, которой я не ожидал от человека его комплекции. Я знал, что это бесполезно — убийца получил слишком большую фору, а улицы Токио проглотят его, как лабиринт. Я опустился на одно колено рядом с телом, заставляя себя сосредоточиться. Волк сделает, что сможет, но мне нужно было найти хоть что-то — зацепку, улику, что угодно.

Я осмотрел парня. Его глаза застыли, открытые и пустые, кровь пропитала куртку, но я заставил себя действовать методично. Проверил карманы — ничего, только мятая пачка сигарет и зажигалка. Ни телефона, ни бумажника, ни записки. Его одежда была простой, без меток, а татуировка осьминога оставалась единственным намёком на его связь с делом. Я сжал челюсть, чувствуя, как разочарование сдавливает грудь. Он был ключом, и кто-то оборвал эту нить одним выстрелом.

Тяжёлые шаги вернулись, и я поднял взгляд. Волк стоял в нескольких метрах, его грудь тяжело вздымалась, а лицо было мрачнее тучи.

— Ушёл, — сказал он, его голос был полон злости. — Растворился в переулках. Я проверил два квартала — ничего. Он знал, куда бежать.

Я встал, вытирая руки о пиджак, хотя они были чистыми. Мои мысли крутились, как вихрь. Убийца был профессионалом — точный выстрел, быстрый уход. Но Волк спугнул его, и это дало мне шанс. Волк практически спас меня, ведь следующая пуля могла оказаться моей.

Однако я все же успел кое-что узнать. Незнакомец сказал о провокации, о том, что «Спрут» всё ещё под ударом. Я должен был предупредить Акико и разобраться, кто стоит за этим.

— Надо звонить Акико, — сказал я, вытаскивая телефон. — И убираться отсюда, пока копы не нагрянули.

Волк кивнул, его взгляд всё ещё был прикован к телу. Татуировка осьминога молчала, но я знал, что она приведёт меня к ответам. Рано или поздно.

В кабинете старшего детектива Кобаяши было душно, несмотря на открытое окно, через которое доносился шум вечернего Токио. Лампа на столе отбрасывала резкие тени, подчёркивая глубокие морщины на лице Кобаяши и его тяжёлый, почти хищный взгляд.

Он сидел за столом, постукивая пальцами по стопке папок, и смотрел на Акико Танака, стоявшую перед ним. Её осанка была прямой, но напряжённой, как струна, а глаза горели сдерживаемым гневом. Она только что вернулась в участок по его срочному вызову, всё ещё в чёрном вечернем платье, которое теперь казалось неуместным в этой комнате, пропахшей табаком и властью.

Кобаяши, сидя за заваленным папками столом, поднял взгляд от бумаг. Его морщинистое лицо исказилось в насмешливой гримасе, а глаза, тяжёлые и цепкие, пробежались по её наряду.

— Танака, — протянул он, его голос был хриплым, с лёгкой издёвкой. — Это что, новый стиль для допросов? Или ты решила, что участок — это подиум?

— Рабочий день закончился, сенсей, — сказала она, её тон был профессиональным, но с едва заметным вызовом. — Я была на прогулке, когда вы позвонили. Не успела переодеться.

Кобаяши хмыкнул, откидываясь в кресле. Его пальцы забарабанили по подлокотнику, а взгляд стал острее, как у ястреба, почуявшего добычу.

— На прогулке, значит? — переспросил он, его губы растянулись в холодной улыбке. — У полицейского, Танака, рабочий день не заканчивается. Никогда. Ты должна быть готова круглосуточно. Или ты забыла, что значит носить жетон?

Акико сжала губы, её глаза встретились с его, не дрогнув. Она знала, что он цепляется к мелочам, чтобы вывести её из равновесия, и не собиралась поддаваться.

— Я готова, — ответила она, её голос был твёрдым, но спокойным. — Поэтому я здесь. Что вы хотели обсудить?

Кобаяши фыркнул, его улыбка стала ядовитее. Он наклонился вперёд, постукивая пальцем по столу.

— Хочу обсудить твою голову, Танака, — сказал он, понизив голос. — И то, как ты тратишь время на ерунду.

— Что вы имеете ввиду?

— Ты слишком увлеклась этим делом с фугу. Я начинаю думать, что ты забыла, кто здесь твой начальник. Пора сосредоточиться на главном.

Акико сжала кулаки, скрывая их за спиной. Она знала, к чему он клонит, но не собиралась подыгрывать.

— На главном? — переспросила она, её тон был ровным, но с острым краем. — Я и так копаю. У нас есть записи, где кто-то другой подменяет блюдо. Хироси Накамура не виновен, и я уверена, что это не внутреннее дело «Спрута». Нужно проверить другие рестораны, поставщиков, даже…

— Хватит, — оборвал её Кобаяши, его голос стал резче, а пальцы замерли на столе. Он наклонился вперёд, его глаза сузились. — Ты слышала, что я сказал? Главное — это Мураками. «Спрут» — центр всего. Перестань гоняться за призраками и начни копать под него. Он виновен, я в этом уверен. Найди что-нибудь, что прижмёт его к стенке. Доказательства, свидетелей, что угодно.

Акико почувствовала, как гнев закипает внутри, но она заставила себя дышать ровно. Её голос стал холоднее, но оставался профессиональным.

— Сенсей, — сказала она, подчёркивая каждое слово, — расследование должно быть всесторонним. Если мы зациклимся на Мураками без улик, мы упустим настоящего виновного. У нас есть видео, которое показывает…

— Мне плевать на твоё видео, — рявкнул Кобаяши, ударив ладонью по столу. Папки подпрыгнули, и в комнате повисла тяжёлая тишина. Его лицо покраснело, но он быстро взял себя в руки, его улыбка вернулась, теперь ещё более ядовитая. — Ты слишком умная, Танака. Это твоя проблема. Думаешь, я не вижу, как ты бегаешь за Мураками, как верная собачка? Хочешь знать, что будет, если ты не начнёшь меня слушать?

Акико молчала, её челюсть сжалась, но она не отвела взгляд. Кобаяши наклонился ещё ближе, его голос понизился до шёпота, но каждое слово было как удар.

— Никакого продвижения, — сказал он, его глаза блестели. — Никаких наград, никаких новых дел. А если продолжишь тянуть в другую сторону, можешь попрощаться с жетоном. Полиция не держит тех, кто не умеет работать в команде. А особенно тех, кто не слушает своих начальников. Усекла?

Акико почувствовала, как кровь стучит в висках. Она хотела ответить, бросить ему в лицо, что знает о его разговоре с Танабэ, о деньгах, которые он взял, чтобы подставить Кенджи. Но она понимала, что без доказательств это будет самоубийством. Вместо этого она выпрямилась, её голос стал ледяным.

— Я поняла, сенсей, — сказала она, но в её тоне не было ни капли покорности. — Могу я идти?

Кобаяши откинулся назад, его улыбка стала шире, но в ней не было тепла.

— Вали, — бросил он, махнув рукой, будто отгонял муху. — И помни, что я сказал. Копай под Мураками, или пожалеешь.

Акико повернулась и вышла, её каблуки стучали по линолеуму, как метроном. Дверь за ней захлопнулась, но напряжение осталось висеть в воздухе. Она знала, что Кобаяши не шутит, но также знала, что не отступит. Кенджи был невиновен, и она собиралась доказать это — даже если придётся играть против собственного начальника.

Я сидел на заднем сиденье машины, глядя, как неоновые вывески Токио мелькают за окном, словно осколки чужой жизни. Волк вёл машину молча, его массивные руки крепко сжимали руль, а лицо было непроницаемым, как всегда. Подворотня всё ещё стояла перед глазами: тело парня с татуировкой осьминога, кровь на асфальте, выстрел, эхо которого всё ещё звенело в ушах. Сато, Танабэ, Кобаяши, новая провокация — я пытался сложить этот чёртов пазл, но кусочки ускользали. Мы ехали в офис «Спрута», чтобы перегруппироваться, но я чувствовал, как усталость накатывает, как волна.

Мой телефон вдруг завибрировал, разрывая тишину. Я вытащил его, взглянув на экран — номер неизвестный. Нахмурившись, я ответил, прижав трубку к уху.

— Мураками, — сказал я, мой голос был хриплым, резким, как ржавый нож.

На том конце раздался женский голос — уверенный, с лёгкой хрипотцой, но с какой-то тенью, которую я сразу не распознал.

— Господин Мураками, добрый вечер, — начала она. — Меня зовут Кейта Исикава. Я журналистка, работаю на «Асахи Нихон». Хочу поговорить о том, что произошло в «Белом Тигре».

Я сжал челюсть, пальцы стиснули телефон так, что костяшки побелели. Журналисты. Они уже вились вокруг, как мухи над падалью, вынюхивая грязь после смерти Сато. Я не собирался давать им ни крошки.

— Никаких интервью, — отрезал я, мой голос был холоднее льда. — Мне нечего сказать. Прощайте.

Я уже потянулся сбросить вызов, но она перебила, её голос стал острым, как лезвие, с ядовитой уверенностью.

— Не торопитесь, господин Мураками, — сказала она, и я почувствовал, как её слова впиваются, как крюк. — Вам лучше выслушать меня. У меня есть информация о вашем бизнесе — и о вас. Информация, которая может разрушить «Спрут» и вас вместе с ним. Хотите, чтобы это попало на первые полосы? Или всё же поговорим?

Я замер, рука застыла над экраном. Волк бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида, его брови чуть приподнялись, но он молчал. Мой пульс ускорился, а в груди загорелась тревога. Она знала что-то — или блефовала, чтобы заманить меня. Но её тон… он был слишком уверенным, слишком тяжёлым. Что у неё могло быть? Ложь, чтобы выманить меня?

— Что вам нужно?

Она усмехнулась — короткий, резкий звук, как щелчок затвора.

— Не по телефону, Мураками, — ответила она. — Завтра, в полдень, кафе «Сакура» на Гиндзе. Приходи один. И не опаздывай. Поверь, тебе не понравится видеть своё имя в заголовках.

Линия оборвалась, оставив только гудки. Я опустил телефон, уставившись на тёмный экран. Токио за окном сверкал, как всегда, но теперь город казался лабиринтом, где каждый поворот скрывал новую западню. Кто такая Исикава? И что за дрянь она держит в рукаве, чтобы угрожать мне?