Акико открыла рот, её глаза сузились, и я понял, что она собирается спросить, что именно я задумал. Но не успела она вымолвить и слова, как резкий голос прорезал шум улицы.
— Танака! — рявкнул Кобаяши, выходя из «Белого Тигра». Его коренастая фигура маячила в дверном проёме, сигарета в пальцах дымилась, а лицо было красным, как перезрелый помидор. — Где тебя черти носят? Я сказал ждать меня внутри!
Акико замерла, её плечи напряглись, а пальцы сжали ремешок сумки. Я видел, как в её глазах мелькнула смесь раздражения и сдерживаемой ярости, но она быстро взяла себя в руки. Её лицо стало непроницаемым, как маска.
— Иду, сенсей, — ответила она, её голос был ровным, но я уловил в нём сталь, спрятанную под покорностью.
Кобаяши фыркнул, бросив на меня подозрительный взгляд, будто я был причиной всех его бед. Он затянулся сигаретой и махнул рукой, как будто отгонял муху.
— Шевелись, Танака. И без фокусов, поняла? — буркнул он, развернулся и пошёл обратно в ресторан, не дожидаясь ответа.
Акико посмотрела на меня, её взгляд был быстрым, но полным смысла. Она явно хотела продолжить разговор, но время поджимало. Её губы дрогнули, и она заговорила тихо, чтобы Кобаяши не услышал.
— Кенджи-сан, мы не договорили. Давайте встретимся вечером, — сказала она, её голос был твёрдым, несмотря на спешку. — Надо разобраться с этим. Назови место.
Я кивнул, чувствуя, как искра надежды зажигается в груди. Она не отступала, даже под давлением своего индюка-начальника. Это был хороший знак.
— «Кои», бар на Гиндзе, — ответил я. — Восемь вечера. Подойдёт?
— Подойдёт, — она коротко кивнула, её глаза задержались на мне на долю секунды дольше, чем нужно, будто она хотела сказать что-то ещё. Но потом развернулась и пошла к ресторану, её шаги были быстрыми, но уверенными.
Я смотрел, как она исчезает за стеклянными дверями «Белого Тигра», и чувствовал, как мысли снова закрутились вокруг Хироси. Рассеянность, потерянный взгляд, трение головы… Я знал, что ответ где-то рядом, и справка из отдела кадров должна была его подвести. Но теперь, с Акико на моей стороне, я чувствовал, что мы можем раскопать правду. Если только Кобаяши не вставит нам палки в колёса.
Я засунул телефон в карман и направился к машине, припаркованной через дорогу. День обещал быть долгим.
Я вернулся в офис «Спрута», и тишина небоскрёба встретила меня, как старый знакомый. Лифт плавно поднялся на мой этаж, и я шагнул в холл, где свет ламп отражался от стеклянных стен.
У дверей кабинета меня ждала секретарша — та самая новенькая, с её цветочным парфюмом и лёгкой улыбкой, которая всегда казалась чуть больше, чем нужно. В руках она держала тонкую папку, перевязанную лентой.
— Господин Кенджи-сан, — сказала она, её голос был мягким, но деловым. — Отдел кадров прислал. Справка по Накамуре, как вы просили.
Я кивнул, сдерживая нетерпение, и взял папку. Её пальцы на секунду задержались на моих, и я поймал её взгляд — быстрый, почти кокетливый. Я буркнул «спасибо» и вошёл в кабинет, закрыв дверь чуть резче, чем хотел.
Сев за стол, я развязал ленту и открыл папку. Свет настольной лампы падал на страницы, высвечивая строчки медицинских заключений. Анализы крови, кардиограмма, давление, неврологический осмотр — всё, что Хироси проходил пару месяцев назад. Заключение: годен к работе поваром. Вроде бы ничего необычного.
Но…
Я пробегал глазами цифры и заметки, и мой старый хирургический инстинкт, спавший где-то глубоко, начал просыпаться. Я знал, что ищу, но боялся ошибиться.
Симптомы Хироси — рассеянность, забывчивость, странные паузы — могли быть чем угодно. Но когда я дошёл до неврологического раздела, моё сердце ёкнуло. Врач отметил «лёгкие жалобы на головокружение» и «эпизодическую спутанность», которые Хироси упомянул вскользь, но не придал им значения. Никаких явных патологий, никаких красных флагов. Но я, как бывший хирург, видел между строк то, что другие могли пропустить.
Микроинсульт. Или, точнее, транзиторная ишемическая атака — ТИА. Я вспомнил пациентов из своей прошлой жизни, той, о которой никто в Токио не знал. Люди, которые приходили с жалобами на «туман в голове», на моменты, когда мир будто выключался. Их симптомы были преходящими — в один момент человек мог быть собранным, говорить чётко, работать, как машина, а в следующий — теряться, забывать слова, смотреть в пустоту. Хироси на видео вёл себя точно так же.
Я откинулся в кресле, закрыв глаза, и мысленно прокрутил кадры. Его рука, дрогнувшая над ножом, когда он остановился. Момент, когда он тёр голову, будто пытался прогнать что-то — головокружение, лёгкий звон в ушах, может быть, даже мимолётное онемение. ТИА могла объяснить это: кратковременное нарушение кровотока в мозгу, которое длится минуты, иногда секунды, и проходит, не оставляя следов на МРТ. Но эти эпизоды могли повторяться, особенно под стрессом, и Хироси, мастер своего дела, наверняка скрывал их, чтобы не потерять работу.
Я снова открыл папку, вглядываясь в анализы. Уровень холестерина был чуть выше нормы, давление на верхней границе — не критично, но достаточно, чтобы заподозрить риск. Врач не акцентировал на этом внимания, но я знал: такие мелочи могут быть предвестниками. Трение головы, о котором говорила Юми, могло быть не просто жестом — Хироси мог чувствовать дискомфорт, лёгкую боль или то самое головокружение, которое приходит перед атакой. Его уходы из кадра, возможно, были попытками справиться с этим — отдышаться, прийти в себя, не показывая слабости.
Но что-то всё равно не складывалось. ТИА — это не то, что появляется из ниоткуда. Стресс, усталость, нездоровый образ жизни могли подтолкнуть, но Хироси был дисциплинированным, почти как монах. И его симптомы, по словам Юми, начались недавно. Слишком внезапно для естественного процесса. Я вспомнил свои подозрения на улице, когда говорил Акико, что с ним «что-то сделали». Что, если кто-то знал о его состоянии? Или — хуже — спровоцировал его?
Вот тебе и мотив. Возможно, кто-то знал о его состоянии. И мог шантажировать его. Потерять работу в таком возрасте в Токио — это равносильно смерти. Незнакомец вымогал Хироси? И за молчание попросил убить заместителя министра? Но зачем?
Слишком все сложно и запутанно выглядит.
Может, все-таки не ТИА?
Я вновь погрузился в карточку медосмотра и принялся перебирать симптомы.
Может, психотропное воздействие? Какой-нибудь препарат — бензодиазепины, скополамин, нейролептики — мог помутить его разум, вызвать спутанность, забывчивость. Я видел пациентов, чьи глаза становились пустыми от одной дозы. Хироси мог получить что-то через еду или воду, чтобы он стал уязвимым в нужный момент. Трение головы могло быть побочным эффектом — зуд, головокружение, ощущение «плывущего» мозга.
Но я пролистал анализы: токсикология чистая, никаких следов психотропов. И поведение Хироси не было таким уж заторможенным — он всё ещё резал фугу, заканчивал работу. Препарат сделал бы его медленнее, заметнее. Нет, это не оно.
Тогда, может, посттравматическое стрессовое расстройство или хронический стресс?
Шантаж, угрозы, личные беды могли сломать его. Я знал, как стресс выжигает людей: они теряют концентрацию, «зависают», смотрят в пустоту. Хироси мог быть под давлением, и его потерянный взгляд, о котором говорила Юми, был бы реакцией на страх. Паника, усталость. Но в справке не было намёков на психологические проблемы, да и Хироси был дисциплинирован, как монах. Чтобы довести его до такого, нужен был мощный удар, а Юми говорила, что симптомы начались недавно. Слишком внезапно для стресса, и он не выглядел сломленным — скорее, сбитым с толку. Не подходит.
Я нахмурился, перебирая бумаги.
А что, если эпилепсия? Височная, с субклиническими приступами. Краткие эпизоды, когда человек «выключается», смотрит в никуда, потом возвращается. Его паузы, трение головы могли быть аурой — предвестником, когда мозг посылает странные сигналы. Уходы из кадра? Попытки уединиться, скрыть приступ. Но в справке — ни слова о неврологии, ни судорог, ни обмороков. Эпилепсия не начинается просто так, без триггеров или истории, а Хироси никогда не жаловался на что-то подобное. К тому же, его работа после пауз была точной, почти идеальной. Эпилепсия бы нарушила ритм. Исключено.
Следующий вариант — отравление или токсин. Нейротоксин, вроде ртути или синтетического яда, мог вызвать когнитивные сбои: забывчивость, головные боли, смятение. Я думал о том, как кто-то мог отравить Хироси, чтобы он не заметил подмены фугу. Это вписывалось в мою теорию подставы, но анализы снова подвели: кровь чистая, никаких аномалий. Если это токсин, он был слишком тонким, чтобы его поймали на стандартном осмотре. Но тогда где следы? Хироси не выглядел отравленным — он закончил блюдо, передал его Юми. Токсин бы оставил больше следов. Не то.
Ранние стадии деменции? Болезнь Альцгеймера или сосудистая деменция. Я видел, как люди теряют себя по кусочкам: забывают мелочи, путаются в знакомых делах. Но Хироси не стар, да и симптомы появились слишком резко. Деменция крадётся медленно, а не бьёт, как молния. В справке нет намёков на когнитивные тесты или жалобы на память. Это не деменция.
Я отложил папку, потирая виски. Все эти варианты — психотропы, стресс, эпилепсия, токсин, деменция — могли бы объяснить, но что-то не сходилось. Анализы были слишком чистыми, поведение Хироси — слишком преходящим. Он был нормальным, потом терялся, потом снова собирался. Это не яд, не нервы, не хроническая болезнь.
Все-таки это ТИА.
Кратковременное нарушение кровотока в мозгу, длящееся минуты, иногда секунды, и исчезающее без следа. Я вновь перечитал неврологический раздел: «лёгкие жалобы на головокружение», «эпизодическая спутанность». Ошибки быть не могло.
Я схватил телефон и начал набирать сообщение Акико, но остановился. Лучше рассказать ей всё вечером, в баре, когда Кобаяши не будет дышать ей в затылок. ТИА — это ключ, но не вся правда. Если я прав, то Хироси не виноват. Он был пешкой, жертвой, как и Сато. И кто-то очень умный разыграл эту партию прямо под моим носом.
Я отложил папку и посмотрел в окно, где Токио сверкал тысячами огней. До вечера еще было далеко.
Ичиро ворвался в кабинет, как ураган. Его обычно расслабленная улыбка исчезла, волосы были растрёпаны, а в глазах металось беспокойство. Он захлопнул дверь и остановился перед моим столом, тяжело дыша, будто бежал сюда через полгорода.
— Кенджи! — выпалил он, даже не добавив привычного «-сан». — У нас проблемы. Большие.
Я выпрямился в кресле, чувствуя, как внутри всё сжимается. Ичиро не паникёр — если он взволнован, значит, дело серьёзное.
— Что случилось? — спросил я, мой голос был спокойнее, чем я себя чувствовал. — Выкладывай.
Он не ответил сразу, вместо этого схватил пульт с моего стола и направил его на телевизор в углу кабинета. Экран ожил, и я услышал бодрый голос ведущей новостей, чей тон был слишком профессиональным для того, о чём она говорила.
— «Добрый вечер, это новости Токио. Сегодня город потрясён трагедией в ресторане „Белый Тигр“, принадлежащем корпорации „Спрут“. Заместитель министра Масахиро Сато скончался вчера вечером от отравления фугу, приготовленного в заведении. Полиция задержала повара Хироси Накамуру, но расследование вызывает всё больше вопросов. Эксперты говорят, что случай может подорвать доверие к ресторанам высокой кухни в Токио. Наш корреспондент сообщает с места событий…»
Камера переключилась на молодого репортера, стоящего перед «Белым Тигром». За его спиной виднелись полицейские ленты и любопытные зеваки.
— «…скандал уже сказывается на репутации „Спрута“. Вопрос остаётся открытым: был ли это несчастный случай или нечто большее? Мы будем следить за развитием событий. С вами был Хироши Ямада, канал Токио-24.»
— Вот что случилось!
— И что с того? — пожал я плечами.
Ичиро выключил телевизор, бросив пульт на стол, и повернулся ко мне. Его лицо было мрачнее тучи.
— Это ещё не всё, — сказал он, его голос дрожал от сдерживаемой злости. — «Морской Ветер», наш главный поставщик рыбы и мяса, только что прислал письмо. Их директор, Такеши Кояма, отказывается сотрудничать, пока мы не докажем, что «Спрут» не виновен в смерти Сато. Боится, что его бренд утонет вместе с нами. Говорит, появились большие репутационные риски для его фирмы.
— Что⁈
— Такеши Кояма говорит, что убийство в нашем ресторане сильно ударило по репутации не только нашей, но и его. Если он разорвёт контракт, Кенджи-сан, у нас будут перебои с поставками. Фугу, тунец, говядина — всё, что делает «Белый Тигр» особенным. Искать нового поставщика — это недели, а то и месяцы. Мы не можем этого допустить.
Я почувствовал, как ярость закипает внутри, как лава, готовая вырваться наружу. Такеши Кояма. Я знал его — скользкий тип с улыбкой акулы, всегда готовый подставить плечо, пока дела идут гладко. Но стоило запахнуть жареным, и он уже бежит, прикрывая свой зад. Доказательства невиновности? Да он просто ищет повод соскочить, чтобы не пачкать своё имя!
— Он требует от меня доказательств? — прорычал я, вставая из-за стола. Мои кулаки сжались так, что костяшки побелели. — Это мой ресторан под ударом! Мой повар за решёткой! А этот трус думает, что может диктовать условия?
Ичиро поднял руки, пытаясь меня успокоить, но его собственные глаза горели.
— Я понимаю, Кенджи, но он не шутит. «Морской Ветер» — это половина наших запасов. Если они уйдут, другие поставщики тоже начнут дёргаться. Репутация «Спрута» трещит по швам, и новости вроде этой, — он кивнул на тёмный экран телевизора, — только подливают масла в огонь.
Я мерил кабинет шагами, чувствуя, как ярость бьёт в виски, словно молот. Такеши Кояма, этот скользкий трус из «Морского Ветра», посмел угрожать разрывом контракта, требуя доказательств невиновности «Спрута». Новости на экране всё ещё эхом звучали в голове — смерть Сато, скандал, тень на репутации моего ресторана. Ичиро стоял у стола, его глаза следили за мной, полные беспокойства, но я видел в них и веру, что я найду выход. Как всегда находил.
Я остановился, заставляя себя вдохнуть глубже. Эмоции делу не помогут. Ярость — плохой советчик, а мне нужна была холодная голова. Кояма играет на страхе, но он не дурак. Разорвать контракт с «Спрутом» — это не просто потеря клиента, это война с империей. Он блефует. Или готовит почву для чего-то другого.
Я вернулся к столу, сев в кресло, и посмотрел на Ичиро. Мой голос был спокойнее, но в нём всё ещё звенела сталь.
— Ичиро, контракт он вряд ли разорвёт, — сказал я, постукивая пальцами по папке с медосмотром Хироси. — Кояма слишком жадный, чтобы терять нас. Но я знаю таких, как он. Он использует этот шум, чтобы поднять цены. Поставки продолжатся, но счёт будет жирнее. Он думает, что мы в угол загнаны и проглотим это.
Ичиро нахмурился, его руки скрестились на груди.
— Поднять цены? — переспросил он. — Это же нарушение условий. Он не посмеет.
— Посмеет, — я усмехнулся, но без веселья. — Он видит в скандале шанс нажиться. Но мы не дадим ему этого шанса.
Я наклонился вперёд, мой взгляд стал жёстким, как лезвие.
— Свяжись с юристами. Прямо сейчас. Будем действовать на опережение. Пусть готовят иск. Как только Кояма объявит о повышении цен — а он объявит, поверь мне, — мы подаём в суд за нарушение договорных обязательств. И в качестве компенсации требуем неустойку. Миллиард иен.
Ичиро замер, его глаза расширились, как будто я только что предложил поджечь офис. Он даже отступил на полшага, его голос дрогнул.
— Миллиард иен? — выдохнул он. — Кенджи, это… это что, шутка?
Я посмотрел ему прямо в глаза, и моя улыбка была холодной, как токийская ночь.
— Никаких шуток. Пусть Кояма знает своё место. И не только он. Другие поставщики тоже смотрят, ждут, как мы среагируем. Если мы прогнёмся, они все начнут диктовать условия. А если мы ударим — и ударим сильно, — они десять раз подумают, прежде чем тявкать на «Спрут».
Ичиро моргнул, его лицо всё ещё выражало шок, но я видел, как уголки его губ дрогнули — он начинал понимать. Он знал меня. Знал, что я не блефую, когда дело доходит до защиты моего дела.
— Миллиард… — пробормотал он, качая головой, но в его голосе уже звучала искренняя смесь восхищения и тревоги. — Это будет громко, Кенджи. Очень громко.
— Пусть будет, — ответил я, откидываясь в кресле. — Нам нужен шум. Но не тот, что нам навязывают. Мы сами зададим тон.
Ичиро кивнул, его плечи расправились, будто он сбросил часть груза. Он вытащил телефон, уже набирая номер юридического отдела.
— Я позвоню Хаяши-сан, — сказал он. — Она порвёт их на части в суде.
— Хорошо, — я кивнул, чувствуя, как внутри загорается решимость. — И держи меня в курсе. Если Кояма начнёт дёргаться раньше, я хочу знать первым.
Ичиро вышел, а я остался один. Кто-то бил по «Спруту» со всех сторон, но я не собирался стоять и смотреть, как моя империя рушится. Кояма был лишь началом. Я найду того, кто стоит за этим, и он пожалеет, что вообще посмотрел в мою сторону.
Я встал и подошёл к окну, глядя на Токио, сияющий тысячами огней. Буря надвигалась, но я знал: корабль «Спрута» не потонет, пока я держу штурвал.