Время наточить ножи, Кенджи-сан! 5

Глава 7

Утро ворвалось в мою спальню мягким светом, пробивавшимся сквозь шторы. Я лежал в постели, чувствуя тепло Наоми рядом. Её рука покоилась на моей груди, тёмные волосы разметались по подушке, а дыхание было ровным, почти беззвучным. На секунду я позволил себе забыть о «Спруте», о татуировке осьминога, о Кояме и его ультиматумах. Но только на секунду.

Телефон на прикроватной тумбочке завибрировал, разрывая тишину, как нож. Я потянулся к нему, стараясь не разбудить Наоми, но она шевельнулась, её глаза приоткрылись.

— Кто это? — пробормотала она, её голос был сонным, но с лёгкой ноткой недовольства.

Я взглянул на экран. Акико. Часы показывали едва семь утра. Что-то серьёзное.

— Работа, — ответил я тихо, принимая вызов. — Акико, что случилось?

Голос Акико был деловым, но в нём чувствовалась спешка.

— Кенджи-сан, доброе утро. Удача! Есть возможность поговорить с Хироси. Кобаяши уехал на совещание, и я договорилась с дежурным. Но тебе нужно приехать в участок как можно скорее. Окно небольшое.

Я сел на кровати, чувствуя, как сон окончательно улетучивается.

— Уже еду, — сказал я. — Буду через полчаса.

— Хорошо. Жду у входа, — она сбросила вызов.

Наоми приподнялась на локте, её взгляд стал острее. Она знала, что я ухожу, и, хотя её лицо оставалось спокойным, я видел, как её губы чуть сжались.

— Опять? — спросила она, поправляя прядь волос. — Кенджи, ты вчера вернулся за полночь. Что такого срочного?

Я вздохнул, наклоняясь, чтобы поцеловать её в лоб.

— Хироси, — ответил я. — Мой повар. Он в участке, и я могу с ним поговорить. Это важно, Наоми. Прости.

Она кивнула, её глаза смягчились, но недовольство никуда не делось.

— Я понимаю, — сказала она тихо. — Но ты хотя бы завтрак съешь когда-нибудь? А то скоро сам в решётке окажешься, от усталости.

Я улыбнулся, чувствуя, как её забота греет, несмотря на ворчание.

— Обещаю, — сказал я, вставая. — Завтрак завтра. С тобой.

Она фыркнула, но улыбнулась в ответ, и я начал собираться. Джинсы, рубашка, пиджак — всё на автомате. Пока я завязывал галстук, Наоми смотрела на меня, и я знал, что она переживает больше, чем говорит. Но она никогда не держала меня — понимала, что «Спрут» — это не просто бизнес, это моя жизнь.

Через двадцать минут я вышел из дома, и Волк — Нобору — уже ждал у чёрного дорого внедорожника. Его массивная фигура возвышалась над машиной, как гора, но взгляд был мягче обычного, хоть и с привычной тенью ворчливости. Он открыл мне дверь, но, когда я сел, не сразу завёл мотор. Вместо этого повернулся ко мне, его брови сдвинулись.

— Кенджи-сан, — начал он, его голос был низким, но с ноткой упрёка. — Ты опять куда-то бегаешь один. Вчера в Гиндзе, теперь в участок. Моя работа — охранять тебя, а я половину времени не знаю, где ты ходишь. Слишком рискуешь, знаешь ведь, что сейчас не лучшие дни.

Я посмотрел на него, чувствуя, как уголки моих губ невольно поднимаются. Волк всегда был таким — ворчал, как старший брат, но за его словами стояла забота, которую он не умел прятать.

— Нобору, — сказал я, улыбаясь шире. — Я ценю твою заботу. Правда. Постараюсь слушаться, обещаю. Но сейчас мне нужно в участок. Хироси там, и я не могу его бросить.

Он фыркнул, качая головой, но в его глазах мелькнула искра облегчения.

— Постарается он, — пробормотал он, заводя мотор. — Только не забудь, что я не для красоты рядом стою.

— Не забуду, Волк, — ответил я, откидываясь на сиденье. — Поехали.

Машина плавно выехала на дорогу, и Токио замелькал за окном — серый асфальт, неоновые вывески, утренний поток людей.

Мы пробираясь сквозь поток машин. Небо было серым, с лёгкой дымкой, а город уже гудел, как улей. Я смотрел в окно, но мысли были далеко — с Хироси, запертым в участке, с его потерянным взглядом на записи, с татуировкой осьминога, мелькнувшей в переулке Гиндзы. Разговор с Акико мог стать ключом, и я не собирался упустить этот шанс.

Мой взгляд случайно зацепился за боковое зеркало. Тёмный внедорожник, два автомобиля позади, держался ровно в нашем ритме. Слишком ровно. Он не обгонял, не отставал, просто плыл за нами, как тень. Я нахмурился, чувствуя, как внутри шевельнулось беспокойство. «Хвост»? Тот же человек, что следил за нами в «Кои»? Я вспомнил тёмную фигуру, татуировку осьминога на его руке, которая теперь казался проклятием. Неужели он снова здесь?

— Нобору, — сказал я тихо, не отрывая глаз от зеркала. — Видишь чёрный внедорожник? Два позади. Он с нами с поворота на Синдзюку.

Волк бросил взгляд в зеркало заднего вида, его лицо стало жёстче, но он не запаниковал. Его пальцы чуть сильнее сжали руль.

— Вижу, — ответил он спокойно. — Хочешь, проверю?

Я кивнул, чувствуя, как пульс ускоряется.

— Сверни на следующем светофоре. Посмотрим, что он сделает.

Волк молча кивнул и, дождавшись зелёного, плавно повернул налево, на узкую улицу, ведущую к торговому району. Я следил за внедорожником. Он замедлился, но не свернул — проехал прямо, растворившись в потоке. Я выдохнул, чувствуя, как напряжение отпускает. Не «хвост». Просто машина. Паранойя последних дней начинала играть со мной в игры.

— Пусто, — сказал я, откидываясь на сиденье. — Похоже, нервы шалят.

Нобору хмыкнул, его взгляд смягчился, но он не удержался от лёгкой подколки.

— Нервы, говоришь? — проворчал он. — Может, если бы ты не бегал один по переулкам, я бы меньше седел, Кенджи-сан.

Я усмехнулся, качая головой.

— Прости. Обещаю, больше без самодеятельности.

Он только фыркнул, но я знал, что он доволен. Машина снова выехала на главную дорогу, и через десять минут мы подъехали к полицейскому участку — серому зданию с узкими окнами, которое выглядело так, будто впитало в себя всю усталость города. У входа стояла Акико, её тёмное пальто развевалось на ветру. Она держала телефон, но, увидев нас, убрала его в карман и шагнула навстречу. Её лицо было серьёзным, но в глазах горела искра — та самая, что я заметил ещё в «Кои».

— Кенджи-сан, — сказала она, когда я вышел из машины. — Хорошо, что быстро. Время поджимает.

Я кивнул, чувствуя, как решимость возвращается. Хироси был внутри, и я собирался узнать, что он скрывает. Или что скрывают от него.

Участок пах металлом и старой бумагой, а коридоры были такими узкими, что казалось, будто стены давят. Акико вела меня через лабиринт дверей, её шаги были быстрыми, но бесшумными. Она остановилась перед невзрачной дверью с табличкой «Допросная № 3» и кивнула мне.

— Пять минут, Кенджи-сан, — сказала она тихо. — Больше не получится. Дежурный пошёл за кофе, но Кобаяши может вернуться в любой момент.

Я кивнул, чувствуя, как внутри всё напряглось. Хироси был за этой дверью, и я собирался вытянуть из него правду — или хотя бы её кусок.

Дверь скрипнула, и я вошёл в тесную комнату без окон. Голые стены, серый стол, два стула — всё, как в плохом фильме про копов. Хироси сидел за столом, его руки были скованы наручниками, а голова опущена. Его обычно аккуратная униформа повара сменилась мятой серой одеждой, и это резануло глаз сильнее, чем я ожидал.

Он поднял взгляд, и, увидев меня, замер. Его лицо побледнело, глаза расширились, как у человека, который увидел призрака.

— Господин Мураками-сан? — его голос дрогнул, он даже отшатнулся на стуле. — Вы… что вы здесь делаете?

Я сел напротив, не сводя с него глаз. Его страх был настоящим — он не ждал президента «Спрута» в этой клетке. Акико осталась у двери, её присутствие было почти незаметным, но я знал, что она ловит каждое слово.

— Хироси, — начал я, мой голос был спокойным, но твёрдым, как сталь. — Я здесь, чтобы понять, что произошло. В лоб вопрос: ты болеешь?

Он моргнул, его губы задрожали, и я увидел, как его пальцы сжались в кулаки. Мой прямой удар застал его врасплох, и он не успел надеть маску.

— Откуда вы… Да, — выдохнул он, почти шёпотом, будто слова вырвались сами. — Транзиторная ишемическая атака. У меня… бывают приступы.

Я кивнул, не показывая, что его ответ подтвердил мои догадки. Справка, которую я читал вчера, теперь обрела лицо — его лицо, усталое и напуганное.

— Ты отравил Сато? — спросил я, глядя ему прямо в глаза.

Хироси вздрогнул, его голова мотнулась из стороны в сторону.

— Нет! — его голос сорвался на крик. — Клянусь, господин Мураками-сан, я не делал этого! Я готовил фугу, как всегда, я… я бы никогда…

Он замолчал, и я заметил, как его взгляд дрогнул — лёгкая заминка, почти незаметная, но для меня она была как красный флаг. Он что-то скрывал. Я наклонился ближе, мой голос стал тише, но тяжелее.

— Хироси, — сказал я, и каждое слово падало, как камень. — Ты мешкаешь. Я вижу. Что ты не договариваешь? Если не ты, то кто? Говори, или я не смогу тебя вытащить.

Его дыхание стало прерывистым, он опустил взгляд, его пальцы теребили край рукава. Я ждал, чувствуя, как тишина давит на нас обоих. Наконец, он заговорил, его голос был едва слышен.

— Из-за болезни… у меня бывают провалы, — признался он, не поднимая глаз. — Иногда я теряюсь. Всё как в тумане, на секунды, иногда дольше. Порой вспомнить некоторые моменты не могу, — произнес он, но поспешно уточнил: — Но я точно никого не убивал! Я… я ухожу в туалет, умываюсь холодной водой, чтобы прийти в себя. Это помогает.

Я нахмурился, переваривая его слова. Провалы в сознании. Точно, как я думал — ТИА. Но его уходы из кадра теперь обрели смысл. Он прятался, чтобы никто не заметил его слабости.

— Почему не сказал? — спросил я, хотя ответ уже всплывал в голове. — Почему скрывал?

Хироси наконец посмотрел на меня, и в его глазах была смесь стыда и страха.

— Боялся, что уволите, — сказал он тихо. — Работа — это всё, что у меня есть. «Белый Тигр» — моя жизнь. Если бы вы узнали, что я… что со мной что-то не так, я бы потерял место. Я думал, смогу справиться. Думал, никто не заметит.

Я откинулся на стуле, чувствуя, как гнев и жалость борются внутри. Хироси не врал — я видел это в его дрожащих руках, в его опущенных плечах. Он не отравитель. Он был жертвой — своей болезни, своего страха, и, возможно, чьей-то игры. Но его провалы… они были идеальным окном для того, кто хотел подменить фугу.

— Кто знал? — спросил я резко. — Кто мог видеть, что ты уходишь? Кто был рядом?

Он покачал головой, его лицо стало ещё бледнее.

— Не знаю… Кухня всегда полна людей. Повара, помощники, официанты… Я старался, чтобы никто не заметил. Но я не уверен.

Я сжал кулаки под столом. Кто-то знал. Кто-то видел его слабость и использовал её. Татуировка осьминога всплыла в памяти, как предупреждение. Враг был близко — слишком близко.

— Хироси, — сказал я, глядя ему в глаза. — В тот вечер, когда готовил фугу для Сато. Как долго тебя не было? Когда ты уходил в туалет?

Он моргнул, его лицо напряглось, будто я заставил его копаться в тёмном углу памяти. Он потёр запястья, насколько позволяли наручники, и заговорил, его голос был хриплым.

— В тот раз… приступ был сильным, — признался он, опустив взгляд. — После того, как я разделал рыбу, всё поплыло. Голова закружилась, я… я не мог стоять у стола. Ушёл в туалет, умылся. Думаю, меня не было минут пять. Может, больше.

Я нахмурился, переваривая его слова. Пять минут. Или больше. Достаточно, чтобы кто-то вмешался. Я подался вперёд, не давая ему уйти от темы.

— А потом? — спросил я. — Ты вернулся и что сделал?

Хироси нахмурился, его брови сдвинулись, будто он силился вспомнить. Его пальцы замерли, глаза уставились в стол.

— Я… вернулся, — сказал он медленно. — И отдал блюдо Юми. Она ждала, я выложил фугу на тарелку… как обычно, в форме цветка.

Я прищурился, чувствуя, как внутри зашевелилось что-то холодное.

— Погоди, — перебил я. — Ты сказал, что успел только разделать рыбу перед уходом. А нарезка? Когда ты её сделал?

Хироси замер, его лицо стало белее мела. Его губы шевельнулись, но слова застряли. Он моргнул, его взгляд стал потерянным, как на том видео.

— Я… не помню, — выдавил он наконец. — Кажется, я нарезал её… но… — он замялся, его голос дрогнул. — Может, во время приступа? Иногда я делаю что-то на автомате, но не помню. Не знаю, господин Мураками-сан, клянусь, я не уверен!

Его растерянность была как удар током. Я почувствовал, как кусочки пазла начинают складываться. Провалы в сознании. Пять минут отсутствия. Нарезка, которую он не помнит. Я вдруг понял, что ответ был передо мной всё это время — в записи, которую принёс Рёта.

Я вытащил телефон, мои пальцы двигались быстро, почти на инстинкте. Акико, стоявшая у двери, заметила моё движение и шагнула ближе, её брови поднялись.

— Кенджи-сан? — спросила она тихо. — Что ты делаешь?

— Смотри, — ответил я, открывая видео и прокручивая его к нужному моменту. Я повернул экран к ней, но так, чтобы Хироси не видел — не хотел, чтобы он запаниковал раньше времени.

Картинка была зернистой, но достаточно чёткой. Хироси на кадре разделывал рыбу, потом остановился, потёр голову и ушёл из кадра. Камера поймала пустой стол — и вот оно. Через минуту к столу подошёл другой человек в белом халате повара, с опущенной головой, чтобы лицо не попало в объектив. Его движения были быстрыми, уверенными: он взял нож, нарезал фугу — ломтики легли неровно, не как у Хироси. Он ушёл так же быстро, как появился. А потом вернулся Хироси, ничего не подозревая, выложил фугу в форме цветка и отдал тарелку Юми.

Акико всё ещё держала мой телефон, её глаза были прикованы к экрану, где кадры застыли на фигуре в белом халате. Она нахмурилась, её губы сжались, будто она уловила что-то, чего я не заметил.

— Подожди, — прошептала она, увеличивая изображение. — Смотри. На руке. Часы.

Я наклонился ближе, вглядываясь в экран. На запястье человека в халате поблёскивал металлический браслет часов — массивных, с широким циферблатом. Я прокрутил видео назад, к моменту, где Хироси разделывал рыбу перед уходом. Его руки были пусты — ни часов, ни браслетов. Я перемотал дальше, к кадру, где он вернулся и выкладывал фугу в форме цветка. Снова ничего. Запястья голые.

— Хироси, — я повернулся к нему, мой голос был резким, но не обвиняющим. — Ты носишь часы?

Он моргнул, его лицо стало ещё растеряннее. Он покачал головой, его наручники звякнули о стол.

— Нет, господин Мураками-сан, — сказал он тихо. — Никогда не ношу. Они мешают готовить. Лезут в рукав, цепляются… Я их вообще не люблю.

Я обменялся взглядом с Акико. Её глаза горели, как у охотника, почуявшего след. Часы были уликой — маленькой, но смертельной. Человек, который подменил фугу, не только не умел резать, как Хироси, но и выдал себя этой деталью. Он не был поваром. Или, по крайней мере, не был Хироси.

— Это… — начала она шёпотом, — это подмена. Кто-то другой отравил блюдо.

Я кивнул, чувствуя, как гнев и облегчение борются внутри. Хироси не виноват. Он был марионеткой, слепым звеном в чьей-то игре. Но кто этот человек в халате? И почему он знал, когда Хироси уйдёт?

— Это он, — сказала Акико, её голос был почти шёпотом, но в нём звенела сталь. — Тот, кто отравил блюдо. Он был на кухне, знал, когда Хироси уйдёт, и воспользовался моментом.

— Надо проверить остальных, — сказал я, глядя на Акико. — Всех, кто был на кухне в тот вечер. Повара, помощники, даже поставщики. Кто-то из них носит такие часы. Я могу запросить записи с других камер. Если он попал в кадр где-то ещё, мы его найдём.

Она кивнула, её лицо стало решительным.

Хироси смотрел на нас, его глаза были полны смеси надежды и страха. Он открыл рот, но не успел ничего сказать — Акико вдруг напряглась, её взгляд метнулся к двери.

— Кенджи, — прошептала она. — Время вышло. Надо идти.

Я встал, бросив последний взгляд на Хироси.

— Держись, — сказал я. — Мы разберёмся.

Он кивнул, но его плечи дрожали. Мы вышли из комнаты, и я чувствовал, как сердце колотится. Часы. Неровная нарезка. Это были ниточки, ведущие к правде. И я собирался тянуть за них, пока не найду того, кто посмел ударить по «Спруту».