В ангаре у токийского порта царила промозглая тишина, нарушаемая лишь скрипом ржавых балок и далёким плеском волн. Холодный воздух пропитался запахом соли, гниющих водорослей и старого металла. Тусклый свет единственной лампы, подвешенной под потолком, отбрасывал длинные тени на бетонный пол, где в центре, на шатком деревянном стуле, сидела Акико Танака. Её запястья и лодыжки были стянуты верёвками, впивавшимися в кожу, а тёмные волосы, выбившиеся из-под капюшона, прилипли к потному лбу. Её грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, но глаза — острые, как клинки — не выдавали страха. Она смотрела прямо на Рюдзи Като, стоявшего в нескольких шагах от неё.
Като, лидер «Морского Щита», был одет в потрёпанную куртку, его татуировка осьминога мелькала на запястье, когда он скрещивал руки. Его лицо, изрезанное морщинами, казалось высеченным из камня, но в глазах горел огонь — смесь фанатизма и гнева. Он медленно обошёл стул, его тяжёлые ботинки гулко стучали по бетону, и Акико чувствовала, как её пульс ускоряется с каждым его шагом.
В углу ангара стоял Такеши Ямада, его правая рука, высокий мужчина с нервным взглядом и сжатыми кулаками. Он не смотрел на Акико, его глаза были прикованы к Като, и в них читалось беспокойство.
— Зачем ты следила за мной, Танака? — спросил Като, его голос был низким, почти шипящим, как морской прибой перед штормом. Он остановился перед ней, наклоняясь так близко, что она почувствовала его дыхание — кислое, с привкусом сигарет. — Думаешь, я не знаю, кто ты? Бывшая детектив, выгнанная Кобаяши. И всё равно лезешь туда, куда не следует.
Акико молчала, её губы сжались в тонкую линию. Она не собиралась давать ему ничего — ни слов, ни страха.
Её мысли кружились вокруг того момента, когда она пробралась к ангару. Она вспоминала, как притаилась за ящиками, как её пальцы дрожали, включая запись на телефоне. Голос Като, низкий и ядовитый, всё ещё звучал в её голове: «Сато был началом… яд фугу покажется детской забавой». Каждое его слово было доказательством — не просто его вины в смерти замминистра, но и планов против Кенджи, против «Спрута». Она видела, как он стоял на ящике, его татуировка осьминога мелькала в свете, как символ их одержимости. Она записала всё — его признание, его угрозы, его ненависть. Это была бомба, которая могла взорвать «Морской Щит», если бы только попала в нужные руки.
Но затем рука на её плече, грубый голос — «Далеко собралась?» — и паника. Она выронила телефон, когда её схватили. Он упал где-то в темноте, среди ржавых банок, обрывков верёвок и щепок. Акико не знала, разбился он или просто лежит, спрятанный в мусоре. Она цеплялась за надежду, что его не заметили. Като и его люди были слишком заняты, таща её к стулу, связывая, допрашивая. Но страх грыз её изнутри. Что, если они обыщут ангар? Что, если найдут телефон и увидят запись? Тогда всё будет кончено — не только её жизнь, но и шанс разоблачить Като. Она представляла, как его пальцы сжимают её телефон, как он слушает свои собственные слова, и его холодная ухмылка становится шире. Эта мысль была хуже верёвок, хуже угроз.
Акико заставила себя дышать ровнее, несмотря на боль в запястьях. Она не могла позволить страху победить. Телефон был её единственным козырем, даже если она не знала, где он. Она представляла, как Кенджи каким-то чудом находит его, как запись попадает в полицию, как Кобаяши, этот надутый старик, вынужден признать свою ошибку. Но для этого телефон должен остаться невидимым. И невредимым.
Она мысленно умоляла судьбу: пусть он лежит в пыли, пусть его батарея сядет, пусть он станет ещё одним куском мусора в этом забытом ангаре. Только бы его не нашли. Только бы Като не узнал, как близко она подобралась к его тайнам.
Като ухмыльнулся, его зубы блеснули в тусклом свете. Он выпрямился, скрестив руки, и его взгляд стал холоднее.
— Молчишь? — сказал он, его голос сочился ядом. — Неважно. Я знаю, что ты ищешь. Улики. Думаешь, свяжешь меня со смертью Сато? — Он рассмеялся, но смех был резким, как скрежет металла. — Это бессмысленно, Танака. Потому что ты не выйдешь отсюда. Скоро море примет ещё одну жертву.
Акико почувствовала, как холод пробирает её до костей, но не отвела взгляда. Она знала, что он не блефует. Его глаза, тёмные, как бездонная пучина, обещали смерть. «Морской Щит» не щадил предателей — или тех, кто вставал на их пути.
Такеши Ямада, стоявший в углу, вдруг кашлянул, его ботинки шаркнули по полу. Он шагнул вперёд, его лицо было бледным, а голос дрожал, но он заставил себя говорить.
— Рюдзи, подожди, — сказал он, поднимая руку. — Убивать её… это слишком. Мы уже избавились от Соты. Ещё одна смерть — и полиция не отстанет. Они будут рыть глубже.
Като резко повернулся к нему, его глаза сузились, как у хищника, почуявшего слабость.
— Ты что, Такеши? — прорычал он. — Сомневаешься в нашем деле? Она видела слишком много. Она угроза. Или ты забыл, что море требует жертв?
Такеши сглотнул, его пальцы сжались в кулаки, но он не отступил. Акико заметила, как его взгляд мелькнул к ней — не с жалостью, но с чем-то похожим на расчёт.
— Я не сомневаюсь, — сказал он, понизив голос. — Но подумай. Она знает Мураками. Он доверяет ей. Мы можем использовать её как рычаг. Заставим его закрыть «Спрут», отступить. Убьём её — и он только разозлится, пойдёт дальше. А если она жива… мы получим контроль.
Като замер, его челюсть сжалась. Он смотрел на Такеши, будто решая, стоит ли наказать его за дерзость. Акико затаила дыхание, её мышцы напряглись, несмотря на верёвки. Она знала, что её жизнь висит на волоске, и каждое слово Такеши было её единственным шансом.
— Рычаг? — переспросил Като, и его голос стал тише, но опаснее. — Ты думаешь, Мураками так слаб, что сдастся ради неё?
— Он не слаб, — ответил Такеши, его голос стал твёрже. — Но он человек. Мы можем сломать его через неё. Дай мне шанс доказать. Если не сработает, тогда… делай, что хочешь.
Като молчал, его глаза метались между Такеши и Акико. Ангар будто сжался, воздух стал густым от напряжения. Акико чувствовала, как верёвки впиваются в её запястья, но не шевелилась, боясь спровоцировать Като. Наконец он хмыкнул, его губы скривились в презрительной усмешке.
— Хорошо, — сказал он, нехотя отступая. — Но если это не сработает, Такеши, ты ответишь. А ты, Танака… — он повернулся к ней, его взгляд был как нож, — молись, чтобы Мураками ценил тебя больше, чем свой «Спрут».
Он махнул рукой, и двое мужчин из тени шагнули вперёд, их лица были скрыты капюшонами. Они схватили стул Акико, готовясь увести её вглубь ангара. Такеши отвернулся, его плечи опустились, но он не смотрел на неё. Като же остался стоять, его силуэт в свете лампы казался зловещим, как морское чудовище.
В роскошном офисе Хироши Танабэ, расположенном на верхнем этаже небоскрёба в самом сердце токийского делового района Минато, царила атмосфера холодной власти. Стены из тёмного орехового дерева, огромные панорамные окна с видом на неоновый лабиринт города и мраморный пол, отполированный до зеркального блеска, создавали ощущение, что здесь принимаются решения, меняющие судьбы. В центре комнаты стоял массивный стол из чёрного гранита, за которым восседал Танабэ, одетый в безупречный костюм от итальянского дизайнера. Его волосы, слегка тронутые сединой, были уложены с хирургической точностью, а глаза, острые и холодные, как лезвие катаны, следили за помощником, стоявшим перед ним.
Помощник, молодой человек по имени Кента Ивамото, в строгом сером костюме, нервно поправил очки и раскрыл планшет, его пальцы слегка дрожали. Он знал, что Танабэ не терпит слабости, и каждое слово в его докладе должно быть выверенным. Свет от хрустальной люстры отражался на экране планшета, пока Кента прокашлялся и начал.
— Танабэ-сан, — сказал он, стараясь держать голос ровным, — у нас новости о «Спруте». Кенджи Мураками полностью изменил меню в «Белом Тигре». Он ввёл фьюжн русской и японской кухонь — блины с икрой, цзяоцзы с горчицей, борщ на основе мисо. Это… неожиданно сработало. Люди возвращаются. Соцсети пестрят положительными отзывами, очереди в ресторане растут, а падение акций «Спрута» остановилось. По итогам дня они даже выросли на 2,3%.
Танабэ откинулся в кожаном кресле, его пальцы, унизанные кольцами, постукивали по подлокотнику. Кента замолчал, ожидая реакции, и воздух в офисе стал тяжёлым, как перед грозой. Танабэ смотрел на помощника, но его мысли были где-то далеко — в мире, где Кенджи Мураками и его «Спрут» были не просто конкурентами, а личным оскорблением. Он вспомнил, как отец Кенджи, основатель «Спрута», унизил его много лет назад, отобрав контракт, который должен был достаться «Серебряному Журавлю». Теперь сын продолжал эту войну, и Танабэ чувствовал, как старая рана вновь кровоточит.
Медленно, почти театрально, уголки его губ изогнулись в ухмылке. Это была не радость, а холодная, хищная уверенность, как у акулы, почуявшей добычу. Он наклонился вперёд, его голос был низким, с едва уловимой угрозой.
— Фьюжн-кухня, говоришь? — произнёс он, и его ухмылка стала шире. — Мураками думает, что может выкрутиться, удивив Токио блинами и борщом? Как мило. Пусть наслаждается своим маленьким триумфом. Я тоже припас для него кое-что.
Кента моргнул, его пальцы замерли на планшете. Он знал этот тон — Танабэ никогда не говорил пустых слов, и за его ухмылкой всегда скрывался план, отточенный, как лезвие. Помощник кашлянул, пытаясь скрыть нервозность.
— Что… что вы имеете в виду, Танабэ-сан? — спросил он осторожно.
Танабэ встал, его тень упала на мраморный пол, и подошёл к окну, глядя на Токио, раскинувшийся внизу, как шахматная доска. Город был его полем битвы, и он не собирался проигрывать. Он повернулся, его глаза сверкнули, как сталь.
— Скоро узнаешь, Кента, — сказал он, его голос был почти ласковым, но от этого ещё более зловещим. — Мураками думает, что перехитрил всех — меня, полицию, даже этот сброд из «Морского Щита». Но я играю в эту игру дольше, чем он живёт. Его «Белый Тигр» сгорит, и он даже не поймёт, кто поднёс спичку.
Кента кивнул, не осмеливаясь задавать вопросы. Он знал, что Танабэ не делится планами, пока не наступит время. Но в его ухмылке, в его спокойной уверенности было что-то, от чего по спине помощника пробежал холод. Танабэ вернулся к столу, взял бокал с золотистой жидкостью и сделал глоток, его взгляд был устремлён куда-то вдаль, где Кенджи Мураками, сам того не зная, уже шёл навстречу своей ловушке.
Здание «Спрут», офис Президента компании
Я знал, что Танабэ, этот гад, не будет сидеть сложа руки. И всё же, когда Ичиро ворвался в мой кабинет, я не был готов к тому, что он принёс.
Ичиро выглядел так, будто его только что ударило током. Его галстук был сбит набок, волосы растрепались, а в руках он сжимал ноутбук, как будто это была бомба с тикающим таймером. Он даже не поздоровался — просто плюхнулся в кресло напротив, открыл ноутбук и ткнул пальцем в экран.
— Кенджи-сан, ты должен это увидеть, — сказал он, его голос дрожал от смеси гнева и тревоги. — Танабэ… этот ублюдок перешёл все границы.
Я нахмурился, чувствуя, как внутри закипает недоброе предчувствие. Ичиро редко терял самообладание, и его вид заставил меня напрячься. Он запустил видео, и я наклонился ближе, чтобы рассмотреть. На экране появилась реклама «Серебряного Журавля», сети Танабэ. Глянцевые кадры: элегантный зал, официанты в белых перчатках, столы, накрытые хрустящими скатертями. А затем — крупный план блюда: фугу, нарезанная с ювелирной точностью, поданная с соусом, который блестел, как жидкое золото. Голос за кадром, гладкий и насмешливый, объявил: «Представляем новое меню „Обед замминистра“ от „Серебряного Журавля“! Изысканный вкус фугу, который вы никогда не забудете… и, в отличие от некоторых, у нас вы точно останетесь в живых!»
Мой желудок сжался, как от удара. Камера показала вывеску с названием меню, написанным золотыми буквами, и улыбающегося Танабэ, который поднимал бокал с саке, будто праздновал победу. Видео закончилось логотипом «Серебряного Журавля» и слоганом, который бил, как нож: «Вкус без риска». Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, а кулаки сжались так сильно, что ногти впились в ладони.
— Этот… этот подонок! — вырвалось у меня, и я вскочил, чуть не опрокинув кресло. — Он использует смерть Сато, чтобы насмеяться над нами? «Обед замминистра»? Да он плюёт на могилу человека, чтобы поднять свои продажи!
Ичиро кивнул, его лицо было мрачным, но глаза горели тем же гневом, что и у меня.
— Это не просто реклама, Кенджи, — сказал он, захлопывая ноутбук. — Это удар. Танабэ знает, что «Белый Тигр» набирает популярность. Он хочет вернуть внимание к скандалу, напомнить всем о фугу, о Сато. И это работает — я уже видел посты в соцсетях. Люди смеются, но некоторые… некоторые верят, что мы виноваты.
Я начал мерить шаги по кабинету, чувствуя, как ярость кипит, как лава. Танабэ. Этот скользкий, жадный гад, который всегда ненавидел моего отца, а теперь меня. Он не просто конкурент — он хищник, который ждал, пока «Спрут» споткнётся, чтобы растащить его на куски. Но это… это было слишком. Назвать меню в честь мёртвого человека, намекать, что мы убийцы, и при этом ухмыляться, как будто он уже выиграл? Я сжал челюсть, пытаясь взять себя в руки, но внутри всё кричало: раздавить его.
— Он думает, что может сломать нас, — прорычал я, останавливаясь у окна. Токио сверкал внизу, но я видел только лицо Танабэ, его самодовольную ухмылку. — Но я не дам ему этого. Мы ответим, Ичиро. И он пожалеет, что связался со мной. Это переходит все границы. Танабэ думает, что может играть грязно и выйти сухим из воды? Он ошибается. Пора прижать этого ублюдка раз и навсегда. Я разберусь с ним.
Ичиро кивнул, его губы сжались в тонкую линию. Он не стал спорить — знал, что, когда я в таком состоянии, меня не остановить.
Я шагнул к столу, схватил телефон и стиснул его, будто это была шея Танабэ. Мой палец замер над экраном, готовый набрать номер. Я знал, кому позвонить. Это был не просто звонок — это был первый шаг, чтобы уничтожить «Серебряный Журавль» и заставить Танабэ пожалеть о его игре. Я посмотрел на Ичиро, и он кивнул, будто говоря: «Делай, что должен». Я нажал на кнопку вызова, чувствуя, как адреналин бьёт в виски.