Я ехал на заднем сиденье такси, глядя, как Токио мелькает за окном — неон, толпы, бесконечный ритм города, который никогда не спит. Мой пиджак был отглажен, но ссадина на скуле всё ещё ныла, напоминая о драке с Като на пирсе.
Такси затормозило у небоскрёба в Сибуе, где располагалась студия Skyline. Здание сверкало стеклом и сталью, будто кричало о своём величии. Я вышел, поправил галстук и шагнул внутрь. Холл был огромным — мраморный пол, гигантский экран с рекламой новостей, суета сотрудников, бегающих с папками и кофе. Меня встретил помощник — худощавый парень в чёрной водолазке, с планшетом в руках и улыбкой, которая казалась приклеенной.
— Господин Мураками, — сказал он, чуть поклонившись. — Меня зовут Кен. Добро пожаловать. Пойдёмте, я провожу вас в гримёрку.
Я кивнул, следуя за ним через лабиринт коридоров. Студии Skyline бурлили жизнью. Мы проходили мимо стеклянных дверей, за которыми шли съёмки. В одной студии ведущий в ярко-красном пиджаке размахивал руками, обсуждая моду, пока модели позировали перед камерами. В другой — два аналитика спорили о ценах на нефть, их голоса гремели, как гром даже сквозь стеклянную перегородку. В третьей снимали кулинарное шоу — повар с безумной причёской жонглировал креветками, а оператор чуть не упал, пытаясь поймать кадр. Я усмехнулся про себя — хаос, но какой-то организованный. Это напоминало кухню «Белого Тигра» в час пик.
Кен свернул в узкий коридор и открыл дверь в гримёрку. Комната была небольшой, но уютной: зеркало с яркими лампами, стол, заваленный кистями и баночками, и запах пудры в воздухе. За креслом стояла девушка — лет двадцати пяти, с короткими тёмными волосами, в ярко-зелёной футболке и с улыбкой, которая могла бы осветить весь небоскрёб. Её глаза сверкнули, когда она увидела меня.
— Господин Мураками! — воскликнула она, чуть ли не подпрыгивая. — Меня зовут Миюки, я ваш гримёр. Садитесь, садитесь, сейчас сделаем вас звездой!
Я откинулся в кресле, глядя на своё отражение, где ссадина на скуле уже начала исчезать под её умелыми мазками. Чтобы отвлечься от мыслей о предстоящем интервью — камеры, вопросы, Танабэ, — я решил разговорить её.
— Миюки, — начал я, — давно вы тут работаете?
Она замерла на секунду, кисточка остановилась в воздухе, и её глаза сверкнули, будто я задал самый интересный вопрос в мире. Она откинула прядь волос с лица и улыбнулась шире, если это вообще было возможно.
— О, господин Мураками, отличный вопрос! — сказала она, её голос был звонким, как колокольчик. — Я тут уже два года, с тех пор, как закончила школу гримёров. Это, знаете, была моя мечта с детства — превращать людей в кого угодно! Сначала я стажировалась в театре, делала бороды для самураев и морщины для старушек, но потом Skyline позвали, и я такая: «Вау, телевидение, это же другой уровень!» — Она рассмеялась, возвращаясь к работе, её кисточка снова запорхала. — Тут каждый день что-то новое: то ведущего в супергероя гримируешь, то политика в «чуть менее уставшего политика». А вы, небось, привыкли к камерам, да? Герой Токио всё-таки!
Я хмыкнул, качнув головой. Её энтузиазм был как глоток свежего воздуха, но я не собирался признаваться, что камеры меня напрягают.
— Камеры — не моя стихия, — сказал я, глядя, как она аккуратно маскирует синяк под глазом. — Но вы, похоже, тут как рыба в воде.
— Ещё бы! — ответила она, прищурившись, будто оценивая свою работу. — Это место — как цирк, только без клоунов. Ну, почти. — Она подмигнула и продолжила: — А если серьёзно, я люблю свою работу. Тут можно творить чудеса. Хотите, я вам когда-нибудь шрам нарисую, как у пирата? Или сделаю рок-звездой с ирокезом?
Я невольно улыбнулся, представляя себя с ирокезом. Эта девчонка умела разрядить обстановку.
— Может, в другой раз, — сказал я. — Пока просто сделайте так, чтобы я не выглядел, как после драки.
— О, это я могу! — воскликнула она, хватая другую кисточку. — Вы будете выглядеть как герой, но без «боевых шрамов». Доверьтесь мне, господин Мураками!
Она вернулась к своему делу, напевая что-то про звёзды и сцены.
— Знаете, грим — это настоящее искусство! — продолжила она, нанося тон на моё лицо с ловкостью, которой позавидовал бы любой хирург. — Сейчас гримирование шагает семимильными шагами. Серьёзно! Можно преобразить человека до неузнаваемости. Хотите быть похожим на якудза? Пожалуйста! На рок-звезду? Легко! У нас есть такие силиконовые накладки, что даже ваша мама вас не узнает. А текстуры кожи? О, это вообще магия! Я как-то делала парню шрам через всё лицо — выглядело, будто его акула укусила, а на деле просто гель и пара мазков.
Я хмыкнул, глядя на своё отражение в зеркале. Она аккуратно маскировала ссадину, и я уже выглядел менее потрёпанным. Её болтовня была заразительной, и я невольно расслабился.
— Вы когда-нибудь гримировали кого-то, чтобы он стал другим человеком?
— О, да! — Миюки округлила глаза, её кисточка замерла на секунду. — Один актёр для шпионского сериала хотел выглядеть как старик. Мы добавили ему морщины, седые волосы, даже зубы пожелтевшие сделали. Он потом шутил, что чуть не забыл, кто он на самом деле! А ещё я работала с парнем, который хотел стать двойником поп-звезды для розыгрыша. Фанаты чуть не разорвали его! — Она рассмеялась, её смех был звонким, как колокольчик. — Грим — это как маска, но круче. Можно быть кем угодно, хоть на час.
Я кивнул, думая о том, как маски помогают в моём мире — не только из грима, но из слов, жестов, лжи. Миюки закончила с тоном и взялась за тени, её движения были точными, но она не умолкала.
— Сегодня мы сделаем вас строгим, но харизматичным, — сказала она, прищурившись, будто оценивая картину. — Чуть тёмных теней, чтобы взгляд был глубже, и немного румян, чтобы не выглядеть уставшим. Вы же герой Токио, вся страна будет смотреть!
— Только без фанатизма, — буркнул я, но уголки губ предательски дрогнули. Её энергия была как глоток свежего воздуха.
Она закончила, отступила и хлопнула в ладоши.
— Готово! Посмотрите, какой красавец!
Я взглянул в зеркало. Ссадина исчезла, лицо выглядело свежим, но не перебор — строгий, уверенный вид, как я и хотел. Миюки молодец. Я встал, поблагодарив её кивком.
— Отличная работа, — сказал я. — Может, в следующий раз сделаете из меня якудза?
Она рассмеялась, махнув рукой.
— Когда угодно, господин Мураками! Удачи на эфире!
Кен появился в дверях, его улыбка всё ещё сияла.
— Пора, господин Мураками. Студия ждёт.
Я поправил пиджак и вышел за ним, чувствуя, как адреналин начинает пульсировать. Камеры, вопросы, правда — всё это ждало меня. И я был готов рассказать Токио, кто такой Кенджи Мураками и что такое «Спрут».
Я вышел из гримёрки, поправляя пиджак, и последовал за Кеном через лабиринт коридоров Tokyo Skyline Network. Сердце билось ровно, но адреналин уже пульсировал в венах, как перед операцией в мои хирургические дни. Студия встретила меня ослепительным блеском софитов, от которых воздух казался горячим, и холодным взглядом трёх камер, нацеленных на меня, как снайперские прицелы. Сцена была минималистичной: стеклянный стол, два кресла, логотип Skyline на фоне, но атмосфера давила, будто я шагнул на ринг. Ведущий, Хироши Накамура, уже сидел напротив, его лицо было строгим, как у судьи, а глаза — острыми, как лезвия. Он был известен тем, что мог раздавить гостя одним вопросом, но я не собирался давать ему такой шанс.
— Господин Мураками, — сказал Накамура, указывая на кресло, его голос был гладким, но с металлическим оттенком. — Присаживайтесь. Мы в прямом эфире через минуту.
Я кивнул, сел, выпрямив спину, и бросил взгляд на камеры. Их красные огоньки зажглись, и я почувствовал, как миллионы глаз Токио смотрят на меня. Миюки сделала своё дело — в зеркале напротив я выглядел собранным, без следов драки с Като, но внутри я был как натянутая струна. Это был мой момент, чтобы рассказать правду о «Спруте» и ударить по Танабэ. Я сосредоточился, прогоняя всё лишнее, и когда Накамура повернулся ко мне, я был готов.
— Добрый вечер, Токио, — начал он, его голос разнёсся по студии, как эхо. — Сегодня у нас в гостях Кенджи Мураками, владелец ресторанной сети «Спрут», человек, чьё имя не сходит с заголовков после драматичной схватки с Рюдзи Като. Господин Мураками, начнём с главного: что такое «Спрут» для вас?
Я сделал глубокий вдох, мой голос был спокойным, но твёрдым, как сталь.
— «Спрут» — это больше, чем рестораны, — сказал я, глядя прямо в камеру, будто обращаясь к каждому зрителю. — Это страсть, это искусство, это доверие. Мы готовим фугу — блюдо, которое требует высочайших стандартов. Наши повара — мастера, наши поставки — лучшие, наши клиенты — те, кто ценит качество. «Спрут» строился на честности, и я горжусь тем, что мы создали.
Накамура кивнул, но его глаза прищурились, и я понял, что он готовит удар.
— Красиво сказано, — ответил он, его тон стал чуть резче. — Но смерть замминистра Сато в вашем ресторане «Белый Тигр» подорвала это доверие. Как вы объясните, что произошло?
Я сжал подлокотник кресла, но не отвёл взгляд. Этот вопрос был ожидаемым, и я был готов ответить.
— Смерть Сато поразила меня так же, как и всех, — сказал я, мой голос стал ниже, но не потерял силы. — Это была трагедия, и я до сих пор скорблю. Но правда, которую Токио должен знать, — это не несчастный случай. Это было спланированное убийство, организованное Рюдзи Като и его так называемой экологической группой «Морской Щит».
В студии повисла тишина, даже софиты, казалось, замерли. Накамура поднял бровь, его пальцы постучали по столу, но он не перебивал. Я продолжил, чувствуя, как слова текут, как река.
— Под видом спасения экологии «Морской Щит» занимался преступлениями, — сказал я, мой голос набирал силу. — Они использовали радикальные методы: шантаж, подделку, убийства. Убив Сато в «Белом Тигре», они хотели подставить «Спрут», разрушить мою репутацию и захватить рынок. Рюдзи Като, их лидер, признался в этом на пирсе, перед тем как его арестовали. Это не слухи, это факты. И я, и моя команда, и детектив Акико Танака работали, чтобы вытащить правду на свет.
Накамура наклонился ближе, его глаза блестели, как у хищника, почуявшего добычу.
— Серьёзные обвинения, господин Мураками, — сказал он, его голос был медленным, но острым. — Вы утверждаете, что Рюдзи Като стоит за убийством? Есть ли у вас доказательства?
Я не дрогнул, хотя чувствовал, как камеры словно впиваются в меня. Я знал, что каждое слово должно быть точным.
— Доказательства есть, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Переписка, финансовые переводы, свидетельские показания. Полиция уже расследует связи Танабэ с «Морским Щитом». А что касается Като, его признание видели миллионы. Танабэ думал, что может утопить «Спрут», но он ошибся. Мы выстояли, и мы сильнее, чем когда-либо.
Накамура сделал паузу, будто взвешивая мои слова, затем кивнул, но его улыбка была холодной.
— Вы говорите уверенно, — сказал он. — Но рынок всё ещё колеблется. Акции «Спрута» растут, но тень скандала остаётся. Что вы скажете тем, кто боится есть в ваших ресторанах?
Я позволил себе лёгкую усмешку, но мой голос остался твёрдым.
— Я скажу: приходите в «Белый Тигр», — ответил я. — Попробуйте нашу фугу, познакомьтесь с нашими поварами. Мы не прячемся, мы открыты. «Спрут» — это не просто еда, это доверие. И я лично ручаюсь за каждое блюдо.
Накамура кивнул, и я заметил, как его взгляд смягчился, хоть и едва. Он повернулся к камере, завершая сегмент.
— Кенджи Мураками, человек, который сражается за правду и за свой бизнес. Спасибо за вашу откровенность. Это был Tokyo Skyline Network.
Софиты погасли, и я почувствовал, как напряжение отпускает. Накамура встал, пожал мне руку, его хватка была крепкой, но в глазах мелькнуло уважение.
— Хорошая речь, Мураками, — сказал он тихо.
— Спасибо.
Я вышел из студии, и прохладный вечерний воздух Токио ударил в лицо, смывая жар софитов и напряжение интервью. Неон Сибуи сверкал, как всегда, но я чувствовал себя выжатым, будто после марафона.
Я остановился у стеклянных дверей, глядя на толпу, спешащую по своим делам, и впервые за долгое время позволил себе подумать об отдыхе. Окинава. Пляж, шум волн, коктейль в руке. Никаких камер, никаких угроз, никаких Танабэ. Просто тишина. Я почти почувствовал солёный бриз, но тут телефон в кармане завибрировал, разрывая мечту.
Я вытащил его, увидев имя Ичиро. Моя правая рука, как всегда, вовремя. Я вздохнул и ответил, готовясь к очередному отчёту.
— Кенджи-сан, — начал Ичиро, его голос был энергичным, но с лёгкой тревогой. — Отличное интервью, весь офис гудит! Акции подскочили на 8% после эфира, и клиенты уже звонят, хотят бронировать столики. Но есть пара вопросов по «Белому Тигру» — поставки фугу немного задерживаются, и Юмико говорит, что…
— Ичиро, — перебил я, мой голос был хриплым, но твёрдым. Я остановился посреди тротуара, глядя на мелькающие фары машин. — Слушай, а могу я взять отпуск?
На том конце линии повисла тишина. Я почти видел, как Ичиро моргает, его брови ползут вверх, а папка с бумагами застывает в руке. Он откашлялся, явно растерянный.
— Отпуск? — переспросил он, будто я попросил его перекрасить офис в розовый. — Кенджи-сан, вы же президент компании. Вы можете… ну, всё, что угодно. Но…
Он сделал паузу, и я сразу понял, что за этим «но» кроется что-то серьёзное. Моя мечта об Окинаве начала растворяться, как дым.
— Есть дела? — спросил я, уже зная ответ. Мой тон стал ворчливым, но я не мог остановиться. — Конечно, есть дела.
Ичиро кашлянул, его голос стал осторожнее.
— Да, Кенджи-сан. Пара вопросов, которые… лучше обсудить лично. Ничего срочного, но, скажем так, без вас их не решить.
Я закатил глаза, потирая висок, где всё ещё ныла ссадина от пирса. Отпуск, конечно, подождёт. Как всегда. Я глубоко вдохнул, прогоняя раздражение, и сказал, мой голос был резким, как удар ножа:
— Ладно, Ичиро. Собирайте совещание. Прямо сейчас. Пусть Юмико, ты и все, кто в курсе, будут в офисе через час. Покажите мне все открытые вопросы — поставки, финансы, что угодно. Я разберу их, отпишу по отделам «Спрута», и тогда, может, вы все дадите мне пару дней покоя.
— Понял, босс, — ответил Ичиро, и я услышал, как он улыбается, несмотря на мой тон. — Уже организую. Будем ждать.
Я сбросил вызов, сунул телефон в карман и посмотрел на небо, где звёзды тонули в неоновом зареве Токио. Отпуск был так близко, но «Спрут» снова тянул меня назад, как осьминог, цепляющийся щупальцами.