Бар «Кои» на Гиндзе был как убежище — тёмный, с мягким светом фонарей, отражавшихся в лакированном дереве стойки. Запах саке и жареной рыбы смешивался с приглушённым гулом разговоров. Я сидел в угловой кабинке, подальше от любопытных глаз, и смотрел на часы. Восемь вечера. Акико должна была прийти с минуты на минуту.
Папка с медицинской справкой Хироси лежала в моём портфеле, но её содержимое всё ещё жгло мысли. ТИА — транзиторная ишемическая атака — объясняла его рассеянность, потерянный взгляд, трение головы. Но я не мог отделаться от чувства, что это только часть правды. Кто-то знал о его слабости, использовал её, чтобы подставить «Спрут». И я собирался рассказать об этом Акико, надеясь, что она увидит в моих словах больше, чем просто защиту своего повара.
Дверь бара скрипнула, и я поднял глаза. Акико вошла, её силуэт мелькнул в полумраке. Она сняла пальто, повесила его у входа и направилась ко мне. Её шаги были уверенными, но я заметил тени под глазами — Кобаяши, похоже, выжал из неё всё, что мог.
Девушка скользнула в кабинку напротив, её взгляд был острым, как всегда, но с лёгкой усталостью.
— Кенджи-сан, — сказала она, коротко кивнув. — Прости, если задержалась. Кобаяши не отпускает без лекции.
— Ничего, — ответил я, подвигая к ней меню, хотя знал, что она закажет что-нибудь простое. — Как он там? Всё рычит?
Она фыркнула, её губы дрогнули в полуулыбке.
— Как всегда. Но я привыкла. — Она заказала зелёный чай у пробегавшей официантки, а я попросил виски.
— Акико, — я понизил голос, наклоняясь чуть ближе, чтобы шум бара не заглушил слова. — Что с Хироси? Где он сейчас?
Она вздохнула, её пальцы замерли на чашке с зелёным чаем. Её взгляд на секунду ушёл в сторону, будто она подбирала слова, и это заставило моё сердце сжаться. Наконец, она посмотрела на меня, её голос был ровным, но с лёгкой горечью.
— Его задержали, Кенджи-сан, — сказала она тихо. — Прямо после допроса в «Белом Тигре». Кобаяши настоял. Хироси сейчас за решёткой, в участке. Они считают его главным подозреваемым.
Я замер, чувствуя, как гнев закипает в груди. Хироси — за решёткой? Мой повар, чьи руки творили искусство из фугу, чья жизнь была кухней? Я сжал стакан с виски так, что пальцы побелели.
— На каком основании? — мой голос был холоднее, чем я хотел. — У них есть доказательства? Или Кобаяши просто решил повесить дело на первого попавшегося?
Акико покачала головой, её глаза встретились с моими, и в них было что-то вроде сочувствия.
— Пока только косвенные улики, — ответила она. — Он готовил фугу, он был на кухне, и его поведение… ну, ты сам видел запись. Они цепляются за это. Кобаяши хочет закрыть дело быстро, а Хироси — удобная мишень. Но я не уверена, что он виновен. Что-то не сходится.
Я откинулся на спинку стула, глядя в потолок.
— Он не виноват, — сказал я, возвращая взгляд к Акико. — И я тебе это докажу.
Она кивнула, её губы дрогнули в лёгкой улыбке — не насмешливой, а той, что говорила: «Я верю, что ты попробуешь».
— Но это не все новости. Полиция копает дело Сато не только в сторону повара, и у них есть и другие версии.
— Еще версии? Но как…
— Рассматривают вариант, что повара могли подкупить, чтобы он намерено убил Сато.
— Глупость какая! Зачем ему так подставляться?
— Тем не менее это со счетов не списывают. Тем более ты сам сказал, что он болеет. Может, было какое-то помутнение?
Я поднял бровь, чувствуя, как внутри всё напряглось. Акико говорила спокойно, но её глаза внимательно следили за моей реакцией. Я кивнул, приглашая её продолжать.
— И какие же версии, если не секрет?
— Первая — месть жены, — начала она, её пальцы постукивали по столу. — У Сато была любовница, это не секрет. Жена знала, и, говорят, терпеть не могла его похождения. Мотив — ревность, унижение. Плюс, она наследует его состояние, что тоже не мелочь.
Я хмыкнул, представляя жену Сато. Месть? Возможно. Но яд в фугу в моём ресторане — это слишком театрально для семейной драмы.
— Вторая версия, которая вытекает из первой — любовница, — продолжала Акико. — Она моложе, амбициозна, и, судя по слухам, не хотела делить Сато с женой. Если он обещал ей больше, чем мог дать, она могла сорваться. Отравить его — способ убрать проблему и заявить о себе.
Я покачал головой. Любовница могла быть змеёй, но подменить фугу? Это требовало доступа, знаний, холодного расчёта. Не стиль эмоционально молодой девушки.
— Третья — политический соперник, — Акико понизила голос, будто боялась, что стены услышат. — Сато был на пути к креслу министра. Борьба за власть в его кругах — грязное дело. Кое-кто мог захотеть убрать его, чтобы расчистить дорогу. У него были враги, и не мало.
— Интересная версия.
Это звучало правдоподобнее. Сато был акулой в мутных водах политики, и такие, как он, всегда плавают с ножом в спине. Но всё равно — почему в «Белом Тигре»? Почему так рискованно? Чтобы перевести стрелки на меня?
— И четвёртая… — Акико замолчала, её пальцы замерли на столе. Она посмотрела на меня, и в её взгляде было что-то, что я не сразу понял — смесь сомнения и предупреждения.
Я нахмурился, чувствуя, как холод пробежал по спине.
— Какая четвёртая? — спросил я, хотя ответ уже всплывал в голове, как тёмная волна.
Она молчала ещё секунду, её губы сжались, будто она решала, говорить или нет. Потом тихо вздохнула.
— Ты, — кротко сказала она.
Я замер, глядя ей в глаза. Мой разум, привыкший к интригам «Спрута», уже сложил кусочки пазла. Конечно, я. Сато блокировал мою лицензию на рыболовство, давил на бизнес, и его смерть в моём ресторане выглядела как подарок судьбы. Я бы сам себя заподозрил, будь я на месте полиции.
— Кенджи-сан, — Акико наклонилась ближе, её голос стал твёрже. — Я не говорю, что верю в это. Но Кобаяши… он цепляется за эту версию. Говорит, у тебя был мотив, средства, возможность. Фугу готовили твои люди.
Я сжал стакан с виски, чувствуя, как гнев закипает внутри. Не потому, что она сказала это, а потому, что знал, как это выглядит со стороны. Идеальная подстава. Кто-то не просто убил Сато — кто-то хотел, чтобы я стал мишенью.
— Есть ещё одна версия, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Самоубийство. Диковинная, но её тоже не убирают, верно?
Акико кивнула, её взгляд смягчился.
— Да, есть такая. Сато был под давлением — долги, скандалы, угрозы. Некоторые думают, он мог выбрать… такой выход. Но яд в фугу? Это слишком странно для самоубийства.
Я откинулся на спинку стула, прокручивая её слова. Жена, любовница, соперник, я, самоубийство. Все версии были логичными, но ни одна не объясняла главного — почему Хироси вёл себя так, будто его разум трещал по швам? Я потёр виски, вспоминая справку, и решил, что пора делиться.
— Акико, — начал я, понизив голос. — Я смотрел медосмотр Хироси. Думаю, у него транзиторная ишемическая атака. ТИА. Это объясняет его рассеянность, паузы, потерянный взгляд. Он мог теряться на секунды, а потом возвращаться, как ни в чём не бывало. Но я думаю, кто-то знал об этом. И использовал.
Акико наклонилась ближе, её брови сдвинулись, а в глазах загорелся интерес. Она молчала секунду, будто раскладывала мои слова по полочкам, а потом её взгляд стал острым, как лезвие.
— ТИА? — переспросила она тихо. — Это серьёзный диагноз. Откуда у тебя такие глубокие познания в медицине, Кенджи-сан? Ты говоришь, как врач, а не как президент компании.
Я замер, чувствуя, как её вопрос бьёт точно в цель. Моя прошлая жизнь — хирург, операционные, ночи в больницах — была тайной, которую я похоронил, когда оказался в этом Токио, в этом теле, в этой игре. Никто не знал, и я не собирался раскрывать карты, даже ей. Не сейчас.
— Читал много, — ответил я, отводя взгляд к своему виски. — Интересуюсь, знаешь, на всякий случай. В бизнесе полезно разбираться в людях, в том числе в их здоровье.
Я улыбнулся, надеясь, что это звучит убедительно, но Акико не купилась. Её глаза сузились, и я понял, что она запомнила мой уклончивый ответ. Она не стала давить, но я знал — этот вопрос вернётся, как бумеранг.
— Хорошо, допустим, ТИА, — сказала она, возвращаясь к делу. — Если ты прав, это меняет картину. Хироси не виноват, он был… марионеткой. Но кто мог знать о его состоянии? И как они это использовали?
Я открыл было рот, чтобы ответить, но краем глаза заметил движение за окном бара. Тёмная фигура стояла на улице, под фонарём, слишком неподвижно для случайного прохожего. Лицо скрывал капюшон, но я чувствовал взгляд — тяжёлый, как прицел. Моя кожа покрылась мурашками. Фигура смотрела прямо на нас.
— Кенджи-сан? — Акико нахмурилась, заметив, что я отвлёкся. Она повернула голову, но я уже был на ногах.
— Подожди здесь, — бросил я, не глядя на неё.
Фигура, будто почуяв, что я её заметил, резко развернулась и нырнула в переулок. Мой пульс ускорился. Это не случайность. Кто-то следил за нами — за мной, за Акико, за нашим разговором. Я не мог позволить ему уйти.
— Кенджи, что… — начала Акико, но я уже пробирался к выходу, протискиваясь между столиками.
Холодный воздух Гиндзы ударил в лицо, как пощёчина, когда я выскочил на улицу. Неон вывесок слепил глаза, но я успел заметить тёмный силуэт, мелькнувший за углом. Я бросился в погоню, мои шаги гулко отдавались на мокром асфальте. Переулок был узким, заставленным ящиками и мусорными баками, и пахло сыростью. Фигура двигалась быстро, но я был быстрее — адреналин гнал вперёд, заглушая всё, кроме цели.
— Стой! — крикнул я.
И бросился вперёд. Переулок был узким, заваленным ящиками и мусорными баками, и пахло сыростью и ржавчиной. Фигура двигалась быстро, её силуэт мелькал в тенях, но я был быстрее. Адреналин гнал меня, как зверя, почуявшего добычу. Я перепрыгнул через сваленный картонный короб, едва не поскользнувшись, и услышал впереди звук падающего мусора — незнакомец торопился, паниковал.
— Стой! — повторил я, хотя знал, что это пустая трата дыхания.
Он свернул за угол, и я рванул следом, чувствуя, как лёгкие горят от холодного воздуха. Улица сузилась, фонари стали реже, и тени сгустились, будто помогали ему скрыться. Но я видел его — тёмное пятно, мелькающее между стен. Он споткнулся о металлическую трубу, и я сократил расстояние, мои пальцы почти касались его куртки.
— Куда бежишь⁈ — прорычал я, прыгая вперёд.
Я схватил его за руку, сжав запястье так сильно, что он вскрикнул — низкий, хриплый звук, заглушённый капюшоном. Его рукав задрался, и в тусклом свете фонаря я увидел её — татуировку. Осьминог, чёрный и зловещий, обвивал его предплечье, щупальца извивались, как живые. Мой разум взорвался. «Спрут». Наш символ. Предатель был ближе, чем я думал.
— Кто ты⁈ — я рванул его к себе, но он был скользким, как угорь.
Он вывернулся, ударив меня локтем в рёбра. Боль пронзила бок, но я не отпустил, вцепившись в его куртку. Он дёрнулся сильнее, ткань треснула, и я услышал его прерывистое дыхание — он был в панике. Я потянул снова, но он вдруг развернулся и толкнул меня плечом, сбивая с ног. Я рухнул на асфальт, колени обожгло, а он уже мчался к выходу из переулка, где толпа на главной улице проглотила его, как море.
Я вскочил, игнорируя боль, и рванул следом, но он исчез. Только тени и гул Гиндзы окружали меня, будто насмехались. Я стоял, тяжело дыша, сжимая в руке обрывок его куртки — единственное, что осталось. Татуировка осьминога горела в памяти, как клеймо. Это был не просто шпион. Это был кто-то из наших. Или кто-то, кто хотел, чтобы я так думал.
Я развернулся, чувствуя, как гнев и решимость сплетаются внутри.
— Кенджи! — резкий голос Акико прорезал тишину переулка. Я обернулся и увидел её, бегущую ко мне. Её пальто развевалось, глаза были широко распахнуты, а лицо — смесь тревоги и раздражения. Она остановилась в паре шагов, её дыхание сбилось от бега. — Что, чёрт возьми, случилось? Ты просто сорвался и побежал!
Я выпрямился, пытаясь отдышаться, и бросил взгляд в сторону главной улицы, где толпа поглотила фигуру в капюшоне. Ушёл. Но не навсегда.
— За нами следили, — сказал я, мой голос был хриплым, но твёрдым. — Кто-то стоял у окна бара, смотрел на нас. Я заметил его, и он рванул, как только понял, что я его вижу.
Акико нахмурилась, её взгляд метнулся к тёмному концу переулка, будто она надеялась разглядеть того, кого я упустил. Её рука невольно коснулась кармана, где, я знал, лежал её полицейский жетон.
— Ты его догнал?
— Почти, — я сжал обрывок куртки в кулаке, чувствуя, как злость снова поднимается. — Схватил его, но он вырвался. Увидел татуировку на его руке. Осьминога. Наш символ.
Её глаза расширились, и на секунду я увидел в них ту же искру, что была у меня, когда я понял, что это значит. Она шагнула ближе, её голос понизился до шёпота.
— «Спрут»? — переспросила она. — Ты уверен?
— Абсолютно, — ответил я, глядя ей прямо в глаза. — Это не случайность, Акико. Кто-то из наших, или кто-то, кто хочет, чтобы я так думал. И он знал, что мы здесь, о чём говорим.
Она сжала губы, её пальцы нервно постукивали по бедру. Я видел, как её разум работает, соединяя точки: смерть Сато, странное поведение Хироси, ТИА, версии полиции, и теперь — татуировка.
— Это серьёзно, Кенджи-сан, — сказала она тихо. — Если за нами следят, значит, мы задели кого-то. И они не просто наблюдают — они готовы действовать.
Я кивнул, чувствуя, как холод Гиндзы пробирает до костей. Дело принимало оборот, которого я боялся.
— Надо быть осторожнее, — сказал я, возвращая взгляд к Акико. — И быстрее. Если они следят, то знают, что мы копаем. А Хироси… — я замялся, вспоминая её слова о том, что он за решёткой. — Он не виноват. Я уверен. Мы должны вытащить его и найти того, кто это устроил.
Акико кивнула, её глаза горели, несмотря на усталость.
— Я с тобой, — сказала она. — Но нам нужно больше. Доказательства, улики, что-то, что заставит Кобаяши отвернуть нос от Хироси. И от тебя.
Я сжал обрывок куртки в кармане. Татуировка была зацепкой, но слишком призрачной. Мне нужен был следующий шаг. И я знал, что он начнётся с кухни «Белого Тигра» — с тех, кто был рядом с Хироси, когда он терялся.
— Тогда возвращаемся к записям, — сказал я. — И к людям. Кто-то на кухне видел больше, чем говорит.
Акико коротко кивнула, и мы двинулись обратно к бару, но я чувствовал, как тень переулка всё ещё висит за спиной. Осьминог следил. И он был ближе, чем я думал.