Глава 4 Причины меняться

В будущем мне просто необходима будет власть и влияние. Зачем? Ну… как минимум затем, чтобы прибить тех, кто прибудет по мою душу. Рано или поздно.

В том, что мои драгоценные советники из прошлой жизни будут меня искать… хотя нет. В том, что они меня уже ищут, я не сомневаюсь совершенно.

Как и в том, что отыскав постараются прикончить. Просто чтобы я не мог вернуться обратно к ним.

То, что возвращаться я и не захочу, вряд ли их убедит. Делёжка моего наследства — дело тонкое. Тут полумерами не обойтись.

И вот к этому моменту мне лучше быть готовым. Обзавестись и собственным могуществом, и людьми, готовыми сражаться вместе со мной.

Пока на моей стороне могут сразиться разве что родители да трое карапузов.

Ну и Адам с Эммой. Может, Эмма заболтает их до смерти. Мои «заклятые друзья» ужасно любят поболтать.

Но и помимо этого. Я создал Универсальное Заклинание. Но хочу ли я на этом остановиться?

Конечно нет!

Я никогда не мечтал о могуществе ради могущества. О бессмертии ради тусовки длинной в вечность. Как только я стал выдающимся магом — я обратил свои силы на помощь тем, кто был добр ко мне.

Как только я завоевал власть — я начал открывать обычные и магические школы и лаборатории. Иногда — переступая через трупы вождей чародейских сект, бережно хранивших свои жалкие секреты.

Как только я сумел создать Универсальное Заклинание, я понял — передо мной открыта следующая ступень. Из простого смертного я со временем сумею стать божеством.

Не образно. Буквально богом — высшей сущностью созидания, питающейся энергией душ, вверяющих себя этому богу. Существом высшего могущества!

Это своё могущество я хочу обратить на пользу простым людям. Тем, кто всю мою жизнь делал ту одежду, в которой я хожу, готовил ту еду, что я ем, строил для меня жилище, воспитывал и учил.

Все мы ежесекундно оплетены незримыми связями с миллионами других индивидов. Через вещи, знания, эмоции. Я давно уже чувствую эту связь.

Я никого не собираюсь ни к чему принуждать. Плевать я хотел и на «всеобщее благо», и на «социальную справедливость». Я просто чётко понимаю — только высшая связь магии и науки объективно ведёт к процветанию.

И именно я — тот, кто хочет воплотить эту связь в жизнь. Таково моё желание, мой высший смысл. Ну просто вот хочется и всё тут.

А когда тебе чего-то хочется — убедить окружающих в своей правоте куда разумней, чем придавить их к земле сапогом и заставить слушаться.

Говорят, шанс обнаружить нож под ребром сильно повышается, если всех зажимать.

Может быть, я обос… провалюсь, в общем, на этом пути. Может, ничего не выйдет.

Честно… как-то всё равно. Я просто хочу двигать магическую науку вперёд — и даровать плоды своей работы всем желающим.

Ведь тот, кто готов сражаться, не будучи уверенным в успехе — уже победил. Победил собственную слабость.

А вот чтобы тех, кто будет мне помогать, стало больше — мне нужна известность.

Не популярность, нет. Дешёвый хайп, как говорит местная молодёжь, собрать может кто угодно, просто посветив смазливой рожей.

А вот известность — репутация выдающейся личности, величайшего мага, это совсем другое дело. Такую репутацию лучше всего зарабатывать себе с самого детства.

Мой опыт подсказывает, что легенда о человеке, который с рождения был особенным, который с самого детства «не такой, как все» — это то, что отлично заходит людям.

Многие видят в таких «особенных» воплощённую судьбу, провидение, или ещё что. Видят Избранных — и уже поэтому идут за ними.

О любом основателе любой религиозной секты рано или поздно сочиняют нечто подобное. Мол, в день его рождения леса Лордерона прошептали его имя, а над ними пылала какая-нибудь там звезда… и так далее.

Вот и мне хорошо бы обзавестись такой биографией. Только не вымышленной после смерти.

Настоящей — созданной своими силами. И нет для этого места лучше, чем наш детский сад!

Ведь то, что изначально казалось злом — всё это шоу, камеры, наблюдение… Это можно обернуть себе на пользу! И в конце года я уже начал этим заниматься.

Вуаля — теперь я в телевизоре. Теперь я могу стать «лицом» всего шоу, которое транслируется на разных языках по всей планете.

О да! При этих мыслях я возбуждённо заходил туда-сюда по комнате. Мой чёрный плащ развевается за спиной, костюм великолепен, а магические способности…

Что ж. Я разовью их так, что мало не покажется никому! Мне всё равно нужно делать это. Иначе Заклинание просто поглотит меня, растворит в себе.

Так я думал. С этими мыслями и отправился через две недели к Имредану. Отец принял приглашение без особой охоты, конечно. Но из отпуска они вернулись счастливые, довольные жизнью и собой, так что в итоге согласились.

* * *

— Валера, не стоит так нервничать. — пробубнила себе под нос Виктория Воронцова, аккуратно подпиливая ногти. — Всё у него хорошо будет.

Вообще, конечно, это должен был делать мастер маникюра. Но сегодня она к нему уже опоздала! А всё из-за очередных нервов мужа!

— Вика! — обернулся к ней муж, ходящий туда-сюда по большой обеденной зале. — То, что тебе плевать на воспитание сына, на его будущее — не повод для гордости!

Маленький Федя, сидящий тут же и ковыряющий ложкой свою любимую кашу с ягодами, угрюмо смотрел в стол. Ему очень не нравился этот разговор.

Не нравилось, что маме на него плевать, а папа считает бездарностью.

— Феденька, папа не считает тебя бездарностью. — машинально пробормотала Вика, на автомате считав мысли сына.

— Что⁈ — замер муж.

— А вот и считает!!! — тут же вскинулся мальчик. На его глазах заблестели слёзы. — Вы все думаете, что я ничего не могу! Что Костя лучше меня!

Вика удивлённо захлопала своими пышными ресницами.

— Костя? Какой ещё Костя?‥ Ах да. Костя. Нет, мы так не считаем.

От её слов буквально разило безразличием. И Федя, и Валера поняли — да, Вика так точно не считает. Потому что ей плевать и на Костю, и на Федю, и вообще на всё.

Кроме своего опоздания на маникюр. О, это её расстроило!

— Федя! Я не считаю тебя бездарностью! Просто ты у нас… ну, ты обыкновенный хороший мальчик. А в этом садике почти все так или иначе выделяются…

— Но я же щас там почти самый классный!!!

Это «почти» прозвучало так обидно, что от неожиданности Федя аж осёкся. Почему это так обидно⁈

Да потому что он — лучший! Он потомок двух княжеских родов! Наследник рода Бестужевых!‥ Ну, станет наследником!

Почему его обставляет какой-то там… сестренич? Какое глупое слово! Как-то по-дурацки называется сын сестры отца…

Сын… сестры… У Феди чуть-чуть заболела голова от всей этой путанницы.

Короче, какой-то там Костя Осинский!!!

Кстати, а если он сын сестры отца, почему он Осинский, а не Бестужев? Федя пока не понял.

Но зато он понял другое.

— Ты думаешь, что я хуже них! — обвиняюще ткнул он в отца пальцем. — Думаешь, что я им проиграю!

— Федя, не тычь пальцами. — пробормотала Вика, заканчивая с ногтем на мизинце. — Это неприлично.

— Вика!‥ — процедил Валера. — Лучше уйди! Я люблю тебя, но сейчас лучше уйди отсюда, Богом клянусь!

Виктория поджала пухлые губки, без тени интереса встала и вышла из обеденной. Маникюрный набор забрала с собой.

— Почему мама меня не любит⁈

Валера тяжело плюхнулся на мягкий стул. Вытер пот со лба.

Лучше бы он допрос с пристрастием сейчас провёл! Меньше сил бы ушло, чем на это… воспитание.

С недавних пор, Валера вполне осознал, почему отец его почти не воспитывал, поручая куче нянек. Но повторять этот путь мужчина не пожелал.

— Федя, погоди! Давай по порядку! Для начала — ты не хуже них. Не хуже других детей! Ты, возможно, слабее кого-то из них как маг. Но это не делает тебя хуже.

Делает. Конечно же делает, и Валера сам в это верит. Так что его слова, быть может, прозвучали не совсем искренне.

Но он прочёл в одной книге, что в ребёнка надо верить в любой ситуации, давать ему любовь.

Ну и даёт теперь. Как умеет.

— Считаешь! — буркнул себе под нос сын. Не поверил. — Считаешь, потому что этот Осинский меня обходит!

— Федя, да я вообще впервые слышу о том, что у вас там с Костей за разборки!!! — хлопнул ладонью по столу Валерий. — При чём тут он вообще⁈

О, это стало для ребёнка последней каплей! Маленькие кулачки непроизвольно сжались, голова опустилась.

— Я столько раз… — дрогнувшим голосом начал мальчик. С его глаз сорвались первые слёзы. — Столько раз рассказывал тебе! Рассказывал, как почти обошёл его на одном испытании, на другом! Как почти победил его в борьбе! Всё время рассказывал! А ты… ТЫ ВСЁ ЗАБЫЛ⁈

Выкрикнув последние слова сорвавшимся охрипшим голосом, рыдая и размазывая слёзы по лицу, Федя буквально вылетел из обеденной залы.

А перед тем, как с силой хлопнуть дверью, проорал:

— Я ВСЕМ ПОКАЖУ!!! ВСЕМ! ВЫ ВСЕ ЕЩЁ ОБО МНЕ УСЛЫШИТЕ, ЗАМЕТИТЕ МЕНЯ! ВЕСЬ МИР ЗАМЕТИТ!!!

Резкий хлопок — и топот детских ножек из коридора.

Валера плеснул себе… гранатового сока. С недавних пор он твёрдо решил, что не станет подавать сыну дурной пример и бросит пить.

Пока держится. Удержится и теперь.

Подумаешь — ребёнок обиделся. Эка невидаль! Поревёт да забудет всё.

— Вы закончили? — сунулась в зал голова жены. — Скажи Кузьме, или кому там, пусть отвезёт меня к маме.

Голова жены исчезла, дверь закрылась. Ничего не говоря, Валера набрал код команды. Кузьма отвезёт жену — просьба привычная.

Залпом выпив ужасно кислый сок, мужчина упёрлся лбом в ладони. Какого чёрта всё время выходит какая-то херня⁈

Ещё недавно он с предвкушеием ждал, когда особняк наполнится топотом маленьких ножек. Когда сын, или дочка, впервые назовёт его папой. И в первый год жизни всё так и вышло, мечты исполнялись одна за другой!

Он и Вику искренне полюбил! Всем друзьям рассказывал, что мол ерунда это всё, что браки по рассчёту счастливыми не бывают.

Один его друг даже поверил в это, пассию свою убедил, поженились. Месяц назад она из окна выйти попыталась. Магический барьер на окнах не дал.

— Сраные бумажки!!!

Да, когда дело доходит до бумажной работы, Валера больше не стесняется в выражениях. Теряет всякий аристократизм…

Наедине с собой, конечно. На людях — ни в коем случае.

Последний год его похоже доконал. Отец сгрузил на Валеру уже почти все обязанности главы рода. ПОЧТИ — но этого уже хватает с головой!

Он с утра до ночи сидит над бумагами в офисе, ездит с бумагами по офисам, сидит над бумагами дома, спит и ему снятся бумаги.

— Ничего… — мечтательно протянул он. — Вот помрёт старик, и передам половину… нет, шестьдесят процентов работы наёмным клеркам. Все давно уже так делают. И ничего, не разоряются.

О, отец принадлежит к наиболее консервативным княжеским кругам. Всё ключевые сделки, договоры, документы и отчёты, указы и записки — всё на главе рода лично.

Безумие!

Ну, безумие или нет — а Валере пора было возвращаться к работе. Он хотел вразумить совсем оборзевшую жену. Хотел догнать и успокоить сына. Хотел хотя бы пройтись вечерком по аллее.

Но пошёл в рабочий кабинет. Писать записку о переброске корпуса гражданских магов на сбор урожаев зерновых.

Ну а пока писал — и думать забыл о данном его сыном обещании прославиться.

А вот Федя не забыл. Проревев ещё часа два, мальчик успокоился. И так уж вышло, что он лежал и ревел именно в комнате со включённым телевизором.

Мама много где оставляет их включёнными — на случай, если надо ходить из комнаты в комнату.

И вот с этого-то включённого телевизора на мальчишку смотрела неприятно знакомая рожа! Да ещё такая самодовольная!

— Ты ещё и в телевизере, Костя Осинский! — сжал Федя кулачки. — Ну ничего! Уж в этом шоу я тебя точно обойду! И стану этой… суперзьвездой!!!

Хотя не. Суперзвезда это что-то для девочек. Звезда же. Федя станет Суперзвездецом!

* * *

— Пол помыла⁈

— Угу.

— А объедки убрала⁈

— Угу.

— Вот и правильно! А то зазвездишься ещё в своём садике! Нехай! Забудешь ещё, как люди от сохи живут!

Лиза стояла посреди коридора, опустив глаза в пол. Очень обидно было. Обидно и неприятно. Ещё и воспитательница, наставляя её, так брызжет слюной.

Придётся теперь платьице чистить. А то она же и наругает, что всё замарано.

— И вообще, что ты всё «угу», «угу»⁈ — кривляясь, спародировала девочку воспитательница. — Что, сова что ли? Или… а-а-а! Вы посмотрите на неё! Или ты с нами, простыми смертными, уже и разговаривать не хочешь⁈

— Нет!!! Это неправда! — вскрикнула девочка. Она не очень поняла, чего от неё хотят. Но это же…

— Ах теперь я вру! Теперь я у неё лгунья, да⁈

…непрадва!

Глаза Лизы расширились от ужаса. Воспитательница отыгрывает обиду. А это всегда означает одно и то же.

— А ну пошли, мелкая неблагодарная дрянь! Пошли, наказывать тебя будем!

И, схватив за руку маленькую девочку, которой только вчера исполнилось три годика, воспитательница потащила её по коридору.

Другие дети — в основном постарше — провожали её взглядами. Среди них были и насмешливые, и злые. И Лиза не понимала, за что они так её ненавидят?

Но в основном дети смотрели с сочувствием. В Комнате Наказаний бывали все из них. Или в качестве наказуемых, или…

— Фросенька, милая моя, пойдём со мной! — засюсюкала воспитательница. — Поможешь мне! Ты с маленькими хорошо ладишь!

…Или в качестве наказывающих.

«Фросенька» — Фроська Крылатова — пухлая, даже полная, девочка лет девяти, широко улыбнулась и гуськом засеменила за ними.

Лиза с мольбой вглядываясь в глаза девочки, надеясь увидеть там сострадание. Но увидела лишь сальный блеск.

— Три порции! — тихонько шепнула Фрося. — И не буду сильно колотить!

Лиза резко мотнула головой. К побоям она привыкла с первых лет. За всё. За то, что громко плачет. За то, что выдумывает про каких-то призраков. За то, что не выдумывает, а видит призраков. За того мальчшку…

А вот ещё день без еды она не сможет. Живот и так урчит как сумасшедший.

Вчера Фрося с подружками отобрали её еду. По случаю её дня рождения — именинник, мол, проставляется.

Лиза толком не поняла, как это работает и в чём смысл. Но раз старшие сказали, значит, наверное, так и есть.

Лицо Фроськи исказилось злобной жадностью. И, когда они оказались в Комнате Наказаний, девочка елейно просюсюкала:

— Госпожа воспитательница! А Лизка мне сейчас язык показывала! И даже плюнула!

Лиза уже хотела закричать, что это всё ложь… но тут же поняла, что это бесполезно. А когда на ней задрали футболочку и стали сечь тонкой «детской», как сказала Фроська, розгой — лишь покрепче сжала зубы.

И смотрела в один угол. Туда, где сидел мальчик. Тот самый, за которого её били сильнее всего в жизни.

— Зачем ты вернулась? — глухим эхом произнёс он. Слышала его лишь сама Лиза. — Неужели не получилось?

Он ведь призрак. Единственный из «наказуемых», кто всё-таки умер в этой комнате. Не выдержал избиений. Тогда прошлую воспитательницу… уволили.

Лиза не знала, что это значит, но в тайне всегда надеялась, что что-то страшное и мучительное.

А на её место взяли новую воспитательницу. Младшую сестру прежней. Говорят, стало лучше — теперь детей ТОЛЬКО секут розгами.

Господи, как же больно…

— Потему меня никто нилюбит?‥ — спросила Лиза, когда её наконец закончили бить и оставили валяться тут, на грязной тряпке. — Я что, пьёклятая⁈

Верно! Всё сходится! Она видит мёртвых, её никто не любит, она бедная. А воспитательница всегда учила, что бедность людям даётся за их грехи в прошлой жизни!

А Лиза, видимо, самая грешная грешница, раз такая совсем проклятая получилась!

— Почему никто? — глухо спросил мальчик. Н его спине даже в призрачном виде сияли полосы от розг. Он живёт здесь уже пятнадцать лет. Лиза не очень понимала, сколько это. Но точно больше, чем ей. — Тебя любят твои друзья в садике.

— Д… Дьюзья? Откуда ты знаес?

— О… Иногда детей здесь наказывают… тобой.

— Мной⁈ — девочка ужаснулась, хотя не смогла представить, а как это так. Но призрак объяснил.

— Воспитательница приводит сюда самых слабых и забитых детей, с раздавленной самооценкой. Приносит свой телевизор — и включает им ваше «шоу». У неё собраны куски записей именно с тобой. Их не очень много, но они есть.

— Но засем⁈

— Издевается. — горько усмехнулся мальчик. — Говорит им, что вот ты, талантливая и умная девочка, а они — ничтожества и бездари. Что ты добилась успеха, а они никогда и ни за что не добьются. Что так и сгниют в этом доме.

Слёзы сами собой потекли из лизиных глаз. Даже упоминание слов воспитательницы о ней никак не тронуло.

Ведь, пока девочка жила в детдоме, О НЕЙ говорили то же самое, что теперь говорят об этих детях.

Воспитательнице просто нравится всех мучить! Именно сейчас, в этот момент, Лиза сделала для себя это чудовищное открытие. Глаза девочки широко распахнулись.

Слёзы на них высохли — Лиза так поразилась этой простой мысли, что перестала даже плакать.

— Что с тобой? — с искренним сочувствием спросил мальчик. — Болит?

— Боит. — кивнула в отве девочка. Спина действительно болела адски. — Но бойсе болит душа!

Эту фразу она услышала в каком-то разговоре старших. И она сейчас подошла лучше всего. Лиза уже знала, что такое душа — на аурочтении об этом говорили!

— Да ну? Увы. Ничего поделать нельзя!

— Нет!!! — вскинулась девочка, тут же вновь опадая от боли. — Мозьно!!!

— И что же? Я вот даже после смерти заперт в этой чёртовой комнате! После смерти, понимаешь⁈ Если тебя не выперли из того садика — держись за него зубами и когтями! НИКОГДА сюда не возвращайся!!! Боги подальше и забудь детдом как страшный сон, слышишь⁈

Призрак аж засиял, озаряя комнату бледным светом. Частично материализовался от нахлынувшей на него волны давно забытых чувств.

Но девочка лишь твёрдо мотнула головой.

— Неть.

— Что⁈

— Нет!!! Раз я тепей в теевизоре, значит я могу стать именитосью! А именитости богатые и клёвые! Еси я стану именитосью, я сделаю сех детей тут богатыми и сясливыми!

— А толку-то? — хмыкнул дух. — Осчастливишь этих — придут другие. Тоже нищие и обиженные судьбой. Будешь всё новым деньги раздавать? Толку-то!

— Неть! Знатит я сех-сех-сех детей в мире сдеяю сясливыми!!!

Мальчик хотел открыть рот, с пылом что-то возразить… но не стал. Он вдруг чётко осознал:

Только что у забитой окровавленной маленькой девочки, лежащей в куче грязных тряпок, появилась мечта. Появился повод жить. Появился бледный огонь в глазах!

И, будучи призраком, он прекрасно видел, как укрепляется и разгорается аура юной некромантки.

Загрузка...