Событие первое
День не заладился с самого утра. Сначала побежал кран на кухне… не кухоньке. Да, не важно, уж какая есть, не в размерах же дело. Дело в кране. Работал себе работал, а потом бамс и капать стал, чудеса какие-то. Бум. Бум. Бум. Капли по жести и по мозгам застучали. Понятно, что прокладка виновата, а раз виновата, то надо её наказать, ясно, что надо разбирать эту сложную техническую конструкцию, да что там — сложнейшую, и менять прокладку, и даже, помнится, вместе с краном в коробке магазинной запасная прокладка была. И? И где эта коробка? Может где-то на чердаке и лежит? А может и нет. Вечно бумаги для растопки бани не хватает. А прокладка? Ну, где-то в ящике, в котором немецкий орднунг и не ночевал, валяется. Но если искать, то обязательно спрячется, а попадётся только тогда, когда начнёшь искать чего-нибудь другое. Так и получилось. В смысле, не нашлась. Пришлось в окончании вырезать из старой автокамеры, которая для этого в сарае и повесилась. Весь извозился, порезался, и когда с этой бедой справился, то не облегчение испытал Иван Фёдорович, а дикую усталость.
А не денешься никуда. Это в городе вызвал из Жека мастера, отдал потом пару сотен рублей, и всё само наладится. Ну, или платного мастера вызвал и отдал тысячу, но тоже всё само устранится, не надо нервы жечь, и не за свою работу хвататься. В деревне, где дачу себе Иван Фёдорович прикупил, с Жеками, ну или как там они сейчас называются, всё плохо. А с платными мастерами ещё хуже. Деньги, может, какой сосед и возьмёт, а вот сделает ли? Тем более кран хитрый оказался, без болтов. Всю голову сломал специально необученный сантехник, пока разобрался, как эту хреновину вскрыть.
Ещё через полчаса, направившись в туалет типа сортир, Иван Фёдорович наступил на ступеньку, и она сломалась. Чего уж, давно доска прогибалась, и этого следовало ждать. Ну, могла бы из уважения к победителю крана сломаться завтра. Нет. Извольте. Пришлось выпиливать новую доску, менять и красить потом, так как всё крыльцо в чёрный цвет выкрашено. Краска нашлась, но сверху толстенная плёнка, и пока маляр энтузиаст её вскрывал, в краске перемазался. И не все беды туалетные, пошёл туда снова через пару часов и про покрашенную доску забыл, следов наоставлял. Пришлось во второй раз красить.
А под вечер завалился пьяный в дрободан сосед, в трезвом виде вполне адекватный человек, и начал клянчить на водку или саму водку. Водки не было, наличный денег тоже. Иван Фёдорович и забыл уже, когда в последний раз наличные деньги в руках держал. Года три назад, а то и все четыре. Если есть карточка и телефон, то зачем эти купюры мусолить в кармане? И ведь не отвяжешься. Пришлось вынести коньяк подарочный за кучу рублей. Ну, да, сам не покупал, но цена-то понятна. И не для того дарили родственники, чтобы бухой в стельку сосед выпил, не оценив качества напитка.
А вечером ещё и свет отрубили вместе с интернетом. Лёг пораньше в этот несчастливый день Иван Фёдорович и хрен там… Не спится. Запах краски преследует, и жаба на груди прыгает, и напоминает, что дорогущую вещь отдал. Опять же порезанная рука саднит. Так и промучился в полудрёме и ворочениях всю ночь.
А утром солнце заглянуло в окна дома.
— А не сходить ли нам в гости⁈ — вспомнил мультик про медведя Иван Фёдорович.
— В гости? — спросил сам у себя.
— Ну да, а не сходить ли нам в гости в лес, возможно нас грибами одарят. Пожарить с молодой картошечкой и лучком. Ляпота.
— А пошли, — уже надевая сапоги, согласился сам с собой садовод (садист).
Лес был в километре приблизительно, может и меньше, можно было открыть карту на ноутбуке и замерить, надо ли, километр и километр, и знание, что там девятьсот сорок метров дорогу не увеличат и не уменьшат. Минут через десять, вспотев на раскочегарившемся солнце, Иван Фёдорович вошёл под сень березняка. Сразу окунулся в запахи леса, жара спала и, постояв пару минут, отдыхая и наслаждаясь ощущением леса, грибник пошёл по привычному маршруту. Не первый поход, и где тут должны быть грузди, Иван Фёдорович знал, а именно их упомянул вчера пьяный сосед, дескать, ходил в лес, набрал два ведра груздей, пожарил… и как не выпить за такое.
На первый чуть не наступил. Груздь — гриб пугливый и не особо любит высовываться из-под листьев. Как-то поспорил Иван Фёдорович, как этот гриб правильно называется, с братом. Оба оказались неправы. В интернете выяснили, что груздь — это такой же гриб, но горький, а этот «сладкий» называется подгруздок. Спрятавшийся подгруздок ещё и червивым оказался. Ничего, лес не маленький, будут и целые, не стал унывать будущий шеф-повар, наберёт на жарёху.
Удача не отвернулась. Вскоре половина полиэтиленового пакета была наполнена и этого хватит и на пожарить и посушить, а после в грибную муку превратить, чтобы… Под ноги попалась поваленная полусгнившая берёза. Иван Фёдорович решил её перепрыгнуть, но в момент прыжка поскользнулся, о только что брошенный на землю червивый до невозможности груздь — подгруздок, и стал падать лицом вниз на землю. Удар получился сильным. Мир мигнул вспышкой искр и исчез.
Событие второе
Удар головой о землю был неожиданный и сильный. Иван Фёдорович не только сноп искр разноцветных успел разглядеть, но и на какое-то время проник в тайну оттенков чёрного. После искр в голове взорвалась чернота, своими клубами всё заполонив и клубы эти разного оттенка чёрного были, были как бархат, были как чернота ночи, а были с проблесками серого и красного. И только все эти чёрные пятна и искры стали покидать голову незадачливого грибника, как кто-то со всей силы врезал ему по рёбрам.
— Кх. Какого чёрта!
Бамс. Удар по его тушке повторили, даже рёбра хрустнули, а Иван Фёдорович, оторванный от земли, пролетел метр и снова вдарился головой о землю. Это он сгруппироваться в воздухе попытался. Согнулся. Вот только удар подбросил его тушку и чуть развернул, результат ожидаемый, так, крючком изогнувшись, и впечатался носом в землю.
— Хорош, Гришка, а то сдохнет ещё, — голос доносился как сквозь пробки из ваты в уши вставленные.
— В аду его черти заждались уже, — этот голос тоже сквозь вату, но ближе. Потом чья-то сильная рука схватила Ивана Фёдоровича за волосы и приподняла его голову от земли вместе с половиной тушки, кричащей от боли, — жив, что ему — дьяволу сделается, — голову с силой отбросили, и она снова ткнулась расквашенным уже носом в твёрдую вонючую землю.
Вкус крови во рту, отвлёк на мгновение внимание неудачливого грибника, а потом он услышал опять сквозь вату в ушах смех и удаляющиеся шаги. Первой мыслью было вскочить и, схватив палку, врезать сзади по голове непонятному уроду Гришке, что зачем-то два раза пнул его. И уже почти вскочил… и тут в голове щёлкнуло. Эти двое говорили на немецком. Не на русском. В лесу на Урале? Опять-таки «Гришка»? Что вообще происходит⁈
Иван Фёдорович попытался подняться. Рёбра слева болели, но очевидно сломаны не были. А вот нос. Нос сломан точно. Толчками боль и полный рот крови с её противным железистым вкусом. Ещё болит левая рука, второй пинок пришёлся по ней больше, чем по рёбрам и она-то от переломов видимо и спасла. Сгибается, не сломана, но боль страшная, может и трещина. Доктором Иван Фёдорович не был, был строителем. Да, сейчас бы знания по хирургии не помешали, как определить нет ли трещин в костях? Пальцы двигаются, но значит ли это, что нет какого-нибудь закрытого перелома или трещины? А ещё бы не плохо знать, чем эти вещи друг от друга отличаются?
— Встаём, — скомандовал себе пенсионер и открыл глаза, одновременно из положения «зародыш» пытаясь перевернуться и встать на колени.
Это точно не было лесом. Справа виднелась каменная стена. Такая… из фильмов. Дикий камень с зеленью мха и белыми известковыми скрепами. Стена была высокой. Голову задрать не получалось, шея прямо стреляла болью. Перелом? Ну, нет, вращает же. Или… Ай, не на того учился. Иван Фёдорович медленно приподнял голову проследив на этот раз не верх, а вдоль стены. Она упиралась в здание полутораэтажное с соломенной частично, а частично дощатой крышей. Здание это было сложено из того же самого серого плохообработанного, но довольно хорошо подобранного дикого камня, известковые швы белые были не сильно широкие. Как строитель Иван Фёдорович оценил мастерство каменщиков. Умели люди работать. Точно и очень правдоподобно воспроизвели средневековую кладку в каком-нибудь рыцарском замке в Европе. За домом была квадратная башня с мерлонами или зубцами по периметру. Башня была метров под десять в высоту, монстром таким возвышающаяся над домом и стеной. Ещё за домом виднелось приземистое, но тоже каменное здание теперь уже полностью с крытой соломой крышей и несколькими большими дверями. В одну из них высовывалась лошадиная морда. Белая морда. Морда посмотрела на Ивана Фёдоровича сочувственно и заржала.
— Настоящий рыцарский замок, — просипел пенсионер и хотел головой потрясти, чтобы это наваждение из головы выгнать. Однако при даже незначительном повороте головы боль резанула по мозгам. Крепко его этот Гриша обработал. Немец Гришка? Хрень какая-то. Стоп! Ну, ладно, Гришка говорил на немецком. Бывает. Чего в жизни не бывает. Но вот он-то откуда знает этот язык. В школе и институте, который сейчас в университет переименовали, учил английский. А после института надобность в знание языка один раз всего возникла, когда ездил в Чехию и Германию на экскурсию. Нет, чехи вполне по-русски шпрехали, в отличие от немцев, и потребовалось знание немецкого в ресторанах, куда их экскурсии заводили. Но оказалось, что в отличие от умных русских, тупые немцы все знают отлично английский, так что без сосиски и штруделя они с женой не остались. Но это первый и последний раз, больше английский в жизни не пригодился, а теперь на пенсии и подавно не нужен. Тьфу, чёрт с ним с английским, он отлично понял, что Гришка и его урезониватель сказали на немецком. Удача! Ударился мордой, и на тебе, немецкий выучил. Описывают в литературе такие чуды. Память предков⁈ Ну, так понятно, Иван Фёдорович точно знал, что среди его предков есть дойчи. Точно удача. Бамс по морде и знание языка. Вот какие методики нужно в школах вводить. В каком там классе он начал английский учить? В пятом? Чего в пятом-то не дали по носу. Не мучился бы столько лет ненужный язык изучая.
Событие третье
Вспомнив о носе, полиглот решил его потрогать, и потянулся рукой. Кап. На руку плюхнулась малиновая капля. Из носа и капнула. Желание трогать поубавилось. Тут мимо него, чуть не стоптав, проехало, горяча коней, двое всадников, один из которых голосом Гришки на всё том же немецком крикнул:
— Попомнишь меня, кусок дерьма.
От лошадей воняло мочой и потом.
— Сейчас помоем коней и продолжим с тобой! — пообещал всадник с Гришкиным голосом. Он был высок, русоволос и бородат. На плечах был накинут короткий плащик, под ним белая рубаха, но ногах серые штаны и кожаные сапоги непонятного кроя, будто взяли кусок кожи и вокруг ноги обернули. Второй всадник мало чем от первого отличался. Тоже рослый, соломенные волосы, короткая стриженная бородка, которую ещё шкиперской называют и похожая одежда, только плащик детский не синий, как у Гришки, а тёмно-зелёный. При этом всадники были похожи. Возможно братья.
Обдав пылью и вонью, всадники проехали неспешным шагом мимо, и Иван Фёдорович обернулся им вслед. Антураж замка стал более цельным, позади него метрах в двадцати оказалась надвратная башня, которую на западе именуют «барбаканом». Вот, хоть что-то из знаний, полученных в институте, пригодилось. Барбакан был размерами с башню, что стояла у дома полутораэтажного, понятно, что только в два с лишним раза шире. Впечатляющие размеры. Строители, создавая этот антураж средневекового замка, постарались на славу. Если это сделано для съёмок фильма, то бюджет должен быть у картины гигантский. Кто в России на такое сподобится? Абрамович решил из Англии вернуться? Прохоров бросил чудить с «Ё»-мобилем и решил удариться в киноиндустрию?
Теперь стал виден и донжон. Он был справа от барбакана. Высотой те же десять метров, три ряда бойниц — окон, мерлоны на плоской крыше. Эти чуть другие, чем на башнях, под стать кремлёвским, в виде ласточкиного хвоста. На крыше за зубцами виднелся человек. Он был в кольчуге с плоской железной тарелкой на голове и копьём в руке.
Переведя взгляд себе под ноги, Иван Фёдорович обнаружил, что из носа натекла уже целая лужа и нужно было с этим что-то делать. Опять капля сорвалась и на ногу ему спикировала. Он сидел на корточках, всё не решаясь подняться. До уха бедняги долетел плеск воды. Точно, хотелось пить и хотелось умыться. Очень осторожно покрутив головой, Иван Фёдорович увидел большую бочку литров на триста, а то и больше, в которую как раз мужик в аутентичных домотканых штанах и рубахе вылил ведро воды. Потом подхватил стоящее рядом второе и какой-то прыгающей походкой двинулся к воротам.
— Вода! — просипев опухшими губами, неудачливый грибник двинулся к бочке. При этом мозг, толкающий его в этом направлении, заметил странность. Мужик с вёдрами поклонился ему и посторонился с дороги.
— Вёдра пустые. Не к добру. Или это баба должна быть? — Тут точно мужик, клочковатая рыжая борода об этом недвусмысленно говорила.
Следом ему и женщина поклонилась. Не глубоко так, руками не махала, на колени не бухалась, согнулась немного и, зачерпнув из бочки ведро воды, двинулась к полутораэтажному дому. Вёдра были деревянные с верёвочными ручками, и у мужика рыжебородого, и у женщины. А одежда на тётке тоже под стать эпохе, про которую непонятное кино снимают. Сарафан, наверное, лапти и непонятный платок, как у мусульманок, на голове. И сарафан, и платок из такого же, как и у водоноса домотканого серого материала, должно быть льна… Или из крапивы ещё раньше одежду делали? Конопля опять же? Молодцы костюмеры. Всё выглядит очень правдоподобно.
Вода была тёплой и грязноватой, не прозрачной, или это из-за бочки так кажется. Иван Фёдорович зачерпнул руками воду и пролил её на землю. Твою же налево, как в книжках про попаданцев, руки тонкие и в веснушках. Детские, ну ладно, подростковые руки. Тут и размеры в голове сложились. Он был ниже тётки. От таких новостей ноги подкосились, и Иван Фёдорович упал бы, но рука ухватилась за край бочки, и он с трудом, но удержался на ногах.
— Ладно, потом, — зажмурившись, попаданец зачерпнул руками воду и плеснул себе на лицо. Ноющая боль взорвалась острым всполохом, — Ну, попить-то можно⁈ — несчастный вновь зачерпнул в сложенные лодочкой ладони воды и поднёс к губам. Защипало немного, но живительная влага смыла это малюсенькое неудобство. Выхлебав пригоршню, Иван Фёдорович потянулся за второй и за третьей, и за пятой. Сколько там воды в той лодочке, грамм пятьдесят, сто? Наконец жажду удалось утолить и попаданец попробовал вновь сполоснуть лицо. Кровь всё не желала останавливаться.
— Так и помереть можно… не узнав, куда попал.
На этот раз болело чуть меньше. Очень осторожно кончиками пальцев Иван Фёдорович пошерудил по щекам и подбородку смывая образовавшуюся коросту из крови. Попробовал и нос задеть, но тот острой болью сообщил, что глупая это затея.
— Нужно лечь носом вверх, чтобы кровь остановилась, — сообщил бочке бедняга и оглядел двор ещё раз. Шея по-прежнему с болью и скрипом вращалась.
Рядом с конюшней был навес. Жерди вкопаны в землю и сверху парусина наброшена. И там лежало сено. Много. Туда, придерживая ноющую руку второй, Иван Фёдорович и направился. К сену была прислонена довольно топорно и коряво сделанная лестница. Он полез по ней на верх и вдруг там обнаружил рыжую девчоночью рожу.
— Rette mich, die Allerheiligste Jungfrau (Спаси меня Пресвятая Богородица), — пискнула обладательница рекордного количества веснушек, потом девчонка перекрестилась и головой вниз нырнула с сеновала. Бумкнулась о землю, как-то умудрившись перевернуться в падении, и, поддерживая явно длинный для неё сарафан, понеслась к дому.
— И меня спаси.
Иван Фёдорович лёг на спину и прикрыл глаза.