Барон фон дер Зайцев

Глава 7

Событие девятнадцатое

Язык был русский. Так-то ничего особенного в этом баронстве, чуть не треть населения на русском говорит. Но только это местные жители, те, кто приехал с боярином сюда или их жёны, которым пришлось язык выучить, дети, ну те говорят на том языке, который дома слышат. Кстати, почти все дети в Русском селе и в замке говорили на двух, а то и на трёх языках. А в Кеммерне тоже на двух в основном, но не русский второй, а жмудский. Инвалид же был не местным и услышать от него русскую речь было неожиданно, да ещё он отца Иоганна назвал старым именем «боярин Заяц». Иван Фёдорович остановился и внимательней оглядел мужика.

Безногому было лет сорок на вид. Довольно коротко стриженные волосы. Не лохматая, явно тоже подстриженная борода, и вполне опрятная одежда. Не походил инвалид на опустившегося бомжа. Увидев, что его разглядывает парень, инвалид снял мурмолку и кивнул головой.

— Самсон Изотов. Пушкарь при тюфяке — тюфянче́й. Пищальник тоже. Бывший. Теперь вишь что, — пушкарь приподнялся на руках, и выкинул ноги вперёд, положил их как бы перед собой, ну или сел на задницу.

Оказалось, что безногий он только частично. Ног не было ниже колен. То есть, колени вполне себе были и работали. Синие, какие-то пронзительные, глаза впились в мальчишку.

— Так ты сын боярина Зайца?

— Есть такое тюфянчей Самсон Изотов.

Слово «тюфянчей» Ивану Фёдоровичу понравилось. Про тюфяки, это так пушки сейчас на Руси называют, он слышал. Это как-то там тюркское название исковеркали. Но вот что артиллеристы или пушкари при этих тюфяках называются тюфянчеями слышал впервые.

— Возьми меня на службу, боярич. Стрелять я и без ног смогу. Помощника токмо дашь. Лучший был в войске у князя Василия Дмитриевича. Да вот разорвало тюфяк мой, — Самсон сник головой.

— А как ты из Москвы сюда попал? Не близкий путь, — Иоганн даже про нос забыл. В самом деле интересно стало.

— Длинная история. Если быстро, то выгнал меня воевода, как такое несчастье случилось. Я в Новгород к брату поехал, а там помер он, а родне такой не нужен. Уговорил купца рижского взять меня на корабль, у них там две пищали стоят, а пищальник за борт выпал при шторме. Это он сам жалился в корчме в Новгороде. Сомневался он долго, но кроме меня не нашёл никого. Сговорились за три гроша в седмицу. А в Риге он меня рассчитал и выгнал на берег. Нашёл другого пищальника. С ногами нашёл. Оказался я один на чужбине и языка не знаю. Так, несколько слов выучил за плавание. Хоть руки на себя накладывай, а только грех это. Прости, Господи! — тюфянчей истово троекратно перекрестился.

— А сюда как попал? И почему сюда? — Иван Фёдорович внимательно осмотрел снова пушкаря, точно не впал в уныние, не опустился. Борется за жизнь.

— Так родич твой подсказал. Дед, я так понимаю. Купец новгородский Кожин Иван. Услышал в порту русскую речь и обратился к нему, мол, домой довези. Хороший человек, не только взял на корабль, но и работу дал. Тоже у пищали. Год я с ним проплавал. А вот недавно беда со мной приключилась. Стали пальцы на ногах болеть. Спасу нет. Болят и болят. Он и посоветовал к колдунье этой обратиться. Токмо ждать меня не может. Теперь только весною приплывёт. Он и посоветовал к тебе обратиться. Гостинец тебе внучку, значит, его, передать и просьбицу не отказывать мне. Вот держи. Это от него подарок.

— Интересно⁈ — Иван Фёдорович принял из рук инвалида шкатулку в тряпицу завёрнутую, вытащил её Самсон из сумы через плечо надетой.

Шкатулка была резная вся, лаком покрыта. Иоганн открыл её. Там на синем бархате была из серебра отлитая лошадка небольшая, сантиметров десять в длину и чуть меньше в высоту. Фигура была объёмная. То есть, все четыре ноги были отдельно. Мастер для этого времени был просто очень и очень хорош. Что серебро ясно, лошадку видно недавно отполировали, а в, так называемых, труднодоступных местах, чернота была. Не новая вещь.

— Благодарствую. Чем же помочь тебе Самсон Изотов?

— А не возьмёшь меня боярич тюфянчеем? — запихал тряпицу назад в котомку пушкарь.

— Пушкарём? Так нет в замке пушек, ни тюфяков, ни пищалей, — развёл руками парень.

— Не беда это. Если кузнец есть, а я эвон звон кузницы слышу, то можно из дерева сделать. И кольцами железными опосля стянуть. Не несколько выстрелов сгодится и такой тюфяк.

— И пороха нет, — мысль интересная, и пострелять Ивану Фёдоровичу вдруг захотелось. В детстве поджиг делал себе из обрезка трубы.

— В Риге продают, я видел в порту. А то и сами спроворим. Если сера есть.

— Даже так. Хорошо Самсон. Возьму тебя в замок. Только чуть позже. Мне к Матильде надо. Нос у меня сломан и плохо заживает. Кровь идет. А потом мне к кузнецу надо, а вот после этого сюда за тобой зайду. Тебе-то Матильда помогла?

— Нет. Не понимает она, чего мне надо. Не знает русского.

— Не беда, я ей сейчас расскажу. Подожди пока здесь.

Фантомные боли у пушкаря? Интересно, а сможет ли бабка Матильда такую болезнь лечить? Это ведь мазями не вылечить. Это что-то в голове. Тут нужен психиатр, гипнотизёр.

— Охо-хо. Иоганн! Тебе лежать надо, а ты бегаешь. Ладно, ложись вон на лавку, посмотрю, что там у тебя, — колдунья колобком подкатилась к лавке, на которой парень улёгся, и вдруг хлопнула его по лбу ладошкой. И свет вдруг выключили. И звук выключили.

Событие двадцатое

Пипку кузнец сделал… Ну, а чего хотел? Кузнец сделал. Не ювелир и не токарь на станке. Получилась она тяжёлая. И… ну, не токарная работа. Корявая, что ли. При этом клапан, из двух половинок изготовленный, и конус штока были каким-то абразивом обработаны. Проверить в разобранном виде, плотно ли прилегают они друг к другу невозможно. При этом только увидев две половинки клапана Иван Фёдорович сообразил, что он полный попаданец. А как он хотел в самом начале пятнадцатого века собрать эту конструкцию? Резьбу не придумали ещё, а если и придумали, то деревенский кузнец, даже если он пророчества раздаёт направо и налево, то это не значит, что он сможет наружную и внутреннюю резьбу сделать. И чтобы это ещё и закручивалось.

— А как теперь собрать?

— Плотник сделает. Посадит на рыбий клей. Тонкую кожанку вставит для надёжности.

Разговаривали опять через преподобного отца. А перед этим ещё и первый урок жемайтиского языка был. Отец Мартин оказался преподавателем слабеньким, нет, не орал на тупоголового ученика и по голове его указкой не бил. Просто у него системы не было. Называл просто все предметы, которые вокруг него находились сначала на немецком потом на жемайтиском. Тетрадку толстую не выдал, шариковую ручку тоже, а Иоганн повторно просить бумагу у управляющего постеснялся, тем более, тот крутился вокруг приезжего хлыща.

— Святой отец, вы ведь в Риге частенько бываете, купите мне пачку бумаги и свинцовый штифт. И за вами буду записывать, и отец прислал студиозуса в замок. Он меня ещё и латыни будет учить. И математике с письмом.

— Дорога бумага. Смотри, истратишь все деньги. А потом понадобятся, — почесал затылок выстриженный отец Мартин, — может тебе на дощечке глиняной стилом писать?

Конечно. Точно разорится с бумагой. Глиняные дощечки и ещё берестяные грамоты Новгорода вспомнились. Берёзы Иван Фёдорович на опушке леса видел. Сам не пробовал ни разу, но видел в лесу, там в будущем — прошлом, берёзы, с которых бересты круг сняли. Дерево не гибнет, дальше растёт. Смотрится не так парадно, но живёт же. Пишет ли на бересте карандаш свинцовый? Нужно проверить. Чем-то же писали новгородцы. А ещё интересно, почему эти грамоты берестяные только в Новгороде, что в Суздале берёзы не растут?

Плуг изготавливать Угнисос только начал, и Иван Фёдорович к нему с советами не полез. Он ничего в кузнечном деле не понимает. Сказал кузнец, что сделает, вот пусть и методом проб и ошибок двигается. До весны далеко. Пока никому плуг не нужен. Озимые уже посеяли. Или, точнее — заканчивают. Теперь пахать только весной. Один совет Иван Фёдорович мог дать. Видел как-то ролик в интернете, как отвал плуга изготавливали из просроченного баллона красного от пропана. Там диаметр в районе 300 миллиметров. Можно, наверное, взять бревно такого диаметра и вокруг него согнуть отвал. Но соваться с таким советом барончик не стал и без того вокруг него странностей хватает. Ежели не заработает агрегат, вот тогда можно и вспомнить, что видел или знает про плуги, а пока пусть сам Угнисос себе шишки набивает.

Всё это время Самсон Изотов «лечился» у колдуньи Матильды. Закончив с кузнецом, Иоганн вернулся к знахарке. Там возле лавки у дома сидел инвалид с довольной улыбкой.

— Помогло! Помогло, боярич! Не болят больше пальцы на ногах.

Самого пацана бабка Матильда привела в чуйства тем же хлопком ладони по лбу.

— Неслух! Дома лежи на лавке и не дёргай головой. Я тебе мазью другой помазала и паклю новую вставила. Через три дня приходи, а все три дня двигайся меньше. По нужде ходи, и всё, не жуй мясо всякое, кашки жиденькой кухарке закажи. Хлеб мякиш только. Ты сдохнуть что ль хочешь, неслух⁈

Выходит, что не настоящая колдунья Матильда, не может ему руками над носом туда-сюда поводить, крекс-фекс-пекс сказать, и всё срастётся. А теперь вот и думай? Взяла и фантомные боли пушкарю убрала. И его отключила, как фонарик какой. Вот у кого нужно учиться. Классная же опция, подошёл к врагу, бамс ему ладошкой по лбу, а потом делай с ним что хошь. Хоть… Ну, ладно, можно и просто горло перерезать потом. А можно в улей… Стоп. Улей⁈ Блин, столько всяких попаданческих мыслей замечательных в голову залезло, а тут три дня лежать на лавке.

Шёл домой, в замок Иоганн медленно. И колдунья сказала не дёргаться особо и спутник перейти на бег трусцой не давал. Самсон Изотов ходил на руках. Выпрастает вперёд руки и подтягивает ноги. Получалось на первый взгляд споро, но вот если рядом идёшь, то понимаешь, что раза в три медленнее. А идти пару километров. Хорошо хоть ветер с моря и жара наступившая компенсируется прохладой с Балтики.

— А ты протезы не пробовал? — поинтересовался у тюфянчея Иоганн, обогнав его, задумавшись в очередной раз, и вернувшись.

— Прозы? — вылупил на него синие глаза инвалид.

— М? Ходули такие деревянные, приделываются к ногам. У тебя же колени есть, сделать протезы и, ну, трость или костыли ещё для начала.

— Как же я на тех ходулях закреплюсь, у меня обрубки разной длины, — махнул рукой, вытерев пот со лба, Самсон.

— Подумаем. А тележку на колесах. На четырёх для устойчивости. Точно. Завтра схожу… Ай. Запретила мне бабка Матильда ходить. А мы деревянную спроворим. Плотник-то под боком. Всё, пушкарь, делаем тебе завтра инвалидную коляску. Хватит жить как попало.

Событие двадцать первое

— Герда, всё, давай мириться. Мирись — мирись, больше не дерись. Вместе будем строить светлое будущее.

— Вас? — рыжая насупилась, точно обмануть бес её хочет, — Was soll ich bauen? (Чего строить?), — девчонка отступила на шаг, а то это исчадие ада сине-жёлто-зелёное сейчас схватит и потащит чего-то строить.

— Мне бабка Матильда лежать три дня велела. А нам с тобой нужно с листьями кипрея закончить. Там теперь самое главное начнётся, — сложив руки на груди, как у трупа, ну, чтобы не спугнуть пацанку, спокойны голосом, убаюкивающим, начал Иван Фёдорович.

— Говори быстрей, мне ещё на кухню нужно, — ну, хоть не убежала и решила выслушать.

— Листья нужно на чердаке донжона расстелить и высушить.

— И зачем это? Я тебе не травница, тем более там тридцать три мешка, — фыркнула пигалица и решила сдриснуть.

— Один талер.

— Говори, — прямо как та Герда, из сказки, сидит прилежная такая девочка в красном чепчике и руки в цыпках на коленях сложены.

— Высушенные листья нужно будет положить в кадку и обварить кипятком, а для того, чтобы они лучше обварились, бросить туда докрасна раскалённые камни.

— Сгорит чердак, там…

— Зачем на чердаке, там только пару дней нужно листья посушить. А бочками на дворе заниматься. Бочками? Я плотнику скажу, он для вас вместо бочки корыто большое сделает. В нём удобнее будет.

— И всё? За это талер⁈

— Почти. Когда листья распарятся туда нужно бросить черной земли из леса и всё это хорошо перемешать и листья пожамкать с землёй. А потом сушить на печи у бабы Лукерьи. Когда листья высохнут, нужно взять их и перетереть руками, и потом через сито просеять, чтобы вся земля и труха ссыпалась. Вот за это талер.

— Два.

— Один.

— Сам тогда перетирай. Два талера, — сделала вид, что поднимается сволочь рыжая.

— Герда, имей совесть. Два талера — это очень много. Это можно корову купить. Талер и десять грошей.

— Сам… Э? Ладно, бес с тобой. Ха-ха. Ты сам, как бес. И скажи кухарке сам, что ты печку займешь на такое время. Деньги вперёд.

— Иди отсюда. Как все тридцать мешков сделаете, так и получишь. Вот! — Иоганн достал из кошеля две серебряные монеты с не очень чётким рисунком. Так себе матрицы у современных производителей монеты, и края не ровные, кругом это можно назвать с большой натяжкой.

— Договор? — пацанка как взрослая на несмышлёныша посмотрела.

— Договорились. Ты выбери пацанов посмекалистей. Сейчас попробуем, и если нормально получится, то потом ещё одну партию успеем сделать.

— Бабка Лукерья на тебе.

— Сказал, же. Герда мне вставать нельзя, позови плотника, скажи, прям срочно-пресрочно нужен.

Такой рецепт получения чёрного копорского чая жена у Ивана Фёдоровича вычитала в интернете, для зелёного свой рецепт. Там нужно повялить в полиэтиленовых мешках, промять руками для получения сока. Другая технология, но одно общее — нужна ферментация и именно её и украл русский купец в Китае, а потом стал подделывать китайский чай. При этом надо сказать, что если по вкусу зелёный жасминовый китайский чай и наш копорский имели приличное сходство, то вот на организмус они действуют не просто по-разному, а в противоположные стороны. В чае кофеин и он бодрит человека, а копорский чай действует успокаивающе и расслабляюще. Что лучше? Да фиг его знает. Утром взбодриться не грех, а вечером успокоиться и заснуть быстрее.

Но пока у Ивана Яковлевича другая проблема, нужно бросить пить сырую воду из бочки с соплями и пить кипячёную воду, а с заваркой вкуснее. Ну, а выход на рынок??? А почему не попробовать. И для начала через Матильду. Эвон к ней сколько народу идёт и едет со всех окрестностей и даже с Риги. И пусть она им как успокаивающее и вообще полезное питьё продаёт копорский чай. Людям должно понравиться. Вкусно же. А ещё туда потом можно высушенные смородиновые листики добавлять, раз жасмина нет. Так это дело привычки, привыкли в Китае к жасмину, а наши привыкнут к смородине. Смородина должна быть в лесу.

Не правильный он какой-то барон. Или это писатели врут всё, когда про жизнь всяких баронов пишут. Никто перед ним на колени не бухается, никто руки не лезет целовать, даже милостивцем не обзывают и вашей… М? А как к баронам обращаются? Ваше сиятельство, наверное. Так ни разу его никто вашей сиятельствой не обозвал. Не сияется.

Игнациус мотнул головой, почти как равному, и с порога наезд начал.

— Не готов твой заказ, Иоганн, ты думаешь я за день всё это сделать могу. Так скажу тебе, не могу я за день всё это сделать. Нету у меня…

— Подожди. Тут другое. Пушкаря я нанял. С отрезанными ногами. Видел во дворе?

— И чего, ноги ему сделать? — набычился плотник.

— А почти. Ноги потом тоже сделаем. А пока колеса. Вот смотри чертёж, ай, эски…ну, рисунок. Держи. Вот такую тележку нужно сделать и задние колёса большие, а передние маленькие. Они на шарнире будут. Я кузнецу завтра закажу. Будет пушкарь задние колёса руками крутить, и она будет ездить.

— Эвоно как⁈ Пушкарь. На войне ноги оторвало? Вестимо на войне. Я сделаю Иоганн. Хороший ты парень, оказывается, а всё бесом прикидывался.