Событие шестьдесят седьмое
Вроде полдень почти, но из-за чугунных серых туч, оккупировавших небо, кажется, что то ли утро ранее, то ли вечер уже вовсю. Смотришь на это и думаешь, неужели это небо бывает голубым? При этом морось висит в воздухе, забираясь в самые «труднодоступные» места. А ещё холодный, пусть и слабый, ветер с моря. Именно про такую погоду должно быть и говорят, что хозяин собаку на улицу не выпустит. Ну, собак не было, не любитель этого дела был отец у Иоганна. Да и он сам пустобрехов и рассадников блох не боготворил. В прошлой жизни понимал, что «Кабыздох», это не шутливое название, а пожелание: ка бы ты сдох. Будь его воля… Ну, да ладно, и воли его нет, и мира того, с кучей бродячих собак и уродов хозяев, выгуливающих, вопреки законам, собак без поводка и намордника.
В Русском селе тоже не один кабыздох не облаял их. Мёртвая такая тишина, даже боязно немного. Отправилась поисковая экспедиция и разведка одновременно к озеру на трофейных конягах. Целых двадцать бойцов невидимого фронта. Двадцатым взяли Иоганна. При этом то ли в шутку, то ли специально подсунули самого здорового из дестриэ литвинов. Даже при огромном желании до стремян не дотянуться. Слон, а не жеребец. Ноги, где-то там, сами по себе болтаются. А ты прыгаешь в седле, набивая синяки на пятую точку.
Чтобы попасть к озеру, нужно полностью миновать Русское село и потом свернуть на юг. Там начинается лесная, но вполне проезжая дорога, заканчивающаяся, как бы, у того самого оврага или бывшей полностью заросшей протоки. Кусты лещины поднялись со дна и если не знать о существовании этой западни, то при плохой видимости сверзиться туда просто обязан всадник. Дорога тут делает поворот на девяносто градусов, потом через десяток метров ещё один и, миновав кусты, въезжаешь на пойменный луг, переходящий в заболоченный берег.
Вдоль леса идёт дорога, не дорога, скорее, широкая тропа, люди сюда наведываются, но не очень часто. С другой стороны от замка есть нормальная дорога, и там берег не заболочен до самой воды. Туда и рыбачить ездят и птицу осенью бить.
Около оврага остановились, сгрудившись плотным кублом, и двое новиков, спрыгнув с коней, придерживаясь руками за ветви кустов, стали спускаться. Что скажут разведчики было ясно. Ветки лещины переломаны, пожелтевшие листья ободраны, и земля на краю вздыблена. Пытался конь затормозить задними ногами, но какай-то там из законов Ньютона, за инерцию отвечающий, сработал, как и положено законам — рухнул и конь и всадник в овраг. Высота метра три, но не слышно ни стонов, ни ржания. Либо выжили и убрались, либо туда им и дорога, в Аду прогулы уже давно выписывают.
— Тута он. И конь мёртвый и литвин. Переломаны все. А у коня брюхо толстой ветвью, сломанной, ещё пропорото, — донеслось, как из погреба, глухо, снизу.
— Так вылазьте, чего там шуршите⁈ — прикрикнул на парней Ганс Шольц.
— Так справа! Сейчас разденем, броню снимем. Знатная броня. И конь в броне.
— Добро! — ну, старый вояка понимает, что трофеи — это главное на войне. Их бросать точно нельзя.
— Тут следы видны, второй конь смог повернуть, хоть в кусты и врезался, — Яков указал на вспаханную землю на повороте и сломанные ветви.
— Так проедь чуть? — Юрген как бы старший в разведотряде, чего бы не покомандовать.
Иоганн спрыгнул с солового жеребца в холке под метр восемьдесят и заглянул в заросший овраг. Чего там внизу делается, было не очень видно, а вот прямо перед носом висела гроздь орехов. Фундук. Три орешка для Золушки. Сказка такая чешская была в его детстве.
— А можно из этих орехов делать масло? — не, это не вслух. Себе под нос прошептал. Это можно девушку вывезти из деревни. А вот деревню… Так и тут, попаданца никуда из себя не выдавишь. Он вечно будет искать, а чего бы тут попрогрессорствовать? Где деньги кучами лежат? Нет, чтобы расслабиться и получить удовольствие. Нет, нужно всё улучшить. Нужно окружить себя знакомыми вещами. Есть об этом в неплохом итальянском, кажется, фильме «Сеньор Робинзон», там этот робинзон телевизор себе сделал. Тонко подметили итальянцы.
Додумать мысль о фундучном масле Иоганну не дали. С круглыми глазами вернулся Яков, отправленный на разведку Киселём.
— Там! — сын Перуна поднёс палец к губам, потом ткнул пальцев сторону птичьего переполоха и просипел, — Там лагерь! Жемайтийцы! Человек двести — триста! Много! Рыбу ловят.
Иоганн принюхался. Ну, да ветер со стороны моря, а значит, если там и жгут костры, и уху варят, то запах и дым сносит в противоположную от них сторону на озеро.
— Знатно! — просипел и Старый заяц. Он опёр арбалет в землю, встал ногой на стремя и натянул тетиву. Не дожидаясь команды, его бойцы проделали то же самое. Брякнув на ложе в прорезь толстую арбалетную стрелу, Ганс Шольц тоже палец к губам приложил и кивком головы позвал своих к повороту дороги, — обождите тут, — сурово эдак, как непослушных детишек, оглядел ветеран новиков и, стараясь наступать на носки сапог, скрылся за поворотом.
— Нужно бы коней отвести назад, а то заржёт ненароком… — Георг взял под уздцы пару коней и пример парням показал.
Ну, там такой птичий, в основном чаек, крик стоит, что с расстояния в несколько сотен метров ржание коня вряд ли услышат повстанцы, чайки до них ближе. Но староста прав, лучше лошадей отвезти, Иоганн своего тоже вверх потянул. Верх почти условный, но всё же дорога от села к озеру чуть опускается. Это понятно, раз озеро, значит, низина.
Событие шестьдесят восьмое
Когда вернулись коневоды к оврагу, то застали уже там Старого зайца и его зайчат. С арбалетов уже стрелы сняли и даже тетиву спустили в холостом видимо выстреле.
— Точно. Так всё и есть, вот она наша пропажа. Есть у них, я уверен, с этих мест люди и про озеро знают, и про то, что этой дорогой можно прямо к дорфу выйти.
Иоганн был с Шольцем согласен. Озеро, оно как бы в стороне от дороги, и от дороги на Ригу, и от дороги, что идёт через Кеммерн и Русское село вдоль побережья. Не зная о нём, случайно не наткнуться. На кого можно подумать? На коробейников? Шляются торговцы с мелким товаром по дорфам иногда. А ещё есть посетители Матильды?
— Предлагаю их атаковать! — все с открытыми ртами уставились на Георга. Их двадцать человек. И большая часть — пацаны безусые. А Иоганн и безусый, и, считай, безоружный. Ни лука, ни арбалета. Кинжал есть. Много двенадцатилетний щуплый мальчишка против взрослого мужика кинжальчиком навоюет. Супротивная же сторона — это триста, путь будет, распоясавшихся, напившихся крови, вурдалаков. Они привыкли уже убивать, грабить, насиловать. Да, не воины. Но их пятнадцать на каждого, и тут тоже большинство — не воины.
— Не обделаемся? — хмыкнул Кисель.
— Выходим к той сосне одинокой спокойно, не бегом, шагом. Заметят, но не схватятся же за мечи и не побегут на нас все вместе. А мы выходим и начинаем стрелять в ближайших. Пока они оружие возьмут, пока сообразят, что происходит… Так ещё и паника с криками начнётся. Думаю, успеем по десять стрел из лука отправить и стрелы три — четыре из арбалетов. Если пятьдесят этих разбойников раним или убьём, то чёрт его знает, пойдут ли они вообще на замок? Литвинов нет, у них потери. А если много будет раненых, то ими кто заниматься будет?
План Иоганну понравился. Эх, у него ничего стреляющего нет. Пистоль! Пистоль нужно срочно купить.
— Иоганн коней покараулит, выстрелим и бегом сюда. Садимся на коней и к замку, продолжил староста план «Барбаросса» излагать. Почему «Барбароса», так у него борода рыжая.
— Не, тогда не так. Бежим сюда и тут засаду устраиваем. Дорога не широкая. Человека по четыре, больше не вместится, и поворот крутой. Легко тоже несколько выстрелов сделать успеем, — Старый заяц внёс коррективу в самоубийственный план.
— И на выходе из леса…
Все услышали и добавку барончика. Бороды у него пока нет и, скорее, русой будет, чем рыжей, но красивое названия плану не менять же из-за такой малости.
— А что, дело. Там тоже дорога через кусты. Мы-то на лошадях быстро подымимся, а им пешком, минут пятнадцать по лесу, — Ганс Шольц согласно покивал, принимая предложение мальца.
— Так пошли! Чего ждать? Пока дождь начнётся? — принял командирское решение Кисель.
Это несправедливо! Всё интересное происходит без него. И сейчас все пошли к озеру, а Иоганн в противоположную сторону к коням. У него, между прочим, совсем не тривиальная была задача. Коней двадцать, и они привязаны к небольшим деревцам за уздечку. Ну вот отвяжет он их, а кони чужие, и мало ли, услышав топот бегущих сюда новых хозяев, испугаются и ломанутся прочь. А если не отвязывать, то народ прибежит и, спеша, начнёт дёргать за уздечки и запутать может. И чего делать?
Взять можно максимум в руку три уздечки. Больше, чем три коня на дорогу просто не уместятся. Тут думай не думай, а сто рублей не деньги. Иоганн обошёл всех саврасок и пегасок и перевязал уздечки так, чтобы узел не затянут был. Потом три отвязал совсем и встал с ними на дороге за табуном. Теперь кони, даже испугавшись, не смогут разбежаться. Лес не очень густой, но вдоль дороги кусты растут шиповника и прочие пусть и менее колючие, но густые, и в эти колючки не должны кони броситься.
Шаги или, точнее, топот бегущих людей, он услышал издалека. И прав оказался, животные стали волноваться и дёргать головами, пытаясь отвязаться, у некоторых даже получилось, но в плотной «упаковке» деваться им было некуда, и кони только фыркали и ржали.
И запутались, и перепутались, и поскользнулись и затор устроили, во всём нужно тренировка, даже в отступлении. Тем не менее, успели убраться вверх по дороге до того, как туда прибежали жемайтинцы. А они прибежали и дальше погнались за ними. Правда, недалеко. Второй засады не получились, чуть не полчаса простоял их отряд у выхода лесной дороги на центральную, ну, и единственную, улицу Русского села. И ничего. Где-то на полдороге повстанцы отказались от идеи надрать уши гадам и порубить в капусту непонятных лучников, напавшим на них.
В замок въехали уже под шум начинающегося дождя. Иван Фёдорович уже в который раз подумал, о тех людях, что прячутся за рекой. И ведь неизвестно, сколько им там мучаться ещё. Ну, даже победят они этих жемайтийцев. Это ведь не всё. Ещё несколько тысяч двинулось к Риге. Они теперь это знали точно. Пленные выдали эту «страшную» тайну. При этом одну интересную вещь всё же узнали. Этот отделившийся отряд должен по дороге грабить дорфы и забирать продовольствие, и с этим продовольствием потом тоже двинуть к Риге. И там влиться в общие ряды. Орудий никаких у повстанцев не было, даже прадедушкиных катапульт, и вся надежда была именно на осаду. Ну, а осаждающим продовольствие тоже нужно.
Событие шестьдесят девятое
— Не знаю, ничего интересного… Подошли, а они сидят у костров уху варят, орут, смеются. Пиво или сидр пьют. Красные рожи у всех и весёлые. Мы и начали стрелять. Даже рука устала. А они сначала попадали, потом орать начали. Ну и когда колчаны уже опустели, то с дальнего конца побежали к нам мечами и алебардами в нас тыча, в нашу сторону. Мы и отступили, как договаривались. Только у поворота уже не стали засаду делать. Стрелы-то кончились, а запасной колчан к седлу приторочен. А дальше всё. А дальше они за нами не побежали. Подождали и вернулись. Вот и весь рассказ. Говорю же, ничего интересного, — Яков развёл руками и губы скривил удивление изображая, чего, мол, пристали, говорю же скукота.
— Сколько хоть примерно побили? — махнул на парня рукой и повернулся к Старому зайцу барон фон Лаутенберг.
— Как их сочтёшь. Выпустили сто восемьдесят стрел из лука и сорок пять из арбалета. Это можно посчитать, а сколько там разбойников убитых и раненых, как посчитать? Это нужно ходить и спрашивать: «ты, геносе, ранен или убит»?
Из участников великого похода по принуждению повстанцев и душегубов к миру в гридницкой только Старый заяц, Кисель и Иоганн. Георга с парой новиков отправили в дальний дозор, он караулит выход с той дороги в Русское село. Фон Бок тоже с двумя парнями отправлен в противоположную сторону, контролировать нормальную дорогу к озеру, которой рыбаки и охотники пользуются. Решили на Совете, что если среди повстанцев есть знаток местных географических изысков, то он про ту дорогу может знать и лучше иметь там дозор, чем не иметь.
Оба дозора должны выпустить в жемайтийцев по нескольку стрел и возвращаться в замок. У них кони, а разбойники в основном пешие, успеют. Юрген, он же Кисель, говорил, что видел на берегу несколько привязанных к кустам лошадей, но это скорей всего лошади из повозок выпряженные, так как телеги тоже имели место быть.
— Не меняем план. Ворота оставим открытыми и потом тюфяк выкатим. Только новиков побольше, чтобы не катить пушку по трупам, а двое или трое сразу их с дороги растаскивает и добивает, если только ранены. Кинжал в глаз вставил, за шиворот схватил и оттащил. Так же и следующего. В Аду черти посмеются, сразу куча народу к ним одноглазые пожалуют, — Старый заяц оскалился, улыбнулся и истово троекратно перекрестился.
— А сбежавший литвин? Он расскажет повстанцам о пушке. Они всем скопом бросятся в замок и что тогда будет? — Отто Хольте смачно высморкался на пол. Иоганн зубами скрипнул. Нет не глисты. Злость. Как гада приучить к гигиене простой?
В пику решил высказаться:
— Сколько человек из нас знают жемайтийский? — Иван Фёдорович победным взглядом обвёл Верховный совет.
— Я немного знаю летгальский. Языки похожи. Но прав ты, Иоганн, литвин точно не знает этого языка.
— Как-то же они общались? Дошли до сюда? — барон залез пятернёй в бороду, помял подбородок, видимо, так соображалось лучше.
— Был толмач. Но мы всех литвинов перебили и, может, половину жемайтинцев, так что вероятность того…
— Вера ясность? — перебил Юрген пацана, — ты на каком языке говоришь Иоганн?
— Шанс… м… процент… убить могли мы толмача.
— А! Понятно. Всё, отдыхать всем. Как решили, так и решили. Ворота открыты, пушку заряжайте, — барон решительно хлопнул ладонью по колену здоровому.
— Нельзя. Дождь идёт. Отсыреет порох. Успеет Самсон зарядить, — внёс поправку парень.
— Ну, лишь бы успел.
Разошлись. Иоганн двинул на кухню. Бабки Лукерьи нет и кашеварил один из арбалетчиков Шольца. Оказалось, он в походах всегда за каптенармуса и кашевара. Готовит хуже их кухарки, но голод и нагулянный прогулкой нервной аппетит и кашу из топора сделают шедевром кулинарного искусства.
Каша была как каша. Перловка с кониной. Благо этого мяса полно набили. Ни разу не евший до позавчерашнего дня конины, Иван Фёдорович «уговорил» мозжечок, ну или что там за вкусовые ощущения отвечает, что это обычная говядина. Теперь, в пятый раз, и уговаривать не пришлось. Вкусная мясная каша. Пацаны, кстати, на плотах перевезли пять разделанных конских туш на тот берег. И вчера оттуда тянуло дымком. Кашеварили беженцы.
В этот день никакого нашествия саранчи не случилось. Дозор на «опасной» дороге, сменившись, доложил, что состоялось у них соревнование с разведкой повстанцев, кто в ком больше дырок наделает стрелами. Наши победили со счётом три — ноль, и разбойники убрались, утащив одного убитого и двух раненых.
— В того, в которого я попал… Не, не жилец, — Сергей Перунович ткнул себя пальцем в живот. — Я ему сюда стрелу всадил. Сам видел. С дырой в животе не выживают. Если свои не добьют, то несколько дней промучается, и всё одно помрёт. Царствие ему…
— Ты это брось, парень! Гореть ему в Геенне огненной, — опять высморкался на пол гридницкой Отто, — такая сволочь, что людей грабит, да баб сильничает, не может в Царствие Небесное попасть! В Аду он, сковороды раскалённые лижет. И остальные там. Наперегонки работают, кто больше раз лизнёт.