Событие пятьдесят восьмое
— Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой, — пропел в полный голос Иоганн, когда Герда вышла на площадку на верху барбакана в саладе с длинным кинжалом в руке. Салад — это такой тип шлема, вытянутый и закрывающим шею сзади. Капля болтающаяся на тонкой перемычке, разрезанная пополам. Сидел салад на маленькой головке ещё одной валькирии чуть набекрень, но рыжую бестию это нисколько не смущало. И не улыбка ангельская была на мордашке, а специально скалилась, клыки показывая. Ну и что что одного клыка не хватает, выпал молочный, а настоящий ещё не вырос, только кончик торчит из десны.
— Сам дурак. Я буду колоть прямо в глаз тем гадам, что сюда будут по лестнице взбираться. У него… у них обе руки ведь заняты, они за лестницу держатся, а я тык, а он брык с лестницы. Уноси готовенького. Вот, — Герда сунула кинжал в живот Иоганну, тот еле устраниться успел.
— А кто будет Василису защищать на том берегу, если повстанцы попытаются туда переплыть? — не, спорить с Гердой если она чего решила, бесполезно. В этом Иоганн уже не раз убеждался. Нужно просто попробовать направить её энергию в нужное русло. Получилось же с янтарём и мылом.
— У Базилисы есть свой шлем и кинжал.
— Она маленькая девочка, а ты вон уже какая большая.
— Пусть её фон Бок защищает, — нашла, пусть и через минуту, последний аргумент рыжая.
— Он нужен здесь. Кто-то же должен командовать новиками?
На этот раз Герда задумалась надолго.
— Змей ты! Правду мама говорит. Мне нужен тогда меч, — ого, быстро торг пошёл. Теперь дело за принятием.
— Меч?
— Ну да, я выберу себе оруженосца, и он будет за мной его носить.
— Базар тебе нужен. Есть мечи.
Мечи и правда были. Барон Зайцев тем ещё хапугой был. Со всех своих походов в основном оружие привозил. Нет, чтобы семена урожайной полбы. Не попаданец, что с него возьмёшь?
Переправа на ту сторону уже началась. Оказалось, что собранный из неошкуренных брёвен, хлипкий, почти разъезжающийся, мост для человека легко преодолим всё же. Корову, накинув ей мешок на голову можно перевести, хоть и втроём, один сзади подталкивать должен, а двое за рога тащить спереди. А вот с козами полный затык. Эти упрямые кусачие твари не хотели ни под каким соусом идти на своих четырёх. Придумали два способа. Связывали их по рукам и ногам и бросали в телегу. Но тут выяснилось, что коз в десять раз больше, чем телег. Не гонять же транспорт туда-сюда. А больше, чем две — три козы в телегу отказывалось вмещаться. А если среди коз затесался огромный козёл, больше похожий на таран для взятия крепостей, то и две всего тушки в телегу входило. Нашлись инженеры. Коз, что поменьше и полегче связывали как обычно, а потом надевали на оглоблю и двое мужиков переносили их на ту сторону.
С телегами, между прочим, не всё так благостно, как, впрочем, и с коровами. Бревно оно круглое. И получилось, что нужно проехать пару сотен лежачих полицейских. И лошадь, и коровы обязательно попадали в промежуток между брёвнами ногой. Потому телеги волокли люди, а лошадей отправили вплавь. Со всеми не получилось. Нашлись упрямцы почище коз.
— Снимите двери со всех домов и положите как настил на мост, — осознав, что так переправа затянется на пару недель, предложил Иоганн.
— А как дом запирать? — взвизгнула какая-то женщина.
— Разбойники, что сюда идут, сумеют твою припёртую поленом дверь открыть, — рыкнул на неё староста Георг, — давай, мужики, правильно Иоганн говорит. Нужно снять двери и на мост уложить.
С домов не хватило дверей. Ещё и с сараев всяких сняли. Благо не на железных петлях висели, прикрученные на шурупы, а на кожаных. Перерубил топором и потащил.
К обеду переправила наладилось, по пусть и качающемуся по-прежнему мосту, и неровному, из-за разной толщины дверей, народ с телегами и скотом нескончаемым потоком шёл на тот берег и скрывался в лесу. Иоганн такого потока не ожидал. Ну, семей пятьдесят, не больше в Русской деревне, примерно столько же в Кеммерне и десяток в Слоке. Должно получиться сто десять. А народ с утра до самого позднего вечера перебирался на тот берег. Пришлось, между прочим, светофор выдумывать. Двухстороннего движения при всём желании не получится. А многие туда-сюда телеги гоняли. Продукты там ведь нужны? И поехали пальцы загибать. Куча детей. Кролики. Куры. Не оставлять же врагу. Поставили Угнисоса семафорить с его громовым голосом.
— Людииии! Сейчас едем с того берегуууу! Тута стоять! Вашу мать!
Войско же занимало места. Потом находился умник, типа барона или Юргена, и всех перетасовывали. Потом находился фон Бок и правильный вопрос задавал, типа, почему арбалетчики так далеко от стены, на барбакане было бы правильнее. И опять перестановка мест слагаемых.
Главные же главнюки — барон, Юрген и Хольте постоянно советы в Филях организовывали, никого на них не допуская. О чём они там шушукались даже Иоганн не знал, и его не пускали.
— Я хозяин! Наследник!
— Наследишь ещё тут. Помыли только, — это Хольте его так выгнал, ткнув пальцем в мокрые доски пола. Его родственница действительно Иоганну навстречу с ведром попалась.
Больше всех досталось бабке Лукерье. Готовила всю жизнь на десяток человек, в лучшем случае на полтора десятка, а тут бабамс и почти пятьдесят человек. Ни котлов таких, ни продуктов не запасли. С этим управляющий справился. Нет, котла не нашёл, а вот поставку продуктов наладил. Более того, он и об осаде позаботился. В замок везли и везли зерно и репу с горохом. Везли курей и кроликов. В опустевшую конюшню поставили несколько бычков, определённых на убой, и десяток свиней. А ещё народ прикатил несколько десятков бочек, которые, новики и дети постарше, принялись заполнять, таская воду из реки.
Только темнота наступившая оборвала приготовление баронство к битве.
шлем — салад
Событие пятьдесят девятое
Разведка вернулась ночью. Вообще, все уже паниковать начали. Нет и нет. Барон мрачнее тучи ходил по двору весь день. И ведь не помогло его хождение, так и не появились отправленные им кутилье. Во сколько вернулись, определить не просто. Часов на телефоне нет. Ну и телефона нет. Клепсидры никакой у отца тоже не оказалось. Даже песочных часов нет. Иван Фёдорович хотел изготовить солнечные часы, но то одно, то снова одно, так и не дошли руки.
Укладываются в люлю все как стемнеет. Телевизоров китайских не завезли в сельмаг, а свечи вещь не дешёвая. Даже воск не дёшев, Иоганн переводил местные весовые единицы в удобоваримые и получилось у него, что пуд воска стоит в районе шестнадцати шиллингов. То есть, килограмм — один шиллинг. В пачке фунтовой больших свечей, диаметром чуть больше десяти миллиметров и длинной сантиметров тридцать пять, восемь штук. Получается, что свеча стоит полтора пфеннига. А света от неё пшик, только зрение портить. Не зря всякие шандалы и канделябры под несколько свечей придумано. Разоришься книжки по вечерам читать.
Хотя, нет, не разоришься. Книг нет. Вот это на самом деле дорогущая вещь. Книга дороже коня стоит. И их ещё купить надо. В продаже просто нет. Они сейчас переписываются всякими монахами вручную и обитают, как и монахи в основном в монастырях, ну ещё в библиотеках университетов. Кстати, как признался фон Бок, в универе он обе свои книги и украл, засунув под одежду. Специально в болохонистой пришёл. Не, он не из корысти. Из тяги к знаниям. Его отлучать от библиотеки хотели, вот он и решил свою завести.
В общем, все спали уже, когда у ворот ор поднялся, и факелы зажглись. Так-то решили факелов ночью не жечь. Зачем к себе внимание привлекать. Опять же, из темноты и наблюдать за дорогой на юг проще, небо очистилось от туч, и луна почти полная, от начищенных железных лат можно блики заметить.
Но не заметили. Разведчики вплотную к воротам подъехали и загрохотали в них стальными перчатками.
Стражники, проспали естественно, и чтобы показать свою бдительность, давай кричать «Караул». Сержант, он же AlteHase — «старый заяц », выбежал, пару раз споткнувшись на лестнице, и поранив колено, и как давай тоже блажить, когда своих признал в посетителях, на стражников. Etappenhengste — «тыловые жеребцы» — было самым мягким выражением. Остальное непечатное. А нет, ещё было одно интересное Fusslatscher — грязедав, пехотинец. Видно, что он не просто ветеран, а ветеран из кавалерии, волею судьбы злодейки переквалифицировавшийся в управдомы. В воротчики.
Всё полста человек в разной степени одетости выскочили во двор и подняли окончательный гам с плясками, так что даже дрыхнувшего без задних ног в кабинете на третьем этаже донжона, с бойницами, выходившими на противоположную сторону, на реку, Иоганна пробудили. Когда он спустился, то все новости уже стали старостями, народ уже не события обсуждал, а планы строил. Оттащив почти одетого фон Бока в сторонку, Иоганн у него поинтересовался, чего кутилье барона в клюве принесли.
Получалось, что Митау пока в осаде, а вот повстанцы (христопродавцы) разделились. Часть осталась осаждать город, часть большая, порядка четырёх — пяти тысяч идёт на Ригу, и их замок оставит в стороне. Правее или восточнее основная дорога проходит. Но радоваться не стоит, так как про баронства Зайцева и Лаутенберга у повстанцев и литвин информация похоже есть, потому как небольшой отряд поднимается по лесной дороге прямо к ним. Остановился отряд в селении Стуниши. Это примерно в двадцати верстах к юго-востоку.
— Ну, не всё так плохо, — обрадовался, услышав про небольшой отряд, что возможно к ним движется, Иоганн — С небольшим отрядом справимся.
— А⁈ А, я не сказал, разведчики примерно оценивают его в четыре сотни человек. Около сотни рыцарей или чёрт их знает, как у литвинов они называются, но конные вои. И сотни три повстанцев жемайтинцев (христопродавцев).
— Четыре сотни — маленький отряд???!!!
— А что не так, он в десять раз меньше того, что идёт на Ригу? — пожал тощими плечиками расстрига.
— А другая математика? На каждого нашего по десять человек.
— Так мы в домике, — почти, сложности перевода, — Так мы в замке, за стенами.
Двадцать вёрст. Пока встанут, пока побезобразничают, пока позавтракают. Опять же большая часть пехотинцы. Раньше вечера не стоит ждать. Можно вполне себе спокойно спать идти и других бы неплохо отправить, а то завтра варёными будут.
Умные они кучкуются (или это про дураков), так как к таким же выводам пришёл ещё и барон. Генрих фон Лаутенберг оказался инвалидом только на ногу, на голову не инвалид. Голос громкий, например.
— Расходимся! Нечего тут ночью по двору шляться и стражу отвлекать. Всё обговорено сто раз. Расходимся! Утром будем к осаде готовиться. Расходимся.
— Новики! Расходимся! — на русском прокричал и Семён.
— Стража! На место! — гаркнул и Старый заяц.
Громче всех у Ганца Шольца получилось. Вот, что значит, выработать командный голос.
Событие шестидесятое
Утром разведку снова отправили. Чего-то там главный китайский воевода, не участвовавший ни в одной битве, говорил про то, что если знаешь противника, то наваляешь ему.
Иоганн утром переправился на ту сторону реки, чтобы посмотреть, как народ обживается на новом месте. И прямо как бальзам на сердце, и прямо как дождиком на пересохшую почву. Козы в количестве… ну много, поглощали водоросли. Уже целые проплешины были на берегу. А ещё водоросли, но уже сухие, пошли на крыши или стенки шалашей. И тоже в промышленных количествах. Берег, если не очистился полностью, то огромными такими проплешинами зиял. Эдак несколько дней осады замка и тут все водоросли исчезнут и неподъёмная работа, за которую непонятно, как было браться, сама себя выработает. После победы над силами зла можно опять организовать мальчишеский десант сюда, тем более что страда закончилась, и пройтись по пляжу, выискивая откопанные слёзы вымерших сосен.
Едва Иоганн возвратился в замок и направился к кухне, (а война войной…) как вернулись разведчики. Летели во весь опор и, спешившись, кинулись к барону, что по-хозяйски рассматривал присобаченные к стене хозблока рукомойники. Не иначе к своему замку (замочку) примеривал.
Новости оказались непонятными. Непонятно, хорошие они или плохие. Этот маленький отряд, в четыреста рыл, разделился. Жемайтийцы остались грабить дорф Стуниши, а сотня литвинов устроилась на обед в пяти верстах от их замка, и к вечеру точно будет здесь.
То, что враг разделился хорошо. Наверное. А то, что всё же не миновать осады — это точно плохая новость.
— Ничего не поменялось. Доберутся сюда, посмотрим, — пожал плечами Генрих фон Лаутенберг.
Красиво излагает, подлец. Всем уже бояться и ждать надоело.
Рыцари, или на самом деле, чёрт его знает, как у литвин тяжеловооружённые всадники называются, появились на дороге, когда солнце уже коснулось горизонта. Иоганн пару минут их разглядывал, а потом перевёл взгляд на реку. После обеда мост отцепили от этой стороны, и течение теперь его к тому берегу прибило. Все мужики взялись за багры и оттащили его примерно на версту вверх по течению, в противоположную от Риги сторону. Найти его, если искать, естественно, можно. Всё же под шестьдесят метров в длину и четыре в ширину конструкция. Но это по берегу, где и тропинок толком нет, нужно километр идти по пояс в траве. Кому и зачем это может понадобиться? Ещё и травой сорванной его по совету Иоганна закидали. Так себе маскировка, но из далека-долго смотрится как… как хрень травой закиданная. С верхотуры и с приличного расстояния практически не было заметно, что народ здесь переправлялся.
Стоят пустые дорфы, ни скотины, ни жителей, даже зерно успели или вывезти на тот берег, или переправить в замок, или даже закопали многие. Нечего брать. Ушли, кажись обитатели в Ригу. Гады! А кто их — бандитов кормить будет⁈
Замок тоже выглядит пустынным и брошенным.
Это староста Георг такую хитрость военную придумал. Стоит себе замок с раскрытыми воротами и никого нет на башне надвратной, да и на донжоне никого не видать. Тоже хозяева — гада. Тоже всё забрали и в Ригу сбежали.
Десяток литвинов отделился от общей группы, остановившейся на дороге, идущей из замка в Русское село, и неспешно шагом направился к открытым воротам. Никто по ним не стрелял, никто не откликнулся на призыв. Опасаясь всё же, по одному всадники заехали на двор.
— Бей! — прохрипел команду Ганс Шольц и сам первым выпустил толстую арбалетную стрелу в ближайшего к нему литвина.
Всего у них получилось восемь арбалетов и девять луков, считая и мощные турецкие. Арбалет заряжать долго, а вот лучники за минуту выдали стрел по шесть. Да рыцари были в кольчугах, шлемах и у многих наколенники и налокотники. Но это не полный рыцарский доспех и кольчуга не кираса. Стрелы находили незащищённые места. Арбалетные тяжёлые болты раздвигали кольца кольчуги и впивались в мягкие податливые тела. У врагов тела всегда мягкие.
Почти удалась задумка Георга. Один всадник, утыканный стрелами, как ёжик, успел повернуть коня и вырваться из ворот вереща во всё горло.
Рисковали? Конечно рисковали. Барона пришлось долго уговаривать. Наотрез отказывался самоубийством заниматься, грех мол енто. Вот ведь, а выходить с покалеченной ногой на поединок с Юргеном не самоубивство. Довод против только один все приводили. Если они не разведку пошлют в замок, а всей сотней под марш Мендельсона в ворота въедут?
— А я пушку за бочками поставлю и схоронюсь рядом. Ежели все заедут, то и погибнет больше, — перевёл слова тюфянчея Самсона Иоганн Генриху с русского на прусский.
Уломали. На такой вот случай, если кто-то из западни выберется, тоже есть план. Ну, так планчик. Три новика сразу выкатывают пушку, заряженную, напротив ворот, а четвёртый туда же катит коляску с артиллеристом безногим.
— Никита! — возопил на весь двор десятник Семён, даже верещание подраненного литвина перекрывая. Дверь донжона отворилась и четверо новиков устремились к бочкам, за которыми была спрятана вундервафля.
Хреновая задумка, сразу понял Иоганн. Не, задумка хорошая, про овраги забыли. На дворе, на дороге у пушки, валяются трупы и раненые литвины. Пушка же — это не тачка одноколёсная из будущего, на ней между холмиками не полавируешь. Пацаны останавливались, оттаскивали с дороги холмик, чтобы прокатить орудие три метра и уткнуться в следующий. Точно так же и с коляской инвалида. Колёса не на резиновом ходу и передние не на подшипниках. Всё скрипит и тормозит.
Иван Фёдорович уже решил, что кердык, тут к ним песец и подкрадётся.