Целитель

Глава 19

— Ты, батюшка, говорил, что был здесь? — спросил я, назначенного не без участия государя Василия Ивановича игуменом Соловецкого монастыря, Вассиана.

— Был, Федюня. На погребение преподобного Иосифа приезжал

— Ну, почему меня все зовут, то Мишаня, то Федюня? — со вздохом подумал я. — Наместник я государев, или мальчишка, который просто погулять вышел? Но, с другой стороны, и я его не называю Высокопреосвещенством, как по уставу положено.

— И как тут житие?

— Хм! Житие трудное, но где и кому сейчас легко? Однако, монахам помогает в трудах постоянная молитва, а как ты тут сможешь?

— Ну, да, ну, да… Ну, так и я в постоянных трудах и с ежечасной молитвой, и люди мои, — дёрнул плечами я. — Сам, небось, видел.

— Видел, видел. Не отстаёшь от своих людей в трудах, ни в походе, ни здесь, на строительстве городка. И молишься усердно. Но готов ли ты в таких трудах жить постоянно?

— Ты о моих словах про монашество? Так, э-э-э, время покажет. Пока у меня особое поручение от государя: укрепить земли здешние и уберечь от поругания ворогами. И от захвата.

— Да-да… Мы говорили с тобой об этом. И снова спрошу тебя, Федюня…

— Ваше высоко-преосвященство, много раз просил тебя не называть меня так. Терплю сие Имя только от государя, потому, как он любит меня. Ты же, отче, не знаешь меня так хорошо, как он, а потому любить меня не можешь. Фёдор я, а по отчеству Степанович, наместник земли Беломорской. Говорили мы с тобой уже об этом, а ты всё: Федюня, да Федюня.

— Кхм! Прости, Фёдор Степанович. Всё про чин твой боярский забываю и про наместничество. Зело прост ты в обращениями с людьми своими. На одной с ними планке стоишь, а потому и не думаешь про тебя, как про наместника.

— То мои люди и мои с ними отношения. Они мне все, как братья и я им, как брат.

— Вот и я говорю. Ещё раз извини, Фёдор Степанович и дозволь спросить.

— Да, спрашивай, — пожал я плечами.

Не выказывал я пиетета сану его, хотя и не принижал, вот Вассиан и недоумевал. За всю полуторамесячную дорогу к устью Выги мы с ним перекинулись едва ли не десятком фраз. Молились вместе, да, но и только.

— Не понятно мне, почему тебя выбрал государь для столь важного и ответственного дела, как местничество на Белом море?

— Хм! Ну, так и спросил его бы. Тебя же, отче, государь тоже за что-то возлюбил. Доверяет тебе. Вон, монастырь доверил, что на дальней государевой границе стоит. Тоже могу тебе задать такой же вопрос.

— Хм! Но я-то убелённый сединами и отягощённый жизненным опытом старец, а ты отрок по возрасту.

— Правильно ты сказал, отче. Не всякий старец, убелённый сединой в бороде, разумен.

— Кхм! Это ты кого имеешь ввиду, Фёдор Степанович?

— Кого имею ввиду? Да, хотя бы — еретиков и схизматиков. Мало ли таких и у нас на Руси?

— Кхм! Разумно! Не мало, — согласился игумен и от меня отстал.

Я с трудом сдерживал себя, чтобы не отдать ему одну из своих матриц, отобранных у уже проникшихся моими знаниями и идеями жителей Данилова городка. Но удерживал себя. Всё и так шло ровно. И так Соловецкий Монастырь выполнял свои функции центра православия, вбирая в себя самых стойких во всех отношениях людей.

А с другой стороны… Ведь у нас во Владивостоке зимой температуры и пониже бывают. И ветры такие, что мама не горюй! Соловки ведь удивительное во всех отношениях место со своим особым микроклиматом. Здесь даже вода в мелководных морских заливах прогревается до двадцати градусов! Купаться можно! А на глубине стабильные плюс один градус. Отсюда даже навага и треска не уходят летом. Лови себе и питайся. А уж селёдки, зубаря и корюшки… Просто — завались. Сиг нерестится в реках. Зверя — во! Рыбы — во!

Я почему и отправил челнок именно сюда, потому, что люблю рыбу, И ловить, и есть. А речная рыба мне не по душе. Краб в Белом море тоже есть, хоть и небольшой, мидии для плова. Что ещё нужно для путешественника? Я просто хотел поселиться в одной из бухт, построить себе с помощью ботов парусный корабль, и с их же помощью хотел отправиться путешествовать по морям и океанам. В Россию, в смысле, в Московию, никак не хотел ехать. Там легко могли поймать и сразу на кол. Строгие были порядки, по отношению к иноземцам. Не наш, значит — иноземец, а иноземец, значит — лазутчик, а лазутчикам на колу самое место. В Европе было немного по-другому, как писали историки. Вот я и намеревался это проверить.

Правда, до этого надо было как-то тут на острове прописаться, устроиться, наладить быт и приступить к строительству «нормального» современного плавательного средства. Для этого нужно было бы построить несколько заводиков: канатный, парусный… Правда я не собирался отдаваться только на волю ветрам и планировал установить на судне или паровую машину или вообще электродвигатель от дизель-электрохода. Без самого дизеля, конечно. Мне ведь не нужны дизель-электрогенераторы. Электричество у меня должно было быть бесплатное, поступающее от космического ретранслятора через наземный модулятор-адаптер.

Процесс преобразования энергии на дизель-электрохода довольно сложен. На атомных ледоколах, к примеру, вода за счет тепловой энергии превращается в пар. Пар поступает в турбину, которая за счет механической энергии вращает генератор. Электрический ток от генератора по шинопроводам, кабельным трассам, через трансформаторы, полупроводниковые преобразователи, защитно-коммутационную аппаратуру поступает к гребному электродвигателю… В таких системах много потерь, что не может не отразиться на КПД…

У меня же все преобразования происходят в адаптере. Поэтому коэффициент полезного действия у электродвигателя — стопроцентный.

Особенно меня прельщал электродвижитель и потому, что у судов, работающих во льдах, нагрузка на винте часто меняется в зависимости от ледовой обстановки. Если мощность на винте уменьшается, скажем, до 50%, то КПД дизеля значительно падает, до 30% и менее. В реальных условиях коэффициент полезного действия дизеля будет снижаться более чем на 10%. А мне плавать предстояло именно, что во льдах. Поэтому от дизеля я сразу отказался. Да и от прямоточного ядерного я потом отказался тоже. Зачем усложнять, когда есть простое решение? И места полезного больше, хе-хе… И парогенератор для бани можно было поставить и саму баню.

Был у меня такой на моей яхте в «том» мире. Океанический двадцатикиловаттник, одновременно являющийся и парогенератором, и опреснителем, и солесборником, что актуально именно в этом мире, где соль — конкурентный товар.

И вот я тут, а он, возможно, там. Мой челночик… С моим оборудованием, для комфортной здесь жизни. Мне ведь много не надо. Мы бы и задание партии и правительства исполняли, и для себя жили. Правда, люди с моими матрицами не имели моей, так сказать, души, то есть характера, привычек. Они всего лишь имели мой разум, который заставлял их слушаться меня. А так, это были абсолютно самостоятельные люди. Кто-то не хотел становиться лекарем, кто-то плотничать, кто-то воевать. Приходилось перестраиваться и находить им занятие «по их душе». Побор и расстановка кадров, ска. Вот и здесь собрались, кто сам хотел попасть на Соловки. Ну или искренне преданные мне люди. Были и те, кто с моим разумом не хотели служить мне. От таких я избавлялся, отправляя кормиться самостоятельно. Такие, кстати, были большинство лекарей.

С первой попытки попасть на Соловецкий остров не представилось возможным из-за встречного ветра и волнения. Мы смогли доплыть всего лишь до Большого Жужмуя, находившегося на расстоянии, как я знал ранее, двадцати трёх милях от устья Выги. Мы вынуждены были идти почти против ветра, а потому и сместились вправо. И хорошо, что сместились. Хоть на берег выбрались и на нём переночевали. На следующий день вернулись на материк ждать ветра попутного, да-а-а…

Это Вассиан нас настроил, что, де: «с Божьей помощью…».

К сожалению, в летний период тут преобладали именно, ска, северные и северо-восточные ветры. Вот и приходилось нам ждать у моря погоды. Прибыли с Соловков монахи, отправившиеся в Великий Новгород за товаром, и долго целовали Вассиану руки.

Мы быстро, долго ли умеючи, срубили небольшой посёлок с односкатными «низкорослыми» избами. Ну, как небольшой? Десять изб топились по чёрному, но я уже к такому обогреву жилища привык. Уже и дым глаза не ел и запах нравился. На земляной пол шкур набросали и живи — не тужи. Всяко лучше, чем с санях под кожаным покровом.

Мы с Вассианом, как сменился ветер, всё же наконец-то уплыли, а мои ребятки остались налаживать своё житьё бытьё. Монастырь нас встретил, хоть и не звонким, но «колокольным» звоном.

— Колокол мам нужен, — сказал, осеняя себя крестом, Вассиан.

Я только улыбнулся. Вёз ведь в подарок монастырю небольшой, пуда на два колокол, зная, что монахи до сих пор пользуются «билом», но Вассиану не сказал. Колокола на Русь попадали из Византии или от «немцев». С началом этого века и Московские мастера пробовали отлить колокола, но получались они через раз. Мне колокол сделали с третьей попытки. Поэтому, афишировать наличие у меня колокола я не торопился. Мало ли… Вдруг встретят неприветливо? Или сам захочу храм построить. А ведь точно захочу. На Выге всё одно городок встанет. А какой городок без церкви, а церковь без звонницы? Вот и не спешил я «разбрасываться» колоколами направо и налево.

Сорок миль по морю в утлом судёнышке не то, что удовольствие, как говорится, не из приятных, а совсем не удовольствие. Меня рвало и метало и, что самое паршивое, что за борт не свесишься. Смоет, нахрен, волнами. Поэтому «травил» я прямо под свою скамью и завтрак мой «мотыляло» с протекавшей внутрь и забрасываемой волнами водой по всему кочу. Но всем окружающим было абсолютно по «барабану», чужие горести и кто чем завтракал. Все окружающие были заняты работой, или тем же самым, что и я. Даже мою лошадь явно мутило, ведь коч, круглый, как яйцо, чтобы его не сломало льдами, качало и по килю, и по шпангоутам.

Однако коч при попутном ветре узлов в пять «долетел» до нужного нам острова к сумеркам.

— А если бы нет? — подумал я и услышал «вечерний» звон. — Ну, если только так? Или это не для нас?

— Вечернюю службу звонят. Колокол мам нужен, — сказал осеняя себя крестом Вассиан.

— Всем нужен, — мысленно ухмыльнулся я.

Монахи встретили нас по-простому. Меня с лошадью и с двумя товарищами отвели в добротную «княжескую» избу, правда не топленную, но очаг которой мы тут же и растопили. Печью называть сооружение из камней, уложенных по кругу, язык не поворачивался. Игумена отвели за монастырскую стену, возвышавшуюся метров на пять и завершавшуюся островерхим частоколом.

Мне больше ничего сказано не было и я, посмотрев вслед молча ушедшим от нашей избы монахам и хмыкнув про себя, прошёлся по отведённой для паломников территории. В некоторых избах, как и у нашей, дымились кровли. Но в них, похоже, никого не было, только где-то хрипло «побрехивала» какая-то псина.

Мы с товарищами достали заваренную в дорогу кашу, к которой в пути по морю никто не притронулся. Все в море жевали вяленного зубаря с локоть длинной. Поморы угостили, видя, что нас мутит. Помогало, да. Солёненький зубарик… Под пиво бы такого, но ничего… Будет у нас и пиво… А зубарика сами добудем, засолим и завялим. Мухоты тут, наверное, совсем нет? Хотя… Зачем её вялить на воздухе. В помещении подпустил дымка и пусть сушится себе.

На очаге мы разогрели кашу, подлив туда водицы, и совместно расправились с ней, поочерёдно черпая её из горшка ложками. Запили всё травяно-ягодным взваром, приготовленным в медном котле. Кстати медные котлы сейчас делали из медной полосы и донца, припаянных другу к другу оловом и лужённые изнутри.

Поужинав, устроились спать на полу. В княжеской избе княжеских постелей не имелось.

Проснулись рано утром от «колокольного» звона, оросили лицо и угол дома и пошли в церковь, стоящую неподалёку. Видимо, как раз для надобности паломников. Там мы повстречались с «немонашествующими» жителями острова, с так называемыми «трудниками». Они просто здоровались с нами, а мы просто здоровались с ними, как будто жили здесь вместе сто лет. И слава Богу, что никто ничего у меня не расспрашивал. Не принято сейчас приставать к чужаку с вопросами.

Утренняя молитва продлилась не более часа, после которого все разошлись по избам, а потом, видимо немного перекусив, трудники разбрелись по работам.

Вассиан знал, что мне зачем-то нужно вглубь острова и, наверное поэтому, меня не беспокоил. А может быть просто не хотел меня видеть. Устал от меня за почти два месяца общения? Но мог бы хоть еды какой подкинуть, зараза. Хотя он знал, что у нас с собой было, да… Поморы надавали столько, что на полмесяца должно хватить. Да и луки со стрелами у нас с собой имелись, тут должны были быть куропатки.

Вот я и отправил своих товарищей на охоту и на разведку, а сам вскочил на осёдланную ими мою лошадку и поехал в сторону той «шишки», на которой меня должен был ждать челнок.

Я прикинул карту острова, которую помнил до мельчайших подробностей и мог нарисовать с закрытыми глазами, с наблюдаемой местностью и понял, что узкая дорожка ведёт именно в ту сторону. По пути должна была попасться ещё одна возвышенность высотой около тридцати метров с которой та горка должна быть видна очень хорошо. Однако та возвышенность по моей карте стояла в стороне от дороги, а тут я вышел прямо на неё.

— Интересно! — подумал я. — Я ничего не путаю? Я ведь отправлял челнок по координатам спутникового навигатора и по ориентирам, взятым челноком из космоса. Не изменился ли остров за четыреста лет? Здесь, судя по расстоянию, через пару сотен лет разобьют Ботанический сад и поставят сначала келью для молчаливых молений игумена, а потом и часовню. Назовут эту горку Александровской пустошью. Сейчас здесь не было ничего кроме дороги.

На всякий случай я несколько раз позвал челнок, назвав «заветное» слово. Но ничего «волшебного» не случилось. Челнок не проявил себя. Да и не должно было случится. Я всё-таки думал, что просто дорога в этом времени шла по взгоркам, выстроившимся в некую цепь.

Однако с взгорка дорога повернула резко налево и да, снова пошла по возвышенностям. Ну, да, гряда не была прямой. Зато я увидел «свою шишку» и, переполняясь желанием, припустил лошадку в галоп.

Зима кончилась. Снег уже сошёл, но дорога была влажной. Перед подъёмом на гору моя лошадка угодила в вязкое место и я чуть было не перелетел через её голову, так она резко замедлилась. Однако она преодолела-таки неожиданное препятствие, но вымазались в грязи мы оба. Я по пояс, лошадь по морду, хе-хе…

Дорога «обруливала» гору справа и я уже было намеревался оставлять её на дороге и подниматься на «шишку» пешком, когда увидел тропинку, ведущую наверх. Но лошадь по такой тропе вряд ли бы взошла, так тропа была крута.

Привязав лошадку, я стал подниматься по извилистой тропке. Это было, как подняться от остановки Баляева к моему дому на Сабанеева, только чуть-чуть круче, а поэтому я, честно говоря, проклял тот день, когда решил оставить челнок здесь. Но я-то не собиралсяна к нему подниматься. Я и спускаться не собирался. Перелетел бы с горки на берег бухты и всё. Или, вообще, на другой остров переместился. А тут…

— Ползи, ползи, ползи, улитка по склону Фудзи, — бубнил я, задыхаясь. — Давненько, мля, не лазил я, мля, в горы-ы-ы…

— Хм! Да и никогда не лазил в этом теле, ага! Тоже мне, альпинист-скалолазович… Ха-а-а…

Я кое-как выполз на вершину, которая оказалась нифига не лысой, а, наоборот, венчалась огромным валуном! Огромным, это значит — огромным! Выше меня раза в два.

— Су-у-у-ка! — еле выдохнул я, оседая. — Где ты, Флибер⁈