Хозяин антимагии #6

Эпилог

Тихий гул довольных голосов, смех, переливы струнного квартета — все эти звуки сплетались в тёплую симфонию, которая заполняла бальный зал моей усадьбы. В воздухе витали ароматы ненавязчивого парфюма, закусок и вкуснейшего яблочного штруделя.

Я стоял в дверях зимнего сада, прислонившись к резному косяку, и наблюдал.

Наблюдал за своим миром. Не в смысле владения, а как сотворённое пространство. Здесь, под этой высокой стеклянной крышей, собрались только свои: семья, друзья, вассалы, ни одного случайного лица, ни одного искателя выгоды. Это был мой круг. Крепкий, как сталь, выпускаемая на моих предприятиях.

В центре зала, плавно скользя в ритме вальса, кружилась моя мать, Ирина Владимировна. Её партнёром был Анатолий Степанович Киров, седовласый, прямой как штык, бывший ректор Императорской военно-морской академии, а ныне почётный советник по делам колоний. Лицо мамы сияло не как привычная светская маска вежливой отстранённости, а самой настоящей, чуть смущённой женской улыбкой. Мама ловила ритм, смеялась над какой-то репликой своего спутника.

Я смотрел на неё и думал, что за всё время жизни в этом теле, сначала как растерянного наследника, потом как отчаянного борца, я видел маму столь радостной только с ним. Женщина была такой… свободной.

Дети выросли. Сын вынес на своих плечах бремя рода и стал князем. Дочери нашли свои пути. И она, наконец, позволила себе перестать быть лишь памятником ушедшему мужу и оплотом фамильной чести. Мама позволила себе быть просто женщиной. И, кажется, она была счастлива. Я не испытывал ничего, кроме глубокой радости за неё. Пусть танцует.

Моё внимание отвлёк заливистый и беззаботный смех. Обернулся: у каменного фонтана развлекалась Тася.

Нахмурив брови, она вытянула руки, и прямо посередине клумбы с мамиными розами появилась земляная фигура Амата.

Тася поймала мой взгляд и лучезарно улыбнулась, а потом снова залилась смехом, потому что огромный Амат Жимин, стоя рядом, с таким благоговением наблюдал за её манипуляциями, словно сестра сделала что-то невообразимое.

Я подошёл. Под ногами мягко шуршал гравий.

— Прогресс, — заметил я, кивнув на земляную статую. — Контроль уже не на уровне «помоги маме вскопать грядку».

— Братец! — Тася бросилась ко мне, забыв о магии, и статуя тут же рассыпалась, закидав ближайшие розы землёй. Сестра обняла меня. — Амат говорит, у меня талант! Прямо врождённое чувство структуры почвы!

Амат смущённо пожал плечами, но тут же хлопнул меня по плечу, и я едва удержал равновесие.

— Так и есть, Кирилл. Одарённость редкая. Через год, думаю, сможет уже с камнем работать, а потом и с металлом.

Я ответил другу таким же сильным хлопком, подключив ещё и магию земли. Тот шагнул в бок, чтобы не упасть, и пригрозил мне пальцем. Мы оба улыбнулись.

Год назад друг был одержим одной безумной идеей — найти мифический кристалл возрождения, чтобы дать Тасе шанс. Он ушёл в смертельно опасную экспедицию на край водного сектора. И вернулся. Артефакт сработал, активировав непроснувшийся дар. Я до сих пор ловил себя на мысли, что надо будет организовать в то место научную экспедицию, изучить феномен. Но это были планы на будущее.

— Говорил же, найду! Не было бы твоего разрешения на экспедицию и корабля…

— Ты бы всё равно уплыл на вёсельной лодке, — усмехнулся я. — Я это знал. Поэтому и разрешил.

Мы помолчали, наблюдая, как Тася принялась создавать магией новую фигуру.

— Береги её. Она теперь не только моя сестра, но и ценный маг. Характер, — я понизил голос, — у неё, как ты знаешь, ещё тот. Огонь и земля в одном флаконе. Так что смотри, не вздумай обижать. Иначе достану тебя из-под земли в прямом и переносном смысле.

Амат фыркнул.

— С такой разведывательной сетью, князь, от тебя не скроешься. Да я и не собираюсь.

Я довольно кивнул, оставляя младшую сестру в надёжных руках. Из зала меня окликнул Пётр Бадаев, делая знак, что кто-то со мной ищет встречи.

Пошёл через зал и по пути заметил старшую сестру Варвару. Она стояла, грациозно облокотившись на высокую спинку кресла и придерживая одной рукой едва округлившийся животик. Рядом, как надёжный бастион, стоял Василий Снежный. Он держал в руке бокал и покрывал хрусталь тонким, почти невидимым слоем инея. Василий не концентрировался на этом специально, просто его новая, пробудившаяся в той же экспедиции магия воздуха иногда проявлялась вот так, спонтанно, охлаждая пространство вокруг.

— Князь, — Василий заметил меня и поприветствовал, но в его поклоне уже не было прежней солдатской скованности. Была уверенность человека, нашедшего своё место.

— Василий, Варвара. Отдыхаете? — спросил я.

— Как может отдыхать новый начальник охраны, — Варвара ответила за него, и в голосе сестры звучала знакомая, но теперь лишённая яда ирония. — Он уже трижды за вечер проверял, на месте ли караульные.

Я одобрительно кивнул Снежному.

— А ты, сестра, вместо того чтобы сидеть, соверши марш-бросок по периметру зала в поисках провианта, — парировал я.

Она усмехнулась.

— Врач говорит, крепыш растёт, поэтому и аппетит такой. Говорит, не сдерживайся: если шоколада хочется, ешь, если мяса или солёных огурцов, то тоже. С таким генетикой, — она бросила гордый взгляд на Василия, — из ребёнка выйдет отличный офицер. Или инженер.

— Или всё сразу, — добавил Василий, и его рука нежно легла на спинку кресла поверх её руки. Простой жест, но в нём была вся история их непростого пути. Я заметил, как Варвара расслабляется под этим прикосновением.

— Я вам благодарен, Кирилл Павлович, — тихо сказал Снежный. — За шанс.

— Василий, не надо, — я махнул рукой.

— Надо, — он настаивал. — Вы дали мне больше, чем жизнь. Вы дали будущее. И… спасли Варю от самой себя. Я этого никогда не забуду.

— Главное, ты не упустил этот шанс.

Чуть поодаль, на уютном диванчике, сидела Мирослава Цеппелин. Она улыбалась, а на коленях, прикрытый лёгкой шалью, мирно посапывал крошечный сын Святослав. Рядом сидел Фердинанд. Он выглядел старше своих лет, седина обильно тронула виски. Мужчина с любовью смотрел на жену и сына. Он поймал мой взгляд и приподнял бокал. Я ответил тем же. Никаких слов не нужно.

Тут меня аккуратно потянула за локоть Соня Романова. На ней было строгое платье цвета тёмного графита, а на отвороте неприметная серебряная брошь в виде скрещённых ключа и меча — знак инквизиции.

— Князь, вы здесь устраиваете смотр будущих войск? Все здоровы, все на местах, — губы дочери Императора тронула привычная колкая улыбка, но в глазах не было прежнего холода.

— Инспектирую тылы, мадам инквизитор, — отозвался я. — Всё спокойно. Даже буфет просканирован на предмет скрытых угроз.

— Рада слышать. А то мне доложили, что вы погружены в наблюдения и игнорируете государственных персон первой величины.

— Вы о своём брате? Он где-то здесь. И, кажется, уже успел поговорить со всеми моими инженерами, выведав у них чертежи новых разработок.

— Как жаль, что трон достанется не ему, из Мити бы получился отличный император, — Соня пожала плечами. — Кстати, насчёт персон… Ваша брюнетка-учёный сегодня в роли призрака? Весь вечер её не видно.

Я почувствовал лёгкий укол. Ольга не призрак. Она была в моей лаборатории, которую каким-то невероятным образом отстроили из гостевого дома всего за полгода. Потоцкая занималась калибровкой нового спектрометра. Она сказала: «Закончу и сразу приду». И я знал, что это правда. Наука для Оли была не увлечением, а воздухом, так же, как для меня.

— Ольга завершает эксперимент, — ответил я ровно. — Знаешь, как это бывает. Время останавливается.

Соня кивнула с неожиданным пониманием.

— Да, по себе знаю. Когда погружаешься в расследование, весь мир исчезает. Отец, кстати, смирился. Обнаружил, что дочь-инквизитор, вскрывающая заговоры, полезнее для династии, чем дочь-невеста. Он даже перестал предлагать кандидатов в мужья. Видимо, понял, что любой жених рядом со мной будет чувствовать себя… как на допросе.

— Да, вы у нас теперь стратегический актив империи, — улыбнулся я.

— Именно так он и выразился. Сухо и практично. По-Романовски.

Как по сигналу, ко мне подошёл Дмитрий.

— Извини, Соня, украду твоего собеседника. Дела имперские.

— Как прикажете, — она сделала лёгкий реверанс и направилась к группе, где Иван Гурьев с жаром что-то доказывал Черепанову, чертя пальцем на окне какие-то схемы.

Мы с Митей вышли на террасу. Ночь была ясной, звёзды рассыпались по чёрному бархату неба холодным блеском.

— Ну, князь, — начал Романов, вдыхая прохладный воздух, — прошло почти два года. Два маленьких года. А кажется, что мы прожили уже два десятилетия. Колонии зализывают раны, но растут так, что столица на «большой земле» начинает нервничать.

— Это хорошо, — сказал я. — Сильные колонии — сильная империя.

— В теории да, — Митя повернулся ко мне, и в его глазах играл серьёзный, оценивающий огонёк. — Но на практике, мой друг, получается интересная картина. Твоя железная дорога в колониях перевозит больше грузов, чем такая же на «большой земле». Твой новый промышленный банк кредитует семь из десяти предприятий в колониях. А твои заводы… — он сделал паузу, словно подбирая слова. — Твои заводы выпускают почти всё: от лекарств до оружия, перед которым пасует даже магия.

Романов помолчал, давая мне осознать вес его слов.

— Знаешь, что за отчёт мне на днях прислали из Тайной канцелярии?

Я пожал плечами, хотя догадывался, чего там могли опасаться.

— Они прислали мне расчёт, что через десять лет экономика колоний может сравняться с экономикой «большой земли». А военная мощь, основанная на твоей антимагической тактике и синтезе магии с техникой, уже сегодня не имеет аналогов.

Я улыбнулся от столь лестной оценки моих дел, но Мите явно было не смеха.

— Будь на твоём месте любой другой, — вполголоса сказал Дмитрий, — я бы уже видел в нём не союзника, а главную угрозу правящей династии. Умный, прагматичный и обладающий безоговорочной поддержкой людей. Фундамент для сепаратизма был бы заложен самим фактом твоего существования.

Я молчал, а Митя сверлил меня взглядом.

— И что же вы думаете? — спросил я спокойно, глядя в глаза другу.

Он недовольно прищурился.

— Хорошо, — поднял руки вверх и обратился к другу на «ты», — что ты думаешь по этому поводу?

Дмитрий выдержал паузу, потом уголки его губ дрогнули, и он рассмеялся, коротко и искренне.

— Я думаю, что ты — счастливая случайность, которая приключилась с этой империей. Потому что знаю тебя. Знаю, что ты вытащил меня из той чёртовой заварушки в «Новоархангельске», когда мой дар прорвался и чуть не убил нас всех. Видел, как ты послал «Гордость» в ад восьмого кольца, зная, что, скорее всего, прощаешься со своими людьми навсегда. Стоял рядом, когда ты под огнём вытаскивал людей из горящей «Яковлевки». Ты не копишь силу, Кирь. Ты её тратишь. Тратишь на спасение, на развитие, на тех, кто тебе даже не друг. Ты делишься секретами с бывшими врагами, лишь бы они двигали прогресс вперёд.

Романов шагнул ко мне, и его лицо теперь озарялось золотым светом из окон бального зала.

— Тебе неинтересны интриги. Да и власть не нужна. Ты даже отказался приехать в столицу на триумфальную церемонию. Тратишь каждую лишнюю копейку не на дворцы и земли, а на лаборатории, исследования, картографирование неизведанных миров. Ты остался всё тем же сумасшедшим учёным, с которым я познакомился в военно-морской академии. Только теперь у тебя есть целый мир в качестве научной лаборатории. И это… чертовски удобно и выгодно для империи.

— Для империи или для тебя лично? — уточнил я.

— Для меня, — без тени лукавства признал Митя. — Киря, ты — катализатор. Гений, чья жажда познания направлена не на захват власти, а на создание инфраструктуры, на которую эта власть может положиться. Я это понял. Отец это понял. Поэтому роду Пестовых вернули княжеский титул и все полномочия. Мы доверяем тебе, потому что твоя мотивация прозрачна, как этот ночной воздух. Ты хочешь знать, изучать, понимать. Создавать.

— И есть ещё одна причина оставаться здесь, — тихо добавил я, глядя в тёмный сад.

— Потоцкая?

— Она — часть этой причины, но не вся. Здесь я могу менять реальность. Не в угоду чьим-то амбициям, а согласно законам логики и эффективности. Здесь я — архитектор. А в столице стал бы всего лишь ещё одной фигурой на шахматной доске, пусть, возможно, и важной.

Из зала нас окликнул громкий, радостный голос Василия Андреевича Меркулова, моего бывшего секретаря, а ныне — полноправного губернатора колонии «Новоархангельск».

— Кирилл Павлович! Дмитрий Михайлович! Просим к столу! Тосты больше не могут ждать!

Мы с Митей обменялись взглядами, в которых было взаимное понимание и невысказанный договор, и вернулись в свет и шум.

Тосты лились рекой. Вначале была формальная часть с поздравлениями с днём рождения, а потом понеслось…

Николай Бадаев, раскрасневшись, хвастался рекордной выплавкой новой лёгкой стали для дирижабельных каркасов.

Ефим Черепанов показывал чертёж первого конвейера для сборки паровых турбин.

Виталий Кучумов с горящими глазами рассказывал о стабилизации магических кристаллов для накопления энергии.

Иван Гурьев расписывал новые характеристики улучшенного эликсира первой помощи.

Лунев и Марсов представили план расширения железной дороги.

Лёня Гурьев, повзрослевший и ставший невероятно серьёзным, рассказывал о перспективных мирах в земляном секторе.

Даже Смольников, сверкая бриллиантовой булавкой в галстуке, с пафосом отчитывался о гастролях столичных артистов на сцене Павловского вокзала.

Меркулов, подняв бокал, говорил не о своих успехах, а о том, как ему не хватает моего совета по управлению в Балтийске, а потом рассказал о проблеме с водопроводом в новом районе, и все смеялись.

Это были не сухие отчёты, а радость созидателей, делящихся плодами своего труда.

Когда первые гости стали расходиться, а мама взяла под руку Анатолия Степановича и увела его и Тасю с Аматом смотреть обновлённую библиотеку, я снова оказался на террасе. Тишина после гула голосов была физически ощутима.

— Так какой проект будет следующим, архитектор? — спросил Дмитрий, всматриваясь в звёздное небо.

— Послезавтра, — ответил я, — новый флагман «Гордость князя» выходит в первый исследовательский рейс. К границе огненного и земляного секторов. У меня есть гипотеза о природе фонового магического излучения в тех регионах. Данные могут перевернуть все известные…

— Теории, — с улыбкой закончил за меня Митя, — конечно. Ну что ж, ищи свои излучения. Карт-бланш у тебя есть. Главное, возвращайся. Ты здесь мне нужен. Как друг и как… катализатор.

— Я всегда возвращаюсь. Это мой дом.

И в этот момент увидел, как из тёмного сада, по едва освещённым дорожкам, к террасе быстрым шагом направилась Ольга. На ней был длинный лабораторный халат, а на плече, как живой воротничок, сидел Мотя. Увидев через открытую дверь стол со сладостями, зверёк радостно пискнул и бесследно исчез, чтобы мгновением позже материализоваться прямо у подноса с эклерами.

Ольга, не замечая этого, махала мне свёртком бумаг.

— Кирилл! Ты только посмотри на эти графики! — крикнула она, ещё не дойдя. — Тот образец мха с седьмого кольца! Его биолюминесценция имеет чёткий суточный цикл, не зависящий от местного солнца! Это прямое указание на связь с фотосинтезом на фундаментальном, магическом уровне! Я… — она запнулась, уже поднявшись на ступеньки и заметив Митю. — О… Дмитрий Михайлович, простите, я…

— Ничего, ничего, — засмеялся Митя, поднимая руки. — Я уже ухожу. Вижу, вас ждут великие открытия.

Ольга смущённо сняла халат, и под ним оказалось элегантное вечернее платье цвета тёмного изумруда. Она собиралась войти, стать хозяйкой хоть в конце вечера…

— Погоди, — остановил я девушку, протягивая руку к свёрткам. — Какие графики? Ты уверена в калибровке спектрометра?

Глаза Оли загорелись научным азартом, который я так ценил.

— Абсолютно! Я трижды перепроверила! Смотри, вот кривая поглощения…

Она развернула листы, и мы склонились над ними при свете, падающем из зала. Цифры, формулы, схемы. Другой язык. Наш общий язык.

Дмитрий, улыбаясь, покачал головой и незаметно скрылся в дверях, оставив нас вдвоём в холодном звёздном свете.

— Лабораторный журнал у тебя? — спросил я, уже не видя ни платья, ни бала, только захватывающую аномалию в данных.

— Нет, остался во флигеле. Там ещё сырые данные по второму образцу…

— Пойдём, — сказал я, спускаясь с террасы на дорожку. — Надо на это взглянуть, пока не упустили нить.

— Я же говорю, это переворот! — воскликнула Оля, на ходу накидывая халат и догоняя.

Мы шли к тёплому свету лабораторных окон, наши тени длинными стрелками ложились на траву. Позади, в большом доме, ещё горели огни, слышался приглушённый смех, там продолжалась жизнь, та жизнь, которую я с таким трудом отстоял и построил.

А впереди была тишина ночи, испещрённая строчками цифр, пахнущая реактивами и кофе, и бесконечная жажда новых знаний. Ведь так хочется поскорее изучить следующий кусочек этой невероятной вселенной…