Император Пограничья 7

Глава 2

Дорога до Угрюма заняла чуть больше двух часов. «Бурлак» оказался неплохой машиной — мощный двигатель, хорошая подвеска, но совершенно не чета Муромцу. Как после породистого рысака пересесть на рабочую клячу.

Безбородко вёл уверенно, привыкая к новому транспорту. Остальные молчали, переваривая пережитое. Гаврила чистил автомат, Евсей перебирал трофейные артефакты-хамелеоны, Михаил и Ярослав дремали, прислонившись к дверям.

Когда показались знакомые стены острога, я невольно расслабился. Дома. Но расслабление длилось недолго — часовые на воротах не узнали машину.

— Стой! — раздался окрик сверху. — Кто такие?

Безбородко остановил «Бурлак» в десятке метров от ворот. Я увидел, как на стене появляются стрелки, направляя стволы в нашу сторону. Правильно делают — осторожность в Пограничье никогда не бывает лишней.

Пришлось выйти из машины, подняв руки в примирительном жесте.

— Свои! — крикнул я.

Узнавание было мгновенным. Часовой на башне выпрямился:

— Воевода! Простите, не признали! Открывайте ворота, живо!

Массивные створки начали расходиться в стороны. Я махнул Безбородко, и мы въехали во двор. Навстречу уже спешили Борис с несколькими дружинниками.

— А где ваш Муромец? — первым делом спросил командир дружины, озираясь. — Что случилось?

— Собирай совет, — коротко ответил я. — Расскажу всё сразу.

Через четверть часа в моём кабинете собрались ключевые люди: Борис, Игнатий, Захар, Полина, Василиса, Тимур.

— Демидовы перешли к открытым действиям, — начал я без предисловий. — Организовали засаду на дороге из Московского Бастиона. Три группы, девять человек, включая одного Магистра и двух Мастеров. Термобарические гранаты из Детройта по двадцать тысяч за штуку.

— Твою мать… — выдохнул Борис. — Извините, боярышни. Темро… Темор… Это что за зверь такой?..

— Это оружие, способное испарить бронированную машину вместе с пассажирами, — закончил я. — Муромец превратился в металлолом. Выжили только благодаря быстрой реакции.

Игнатий нахмурился:

— Сколько у них ещё таких игрушек?

— Кто знает… — я пожал плечами. — Главное другое. Демидовы больше не скрываются. У них есть элитное подразделение «Молот», созданное специально для устранения конкурентов. И теперь мы в их списке целей.

— Нужно усилить охрану, — тут же отреагировал Борис. — Увеличить патрули, проверять все подходы…

— Займись этим, — кивнул я. — И ещё — те артефакты-хамелеоны, что мы захватили, отдай лучшим разведчикам. Пригодятся.

Командир дружины кивнул, делая пометки в блокноте.

— По крайней мере, всё необходимое для боеприпасов удалось закупить… — протянула Василиса. — Пару часов назад привезли.

— Как и металл, — добавил Игнатий.

Обсуждение продолжалось ещё с полчаса. Распределили задачи, наметили первоочередные меры безопасности. Когда все разошлись, я задержал Тимура:

— Останься. Нужно поговорить.

Черкасский напрягся, но кивнул. Дождавшись, пока за последним выйдет дверь, я повернулся к нему:

— Демидов знает.

Два слова, но маг побледнел, мгновенно поняв, о чём речь.

— Откуда вы…

— Он сам сказал. Перед тем как пригрозить экономической блокадой и прочими карами, — я прошёлся по кабинету. — Узнал, что ты теперь работаешь на меня, а его кормил дезинформацией.

Тимур сжал кулаки:

— Я… я понимаю. Если нужно, я уйду. Исчезну, чтобы не подставлять вас.

— Не неси чушь, — отрезал я. — Ты принёс магическую клятву, помнишь? Она работает в обе стороны. Связаны до конца. Вопрос в другом — есть у тебя родня, через которую Демидов может надавить?

Пиромант покачал головой:

— С отцом мы не общаемся уже пять лет. У нас… натянутые отношения. Братьев или сестёр у меня нет. А мать… — голос дрогнул, — мать погибла во время Гона.

— Помню, — я кивнул. — Значит, по этой линии не ударят. Хорошо. Но будь настороже. Демидовы славятся тем, что находят рычаги давления там, где их, казалось бы, нет.

— Я буду осторожен, — пообещал Черкасский. — И… спасибо, что предупредили. Не каждый бы стал.

Отпустив его, я отыскал Василису в её комнате.

— Как продвигается проходка? — спросил я с порога.

Княжна подняла голову от чертежей:

— Темп ускорился. С тех пор как геоманты вернулись из Иванищ, мы продвинулись на три метра по основному штреку. Вынули двенадцать кубометров породы — это примерно пятьдесят шесть тонн чистой стали, если учитывать плотность вмещающих пород.

— Неплохо.

— Для недели работы — да, неплохо, — согласилась Василиса. — Но есть проблемы. Серьёзные проблемы.

Я присел на край стола:

— Слушаю.

— Во-первых, мы всё ещё не выплавили ни грамма чистой Сумеречной стали. Руда есть, но нужна специальная плавильня. Обычные попросту не выдержат нужной температуры.

— Значит, построим.

— Уже прорабатываю, — она кивнула на бумаги. — Но главное не это. Прохор, у нас уже трижды возникали серьёзные проблемы с безопасностью. Рабочие не знают шахтного дела! Они крестьяне, плотники, бывшие солдаты — кто угодно, но не горняки.

Голос геомантки стал мрачнее:

— Вчера произошёл обвал. Небольшой, всего пара кубометров породы, но человека придавило. Если бы не Вершинин с его быстрой реакцией, у нас был бы труп. А так — сломанные рёбра, раздробленная ключица, сотрясение. Светов еле вытащил его с того света.

Я выругался сквозь зубы. Этого ещё не хватало.

— Крепи установлены правильно?

— В том-то и дело, что нет! — Василиса всплеснула руками. — Рабочие не понимают, как правильно ставить крепи, как определять направление трещин, как слушать гору. Я же говорила — нам нужны профессиональные шахтёры!

Она была абсолютно права.

— После Гона займусь этим вопросом, — пообещал я. — Выкуплю должников-горняков или найму вольных. А пока… придётся обходиться тем, что есть. Усиль инструктаж по безопасности. Пусть Вельский лично контролирует каждую смену.

— Он и так контролирует, — вздохнула княжна. — Но это не заменит опыта. Шахта — это не поле пахать. Тут своя наука, свои приметы, свои законы.

— Понимаю, но у нас нет выбора. Гон начнётся через неделю-полторы, а нам нужны ресурсы для обороны.

Голицына кивнула, соглашаясь с неизбежным:

— Постараемся минимизировать риски, но если будут новые жертвы…

— Не будет, — отрезал я. — Лучше притормозите проходку, но обеспечьте безопасность. Мёртвые герои нам не нужны.

На том и порешили.

Выбравшись на улицу, я постоял, оглядывая кипящую повсюду суету. Надвигающийся Гон вынуждал отбрасывать все несрочные дела и фокусироваться на главном. Угрюм, по сути, перешёл на режим военного положения.

Грохот тяжёлого двигателя заставил меня оторваться от размышлений. Во двор острога въезжал знакомый грузовик — один из тех, что мы захватили в лабораториях Терехова. Борис уже спешил к воротам, на ходу отдавая распоряжения дружинникам.

— Коршунов прислал пополнение, — сообщил командир дружины, когда я подошёл ближе. — Ветераны и какой-то маг.

Из кузова начали выпрыгивать люди. Мужчины в возрасте от сорока до пятидесяти лет, с характерной военной выправкой, которую не спутаешь ни с чем. За ними показались женщины и дети — семьи, которые решились на переезд в Пограничье перед самым Гоном. Отчаянные или отчаявшиеся — время покажет.

Первым из кабины вышел коренастый мужчина лет пятидесяти с седыми усами в виде подковы и пронзительным взглядом выцветших голубых глаз. Форма на нём давно не сидела, но движения выдавали десятилетия муштры.

— Сержант Панкратов Ефрем Кузьмич, — представился он, чеканя слова. — Можно просто Кузьмич. Прибыл с личным составом согласно договорённости. Двадцать бывших военнослужащих с семьями, всего пятьдесят три человека.

— Платонов, — я протянул руку. — Рад видеть опытных бойцов. Борис покажет, где разместиться. Это командир нашей дружины. Дома уже готовы, выбирайте любые свободные.

Кузьмич крепко пожал мою ладонь, оценивающе глядя в глаза. Старый солдат проверял, стоит ли новый командир доверия. Видимо, увиденное его удовлетворило — сержант кивнул и повернулся к своим:

— Так, орлы! — раскатистый бас разнёсся над площадью. — Строиться для распределения по квартирам! Семьи — отдельно, вещи складываем организованно! Детвору контролируем, чтобы под ногами не путалась! И чтоб никакого гвалта! Живее, живее!

Пока ветераны выстраивались с привычной чёткостью, я заметил одинокую фигуру, всё ещё сидящую в кузове. Мужчина средних лет, сгорбленный, словно придавленный невидимым грузом. Тёмные волосы с проседью висели неопрятными прядями, закрывая часть лица. Одежда — потёртая куртка и выцветшая рубаха — выглядела чистой, но изношенной до предела.

— Матвей Крестовский? — окликнул я.

Он медленно поднял голову. Глаза — вот что сразу бросалось в глаза. Карие, некогда живые, теперь походили на потухшие угли. В них читалась такая усталость, словно человек прожил не одну жизнь и каждая закончилась трагедией.

— Да, — голос звучал хрипло, будто маг давно не разговаривал, — Коршунов сказал, вам нужна информация о Гоне.

— Не только информация. Пойдём, поговорим в спокойной обстановке.

Крестовский неловко спрыгнул с грузовика, пошатнулся, но устоял. От него слабо пахло дешёвым вином — не пьян, но явно принимал для храбрости перед дорогой. Я повёл его к своему дому, по пути отдав Борису последние распоряжения насчёт размещения новоприбывших.

В кабинете усадил мага в кресло, сам устроился напротив. Налил два стакана воды из графина — собеседнику явно требовалось промочить горло.

— Расскажи о себе, — попросил я, наблюдая, как он мелкими глотками пьёт воду.

— Что рассказывать? — маг пожал плечами. — Был подающим надежды метаморфом. Учился в Смоленской академии, входил в десятку лучших на курсе. Потом… потом был Гон.

Он замолчал, уставившись в пустой стакан. Я не торопил — некоторые раны нужно вскрывать осторожно.

— Коршунов сказал, из двенадцати выжило трое.

— Да, — Матвей криво усмехнулся. — Повезло, если это можно так назвать. Андрей повесился через три месяца — не мог забыть, как Бездушные выпили ребёнка прямо у него на глазах. Павел продержался дольше, почти год. Застрелился в годовщину Гона, оставив записку: «Они зовут меня». А я… я оказался слишком трусливым, чтобы последовать их примеру.

— Или слишком сильным, чтобы сдаться, — возразил я.

Крестовский поднял на меня взгляд:

— Сильным? Я пью каждый вечер, чтобы не видеть их лица во сне. Живу в трущобах, перебиваясь грошовыми заказами. Растерял всё — друзей, репутацию, веру в себя. Это вы называете силой?

— А почему тогда приехал сюда? — я наклонился вперёд, ловя его взгляд. — В Пограничье, перед самым Гоном. Неужели только ради денег?

Маг помолчал, потом тихо произнёс:

— Может, хочу закончить то, что не смог тогда. Умереть с оружием в руках, а не в канаве от цирроза печени.

— Или найти причину жить дальше, — предположил я. — Знаешь, Матвей, я не буду врать и говорить, тебе станет легче и по ночам перестанут приходить павшие соратники. Не буду обещать, что здесь ты забудешь прошлое. Но я прекрасно понимаю твою боль и дам тебе то, чего у тебя не было последние двадцать лет — цель.

Крестовский скептически хмыкнул, но я продолжил:

— В этом остроге живёт триста человек. Мужчины, женщины, дети. Они доверили нам свои жизни, поверили, что мы сможем защитить их от любых угроз. Среди них есть те, кто потерял близких, как и ты. Есть те, кто бежал от прошлого. Но все они выбрали жизнь, выбрали борьбу. И мы не имеем права их подвести.

Метаморф выпрямился в кресле, и в его глазах мелькнул слабый отблеск интереса:

— Триста человек… Много магов среди них?

— Около двух десятков разной силы. Понимаю, о чём ты думаешь — мы станем приманкой для всех тварей в округе.

— Именно. Наша экспедиция погибла именно из-за концентрации магической энергии. Бездушные шли на нас волнами, игнорируя ближайшие деревни.

— Значит, твой опыт будет бесценен, — я встал, подошёл к окну. — Нам нужен не просто свидетель прошлого Гона. Нам нужен человек, который знает, как выживать, когда ад выплёскивается на землю. Человек, который сможет обучить других, предупредить об опасностях, помочь избежать ошибок.

— Вы слишком многого хотите от спившегося неудачника.

— Я хочу дать тебе шанс. Не искупить прошлое — это не в моих силах. Но построить будущее, в котором другие Андреи и Павлы не будут накладывать на себя руки от пережитого ужаса.

Метаморф долго молчал, глядя куда-то сквозь стену. Потом медленно кивнул:

— Хорошо. Я попробую. Не обещаю, что получится, но… буду служить не за страх, а за совесть, как говорится.

— Это всё, что мне нужно. А теперь, если не возражаешь, покажи, на что способен. Мне важно понимать возможности каждого мага в остроге.

— Для этого лучше выйти во двор. Не хотелось бы разнести здесь всё к чертям собачьим… — он вяло хмыкнул.

Так мы и поступили. Через минуту Матвей закрыл глаза, сосредотачиваясь. Воздух вокруг него задрожал, словно от жара. Потом началась трансформация.

Это было одновременно отвратительно и завораживающе. Тело мага начало меняться — кости удлинялись с хрустом, мышцы вздувались буграми, кожа покрывалась чем-то, похожим на хитиновые пластины. За считанные секунды передо мной стояло существо высотой под три метра, отдалённо напоминающее помесь медведя и богомола.

Вместо шерсти тело покрывала костяная броня, состоящая из множества подвижных пластин. Конечности стали длиннее и заканчивались острыми когтями, но самое любопытное — голова. Она была усеяна глазами разного размера, обеспечивающими обзор во все стороны одновременно. Часть глаз явно видела в других спектрах — некоторые светились красным, другие отливали фиолетовым.

— Впечатляет, — искренне признал я, обходя существо по кругу. — Боевая форма?

— Одна из них, — прорычал метаморф изменившимся голосом. — Могу держать около двух часов без особых затрат энергии. В бою — меньше.

— Скорость? Сила?

Вместо ответа Крестовский молниеносно метнулся к поленнице и одним взмахом рассёк горку чурбаков, только щепки полетели. Потом так же быстро вернулся на место.

— Более чем достаточно, — я кивнул. — Можешь вернуться в человеческий облик.

Обратная трансформация прошла быстрее. Через несколько секунд передо мной снова стоял сутулый мужчина средних лет, только теперь в его глазах горел слабый, но упрямый огонёк.

— Завтра представлю тебя остальным магам, — сказал я. — Пока располагайся. Захар покажет тебе свободное жилище. Вопросы?

— Один, — Матвей помялся. — Вы правда верите, что мы выживем? С двумя десятками магов против всех тварей округа?

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Я верю, что мы будем драться до последнего. А там — как карта ляжет. Но сдаваться без боя… Это не в моих правилах.

Крестовский усмехнулся — впервые за весь разговор искренне:

— Знаете, воевода, вы напоминаете мне нашего руководителя экспедиции. Он тоже верил, что справится с любыми трудностями. Правда, его оптимизм не спас его от когтей Древнего.

— Возможно. Но пессимизм точно никого не спасёт. Иди и отдыхай. Завтра начнём готовиться к встрече с вашими старыми знакомыми. Да, ещё кое-что…

Собеседник вскинул на меня глаза, частично закрытые отросшими немытыми волосами.

— Приведи себя в порядок и никакого алкоголя. Я запрещаю тебе пить.

В последнюю фразу я влил частичку Императорской воли. Маг и так невероятно опасен для людей, а пьяный маг опасен вдвойне.

Матвей дёрнулся, словно от удара. Глаза расширились, и на мгновение в них мелькнул прежний огонь — тот самый, что когда-то делал его одним из лучших студентов Смоленской академии. Маг несколько раз моргнул, явно пытаясь понять, что произошло.

— Я… — голос сорвался, и Матвей откашлялся. — Что вы…

Он замолчал, прижав ладонь ко лбу. По его лицу пробежала целая гамма эмоций — замешательство, испуг, недоумение.

— Странно, — пробормотал метаморф. — Только что подумал о вечерней бутылке, и… — он поморщился, словно от головной боли. — Меня чуть не вывернуло. Как будто само тело протестует против мысли о выпивке.

Крестовский посмотрел на меня с подозрением:

— Это вы сделали? Но как? Я не чувствовал магического воздействия. Никаких ментальных щупов, никакого вторжения в сознание. Просто… просто ваш приказ, и теперь я физически не могу даже думать об алкоголе без тошноты.

Маг провёл рукой по спутанным волосам, и я заметил, как дрожат его пальцы — первые признаки ломки.

— Двадцать лет… — прошептал он, всё ещё глядя на меня с непониманием. — Двадцать лет я глушил воспоминания дешёвым вином. И вдруг… словно кто-то перекрыл кран. Просто взял и перекрыл.

Он покачал головой:

— Не понимаю, как вы это сделали. Это не похоже ни на одну известную мне школу магии. Но… — Матвей криво усмехнулся, — результат налицо. Даже мысли о вине теперь вызывают отвращение.

Крестовский поднялся, пошатнулся, но устоял:

— Ладно. Раз уж вы каким-то образом отобрали у меня единственное утешение, придётся жить трезвым. Приведу себя в порядок. Но когда начнётся ломка — а она начнётся, поверьте — надеюсь, вы знаете, что делаете. Я могу неосознанно перекинуться… Такое уже случалось.

Мысленно я скривился, представив метаморфа в боевой форме, который мучается от белой горячки.

— Когда станет худо, найди либо нашего врача — итальянец, не перепутаешь, либо целителя по имени Георгий Светов.

Метаморф медленно кивнул и добавил:

— И… спасибо. Наверное. Сам бы я никогда не смог остановиться.

Проводив мага, я вышел на улице. Кузьмич что-то объяснял новоприбывшим, активно жестикулируя. Дети ветеранов с любопытством разглядывали местную детвору. Жизнь острога продолжалась, несмотря на приближающуюся угрозу.

«Триста жизней, — подумал я. — Триста причин не сдаваться».

Вернувшись в кабинет, я достал магофон и набрал знакомый номер. Гудки тянулись мучительно долго — Стремянников явно был занят. Наконец в трубке раздался голос юриста:

— Слушаю.

— Пётр Павлович, добрый день. Есть одно дело.

— Прохор Игнатьевич, — в голосе адвоката появились заинтересованные нотки, — чем могу быть полезен?

Я устроился поудобнее в кресле, собираясь с мыслями. То, что я задумал, было скорее формальностью, но необходимой.

— Мне нужно, чтобы вы составили и подали официальный запрос в княжескую канцелярию Владимира. От моего имени как воеводы Угрюма.

— Запрос? — Стремянников явно доставал блокнот, я услышал характерный шелест бумаги. — О чём конкретно?

— О предоставлении отряда Стрельцов для защиты населения острога в связи с приближающимся Гоном Бездушных.

На том конце провода воцарилась тишина. Потом юрист осторожно уточнил:

— Вы же понимаете, что шансы на положительный ответ…

— Практически нулевые, — закончил я за него. — Знаю. Более того, почти уверен, что мне намекнут на необходимость «дополнительного финансирования» для решения вопроса.

— Тогда зачем? — в голосе Стремянникова сквозило искреннее недоумение. — Простите за прямоту, но это пустая трата времени. Князь Веретинский не пошлёт Стрельцов в Пограничье, тем более в ваш острог.

Я усмехнулся, хотя адвокат не мог этого видеть:

— Недавно у меня состоялся интересный разговор с воеводой Ракитиным из Иванищ. Знаете, что он рассказал? Руслан обратился за помощью в ту же канцелярию. Ответ был предсказуемым — тысяча рублей за отряд из двадцати Стрельцов. Для маленькой деревни — неподъёмная сумма.

— И вы хотите получить такой же отказ?

— Я хочу услышать это своими ушами, — мой голос стал жёстче. — Пусть будет официальный документ, подтверждающий, что княжеская власть отказывается защищать своих подданных. Пусть будет зафиксировано, что с нас берут налоги, но не предоставляют защиту.

Пётр Павлович понимающе хмыкнул:

— Собираете доказательную базу? Планируете использовать это в будущем?

Умный человек. Сразу уловил суть.

— Скажем так, любой документ может пригодиться. Особенно если в нём чёрным по белому написано, что князь бросает своих людей на произвол судьбы.

— Понял вас, — юрист уже деловито что-то записывал. — Составлю запрос в самых корректных выражениях. Укажу количество населения, наличие детей и женщин, близость к вероятному вектору движения Гона. Сошлюсь на прямую обязанность княжеской власти обеспечивать безопасность подданных.

— Отлично. И обязательно упомяните, что мы исправно платим все налоги и сборы.

— Разумеется. Когда нужно подать?

— Чем быстрее, тем лучше. Гон может начаться дней через 10–12.

— Сегодня же сделаю, — пообещал Стремянников. — И сразу потребую письменный ответ в установленные сроки — трое суток для срочных обращений.

— Вы знаете, намекнут ли на взятку сразу или подождут официального отказа?

Адвокат невесело рассмеялся:

— О, тут как повезёт. Если попаду к старшему секретарю Мамонтову, он сразу начнёт про «возможные пути решения вопроса». А если к его заместителю Хрущёву — тот сначала откажет по всем статьям, а потом, как бы между делом, упомянет о «благотворительных взносах на нужды обороны».

Я покачал головой. Коррупция разъедала княжество изнутри, пока на границах гибли люди.

— Ладно, действуйте. И держите меня в курсе.

— Непременно.

На миг в голове пронеслась мысль подать жалобу на нападение людей Демидовых. У меня ведь были свидетели. Однако я тут же отбросил её. Это наши с Никитой Акинфиевичем разборки. Втягивать официальные структуры не хочу — всё равно ничего не добьёмся, только время потеряем.

Попрощавшись, я положил трубку и откинулся в кресле. За окном уже смеркалось, во дворе зажигались фонари. Где-то там, в непроходимых лесах, собирались твари, готовые хлынуть на поселения людей. А княжеская власть торговала защитой, как купцы — шелками.

Мысли о сложившемся во Владимире положении вызвали неприкрытую злость. Эти чернильные крысы фактически убивали самые бедные слои общества. Погибнут под когтями Бездушных — меньше забот.

Интересно, понимает ли Веретинский, что рубит сук, на котором сидит? Каждая уничтоженная деревня — это потерянные налоги, рабочие руки, рекруты для армии. Но похоже, князя больше волновали сиюминутные выгоды.

Ничего. Пусть отказывают. Пусть вымогают. Каждый такой документ — ещё один гвоздь в крышку их гроба. Когда-нибудь народ спросит, куда шли налоги и почему Стрельцы сидели в казармах, пока люди гибли. А я прослежу, чтобы этот вопрос услышали… О да, спрошу громко и чётко!

А пока придётся справляться своими силами. Благо, с прибытием ветеранов и Крестовского наши шансы заметно выросли.

Выйдя из кабинета, я направился в общий зал, по пути отправив посыльных собрать всех ключевых людей. Через четверть часа в помещении собрались Борис, Василиса, Полина, Зарецкий, Тимур, Игнатий, Захар и кузнец Фрол.

— Итак, теперь у нас есть всё необходимое. Пора запускать полномасштабное производство патронов.