Император Пограничья 7

Глава 5

— Княжеская канцелярия отказала в предоставлении Стрельцов. И знаете, под каким соусом?

Я остановился посреди двора, прислонившись к стене кузницы. Утренний воздух был прохладен, но от печей всё ещё шло тепло.

— Удивите меня.

— Они пишут, — голос юриста дрожал от негодования, — что господин Платонов отстроил в Пограничье острог, то есть укреплённую крепость с достаточно многочисленным гарнизоном и крепкими стенами. И раз уж Угрюм обладает столь высокой защищённостью, было бы нерационально посылать туда Стрельцов!

Я невольно хмыкнул, но адвокат продолжал, не замечая моей реакции:

— Дескать, княжеская власть сейчас рассылает отряды по наиболее уязвимым приграничным поселениям, поэтому не может исполнить ваш запрос. И в конце — послушайте только! — желают вам удачи, которая обязательно понадобится в условиях Гона.

Последние слова прозвучали с такой издёвкой, что я не выдержал и расхохотался. Смех вырвался из груди, громкий и искренний. Несколько проходивших мимо дружинников удивлённо обернулись.

— Прохор Игнатьевич! — возмутился Стремянников. — Не вижу ничего смешного в этой ситуации! Это же откровенное издевательство!

— Простите, Пётр Павлович, — отсмеявшись, я вытер выступившие слёзы. — Просто восхищаюсь изяществом ловушки. Теперь понятно, почему власть так быстро одобрила смену статуса Угрюмихи с деревни до острога.

— В смысле?

— Элементарно. Сначала позволяют нам укрепиться, а потом разводят руками: мол, если вы построили такую неприступную твердыню, значит, вам и наша помощь не нужна. Справляйтесь сами.

В трубке повисла тишина. Потом юрист медленно произнёс:

— Чёрт возьми… Они с самого начала это планировали?

— А вы сомневались? — я направился к плавильне, где уже должны были ждать с готовым тиглем. — Но знаете, что вдвойне смешно? Канцелярия пишет о том, что Стрельцы нарасхват, и власть отправляет их в уязвимые поселения. По факту же, как рассказывал воевода Ракитин, ничего подобного не происходит без солидной взятки.

— О, кстати о взятках! — оживился Стремянников. — Я тут поговорил со старшим секретарём Мамонтовым. Пришлось скататься во Владимир. Выпили по рюмочке за старые времена, разговорились…

Я усмехнулся. Пётр Павлович умел находить подход к нужным людям.

— И?

— Он намекнул, что по поводу Угрюма им спустили строжайший приказ. Ни под каким соусом не отправлять туда Стрельцов. Даже за деньги. Представляете? Обычно хоть намекают на сумму, а тут — категорический отказ.

— С самого верха приказ?

— Похоже на то. Мамонтов не уточнял, но по его виду было понятно — распоряжение исходит от самого князя.

Я задумчиво потёр подбородок. Веретинский явно решил избавиться от меня руками Бездушных. Что ж, посмотрим, чья возьмёт.

— Благодарю за старания, Пётр Павлович. Вы проделали отличную работу.

— Рад стараться, — в голосе адвоката слышалась горечь. — Хотя толку от моих стараний… Кстати, вы собираетесь подавать заявку на получение статуса маркграфа? Мы же обсуждали возможность сделать Угрюм вашей Маркой.

Я остановился у входа в плавильню, обдумывая ответ. Внутри уже слышались голоса — команда приступила к финальным приготовлениям.

— Вижу мало смысла, если честно. Острог нам одобрили для весьма конкретной цели — чтобы потом отказать в помощи. Всё остальное зарубят так же решительно, как и отправку Стрельцов.

— Логично, — согласился юрист. — Шансы близки к нулю.

— Однако почему бы не попробовать? Хуже точно не будет. Займитесь этим вопросом, составьте все необходимые бумаги.

— Непременно. Соберу максимально убедительный запрос, приложу все документы… — Стремянников явно воодушевился новой задачей.

— И перешлите мне их официальный ответ по Стрельцам. Пригодится для истории…

— Сделаю сейчас же. А что вы намерены предпринять, когда получите очередной отказ?

Я улыбнулся, хотя собеседник не мог этого видеть:

— У меня уже есть план, Пётр Павлович. Но о нём пока рано говорить.

— Интригуете, Прохор Игнатьевич?

— Скорее, предпочитаю не спугнуть удачу раньше времени. Вы же знаете — стены имеют уши, особенно во Владимире.

Адвокат нервно хмыкнул:

— Это точно. Ладно, не буду настаивать. Займусь документами для маркграфства. Может, чудо случится.

— Чудеса иногда происходят, — философски заметил я. — Особенно если им немного помочь. Удачи вам, Пётр Павлович.

— И вам, Прохор Игнатьевич. Берегите себя.

Убрав магофон в карман, я толкнул тяжёлую дверь плавильни. Внутри царила приятная прохлада — печь ещё не разожгли. Арсеньев с Марией проверяли рунические узоры, Василиса инструктировала рабочих, как правильно загружать уголь, а Кронгельм растерянно крутила головой по сторонам.

План, о котором я упомянул Стремянникову, уже обретал чёткие очертания в голове. Если княжеская власть решила бросить нас на произвол судьбы, что ж — это развязывает мне руки. После Гона, если мы выживем, многое изменится. И тогда посмотрим, кто будет писать издевательские письма с пожеланиями удачи.

Но сейчас нужно сосредоточиться на выживании. Первая плавка Сумеречной стали станет важным шагом к этой цели.

— Ну что, приступим к историческому моменту? — спросил я, оглядывая собравшуюся команду.

Арсеньев кивнул, отходя от проверенных в десятый раз рун:

— Всё готово. Осталось только загрузить породу и начинать.

Я повернулся к Надежде Кронгельм, которая брезгливо оглядывала окружающую обстановку. Изящная аэромантка явно не в восторге от предстоящей работы — её обычно безупречная причёска уже пострадала видимо в процессе подготовки к плавке, а на лице читалось плохо скрываемое страдание.

— Надежда, вы готовы?

— О да, конечно, — она попыталась улыбнуться, но получилось скорее похоже на гримасу. — Хотя должна заметить, что в описании моих обязанностей в Угрюме не упоминалось превращение в кузнечных дел подмастерье.

— Зато какая история для мемуаров, — подмигнул я. — «Как я, преподаватель риторики, плавила легендарный металл».

Женщина фыркнула:

— Если мои ученицы узнают, в каких условиях я работаю… Боже, мой маникюр!

Она с ужасом уставилась на свои руки, где действительно пострадало несколько ногтей от подготовительных работ.

— Не волнуйтесь, после Гона открою салон красоты специально для вас, — пообещал я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица.

В дверях появился Тимур Черкасский. Пиромант окинул взглядом плавильню и направился к своему месту.

— Извините за опоздание, смотрел, как Евдокимов обучал рекрутов Ракитина основам обращения с автоматами.

— Как успехи? — поинтересовался я, пока рабочие под руководством Василисы загружали отобранные куски породы в тигель.

— Половина ещё путает обойму с магазином, — пожал плечами Черкасский, — но для крестьян прогресс неплохой.

Рубиновый тигель, установленный на специальной платформе, медленно наполнялся серой породой с прожилками Сумеречной стали. Вес набирался внушительный — даже четверо здоровых мужиков с трудом ворочали особо крупные куски.

— Хватит, — скомандовал я, когда тигель заполнился на три четверти. — Больше не стоит, для первого раза достаточно.

Вершинин с помощниками навалились на рычаги подъёмного механизма. Скрипнули блоки, натянулись канаты. Платформа с тиглем медленно поползла вверх, а затем по направляющим переместилась к жерлу печи.

— Осторожнее! — крикнула Мария Сомова, волнуясь. — Если уроните, второго такого тигля у нас нет!

— Не учите учёного, — пробурчал один из рабочих, но хватку ослаблять не стал.

Наконец массивный сосуд опустился в специальное гнездо внутри печи. Я проверил положение — идеально по центру, как и должно быть.

— Закрываем! — скомандовал Арсеньев.

Тяжёлая крышка с лязгом опустилась на место. Вершинин пробежался по периметру, проверяя герметичность.

— Можно начинать, — доложил он.

Я кивнул Черкасскому:

— Тимур, первый этап — равномерный прогрев до тысячи градусов. Не спеши.

Пиромант сосредоточенно кивнул и положил ладони на специальные рунические пластины у топки. Воздух вокруг него задрожал от жара, и в глубине печи зародилось оранжевое пламя.

— Надежда, ваш выход! Равномерный поток, без рывков.

Аэромантка вздохнула, словно приговорённая к казни, и начала работать. Серебристые пряди в её тёмных волосах взметнулись от магических потоков, а изящные пальцы выписывали в воздухе сложные пассы, направляя воздух через боковые каналы в топку.

— Я чувствую себя живым кузнечным мехом, — пробормотала она. — В Смоленской академии нас учили создавать воздушные барьеры для защиты от пуль, а не… это.

— Зато практическое применение магии, — заметила Василиса, наблюдая за процессом сквозь прозрачные стенки тигля. — Температура растёт равномерно.

Прошло минут пятнадцать. В плавильне становилось всё жарче, несмотря на отводящие тепло руны. Надежда уже промокла от пота, но продолжала поддерживать воздушный поток.

— Тысяча градусов, — доложил Арсеньев, сверившись с измерительными артефактами. — Порода начинает нагреваться.

— Тимур, теперь постепенно поднимаем до тысячи девятисот. Надежда, усильте поток на двадцать процентов.

— Ещё больше⁈ — взвыла аэромантка. — Я же не паровая машина! И вообще, у меня платье прилипло к… кхм, спине самым неприличным образом!

Но воздушный поток усилился. Пламя в печи из оранжевого стало жёлто-белым, потом начало отдавать в синеву. Температура неумолимо ползла вверх.

— Тысяча пятьсот… тысяча шестьсот… — считывал Арсеньев.

Через рубиновую стенку я видел, как в тигле происходят изменения. Серая порода оседала, уплотнялась, а наверх всплывал серебристо-синий металл с характерным отливом.

— Смотрите! — воскликнула Мария. — Шлак действительно идёт вниз!

— Тысяча восемьсот… тысяча восемьсот пятьдесят…

Металл в тигле начал издавать низкое гудение, едва различимое за рёвом пламени. Серебристая поверхность подёрнулась фиолетовой дымкой.

— Есть! Тысяча девятьсот! — объявил артефактор. — Держим температуру!

Следующие полчаса тянулись мучительно долго. Черкасский стоял неподвижно, весь в испарине от напряжения. Кронгельм уже не жаловалась — все силы уходили на поддержание воздушного потока. Остальные напряжённо следили за процессом.

— Фиолетовое свечение усиливается, — прошептала Василиса. — И это гудение… Я его костями чувствую.

Она была права. Низкочастотная вибрация проникала в самую глубину тела, резонируя с чем-то первобытным.

— Достаточно, — решил я. — Прекращаем нагрев. Тимур, гаси пламя. Надежда, можете отдохнуть.

Аэромантка буквально рухнула на ближайшую скамью:

— Всё… Я больше никогда не буду жаловаться на духоту в классах… По сравнению с этим адом, моя школа — курорт в горах…

— Вы молодец, — похвалил я. — Без вас бы не справились.

— Можете это письменно засвидетельствовать? — простонала она. — А то никто не поверит, что аристократка работала… кузнечным мехом при плавке какого-то металла.

— Теперь нужно дать остыть до тысячи семисот и разливать, — заметил Арсеньев.

Ждать пришлось ещё четверть часа. Наконец, температура упала до нужной отметки.

— Открываем печь! — скомандовал я. — Готовьте формы!

Рабочие расставили массивные чугунные изложницы, покрытые изнутри тонким слоем Сумеречной стали — снова мне пришлось постараться, работая с чистой породой. Подъёмный механизм снова заскрипел, поднимая раскалённый тигель из печи. Даже через защитные руны жар был невыносимым.

— Аккуратнее с наклоном! — кричал Вершинин, руководя процессом. — Медленно! Ещё медленнее!

Я взял специальный ковш с длинной ручкой из Сумеречной стали — только такой инструмент мог выдержать контакт с расплавом. Зачерпнув мерцающий фиолетовым металл, аккуратно разлил его по формам. Жидкая сталь текла удивительно легко, почти как ртуть, издавая всё то же низкое гудение.

— Невероятно, — выдохнул Арсеньев. — Я такого в жизни не видел.

Форма за формой наполнялись драгоценным металлом. Когда тигель опустел, перед нами стояли 50 изложниц с медленно остывающими слитками Сумеречной стали — каждый примерно по три килограмма, удобный вес для дальнейшей ковки.

— Первая плавка завершена успешно! — объявил я под одобрительный гул присутствующих.

Кронгельм, всё ещё сидевшая на скамье, слабо подняла руку:

— Прекрасно… А теперь, будьте добры, объясните — это нужно делать регулярно? Потому что я серьёзно подумываю о смене профессии. Может, лучше в библиотеку?

Все рассмеялись, разряжая напряжение. Первый шаг был сделан — Угрюм получил собственное производство Сумеречной стали!

Магофон в кармане завибрировал как раз когда я выходил из плавильни, оставив команду разбирать остывшие слитки. На экране высветилось имя Коршунова.

— Слушаю, Родион, — ответил я, отходя в сторону от шумной мастерской.

— Прохор Игнатьевич, такие дела творятся! — голос разведчика звучал взволнованно. — Касается Гона и того, как наши власти хвосты поджимают.

Я прислонился к стене амбара, наблюдая за снующими туда-сюда работниками. День выдался на редкость солнечным для осени, но в воздухе уже чувствовалось дыхание приближающейся зимы.

— Выкладывай.

— Официально власти власти Гон не подтверждают. Молчат как партизаны на допросе. Ни единого публичного заявления. Не хотят панику среди населения, это понятно Но слухи… — Коршунов сделал паузу, — слухи расползаются как пожар по сухой траве.

— Откуда утечка?

— Классика жанра, Прохор Игнатич. Стражник от командира услыхал, жене по пьяни брякнул, та соседке нашептала — и пошла плясать губерния! Но тут фокус в чём — со всех сторон одно и то же. Из Владимира, Мурома, даже из Суздали вести ползут. Все понимают, что дыма без огня не бывает!

Я задумчиво потёр подбородок. Масштабную подготовку к Гону уже не скрыть — слишком много людей вовлечено.

— Что ещё?

— А вот тут, — в голосе разведчика появились хищные нотки, — самое интересное начинается. Столичные города ворота на засов закрывают. Тихо так, без фанфар, но капитан Коршунов не вчера родился! Уже ввели пропускной режим. Теперь переждать Гон за городскими стенами смогут только официально приписанные подданные — благородные да купцы с тугой мошной.

— То есть простолюдинов не пускают?

— Так точно! Въездные списки на самом верху штампуют, проверки такие, что мышь не проскочит. И знаете, что из этого следует?

Я усмехнулся, уже догадываясь о продолжении:

— Чёрный рынок пропусков?

— В десятку! Цены взлетели до небес — от пары сотен рублей за место в списке, и это только начало. А у городских стен… — Коршунов понизил голос. — Там уже толпы беженцев кучкуются. Народ из деревень бежит, надеется под стены проскользнуть. Боятся, что их поселения сметёт волна Гона.

Интересная информация. Очень интересная. В голове уже начал формироваться план, как использовать эту ситуацию. Если города закрываются для простых людей, а мы принимаем всех…

— Благодарю за ценные сведения, Родион. У меня тоже новости — позавчера на выезде из Московского Бастиона нас атаковали люди Демидова. Девять гавриков, включая троих магов. Встретили нас весьма тепло — термобарические гранаты. Разве что цветов не хватало.

— Ядрёна-матрёна! И как же?

— Отбились. Всех нападавших ликвидировали, но факт остаётся — нам объявили войну. Поэтому задание тебе: составь карту всех объектов Демидовых. Особенно интересуют те, что расположены вне Нижнего Новгорода. Имения, склады, рудники — всё, что удастся выяснить.

— Понял задачу, Прохор Игнатич. Займусь немедленно. У них должны быть летние хоромы, загородные гнёздышки где-нибудь…

— Вот они-то меня и интересуют в первую очередь. После Гона многое изменится, и знание слабых мест противника нам пригодится.

— Будет исполнено. Что-то ещё?

— Пока всё.

Завершив разговор, я направился в свою мастерскую. По пути меня окликнул знакомый голос:

— Воевода!

Я обернулся. Силантий ковылял ко мне, опираясь на трость. Несмотря на травмы, полученные во время атаки поляков, охотник выглядел бодро.

— Добрый день, Силантий. Как здоровье?

— Лучше с каждым днём, — он остановился передо мной, переводя дыхание. — Хотел с вами поговорить… Если время есть.

— Конечно. О чём речь?

Бывший следопыт замялся, явно подбирая слова:

— Дело в том, что Антип… Мой старший сын. Он дом достроил для Настасьи. Крышу покрыли, печь сложили, всё как положено.

— Отличные новости! Помню, я ещё в начале весны ставил ему условие — к свадьбе дом должен стоять.

— Вот об этом и речь, — Силантий нервно поправил бороду. — Парень хочет свадьбу сыграть. Тем более теперь у нас есть отец Макарий, может обряд провести как положено. Но…

— Но?

— Антип сомневается. Говорит, неуместно сейчас свадьбы играть. Все заняты, готовятся к Гону, работы невпроворот. А тут он со своими личными делами… Боится, что люди осудят. Что скажут — не время для праздников.

Я положил руку на плечо охотника и расплылся в широкой улыбке:

— Силантий, это же великолепная новость! Скажи сыну, чтобы не сомневался ни секунды.

— Правда? — в глазах мужчины мелькнула надежда.

— Конечно! Послушай, люди работают от зари до зари, готовятся к страшному испытанию. Напряжение растёт с каждым днём. Им нужен праздник — не просто отдых, а напоминание о том, за что мы боремся.

Я развернулся к острогу, обводя рукой строящиеся укрепления, дымящиеся трубы мастерских, снующих людей:

— Мы защищаем не просто стены и дома. Мы защищаем право людей жить, любить, создавать семьи. Свадьба Антипа и Настасьи — это символ будущего, ради которого стоит сражаться. Выделить полдня на празднование не просто уместно — это жизненно необходимо!

Силантий просиял:

— Вот и я так думаю! Но Антип всё твердит — неудобно, мол, людей от дел отрывать.

— Глупости. Отдохнувшие и воодушевлённые люди работают вдвое усерднее. После хорошего праздника они горы свернут. Пойдём к Захару, попросим помочь с организацией.

— Когда думаете провести?

— Через два-три дня. Мне нужно съездить в Сергиев Посад по делам, но обещаю вернуться быстро. А пока пусть молодые готовятся — это их день.

Мы нашли Захара у складов, где он руководил разгрузкой очередной партии досок. Старый слуга выслушал нашу просьбу и сразу загорелся идеей:

— Свадьба? Отлично! Давно пора людям дать повод для радости. Не волнуйтесь, барин, всё организуем — столы поставим на главной площади, еду приготовим, музыкантов найдём.

— Продуктов не жалей, — добавил я. — Пусть люди наедятся от души. И пива выкати — в разумных количествах, конечно.

— Будет сделано, воевода. А невесте подарок от острога полагается?

Я задумался. Традиционно община дарила молодожёнам что-то полезное для хозяйства.

— Корову подарим. И полный набор инструментов для дома — Антип ведь охотник, как отец, пригодится.

Силантий растрогался:

— Спасибо вам, воевода. Антип обрадуется, и Настасья тоже. Девочка хорошая, хозяйственная.

Оставив их обсуждать детали будущего торжества, я продолжил обход острога. День выдался насыщенным, но продуктивным.

К инженеру Грановскому я отправил геомантов Вельского и Вершинина — пусть помогают с возведением укреплений. Гласис требовал колоссальных земляных работ, и без магии земли тут не обойтись.

Сам вернулся в мастерскую создавать очередную партию гильз. Процесс уже отработан до автоматизма — латунь послушно текла под моими пальцами, принимая нужную форму. Закончив, восстановил запас энергии кристаллами и направился в кузницу — наносить медные оболочки на готовые свинцовые пули. Монотонная, но необходимая работа. Если я собираюсь отъехать в Сергиев Посад, у цеха должен быть запас всех необходимых ресурсов, чтобы работала не останавливалась ни на час.

К вечеру Арсеньев доложил о результатах дня:

— Тридцать семь тысяч готовых патронов! Суммарно за два дня: шестьдесят четыре тысячи. Женщины освоились, брака стало меньше. Если так пойдёт дальше, к началу Гона наберём тысяч двести-триста!

— Отлично. Как запасы компонентов?

— Хватает за глаза.

Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона, к воротам острога прибыли гонцы. Пятеро всадников — по одному из Жохово, Цепелево, Копнино, Нерожино и Шувалихи. Они сговорились, вместе для безопасности держать путь.

Я принял их в большом зале дома вовеводы. Люди выглядели измождёнными долгой дорогой, но решительными.

— Говорите по порядку, — предложил я, усевшись во главе стола.

Первым поднялся гонец из Жохово — молодой парень с соломенными волосами:

— Воевода, меня послал староста Фома Савельич. Просит разрешения начать переезд. Народ волнуется, все только и говорят о Гоне. Боятся, что не успеем добраться, если тянуть.

— То же самое в Цепелево, — подхватил второй гонец. — Люди собирают пожитки, готовы двигаться хоть завтра.

Остальные закивали, подтверждая — ситуация везде одинаковая. Страх гнал людей из насиженных мест.

— Как обговорено, хотим укрыться за вашими стенами, пока есть время, — закончил представитель Нерожино. — А не бежать в последний момент с голым задом от тварей, простите за прямоту. Говорю, как есть.

Я не смог сдержать улыбки. Непосредственность крестьян иногда освежала после витиеватых речей аристократов.

— Передайте старостам — начинайте переезд немедленно. Чем раньше, тем лучше. Нам нужны рабочие руки для завершения укреплений, так что ваше предложение как нельзя кстати.

Гонцы заметно расслабились. Видимо, боялись отказа.

— Организуйте переезд по группам, — продолжил я. — Сначала семьи с детьми и стариками, потом остальные. Скот и птицу берите с собой — прокормим. Инструменты и запасы зерна тоже грузите, лишними не будут.

— А дома? — спросил посланец из Шувалихи.

— Что с ними случится? Бздыхам ваши дома ни к чему, — удивился я.

— Дык я про то, будет ли здесь где разместиться? — смутился он.

— Обеспечим. Будет тесно, но на улице никто не останется.

Мы не останавливали процесс заготовки брёвен даже после обеспечения жильём всех переехавших к нам должников и беженцев по линии церкви. Знали, что рост численности населения на этом не закончится. Учитывая приезд ветеранов, как в воду глядели.

Следующий час мы обсуждали детали: маршруты движения, расположение временного жилья, организацию охраны колонн переселенцев. Гонцы тщательно запоминали инструкции — от чёткости выполнения зависели жизни сотен людей.

Когда они ускакали обратно, я вышел на крепостную стену. Солнце уже скрылось за горизонтом, оставив лишь алую полосу на западе. Где-то там, в сгущающейся тьме, готовилась подняться волна Бездушных.

Но мы будем готовы. Стены крепнут с каждым днём, арсенал пополняется, люди стекаются под защиту острога. И через несколько дней сыграем свадьбу — яркий праздник жизни перед лицом надвигающейся тьмы.

План, о котором я упомянул Стремянникову, обретал всё более чёткие очертания. Если столичные города закрывают двери перед простыми людьми, Угрюм распахнёт их настежь. Мы примем всех, дадим кров и защиту. А после Гона… После Гона те, кто выжил благодаря нам, станут опорой новой силы.

Ветер принёс запах дыма из труб — в патронном цехе шла ночная смена. Работа не прекращалась ни на час. Скоро, очень скоро нам предстоит проверка на прочность.

Но сначала — свадьба. Потому что даже перед лицом смерти люди должны помнить, ради чего стоит жить.

Выехали в дорогу мы рано утром, чтобы добраться до Сергиева Посада и застать весь световой день. Через два часа быстрой езды показались городские стены, но вместо привычной картины открытых ворот нас встретил внушительный блокпост — деревянные баррикады, вооружённые стражники, очередь из небольшого количества автомобилей, кучи телег, конных и пеших путников.

— Стоять! — рявкнул усатый боец, преградив путь нашему «Бурлаку». — Документы предъявите!

Страж долго изучал бумаги, хмурясь всё сильнее.

— Владимирские? — он подозрительно прищурился. — И какого хрена вам в Сергиевом Посаде делать? Мы тут чужаков не жалуем, особенно перед Гоном.

— У меня дела в представительстве Угрюма, — спокойно ответил я.

— Никаких дел! — десятник явно входил во вкус. — Князь приказал — никого лишнего в город не пускать. Разворачивайтесь и катитесь обратно в свою глушь!

Евсей за моей спиной тихо выругался. Гаврила незаметно положил руку на рукоять пистолета. Ситуация накалялась.