Император Пограничья 7

Глава 3

Ранним утром я устроился в отдельной мастерской, подальше от шума превращаемого в цех амбара. На столе передо мной лежали латунные слитки — тускло-золотистые бруски, холодные на ощупь. Рядом — разобранный автоматный патрон, служивший образцом.

Взяв гильзу в руки, я внимательно изучил её форму. Конус с фланцем у основания, идеально выверенные пропорции, тончайшие стенки. Обычному мастеру потребовались бы сложные станки и пресс-формы. У меня был только мой Талант.

Положил первый слиток на ладонь и закрыл глаза. Металл откликнулся мгновенно — я чувствовал каждый атом латуни, каждую связь между ними. Мысленно наложил образ гильзы на бесформенный кусок металла.

Латунь потекла. Не расплавилась — именно потекла, словно густой мёд, послушно принимая нужную форму. Секунда — и в руке лежал чуть-чуть полегчавший слиток, а также идеальная гильза, точная копия образца. Ещё тёплая от трансформации, она слабо пульсировала остаточной магией.

Первый десяток дался легко. Я работал не спеша, оттачивая технику. Каждая следующая гильза получалась чуть быстрее предыдущей — руки запоминали нужное движение энергии, разум фиксировал оптимальные потоки силы.

После сотни штук решил ускориться. Сосредоточился, представляя, как металл делится на равные части и формируется одновременно. Усилие возросло втрое, но и результат того стоил — три гильзы возникли разом, абсолютно идентичные.

К восьми утра освоил одновременную трансформацию дюжины. Латунные слитки выстраивал правильными рядами, накрывал их полем своего Таланта и запускал процесс. Металл расползался золотистыми ручейками, собираясь в аккуратные ряды готовых изделий.

Магический резерв постепенно таял. Создание постоянных предметов требовало больше энергии, чем временного оружие, но со взятием ранга Мастера эта плата упала с пятикратной до троекратной. Учитывая, что гильза была мелкой и лёгкой, на одну штуку расходовались какие-то крохи энергии, сотые доли одной капли.

«Минимальная цель: двести тысяч патронов», — вспомнились мои слова с вчерашнего совещания. По две тысячи на каждый из сотни с лишним стволов. « Но мы должны чего бы то ни стоило выйти на четыреста». Цифры казались фантастическими, но иного выбора не было.

После тринадцати тысяч пришлось сделать перерыв. Руки подрагивали от напряжения, в висках стучала тупая боль. Но вокруг стола, аккуратно уложенные в ящики, высились ряды готовых гильз — идеальных, словно изготовленных методом глубокой вытяжки на лучших прессах Бастионов. Мой Талант позволял формовать латунь напрямую, создавая необходимую толщину стенок и укрепляя донце для выдерживания давления пороховых газов.

Перекусив, я вернулся к работе через полчаса. Теперь трансформировал по сотне за раз — это был мой текущий предел. Латунь покорно текла под моей волей, принимая заданную форму с механической точностью.

К полудню дня насчитал примерно пятьдесят тысяч готовых гильз. Магический резерв опустел почти полностью, оставалось капель семьдесят, не больше, но дело было сделано — запаса хватит на полтора дня работы.

Закончив с этим, я направился в дальний амбар, чтобы понаблюдать за чужой кипучей деятельностью. Всю ночь плотники работали, превращая пустое помещение в оружейный цех. Запах свежих опилок смешивался с терпким ароматом смолы от досок.

По пути заглянул на кузницу, где Фрол руководил работой литейщиков. Воздух был густым от жара печей и запаха расплавленного металла. У дальней стены рабочие разливали свинец из железных тиглей в многоместные формы из бронзы.

— Воевода! — окликнул меня кузнец, вытирая пот со лба. — Как раз вовремя! Новая партия сердечников готова.

Я подошёл к столу, где остывали ряды свинцовых пуль. Подмастерья аккуратно извлекали их из составных форм, обрезали ножами литники и зачищали напильниками неровности. Один из рабочих взвешивал каждую десятую пулю на аптекарских весах, проверяя соответствие стандарту.

— За час выплавлю тысячу, не меньше, — с гордостью заявил кузнец. — Насчёт помощников решили? Михей из Антиповки неплохой кузнец, но нужно больше рук.

— Получишь помощников, — пообещал я. — Из новоприбывших выбрали. Будет четыре литейщика с подручными, чтобы производство работало круглосуточно.

При плане в сорок восемь тысяч патронов в день нужно было обеспечить бесперебойную подачу пуль. Одному Фролу такое не потянуть.

— И да, хорошая работа, — одобрил я, взяв в руку готовый сердечник.

— Спасибо Прохор Игнатич, — просиял громила.

— Но это только половина дела. Для патронов нужна оболочка.

Собеседник кивнул, указывая на ящик с латунными слитками:

— Знаю, воевода. Пытались по старинке — резать листы на круглые заготовки, штамповать в матрицах. За день едва две сотни оболочек выйдет, да и то часть с браком.

Я покачал головой. В Бастионах для этого использовали специальные прессы — экструдировали свинцовую проволоку, резали на мерные части, штамповали, а оболочку создавали методом холодной глубокой вытяжки. Однако нам такие технологии недоступны.

— Я займусь оболочками сам, — ответил я, доставая из кармана горсть кристаллов Эссенции.

Поглотив содержимое Эссенции, я почувствовал, как магическая энергия растекается по телу, пополняя истощённые резервы. Достаточно для нескольких часов интенсивной работы.

Устроившись за отдельным столом, я взял первый сердечник и слиток латуни. Сосредоточившись, направил магию на мельчайшие частицы металла. Они задрожали, превращаясь в золотистую пыль, которая облаком окружила свинцовую пулю.

Теперь самое сложное — равномерно распределить металл по поверхности. Я представлял, как частицы латуни оседают на свинце, создавая тончайший слой толщиной в доли миллиметра. Слишком тонко — оболочка деформируется в стволе. Слишком толсто — изменится баллистика.

Медленно вращая пулю силой мысли, я наблюдал, как золотистое напыление покрывает серый свинец. Частицы сплавлялись друг с другом, образуя бесшовную оболочку. На каждую пулю уходило меньше минуты и сотая часть капли энергии — немного для единичного изделия, но в масштабах тысяч…

— Красота! — восхитился Фрол, разглядывая готовую оболочечную пулю. — Как фабричная, только лучше!

Я кивнул, но вместо того, чтобы взять следующий сердечник, расставил перед собой сразу десяток. Ранг Мастера давал не только силу, но и возможность манипулировать колоссальным количеством объектов за раз. Новая порция латунной стружки взмыла в воздух, разделяясь на десять золотистых облачков. Каждое окутало свою пулю, и я одновременно контролировал процесс напыления на всех. Минута — и десять готовых оболочечных пуль легли на стол.

«Слишком медленно», — подумал я, прикидывая объёмы. Нужно 40–50 тысяч за день, иначе сборочный конвейер встанет.

В следующий заход взял уже сотню сердечников. Потом двести, триста… К концу часа довёл количество до пятисот за раз. Вся кузница наполнилась золотистым туманом латунной пыли, которая послушно оседала на сотнях свинцовых сердечников одновременно. Контролировать такое количество параллельных процессов было непросто даже для Мастера — в висках пульсировало от напряжения, но я упрямо наращивал темп, пока кузнец с помощниками лили всё и новые и новые пули…

Добравшись, наконец, до цеха я огляделся.

— Столы ставьте вдоль стен! — командовал Захар, размахивая чертежом. — Между ними проход не меньше полутора метров, чтобы не толкаться!

Я подошёл к Арсеньеву, который колдовал над странной конструкцией из стали и дерева. Артефактор выглядел уставшим, но глаза горели азартом изобретателя.

— Как успехи? — спросил я, разглядывая механизм.

— Почти готово, — Максим повернул рычаг, и из воронки высыпалась точная порция пороха. — Механический дозатор. Поворот — и ровно полтора грамма пороха для автоматного патрона. Погрешность минимальная.

Вчера на совещании он предложил конвейерный принцип — процесс разбит на пять операций, и каждая линия из пяти человек должна была выдавать 250 патронов в час. За свою восьмичасовую смену — 2 000 патронов. Восемь линий (40 человек) — 16 000 патронов. За сутки — три смены должны были изготовить 48 тысяч патронов. За 10–12 оставшихся до Гона дней — 480–576 тысяч патронов.

Конечно, это были весьма идеализированные цифры, рассчитанные на бумаге, но к ним нужно было стремиться. В реальности монотонность и однообразие операций будут притуплять внимание рабочих. Люди будут ошибаться, производить брак, уставать, путаться и работать с пониженной эффективностью даже в условиях всего одной восьмичасовой смены.

Для этой цели Полине и Василисе было велено привлекать всех, кто способен выполнять точную работу — женщин, подростков от четырнадцати лет, стариков с хорошим зрением. Это не тяжёлый физический труд, справится любой с нормальной моторикой. Зато на выходе круглосуточное производство с полноценным отдыхом для каждой смены.

Поразмышляв, я вчера назначил Арсеньева техническим директором производства, дав задачу разработать схему: приёмки компонентов, дозировки пороха, посадки пуль, установки капсюлей, обжима, контроля и упаковки, совместив несколько операций. Судя по энергии, с которой артефактор взялся за дело, выбор был правильным.

Зарецкий подошёл с другой стороны, держа в руках несколько мерных ложечек:

— Я тоже закончил. Для разных калибров — разный объём. Красная метка для автоматных, синяя для пулемётных, зелёная для штуцеров. Пока на всех не хватает механических дозаторов, можно временно использовать.

— Отлично, — я взял одну из ложечек, проверяя вес в руке. — Сколько дозаторов успеете сделать к утру?

— Десять точно, может, двенадцать, — прикинул Арсеньев. — Механизм несложный, главное — точность калибровки.

Тем временем в центре цеха Василиса с Полиной расставляли женщин по рабочим местам. Геомантка деловито командовала, а гидромантка записывала что-то в блокнот.

— Нет, Марфа, ты будешь дозировать порох, у тебя рука твёрдая, — объясняла Василиса пожилой женщине. — А ты, Настя, займёшься установкой пуль — пальцы ловкие, справишься.

Я подошёл к ним:

— Как идёт набор?

— Уже пятьдесят человек есть, — отчиталась Полина. — К вечеру наберём все сто двадцать. Женщины охотно идут — платим же по серебряному пятаку за смену.

Пять алтынов — щедрая плата по местным меркам. Но я не зря настоял на такой сумме. Нужна была мотивация, а не просто рабочие руки.

— И правильно, — кивнул я. — Опасная работа должна хорошо оплачиваться.

В этот момент в цех вошёл Борис с двумя сержантами из новоприбывших. Командир дружины окинул взглядом помещение:

— Светокамни притащили. Сейчас будем развешивать.

— Начинайте с пороховой зоны, — распорядился я. — Там освещение должно быть идеальным.

Вчера договорились, что два сержанта из ветеранов будут следить за дисциплиной и безопасностью. Судя по суровым лицам, Борис выбрал правильных людей.

Следующие несколько часов пролетели в непрерывной работе. К двум часам дня первая конвейерная линия была готова к запуску. Шесть женщин заняли свои места, нервно поглядывая на разложенные материалы. Зарецкий встал рядом, готовый руководить процессом.

— Спокойно, дамы, — начал алхимик. — Сейчас покажу всё по порядку. Первая операция — установка капсюля…

Он взял гильзу и продемонстрировал:

— Вставляете капсюль в гнездо донца — аккуратно, это самая деликатная часть. Затем дозировка пороха. Прижимаете гильзу к дозатору Арсеньева и поворачиваете рычаг — раз. Через воронку высыпается точная порция. Марфа, попробуйте.

Женщина осторожно вставила капсюль, затем неуверенно повернула рычаг дозатора. Порох с тихим шорохом высыпался в гильзу.

— Отлично! И финальная операция — запрессовка пули. Теперь устанавливаем её вот в этот ручной пресс и опускаем рычаг…

Шаг за шагом Зарецкий обучал женщин простым движениям. Через полчаса тренировок линия заработала. Пусть медленно, с ошибками, но патроны начали появляться один за другим.

— Первый пошёл! — радостно воскликнула молодая Настя, держа в руках готовый патрон.

Я взял его, внимательно осмотрел. Неидеально — пуля села чуть криво, обжим неровный, но для первого раза вполне приемлемо.

— Хорошее начало, — похвалил я. — К вечеру набьёте руку, будет лучше.

Двести-двести пятьдесят патронов в час… Пока далеко до этой цифры, но начало положено.

Тимур тем временем организовывал пожарную безопасность. Пиромант расставлял бочки с водой, ведра с песком, проверял расстояния между рабочими местами.

— Курить только снаружи, за воротами цеха! — строго предупреждал он всех входящих. — Кто с огнём сюда сунется — горько пожалеет, потому что хоронить его будут в табакерке! Я лично прослежу!

Убедившись, что процесс идёт своим чередом, я отыскал своего ученика и повёл его на тренировочную площадку. После стольких часов изготовления гильз, голова ощущалась ватной, но это не значило, что я мог расслабиться и скинуть свои заботы на других людей.

За прошедшие дни парень заметно изменился — в движениях появилась уверенность, а взгляд стал более сосредоточенным. С собой он захватил несколько металлических предметов: гвозди разного размера, подкова и небольшой слиток железа.

— Выполнял задания, пока меня не было? — спросил я, шагая бок о бок с ним.

— Каждый день, наставник, — кивнул юноша и тут же бросил гвоздь наземь. — Смотрите, что я научился делать.

Он вытянул руку, и самый маленький гвоздь медленно поднялся в воздух. Егор напряжённо сфокусировался, направляя предмет по кругу. Гвоздь послушно описал несколько оборотов, прежде чем мягко опуститься обратно.

— Неплохо, — одобрил я. — Левитация требует постоянного контроля. Что ещё?

Воодушевлённый похвалой, Егор взял в руки подкову. На этот раз он не стал поднимать её в воздух, а начал медленно изменять форму. Металл нехотя поддавался, изгибаясь под воздействием его воли. Через минуту подкова превратилась в грубое подобие спирали.

— Это заняло у меня три часа вчера, — признался парень, вытирая пот со лба. — А сегодня утром получилось за час. Правда, голова потом раскалывалась.

Я взял изменённую подкову, оценивая работу. Структура металла осталась целостной, без трещин и разрывов — хороший признак для начинающего.

— Головная боль — это нормально. Магические каналы адаптируются к нагрузке. Главное — не переусердствовать, иначе отвалится задница, — совершенно серьёзно произнёс я.

Мой воспитанник вздрогнул и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Это… это правда⁈ — его голос дал петуха.

Не выдержав, я начал хохотать, чувствуя, как напряжение потихоньку отпускает.

— Да ну вас, наставник! — вспыхнул парень. — Я же поверил!

— Я вижу, — отдышавшись, бросил я.

Егор вернул себе самообладание, но в его глазах промелькнула тень сомнения. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

— Что-то беспокоит? — спросил я, усаживаясь на скамью рядом с тренировочной площадкой.

Юноша помялся, перебирая в руках оставшиеся гвозди.

— Наставник… — начал он неуверенно. — Я вчера видел, как Матвей тренировался с госпожой Полиной. Он создал водяной шар размером с голову и удерживал его целых пять минут. А потом превратил в ледяную скульптуру птицы.

Я молча ждал продолжения, уже догадываясь, к чему он клонит.

— А ещё Аглая уже может заставить камни двигаться, хотя пробудила дар одновременно со мной, — продолжил Егор, глядя в землю. — Даже маленькая Настя из Цепелево научилась создавать искры. А я… я всё ещё вожусь с гвоздями и подковами. Может, я просто не гожусь для магии? Может, мой дар слишком слабый?

Горечь в его голосе была почти осязаемой. Я прекрасно понимал это чувство — когда кажется, что все вокруг движутся вперёд семимильными шагами, а ты топчешься на месте.

— Покажи мне свои руки, — попросил я.

Егор удивлённо протянул ладони. Я указал на мозоли и шрамы — следы работы в кузнице.

— Сколько лет ты помогаешь отцу?

— С семи, — ответил он, не понимая, к чему я веду.

— И сразу научился ковать топоры?

— Нет, конечно. Сначала только мехи качал, потом гвозди делать учился. Первый нормальный гвоздь получился только через полгода…

Егор осёкся, начиная понимать.

— Металломантия — это не гидромантия, — продолжил я. — Вода текуча и податлива по своей природе. Она жаждет принимать новые формы. Камень упрям, но честен — что вложишь, то и получишь. А металл… металл требует понимания на самом глубоком уровне. Ты не просто меняешь его форму — ты перестраиваешь саму его сущность.

Я поднялся и подошёл к столу с инструментами.

— Матвей может создать впечатляющий водяной шар, но сможет ли он выковать из этой воды меч? Аглая двигает камни, но способна ли превратить гранит в обсидиан? Каждый дар уникален, Егор. И каждый развивается в своём темпе.

— Но они всё равно впереди меня, — упрямо возразил юноша.

Вместо ответа я взял железный слиток и положил его перед собой. Сосредоточившись, я позволил своей силе проникнуть в металл, чувствуя каждый атом, каждую связь. Затем начал преобразование.

Слиток задрожал, его поверхность пошла рябью, словно жидкость. Металл тёк и изгибался, принимая новую форму. Через несколько секунд передо мной лежал идеально выкованный кинжал с узорчатым лезвием.

Егор смотрел широко раскрытыми глазами.

— Знаешь, сколько лет мне потребовалось, чтобы научиться такому? — спросил я. — Семь. Семь лет ежедневных тренировок, тысячи неудач, сотни моментов, когда хотелось всё бросить.

Я взял кинжал и одним движением превратил его обратно в бесформенный кусок металла.

— Когда мне было чуть больше, чем тебе сейчас, я завидовал ученику-пироманту. Он мог создавать огненные шары на второй день после пробуждения дара. А я неделями пытался хотя бы почувствовать структуру металла. Знаешь, где он сейчас?

Егор отрицательно покачал головой.

— Я тоже не знаю, — усмехнулся я. — Он достиг потолка своих способностей за год и остановился. Огонь эффектен, но предсказуем. Металл требует терпения, но возможности его безграничны.

Я снова сел на скамью, жестом приглашая юношу присоединиться.

— Запомни главное правило, Егор. Единственный человек, с которым стоит соревноваться — это ты сам вчерашний. Ты сегодня можешь то, что не мог неделю назад?

— Могу, — неуверенно кивнул он.

— Тогда ты движешься вперёд. Всё остальное — просто шум. Матвей может быть гением гидромантии, но попроси его починить сломанный плуг одной лишь магией — и он беспомощно разведёт руками. А ты сможешь.

В глазах парня появился проблеск понимания.

— Но самое важное не это, — добавил я. — Знаешь, почему я выбрал тебя своим учеником? Не из-за силы дара. Я видел десятки одарённых магов, которые растратили свой потенциал, потому что хотели всего и сразу. Ты же обладаешь тем, что важнее любого таланта — упорством ремесленника. Ты привык, что мастерство приходит через труд, а не через чудо.

Егор выпрямился, и я увидел, как в его взгляде вновь загорается решимость.

— Давай попробуем кое-что новое, — предложил я, доставая из кармана горсть медных монет. — Забудь о левитации и изменении формы. Сегодня ты научишься чувствовать разницу между металлами.

Следующие два часа мы посвятили упражнению, которое со стороны выглядело совершенно неэффектно. Егор с закрытыми глазами пытался определить, какую именно монету я клал ему в ладонь — медную, серебряную или железную. Никаких летающих предметов, никаких превращений. Только глубокое погружение в суть металла.

— Это… железо, — неуверенно произнёс он, держа в руке монету.

— Почему ты так решил?

— Оно… плотнее? Нет, не так. Оно более упорядоченное, что ли. Медь кажется мягче, теплее. А серебро — холодное и… чистое?

— Отлично, — одобрил я. — Ты начинаешь понимать их природу. Это важнее любых фокусов с полётами гвоздей. Ими пока только девочек впечатлять.

Мой подопечный вспыхнул, как помидор, и я не удивился, поняв, что попал точно в цель.

К концу тренировки Егор безошибочно определял все три типа металла. Может, это выглядело не так впечатляюще, как ледяные скульптуры Матвея, но я знал цену такому навыку. Умение чувствовать глубинную структуру материала — основа истинного мастерства.

— Наставник, — окликнул меня Егор, когда я уже собирался уходить. — Спасибо. Я… я понял. Буду работать в своём темпе.

— И ещё кое-что, — добавил я, обернувшись. — Через месяц устроим показательные выступления для всех учеников. Каждый продемонстрирует, чему научился. Готовь что-нибудь особенное. Но не для того, чтобы кого-то впечатлить, а чтобы показать свой собственный путь.

Улыбка озарила лицо юноши.

— Обязательно, наставник. Я придумаю что-нибудь… металлическое.

Уходя с тренировочной площадки, я размышлял о том, как важно вовремя поддержать ученика. Сомнения — это яд, который может отравить самый сильный талант. Но преодолённые сомнения становятся фундаментом будущей силы. Егор это понял, и я был уверен — из него выйдет толк. Не потому, что он самый талантливый, а потому, что он готов идти своим путём, не оглядываясь на других.

К вечеру запустили все восемь линий. Производство набирало обороты — патроны складывались в деревянные ящики сотнями. Пока ещё медленно, но процесс шёл.

Захар вёл учёт в большой книге, отлично справляясь с общим руководством:

— Первая смена — 27 с гаком тысяч патронов, барин. Много брака, но это нормально для начала.

Немного по меркам большой войны. Но для начала — вполне достаточно. Главное, что машина запущена, люди обучены, процесс отлажен.

Теперь оставалось только наращивать объёмы.

— Завтра будет тридцать, послезавтра — тридцать пять, — уверенно сказал я. — Главное — люди поняли принцип. Дальше дело техники.

Когда первая смена ушла отдыхать, а вторая заступила на работу, я обошёл цех. Механизмы работали, люди освоились, производство запустилось. В воздухе висел запах пороха и машинного масла — запах войны и подготовки к ней.

— Знаете, воевода, — сказал подошедший Арсеньев, утирая пот со лба. — Когда в академии рассказывали про массовое производство в Бастионах, я представлял себе огромные заводы с сотнями рабочих. А оказывается, можно и в амбаре наладить, если голова на плечах есть.

— Главное не размер производства, а его эффективность, — ответил я. — В Бастионах могут позволить себе громадные цеха. Нам приходится выкручиваться с тем, что есть.

— И ведь работает! — артефактор с гордостью посмотрел на свои дозаторы. — Простые механизмы, а какую пользу приносят.

Вечернее багровое солнце почти скрылось за горизонтом, когда мы с Грановским вышли на обход укреплений. После нашей прошлой беседы инженер не терял времени даром — я регулярно видел его то на одном участке работ, то на другом, с неизменными чертежами в руках и карандашом за ухом.

— Начнём с северного сектора, — предложил Вячеслав, направляясь к ближайшему бастиону. — Там работы продвинулись дальше всего.

Действительно, северный равелин уже обрёл узнаваемые очертания. Треугольное укрепление выдвигалось вперёд от основной стены, создавая дополнительную линию обороны. Рабочие как раз завершали укладку последних брёвен на внешний скат.

— Неплохо, — оценил я, обходя конструкцию. — Но почему такой пологий угол? Разве не лучше сделать круче?

Грановский покачал головой, доставая из кармана сложенный лист с расчётами.

— Распространённое заблуждение, воевода. Слишком крутой скат позволит врагам использовать его как укрытие от огня с основных стен. А при таком угле — он провёл рукой вдоль склона — любой боец окажется на виду и под перекрёстным огнём.

Я присел на корточки, проверяя качество укладки брёвен. Работа была выполнена добротно, с минимальными зазорами между элементами.

— А подземный ход? — поинтересовался я.

— Начнём рыть завтра, — ответил инженер. — Сначала хотел убедиться, что наземная часть выдержит нагрузку. Видите вот эти опорные балки? Они распределят вес так, чтобы туннель не обрушился даже при прямом попадании тяжёлого снаряда сверху.

Да, пускай у Бездушных нет артиллерии. Но мы строили с прицелом на будущее. Слишком многим Угрюм стоял поперёк горла. И мы должны были готовится к любым вариантам обороны.

Мы двинулись дальше вдоль стены. Следующий участок представлял собой хаотичное нагромождение земли и брёвен — здесь только начинали формировать основание для восточного равелина.

— Тут работы на начальной стадии, — констатировал Грановский, морщась при виде неровно уложенных брёвен. — Эй, вы там! — крикнул он рабочим. — Это основание, а не дровяной склад! Каждое бревно должно плотно прилегать к соседнему!

Мужики переглянулись и принялись перекладывать материалы под присмотром инженера. Я наблюдал, как инженер терпеливо объяснял правильную технику укладки, показывая на собственном примере.

— С рабочими беда, — вздохнул он, возвращаясь ко мне. — Половина никогда не строила ничего сложнее сарая. Приходится учить с нуля.

— Ничего, научатся, — успокоил я его. — Главное — не спешить в ущерб качеству.

Следующая остановка — участок будущего гласиса. Здесь картина была ещё печальнее: несколько куч земли и разметка колышками — вот и все признаки предстоящих работ.

— Гласис требует огромного объёма земляных работ, — пояснил Грановский, обводя рукой размеченную территорию. — Нужно создать пологий склон на сотню метров от стены. Вручную это займёт месяцы.

Я задумчиво потёр подбородок. Распределение магов становилось настоящей головной болью — все требовали геомантов для своих проектов.

— Именно поэтому, воевода, — продолжил инженер, словно прочитав мои мысли, — я хотел бы просить выделить в моё распоряжение хотя бы двух геомантов. С их помощью мы закончим земляные работы в десять раз быстрее.

— Понимаю вашу нужду, — медленно произнёс я. — Но геоманты сейчас задействованы на нескольких проектах. Каждый на счету. Но я посмотрю, что можно сделать.

Грановский явно хотел возразить, но сдержался. Вместо этого он молча кивнул и повёл меня к следующему объекту — недостроенному южному бастиону.

Здесь работа кипела. Четвёртый бастион возводился по всем правилам фортификационного искусства: пятиугольная форма, скошенные стены, платформы для размещения стрелков. Рабочие под руководством опытного плотника устанавливали опорные балки для верхнего яруса.

— А вот это уже похоже на дело, — одобрительно заметил я.

— Глава строительной артели знает своё дело, — согласился Грановский. — Жаль, таких специалистов у нас раз-два и обчёлся. Приходится перебрасывать его с объекта на объект.

Мы поднялись на недостроенный бастион. Отсюда открывался прекрасный вид на окрестности — поля, лес вдалеке, дорога, петляющая между холмами.

— Видите вон ту рощу? — указал инженер на запад. — Оттуда основная угроза при организованном нападении. Укрытие для подхода, хороший обзор наших позиций. Я предлагаю вырубить деревья на триста метров от стен.

— Логично, ведь это лишит противника укрытия, — согласился я.

— Верно, к тому же брёвна можно использовать для частокола и рогаток.

Логика в его словах была. Я сделал мысленную пометку обсудить этот вопрос с Захаром и отцом.

Спускаясь с бастиона, мы направились к участку, где должны были установить одну из оптических башен для усиления света Светобоя. Пока здесь высилась только деревянная конструкция высотой метров пять — прототип будущей башни.

— Испытания проводили? — спросил я, разглядывая хитроумную систему зеркал и линз на вершине.

— Вчера ночью, — кивнул инженер. — Результаты обнадёживающие. Даже с обычным факелом вместо Светобоя удалось создать направленный луч, видимый на расстоянии полукилометра. Но есть проблема.

Он полез на башню, жестом приглашая следовать за ним. Наверху Грановский указал на оплавленные края деревянной платформы.

— Концентрированный свет создаёт огромную температуру в фокусной точке. Дерево не выдержит. Нужен особый огнеупорный камень, желательно с вкраплениями кварца для лучшего рассеивания тепла.

— И где такой взять? — поинтересовался я, уже догадываясь об ответе.

— Опытный геомант, — он прошёлся по мне глазами, — мог бы создать из обычного гранита, изменив его структуру, — осторожно предложил Вячеслав Сергеевич. — Или придётся везти из каменоломен Сергиева Посада, что влетит в копеечку.

Снова геоманты. Я начинал понимать, почему в крупных городах маги земли ценились на вес золота.

Последним пунктом нашего обхода стала спринклерная система вдоль стен. Вернее, то, что должно было ею стать — пока это были просто крепежи для неё.

— Трубы заказаны у кузнеца? — спросил я, заглядывая за край стены.

— Фрол обещает выковать половину к концу недели, — ответил Грановский, — но он занят литьём пуль. Так что кто знает… Возможно придётся закупать. Но главная проблема не в трубах, а в резервуарах для составов на основе Реликтов. Их нужно делать из особого сплава, не реагирующего с активными компонентами.

— Это уже вопрос к алхимику Зарецкому, — заметил я. — Он лучше знает, какие материалы подойдут. Если подберёт нужный тип, я могу попробовать создать искомое.

Мы завершали обход, когда заметил спешащую к нам Василису. Даже в полумраке сумерек было видно возбуждение на её лице.

— Наконец-то нашла тебя! — выдохнула она, подбегая. — Прохор, план плавильни готов! Мы с Марией несколько дней работали над расчётами. Но есть загвоздка.