Королевство Русское. Книга четвертая. Крестоносцы

Глава 17

Событие сорок восьмое

Епископ Кошице Марек Форгач, отец Гюстав и беспризорный воришка Алонсо въехали в Прагу под аккомпанемент нудного осеннего дождика. Небо было серым, и дома сделанные из плохообработанного камня тоже серыми, люди в серых мокрых одеждах спешили по каким-то своим делам, и лишь мазнув взглядом по монахам в коричневых сутанах на коричневых мулах, исчезали в сером мареве сырости и прибитого этой сыростью кислого дыма. Из чёрных труб серых домов почти везде клубился дым. Люди пришли домой с работы или с рынка, да откуда бы не пришли домой, но разводили огонь в очаге и пытались приготовить ужин. Из одних труб вместе с дымом выбирался на улицу запах жареного мяса, щекоча ноздри усталых путников, из других пахло менее аппетитно, репу, небось, парили, но и даже эти не сильно вкусные запахи вызывали отделение слюны у коричневых монахов.

Только почти сразу запахи перемешивались, впитывали в себя зловония помоев и нечистот, текущих по улице, и сырости нудного дождя и становились неароматными и кислыми какими-то.

— Где тут хороший постоялый двор? — спрыгнув со своего мула, схватил за рукав какую-то молодку отец Гюстав. Та шла погружённая в свои невесёлые серые мысли и первый вопрос про постоялый двор проигнорировала, не услышала скорее всего. Или что более вероятно не знала латыни, на которой к ней доминиканец обратился. Тут-то её какой-то синерожий урод и дёрнул за рукав.

— А-а-а! — завопила молодка и засветила монаху котомкой с чем-то нелёгким по неприкрытой капюшоном тонзуре.

И ведь специально снял капюшон отец Гюстав, чтобы видно было даже издалека, что он слуга Господа.

Бамс. Репа вдарила по репе и отскочила от закалённой в боях головы монаха. Котомка вырвалась из рук горожанки и упала в грязь дороги, репа из неё, радуясь освобождению раскатилась по грязи, наполовину утонув в серой массе.

— Дьявол тебя задери! — возопил на латыни и доминиканец.

— А-а-а! — продолжила своё крещендо, диминуэндо и снова крещендо молодка и махнув рукой впилась когтями в щеки напавшего на неё чужого, сине-красные нечеловеческие щёки.

— Да, ты ведьма! — заорал отец Гюстав и выпустил наконец вторую руку девицы, хотя, кто её знает, возможно и не девицы совсем.

Та мгновенно воспользовалась предоставленной возможностью, задрала чуть мокрый подол юбки и пнула ногой в хорошем кожаном башмаке куда-то туда, где находится что-то то, чего монаху доминиканцу не очень и надобно.

— У-у-у! — услышала убегающая ведьма завывание демона, что пытался домогаться к ней прямо посреди улицы.

Она рванула вдоль Влтавы и потом, быстро свернув, затерялась в переулках и мутном мареве смешанного с дымом дождя.

— Неудачно началось наше пребывание в Праге, — поведал Алонсо епископ Кошице Марек Форгач.

— У-у-у! — доминиканец ползал на коленях по грязи, превращая подол рясы в… ну, превращая, в общем.

— Куда нас послала эта молодка? — решил пошутить епископ. Отца Гюстава ему жалко не было совершенно. Несколько уроков вежливости ему не помешают, вот один он уже выпросил.

— Это ведьма! — прохрипел, встав с колен, но всё ещё скрючиваясь буквой эпсилон отец Гюстав, — Её надо спалить на огне!

— Поддерживаю вас святой отец, бегите догоните её немедленно! — вложил максимальное количество пафоса в этот призыв епископ.

— Ох, да куда мне теперь бегать? — принял это за чистую монету доминиканец. — Ничего, говорят, что если чего-то сильно хочешь, то это произойдёт, а я очень хочу встретить эту ведьму снова!

— Мало получил, нужно добавки? — пискнул Алонсо, но так, что монах его не услышал, — Ваше Высокопреосвященство. Вон, виден шпиль церкви с крестом, думаю, там нам укажут дорогу до постоялого двора, а может и до монастыря, где можно остановиться бесплатно.

— Да, это хорошая мысль, мальчик. Отец Гюстав, вы с нами?

Доминиканец, не разгибаясь и по-прежнему изображаю букву эпсилон, стряхнул как мог грязь с подола рясы и, продолжая проклинать ведьму, попытался взгромоздиться на мула, но видимо боль в ненужном ему месте это сделать не позволила.

— У-у-у! Езжайте, я вас догоню, пройдусь пешком, а то спина затекла. Целый день на этом ишаке… — мул заиакал противным голосом, обидевшись, и заглушил конец речи доминиканца.

Через пять минут под усиливающийся дождь епископ с мальчиком добрались до небольшого костёла в романском стиле. С острой пирамидальной крышей укрытой красной черепицей.

Двери оказались заперты, и епископ постучал подвешенным на цепочке молоточком. Лишь гулкое эхо внутри костёла было ему ответом. Он уже собрался было уходить, но тут за дело взялся Алонсо. Он подхватил раскачивающийся молоток и стал тарабанить им по двери, даже не собираясь останавливаться. И это возымело действие. Через пару минут лязгнул засов и дверь с неимоверным скрипом отворилась.

— Пошли вон попрошайки! — начал было вышедший заспанный священнослужитель, но увидел рясы епископа и подошедшего уже отца Гюстава, чуть снизил количество децибел в голосе, — Что вам угодно, братья?

— Мы из самого Авиньона от Папы Римского, нам бы поесть и переночевать? — опередив обоих священнослужителей пискнул Алонсо.

Епископ Кошице недовольно поморщился, но потом кивнул:

— Так есть, брат. Мы из Авиньона. Как называется этот костёл?

— Костел святого Иоанна Крестителя На прадле (Kostel sv. Jana Křtitele Na prádle). Что ж, братья, заходите. Угостить вас нечем, разве что хлеб и взвар из трав, но келья небольшая найдётся и конюшня для ваших мулов. Она вон за тем заборчиком… я бы помог вам их обустроить, но меня мучит боль в коленях. Еле хожу. К дождям и непогоде всегда так.

— Ничего, брат, у нас есть Алонсо, он с мулами справится.

Мальчик чуть задержался, обустраивая животных. И не столько из-за обязанностей, скорее по своему желанию. Ему нравились эти послушные, но гордые четвероногие. Потеребишь их за ушами, и они тычутся в тебя башкой, требуя продолжение ласки и почти урчат, как кошки. Алонсо завёл их в стойла, подсыпал в ясли сена, разворошив небольшую копёнку в углу, потом обтёр мулов соломой, что была раскидана по конюшне, напоил каждого из деревянного ведра, взяв дождевой чистой воды из бочки на углу костёла. Животинки пили и пофыркивали благодаря мальчика на своём мулячьем языке.

Он бы и ещё с ними повозился, но живот напомнил ему спазмом, что последний раз он ел утром, да и то завтрак был скудным. Краюха хлеба небольшая и луковица со щепоткой соли. Вот и весь завтрак. Так что, ещё раз почесав всех трёх животинок за ушами, Алонсо отправился к запасному выходу из костёла, куда его вывел отец Рубио.

Пройдя по темному коридору почти наощупь, мальчик вышел в большую трапезную, за длинным столом в которой расположились его спутники и священник. Нда, явно тот прибеднялся, говоря, что кроме хлеба у него ничего нет. На столе стояла небольшая корзинка с помытой морковкой, лежало десяток яблок и стояли три кружки глиняных с кувшином несколько кособоким. Сейчас отец Гюстав наливал всем из него красное вино. В другом конце трапезной был камин, там весело потрескивали дрова и языки пламени освещали, уж как могли, эту аппетитную картину на столе.

Подойдя под благословение епископа, Алонсо сел на краешек скамьи в углу, поближе к камину, и откусывая огромные куски от ароматного ржаного хлеба, от огромной скибки, прислушался к разговору монахов.

— О, уверяю тебя, брат Гюстав, что если диавол захочет, то он и в церковь проникнет…

— Нету нечистому в храм Господин пути, — безапелляционно рыгнул доминиканец и запил благородную отрыжку приличным глотком вина, — кислое вино у тебя, брат Рубио.

— Один паломник на днях бочонок привёз, не выбирал, чего поднёс, то и есть. Он между прочим… Ну, да племянник деверя брата той особы, про которую я вам талдычу. Не верят они. Вот слушайте, как было. И было это лет двадцать назад вон за той дверью. Мне это лично рассказывал святой отец Варфоломей — бывший… — буль, буль, буль, вино проникая в горло отца Рубио дёргало за кадык и мешало связной речи.

— Там? — епископ перекрестился троекратно.

— Там. У нас в Мала Стране жила одна вдова купца, и славилась она, Ваше Высокопреосвященство, своей скупостью. От купца ей остался сундучок с золотом. Ик. Говорят тяжёленький. На всю жизнь ей бы хватило. Ик. И конечно, разменяв золотые на медь и серебрушки, она могла бы помогать нуждающимся, сирым и убогим. Но вдова отгоняла нищих от своих дверей, не хотела дать им ни самого маленького медяка. А ещё она вечно боялась, что этот сундучок с золотом у неё украдут. Из-за этого вдова решила перенести сундучок в костел святого Иоанна «На прадле». Прямо сюда. Уж в церкви, решила она, деньги у неё не украдут. Она тайком припрятала там свое сокровище, в том пристрое, — отец Рубио, вновь ткнул рукой в направлении двери, только вот забыл, что держал ею кружку с вином, кружка дёрнулась вместе с рукой и часть вина пролилась на стол, оставив на нём чёрно-красную лужицу, как кровь прямо. Это пятно придало дальнейшему рассказу дополнительную таинственность и мистицизм даже, — А так как вдове хотелось, чтобы золото было под присмотром, решила она, что в церкви и переночует. Ночью перед вдовой появился загадочный монах на тележке, запряженной двумя черными козлами, и попросил у нее одну золотую монету.

Увидев чёрного монаха и этих чёрных козлов, купчиха испугалась, однако не захотела ничего отдать. А ещё она боялась всегда, что у неё может попросить золото тот, кому она отказать не смеет, и она подготовилась, заказав ювелиру несколько фальшивых золотых. И вот сейчас её предусмотрительность оправдалась, она с кислой рожей подала монаху фальшивый золотой. Чёрный священник в длинном черном капюшоне что-то пробормотал и с грохотом уехал в своем козлином экипаже.

Женщина не сомкнула глаз до самого утра, сидела в обнимку со своим сундучком и всё думала о странном незнакомце. «Повезло мне, что я так ловко от него отделалась», — твердила она себе уже в сотый раз.

Дождавшись утра, она выскочила из этого костёла и побежала домой, а ночью опять пришла ночевать сюда… Туда, — отец Рубио опять махнул рукой на дверь, — И знаете, Ваше Высокопреосвященство… — монах поднял кружку над головой, — на следующую ночь он явился снова, и его лицо под чёрным капюшоном не предвещало ничего хорошего. Вдова собиралась опять всучить ему какую-нибудь фальшивую монету, но чёрный монах молча схватил ее за горло.

Вдова хотела попросить его о пощаде, но не смогла произнести ни звука. Из его железной хватки нельзя было вырваться, и вскоре женщина бездыханной упала наземь. Утром её… там нашли мертвой, с выжженной отметиной монеты на белом-пребелом лбу. А только, братья, на этом история не закончилась. Бывает в дождливую ночь, вот как сегодня ночью, все они сходятся в нашем костеле «На прадле». Монах погоняет козлов, которые везут его тележку, а вдова пытается досчитать свое золото.

Козлы доезжают до этой двери и стучат в неё рогами…

Бум. Бум. Это был не стук, это был грохот.

Событие сорок девятое

Мемель был огромен. Даже больше Владимира, наверное. Хотя это не точно. Сама крепость находилась на левом берегу реки Данге и была совсем новенькой даже не так, старую деревянную крепость уже снесли, а новую каменную ещё не достроили. Стены и башни, все пять уже построили, а вот замок внутри ещё под крышу заведён не был. Как там бедняги члены капитула, в который входили шесть братьев Ливонского ордена обитали без крыши, Емеля Осипов мог только догадываться. Хреново обитали. Эвон, дождь этот нудный третий день идёт, почти не прерываясь, даже на обед и ужин. Прохудилось небо над этим местом, и не спешат серафимы шестикрылые и прочие ангелы помельче дыру эту заштопать.

На правом берегу Данге или Дане раскинулся широко посад и порт. Два даже порта. Один мелкий для рыбачьих посудин и речных маленьких плоскодонных корабликов, а дальше морской порт с несколькими приличными купеческими кораблями. Ещё дальше и вдоль берега реки, и просто вокруг, разбросаны несколько больших и маленьких селищ. В одном из них Емеля и решил остановиться со своим отрядом. Тут же был разыскан человек, который умел мычать с использованием русских слов. Медленно как-то говорил, словно раздумывает над каждым словом. Он-то и поведал обо всех этих названиях, а ещё о том, что да, господин рыцарь, войско ушло, и теперь в замке мало кнехтов осталось. А в посаде есть кафедра имени Святой Марии или храм высшего ранга и центр епархии, в которой находится резиденция епископа Курляндского Эдмунда фон Вёрта (Edmund von Wörth). И Их Высокопреосвященство сейчас за главного в городе. Войск-то? Да, мало. Скоко? Ну, может сотня, а может и две полусотни, господин рыцарь. Мост-то? Конечно охраняется, господин хер рыцарь. Людей-то? Так четверо когда, а когда и шестеро. Телега? Знамо дело есть телега хер господин. Ворота? Ворота открыты, господин хер рыцарь. Стража-то? Так, понятно, стража-то. Скоко? Да четыре. Али восемь? Епископ-то? Ох епископ-то богат. Девок любит толстых. Как любит-то? Ну, я не знаю, по-всякому любит, и так, и эдак любит, но больше, наверное, эдак… Не я не видел. Вита видела, жена старосты. Она пока молодой-то была, так у епископа была в услужении, а как понесла от слуги Господа, он её пожалел замуж-то за старосту вдовца и выдал. Как есть рыжий-то сын-то. Весь в Его Высокопреосвященство-то. Вот она точно знает, как епископ девок толстых любит так или эдак. Вы у неё спросите, ежели интересуетесь. А чего вы интересуетесь? Чего вам интересно, как он девок любит, вы-то как сами любите? Мне-то? Понятно, интересно.

Это у Фёдора мысля родилась стратегическая. Проделать ту же самую хитрую хитрость, что они в замке того хера рыцаря фон Пербандта проделали. Захватить ворота и ворваться в замок. Конечно, восемь человек и сто — это разное количество. А с другой стороны… В чём разница? Просто восемь быстрее убить, чем сотню. Зато какой плюс. Вот такой! Пока нет войска князя Владимирского Андрея Юрьевича, эти херы ворота не закрыли и выбивать их из замка не надо. Потом сложнее. Ворота пушкари знамо вынесут, но сто человек будут и из арбалетов стрелять и железяки ржавые в наших ребят сувать. Ещё ранят кого. Потом в замке всяких коридоров полно и башен пять, всё это штурмом брать и людей терять. И главный аргумент. Они эти ворота новые дубовые видели. Толстые, красивые, полосами железа усиленные. Пушкари-то выбьют, им всё бы только ломать. А сколько потом труда нужно, чтобы снова такие сделать и повесить. Они же сволочи, в смысле, пушкари, там и петли все перекорёжат.

— Что думаешь, Емеля, — изложил свои доводы главный картограф.

— С первым согласен. Ворота захватить надо бы. В самом деле потом работы много потребуется, чтобы их восстановить. А вот дальше ты ошибаешься. Дальше всё одно и то же. Что нам в замке по коридорам бегать, что другим, в чём разница? Разве нас чуть больше учили, и неожиданно нападём, подготовиться не успеют, — десятник сомневался. Их Андрей Юрьевич в разведку послал, а не огромный город захватывать. Их всего двадцать два человека. Хотя, нравился Осипову план Фёдора. Ну, и князь, если они город захватят без него, огорчится должно быть, но не сильно. Простит потом, да и наградит.

— А, ладно. Не хочешь, как хочешь. Что делать тогда будем! — в сердцах махнул рукой картограф.

— Да ты погади руками дёргать! Мост ведь ещё проехать надо. Там могут поднять тревогу. Тут подумать надо…

— А знаешь, что можно сделать. Под видом крестьян несколько человек мост пройдут или проедут и остановятся возле ворот, а другая группа в это время захватывает мост, как это сделали в замке, в телеге под соломой зарывшись. И как только они на мосту стражу перебьют, то первая группа открывает огонь по страже на воротах, а основной отряд и те, что с мостом разбирался, мчат им на помощь.