Королевство Русское. Книга четвертая. Крестоносцы

Глава 7

Событие восемнадцатое

— Как тут люди живут?!! — десятник гридней Иван Болотов этот вопрос задавал всем окружающим по пять раз в день. Или по шесть даже? Всем. И своим гридням, всем десятерым, и чужим стрельцам — каждому, и даже боярину, а помощнику ключника Науму Изотычу, которого считал равным себе, так по десять раз в день. Или по двенадцать?

Все согласно кивали головами. Нельзя так жить, не жизнь это — это вечная пытка. Проклятие Господь послал на эти земли за их грехи, тех, кто не по разумению здесь надумал домину строить. Только проклятые так и могут жить.

Третий день они в Галиче… Нда… непривычно. Совсем другой Галич. У них там тоже не Рим с Царьградом, где, по словам купцов, все здания из камня, все в украшениях и статуи всякие с колонами, куда не плюнешь, а улицы плитами мраморными замощены. Но в том, правильном Галиче, и храмы есть каменные, и у бояр несколько дворцов, да и стены городские из камня. Детинец опять из каменюк. Тут же всё деревянное и дерево почернело от времени и сырости вечной, и потому городок этот смотрится чёрным, мрачным, дремучим даже.

Так ещё и улицы — это не сухие и ровные улицы Галича, Львова или Владимира, во многих местах теперь и камнем замощённые, а где камня нет так деревянные тротуары брошены, здесь же просто лужи и болота, а не улицы. По ним просто пешком не пройти, а на коне страшно ехать, вдруг там, под слоем серой грязи, яма или камень лежит. Они уже напоролось на такой чуть ли не в пяти шагах от княжьего терема. Местные, как оказалось потом, про камень знают и объезжают, а они прямо поехали. Лошади как-то удачно обошли его, а колесо переднее у возка натолкнулось, стало колесо то выворачивать, и ось железную согнуло сначала, а потом обод не выдержал и сломался, даже железная обечайка не помогла. В результате Наум Изотыч, что выглядывал вперёд через кучера, вылетел и вместе с кучером в грязь хряпнулся.

А только грязь и черные деревянные вросшие в землю халупы — не главное. Тут, в этом неправильном Галиче, есть беда пострашнее луж и грязи. Здесь есть мошка и комары. Так везде есть. Да, только если всех комаров, что за свои сорок годков видел десятник гридней Иван Болотов, вместе собрать, то это одна тысячная от того, что у них в горнице оказалась на постоялом дворе. В городе же на улицах просто дышать было невозможно. Обязательно или комара проглотишь, или штук пять мошек непонятных, которые посильнее комаров кусают, либо несколько мух, которых даже больше, чем комаров, при том, что такое просто невозможно. И ведь это осенью почти, когда дома уже вообще комаров нет.

А ещё вечная сырость. Дождь два раза в день, как по заказу идёт. Не тёплый летний дождик, после которого в лесу белые грибы вылазят, а нудный, мелкий, холодный, словно не серпень (август) на дворе, а лістапад (октябрь). Встаёшь утром, выглянешь на двор, а там дождь, спать идёшь, а за стенами дождь. И холодно, как не укрывайся, а сырость холодная до тела доберётся.

— Наум Изотыч, как тут люди живут⁈ — вздохнул Иван и чарку мёда в себя влил. И мёд тут не тот, не ароматный. Бражка, а не мёд.

Они выяснили уже, из-за чего Фёдор Давыдович — князь Галицкий решил часть Галицкого княжества продать Ивану Даниловичу московскому, тому, коего Калитой прозывают. Ну, выход он в Орду платить не может — это отговорка. Главное в другом. Фёдор Давидович как бы и не своё продаёт. Он ту северо-восточную часть княжества и не контролирует. Что городишка мелкий Чухлома, что ещё севернее Соль Галицкая живут, вроде как, сами по себе. Посланных туда воев, коих и не больно-то много у князя, из лесу местные охотники из народа меря обстреливают из луков. И исчезают в непроходимых чащах и болотах. Священников православных хоть и не гонят, и не убивают, если те сами не пытаются мерян этих против себя настроить, но паствы у них нет. Ладно, есть немного, но именно немного. Влачат сами полуголодное существование священники, никто им десятины не платит, свадеб и крестин в построенных жалких клётских храмах не проводят, с чего жить священнику, только с того, что сам добудет. Благо реки и озёра полны рыбы, ягод хватает, зайцев полно, рожь озимая вызревает. Можно при желание выжить. Не ленись только.

А вот тиунов княжьих регулярно находят со стрелой то в глазу, то под лопаткой. Не приживаются тиуны в тех местах. Но это не всё, ещё там сильны новгородские купцы. Они торгуют с охотниками, скупают у них пушнину, а если можно шкурку соболя продать, то зачем её так задаром отдавать княжескому тиуну.

И ещё есть одно. Уж больно пристрастился Фёдор Давидович Галицкий к мёду стоялому. Редкий день не заканчивает под лавкой или пусть за столом, но окунув бороду в недоеденную ушицу.

Боярин Роман Судиславич и Наум Изотович сходили уже к князю и поинтересовались, точно ли он намерен продать Чухлому и Соль Галицкую.

— Ик. Точно. Ик, — вроде утро, а князь уже еле языком ворочает.

— А ежели мы купим? Сколько хочешь, княже, за землицу? — с каменным лицом, даже не поморщившись от крепко духа, что от князя Галицкого исходил, поинтересовался боярин.

— Три тысячи гривен.

— Шуткуешь, княже. Две, сразу и дадим.

— Три! — помотал уж очень интенсивно головой Фёдор Давидович.

— Мы же с людями поговорили, с воями, с охотниками. Побойся бога, Фёдор Давидович, прибыли у тебя от той землицы — только убыток. Две тысячи гривен.

— Две с половиной, — пьяный, а упёрся.

— Часть отдадим заморским товаром. Вот абсент — напиток ромейский. Попробуй.

На следующий день, когда дворня всё же привела князя в божеский вид, в присутствии епископа Галицкого Афанасия сделку совершили. Две тысячи гривен передают Фёдору Давидовичу владимирцы серебром и золотом в пересчёте, а пятьсот гривен товаром. Парчой, абсентом, стеклянными бусами и харалужными мечами.

Событие девятнадцатое

Емеля не так чтобы опасался литвинов, просто понимал, что дело не простое. Их в три раза меньше. И там не абы кто будет, а очень хорошие вои. Плохих княжич с собой не возьмёт. Так это ладно, среди них есть и те, кто принимал участие в Олимпиаде. Из лука стрелял. Ну и что, что медали никакой не завоевали. Всё одно стрельцы из лучших. Так что, было от чего чувствовать беспокойство. Своих людей терять не хотелось.

Лопата из харалужного железа с трудом брала за столетия натоптанную, утрамбованную тысячами ног и колёс дорогу. А ещё почти сразу стали камни попадаться. Стрельцы спешили. Дорога не больно оживлённая, но нет-нет, а кто-нибудь проезжал. Специально выбрали время полуденное. Кто бы ни ехал по дороге, купцы ли, вои ли, но на обед должны стать на привал. Без сытного обеда нельзя в дороге.

Успели не то что в притык, а чуть не попались. Вырыли яму, положили в неё ящик с порохом и обрезками железными, привязали верёвку к предохранителю и протянули её к кустам. И тут Евсей и говорит, что бечёвку видно, она серая, а земля здесь рыжая. Обмазали верёвку глиной от дороги, а все одно в самом деле заметно её на дороге.

— Нужно её чуть в землю заглубить, но не сильно, чтобы дёрнуть не помешала земля, — командовал минёр Фома Ухов.

Прокопали дорожку, уложили верёвку и присыпали землёй. Из леса наносили хвои, листвы прошлогодней и засыпали этот клад опасный.

— Ох, видать, — Евсей рожу скорчил и крутит ей туда-сюда.

— Ходить по нему можно? — Емеля дёрнул за рукав задумчиво чешущего затылок Ухова.

— Можно. Пока я предохранитель не выну, не сработает взрыватель. Но я бы скачки тут устраивать не советовал.

— Чтоб тебя, — сплюнул Емеля и стал с опаской землю затаптывать над опасной ямкой. Три таза прошёл туда-сюда, потом веток наломал и подмёл крошки земляные, снова хвоей и шишками забросали дорогу.

— Едут!!! — со стороны Гродно примчался галопом сменивший Евсея Егорка.

— Кто едет? — не дал взмыленному жеребцу наступить на мину Емеля, схватил его под уздцы.

— Купцы, наверное. Три телеги и охрана — три стрельца или охотника с луками.

— В укрытие! — скомандовал десятник и сам повёл коня в лес, — ты отъедь подальше, чтобы лошадь не учуяли в караване.

Когда первая телега почти поравнялась с миной, Емеля истово перекрестился. Не дай бог сейчас взлетит повозка на воздух. И купцов жалко, а главное, сорвётся вся задумка, неизвестно, смогут ли они без мины справиться с отрядом, в три раза превосходящим их по численности.

Первая телега проехала, вторая, третья, чуть отстав, за нею три всадника. Десятник, не прерываясь, крестился, даже выдохнуть боялся. И только когда последняя лошадь охранника небольшого каравана простукала копытами по земле и стала удаляться от закопанной мины, Емеля и выдохнул, и вдохнул, правда, чуть не закашлялся, мошку какую-то проглотил. Удержался. Закрыл себе рот руками и сплюнул мушку потом.

— Проехали и не заметили, — толкнул его в плечо Фома Ухов.

— Хорошо. А следы от колёс и копыт остались, но теперь уже не важно. Даже хорошо, раз тут проехали, значит ехать можно, — всё же кашлянул стрелец, саднило в горле от мошки.

— Едут, — теперь Афанасий примчался с полудня. А значит, ехать может только отряд, что сопровождает князя Торксого Кейстута.

— Приготовиться? — Емеля махнул рукой гонцу, чтобы быстрее отвёл коня от дороги и присоединялся к стрельцам, каждый вой на счету.

Договорились, что пять человек засядут после мины и семь перед ней. Фома же должен дёрнуть за верёвку, когда половина людей Кейстута над миной проедет, а самым лучшим будет, если мина взорвётся под ногами княжича. После взрыва сразу в выживших и огонь открывают его люди, уже никакой команды не дожидаясь. Сначала в крайних. Никто не должен уйти. Сам десятник схоронился за толстой корявой сосной раздвоенной.

Литвины растянулись. Дорога, не такая уж и узкая, позволяла двоим рядом спокойно ехать, но таких пар было не много, в основном вои Кейстута вытянулись в цепочку по одному. Сам княжич в своём заметном леопардовом наряде по-прежнему держался в центре.

Первой ехала повозка с лежащим на ней не соломе воем.

— Может приболел, али уснул и с лошади упал, — хмыкнул Емеля и наложил стрелу на тетиву.

Бабах. Ждали же все этот взрыв и уже не раз слышали, но каждый раз Емеля вздрагивал, и сердце в сапоги ухало от грома этого неожиданного. Столб земли вспух в небо, потом всё заволокло клубами серого дыма, смешанного с рыжей пылью. Пыль-то осела быстро, а вот облако дыма перегородило дорогу полностью и исчезать не собиралось.

— Бей! — скорее себе, чем остальным стрельцам, скомандовал десятник и выпустил стрелу в лицо, как раз повернувшегося к нему литвина.

Дальше всё было, как всегда, привычная работа. Емеля отключился, отстранился от всего, он, отработанным часами тренировок движением, вытаскивал стелу из колчана за плечом и накладывал её на тетиву. Пока рука сама проделывала это, стрелец выискивал следующую цель. Желательно попасть в шею или лицо, вои на дороге были в кольчугах, и стрела могла и не пробить особо плотное плетение, ведь стрелял он под приличным углом.

Получалось по-разному. Когда стрела поражала литвина очередного в шею, а когда и в плечо втыкалась или от шелома отскакивала. Проклятые вои на дороге не стояли смирно, к нему повернувшись, а вертелись и пытались развернуть коней. Кто-то пытался, наоборот, прорваться вперёд через рассеянный уже почти дым.

Но не отвлекаясь на чужие успехи или промахи десятник между тем краем сознание оценивал, что стрельцы его не зря из лучших набраны, падают и падают с коней литвины, почти и не осталось их.

Событие двадцатое

Решив резких движений не предпринимать, Андрей Юрьевич успокоился. Чего уж дёргаться. Он ничего теперь изменить не успеет. Можно отправить гонца и дать команду боярам собрать дружины и двинуть их к Юрбаргу. Но математика и здравый смысл подсказывали профессору Виноградову, что это дурость. Пока гонец доберётся, они ведь пятьсот вёрст уже проделали. Даже если кучу коней загонит, то дней пять до Владимира. Там дней пять — шесть бояре будут собираться. А потом со скоростью меньше, чем у него, грабя окрестные города и села для прокорма, будут недели три, а то и все четыре добираться до места битвы. Ну и зачем ему они будут нужны через месяц после сражения.

Нет. Ничего уже не исправить.

Единственное, что можно предпринять, так это ускориться, благо погода всё ещё не испортилась. Тепло и сухо. Один раз небо тучами затянуло, и даже пару капель на землю брякнулось, но дождя не получилось у небесной канцелярии, пшик вышел, а к вечеру и вовсе тучки небесные — вечные странники разогнал бродяга ветер.

Зачем ускориться? Зачем пораньше прибыть? Не лучше ли наоборот, опоздать на эту ненужную ему войнушку и дать Гедимину время удаль свою молодецкую показать. А когда победа в ту или иную сторону качнётся, подойти неспешно, как в анекдоте про быка, и отчихвостить немцев. Уж Гедимин их должен, если не победить, так измотать и проредить.

Первая мысль такая у профессора Виноградова и была. Но потом он её отбросил. Что позволило ему переиграть татаровей? Серьёзная подготовка к бою. Траншей накопали, полк засадный замаскировали, мины закопали. Лучники ориентиры установили.

Ну, опоздает он, и придётся с колёс без подготовки атаковать освоившегося уже на местности противника. Не, не наш метод.

Если пьеса хороша, то зачем новую писать. Сработала стратегия на войнушку от обороны, с тщательной подготовкой позиций, ею и здесь с тевтонами нужно воспользоваться. А из этого вытекает то самое — нужно прибыть к Юрбаргу раньше псов рыцарей и накопать траншей, заминировать и пристрелять орудия, навтыкать ориентиров для стрельцов и арбалетчиков.

Проснувшийся и набивший живот посыльный особо-то много новой информации к той, что выдал первый раз, не добавил. Купец из Мемеля хвастал якобы в Юрбарге, что Вернер фон Орзельн (нем. Werner von Orseln) — 17-й великий магистр Тевтонского ордена, которого 16 июля 1324 года после смерти Карла фон Трира капитул Ордена выбрал в качестве следующего великого магистра, сразу же после избрания был вынужден начать переговоры с Королевством Польским. Переговоры не дали результатов, и Тевтонский орден начал подготовку к войне с Польшей. И вот тут до него дошла весть, что Гедимин собирается опять отбить у них замок Юрбарг. Так что, вместо Польши, собранное уже войско, готовилось выйти навстречу войскам Великого князя Литовского.

Из Мариенбурга выйдет войско, из Мемеля и из замка Кёнигсберг, и к началу сентября они должны подойти к крепости.

— Ещё купец говорил, что по Неману собираются послать флот из галер и мелких корабликов с припасами и лучниками или арбалетчиками из Богемии. Командует флотом комтур Бальги Дитрих фон Альтенбург, который является правой рукой великого магистра.

Все эти длинные имена профессору Виноградову ничего не говорили. А вот упоминание про флотилию заставило задуматься. Припасы? Это кому же припасы лишние помешают⁈ Александр Невский — родич его, он почему Невский? Несколько кораблей на Неве захватил с припасами и несколько десятков то ли шведов, то ли ещё кого, побил. Ну! А чем он хуже. Будет Андрей Неманский. Ну, так себе звучит.

Пришлось и в самом деле ускориться. Всех конников спешили и поставили по два человека вдоль бортов тяжелогружённых телег, чтобы те их в горку подталкивали и из рытвин вытаскивали. Известно же, что скорость всего отряда равна скорости самой медленной повозки. Так что не стрельцов нужно на хороших лошадях вперёд гнать, а медленно едущие повозки с мортирами подталкивать.

Помогло ли, нет ли, фиг его знает, но к Ковно подошли двадцать восьмого августа, на три дня раньше намеченного времени для встречи с Гедимином. Перед самым городом Андрей Юрьевич в сопровождении двух десятков конных арбалетчиков оторвался от отряда и выехал на встречу с тестюшкой любимым.

Приехал и узнал интересную вещь.