Королевство Русское. Книга четвертая. Крестоносцы

Глава 21

Событие пятьдесят девятое

Тысяцкий Владимира Андрей Молибогович следил в подзорную трубу за переговорами. Сам не поехал, чтобы честь не уронить. Он боярин и тысяцкий Владимира, и даже этот местный князёк, взявшийся из ниоткуда и точно не Рюрикович, ему не ровня. Эдак каждый мелкое селище захватит и князем себя обзовёт. Пусть кто помладше с ним переговоры ведёт. А ещё предчувствие было у тысяцкого, что трата времени это. Нужно вышибать гнилые ворота пушками и идти на штурм городка. Там, после гибели большей части дружины, и обороняться-то некому. А то, что всех дружинников, которых мог, Георгий Романович из городка вывел, можно было не сомневаться.

Сидел на кауром жеребце смотрел, а там у ворот Хвост всё о чём-то говорил с князьком. Боярин уже стал сомневаться в своём предчувствии. Ну, как Ивану удастся уговорить этого Георгия Романовича Дубровицкого. Конь боярина, устав стоять на одном месте, стал перебирать ногами, медленно подходя к возу, на котором мешки с овсом лежали. Учуял поживу.

— Тпру. Стой, прорва ненасытная, — потрепал Андрей Молибогович красавца по гриве и чуть не пропустил, как переговорщики начали разъезжаться. В город открылись ворота, и князь в сопровождении воя со стягом скрылись за ними.

А через пару минут и Иван Хвостов вернулся.

— Биться будут, Андрей Молибогович, — хмыкнул диверсант, — дурни. Я не великий спец, как Андрей Юрьевич говорит, но понятно, что темнил князь. И даже понятно, чего темнил. Он подмогу от брата из Турова ждёт. Мы в осаду сядем по его мыслям, а нам в тыл дружина князя Туровского ударит.

— В осаду, говоришь, — засмеялся эдак заразительно боярин, — Ну, ну! Точно дурень. Не будем тянуть. Готовьте пушки, высоко ещё солнце, успеем кое-кому голову прочистить от дурных мыслей. Выбитые ворота этому вельми способствуют.

Теперь нужно было переться тысяцкому к настоящим князьям. Эти два братца к городу близко подходить не стали, остановились со своими дружинниками на холме на берегу реки. Там уже и лагерь разбили. Высокий княжеский шатёр издали видать. Там всей дружины-то чуть больше сотни у князя Дмитрия Александровича Брянского и братца его двоюродного Олега Святославича Гомельского, но князья, как бы они тут главные. От их имени война идёт, чтобы Андрею Юрьевичу с Великим князем Литовским Гедимином не ругаться, он же зубы на эти земли точит.

— Доброго здоровьица, княже, — встречать боярина выехал от лагеря Олег Святославич. Тоже, понятно, наблюдали за переговорами.

— И тебе здравствовать боярин, что там самозванец этот? Согласился сдаться? — князь весел. То ли в самом деле рад чему, то ли принял уже мёда на грудь, как Андрей Юрьевич гутарит.

— Нет, Олег Святославич, ратиться будет.

— Дурень!

— Так и есть. Сейчас из пушек палить будем. Если есть желание посмотреть, то подъезжайте, да вообще, нужно, чтобы они ваши флаги видели. Подъезжайте, — Андрей Молибогович развернул коня и повернулся к своему лагерю, сейчас кипящему как муравейник, — Поспешайте, споро управимся, — махнул он рукой на лагерь, показывая князю, что действо началось уже. Нечего тянуть.

Неудачно ворота у города Дубровица расположены. С точки зрения пушкарей. Они говорят, что из-за реки придётся под углом по ним стрелять. Там получается, что от ворот до берега всего сажен сто. И могут стрельцы со стен достать. Это, если орудие прямо напротив ворот ставить.

Пришлось вырубить прибрежные заросли вербы и установить лафет под приличным всё же углом к воротам. Артиллеристы принесли ствол и установили его на лафет. Потом прицелились, и чуть повернули, чтобы бомба влетела таки в ворота. И командир расчёта дал команду отойти всем. Забросили в ствол картуз с порохом, утрамбовали банником, вставили пыж войлочный и закатили бомбу. Теперь-то новые взрыватели сами в канале ствола загораются, не нужно предварительно княжий шнур поджигать.

— Бойся, — канонир сунул зажжённый факел к запальному отверстию и плюхнулся на землю, которую укрыли принесёнными из леса пихтовыми лапами. Не в грязь же ложиться.

Бабах. Орудие окуталось клубами серо-белого дыма. Бабах, и два удара сердца не прошло, как в воротах вспух свой клуб дыма. И вверх полетели куски дерева и земли.

Когда у ворот дым рассеялся, то оказалось, что удачно выстрелили, с первого раза вышибли гнилые доски ворот. Только три железные полосы, что их скрепляли, болтаются теперь на петлях. Выглядит забавно.

— Плохой князь, — сплюнул канонир. — Первый раз вижу, что петли целы. Совсем видать доски у ворот сгнили.

Князья брянские стрельбу из пушек ещё не видели. Их кони тем более. Животные испугались, и не подчиняясь ездоком, далеко отбежали от города, почти назад к их лагерю.

Андрей Молибогович и сам-то только на учениях это действо видел. Но с конём совладал раньше и, вернувшись на свой холмик небольшой, снова поднёс подзорную трубу к глазу.

Довольно долго ничего не происходило. Потом на стену вылезло несколько стрельцов и начали пытаться добросить стрелы до орудия.

— Вот черти неугомонные. Яким, передай канониру, пусть пальнёт по тому месту, где эти стрелки стоят. Прямо по стене.

Вестовой умчался к орудию и там команда чуть развернула лафет нацеливаясь на стену. Надо отдать должное стрельцам Дубровицким, почти добивали стрелы до позиции.

Бабах! На этот раз князья брянские стояли на твёрдой земле, отправив коней под присмотром воев своих в лагерь. Так сами присели и чуть бежать не бросились. Под Андреем Молибоговичем конь опять дёрнулся, но меньше уже, привыкает помаленьку.

Бабах. Бомба вдарила в стену под десятком стрельцов и в воздух полетели осколки ядра, куски брёвен и земля. Всё это на время скрыл серый, грязный дым и пыль. Минута понадобилась чтобы все осело, а слабый ветер отогнал дым. На месте стены сияла огромная дыра, а стоящая рядом, та самая покосившая башня, исчезла. Рухнула видимо внутрь города.

— Смотри, смотри, машут тряпкой якой! — раздалось позади боярина.

— Иван, скатайся снова, скажи, что условия прежние, только это последнее предложение, не сдастся и не признает власть брянца и Андрея Юрьевича над собой, так сожжем город и его тогда в плен брать не будем. И его самого сожжем.

Событие шестидесятое

— Это ещё посмотреть надо, кто кого загнал в ловушку, — Фёдор осмотрел вымерший двор замка перед детинцем. В обоих смыслах этого слова вымерший. На нём не было никого живого… Ну, хотя чёрт его знает? Так-то там лежало человек двадцать. Они, скорее всего, вымерли — мертвы, раз не шевелились, но могли и ранены только быть. Кто без сознания лежит, а кто претворяется, чтобы ещё одну стрелу не получить в продырявленную и без того уже тушку.

Ловушка для них выглядела так. Двадцать живых и здоровых диверсантов укрылась в недостроенной привратной башне. С ними один раненый стрелой в ногу и Емеля, которому тяжёлая арбалетная стрела попала в шлем. Шлем выдержал, но удар был силён, и десятник получил контузию, несколько минут даже без сознания был. Сейчас сидит в углу рядом с раненым Егором и головой трясёт, всё ещё птички у него в голове поют, вот и пытается их выгнать оттуда.

Из башни они выйти не могут. В соседней башне по другую сторону ворот засело несколько арбалетчиков. В башне чуть дальше, с другой стороны, тоже с десяток и в самом детинце на крыше за зубцами ещё пяток. Остальных всяких копейщиков, меченосцев и прочих рыцарей можно не считать. Они сидят в детинце и нос даже высунуть боятся.

Ну да, они из башни выбраться, не попав под перекрёстный огонь, не могут. Но ведь и крестоносцы — псы не могут из своих башен выбраться, и тем более, из детинца. У диверсантов и луки есть и стрел ещё хватает. Время от времени кто-нибудь из арбалетчиков вражеских пытается голову высунуть, чтобы прицелиться, и в него тут же стрела летит. Увидеть, попали или нет, сложно. Там тоже спецы сидят, и расстояние для арбалетного болта, если не плёвое, то вполне достижимое.

Сейчас с белым флагом к ним пришёл парламентёр. Рыцарь какой-то. Он на песьем своём языке что-то пролаял, но был послан и по матушке, и так.

— Найт фершеен! — попытался выудить знание песьего языка из головы Фёдор. Никто немецкого не знал.

Немец ещё чего-то покричал, но получил тот же ответ про фершеен.

Ушёл крестоносец и вернулся с местным видимо. Но жмудского этого языка тоже никто не разумел. Снова рыцарь ушёл и привёл монаха. Тот на двух языках пытался говорить. Один-то точно латынь. Фёдор слышал, как на ней мастера часовщики лаялись. Второй видимо греческий, и на нём разговаривали мастера, что из Царьграда прибыли.

— Найт фершеен! — оба раза повторял Фёдор.

Четвёртый раз привели теперь два рыцаря бабу всю расфуфыренную в шелках. Ну, как бабу? Девку, скорее, молодую и красивую. Вдвоем привели псы, чтобы прикрывать, она за их спинами ховалась. И вот она — баба в шелках, знала польский. Если медленно говорила, то вполне понять можно. Вот она и объяснила, что тевтоны предлагают разбойникам сдаться. Они, мол, разбойники в ловушке и живыми, если не сдадутся, оттуда не выйдут.

— Это ещё посмотреть надо, кто из нас в ловушке! Пусть попробуют выбить нас отсюда. Передай им, панночка, что если они сдадутся, то жизнь гарантируем. А потом князь наш их продаст магистру вашему. По сходной цене продаст. Спешите сдаться, а то скоро князь наш подойдёт сюда с войском. Он торговаться не будет. Он вас всех просто убьёт.

Паночка ушла и в почти сразу подошло войско. Ну, как войско. Человек двадцать. Одеты кто как, вооружены не сильно лучше. С ними монах с мечом. Чудны дела твои, Господи! Монахи и с оружием. Или крестоносцы все монахи?

(Слова из книги Откровение, глава 15, стихи 3,4: «Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! праведны и истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? ибо Ты един свят»).

Монах их на смерть привёл. Уж что-что, а ворота крепости, из их башни отлично простреливаются. Из двух бойниц сразу стрелять можно. Вдвоём и стали в них стрелы пускать. Благо тут укрываться не надо, от детинца и тех двух башен, в которых арбалетчики засели, бойницы эти не видны. Минута, чуть больше прошло, а из двух десятков треть осталась, которая назад в ворота убежала.

— Чего это было⁈ — Емеля вроде вытряс всех пичуг, чирикающих у него в голове, и смог подойти к бойнице, в которую Фёдор наблюдал за воротами.

— А из города монах привёл дураков безбронных даже. Подмогой, видно, считал братьям-рыцарям. Вон коричневой кучкой лежит у бочки. Дурни.

— Крепко меня припечатало. Где шелом? — чуть качнулся десятник.

— Вот, неугомонный! Нет для тебя дела. Иди, где сидел, там и сядь. Приходи в себя. К ночи нужен будешь. Уверен, что как стемнеет, они вылазку сделают, арбалетчики прикрывать выстрелами будут, а пешцы с мечами к башне от детинца побегут. Вот тогда и ты пригодишься. А сейчас уйди. Отвлекаешь.

— Добро.

Емеля, чуть пошатываясь, прошел к оборудованному для него месту. Раненый Егор попить попросил, и десятник протянул ему флягу, а потом и сам напился от души. Даже полегчало сразу.

— Как думаешь, командир, князь до ночи появится с войском? И вообще придёт ли? Может, с другим войском встретился и там бой идёт? — решил высказать свои страхи Егор.

— Придёт. Думаю, проще всё. У нас переправа не задалась, а ему те же реки переходить надо. Может, там мост смыло или как у нас, брод пропал, вода поднялась. Это у нас всего пять возов, а у Андрея Юрьевича больше сотни. И не бросишь. Орудия же, баллисты, порох. Пришлось, видимо, всё это на плотах переправлять. Представь сколько раз плоты сгонять туда-сюда нужно, чтобы всё наше войско на другой берег переправить⁈ А если два моста или брода. Вот то-то!

Емеля повернулся к Егору, а тот спит уже. Ну, а чего, и ему до темноты полезно будет подремать. Глядишь, во сне и голова чуть поправится.

замок Клайпеды (Мемеля)

Событие шестьдесят первое

Андрей Юрьевич чуть беспокоился. Фёдор с Емелей не появлялись. Ясно, что могли просто разминуться или такие же раздувшиеся реки отряд разведчиков могли притормозить, но мысль, что с ними могло и случиться чего, голову не покидала. Он выслал даже к Мемелю отряд конных арбалетчиков, чтобы те, в драки не ввязываясь, прошли почти до города и вернулись. Вдруг встретятся с диверсантами.

Но отряд вернулся, так своих и не найдя. Теперь войско уже вплотную подошло к городу. Его уже видно было в подзорную трубу. Точнее, видны были подолы или посады, полукругом окружающие город. Замок на фоне заходящего солнца играл всеми красками в красно-коричневых тонах. Вот ведь, псы рыцари и кирпич научились делать, и лодьи нормальные. Вон, какие замки мощные строят. А у него по большей части города деревянные, а судостроение вообще в загоне. Хотя. Куда на тех кораблях ходить? Везде враги. Там ордынцы с юга. Тут крестоносцы. Эти конкурентам тоже не обрадуются, и захватят или перетопят его лодьи с купцами, вздумай он их сюда отправить.

— А ведь это хорошая мысль, — сказал он кемарящему рядом в возке Даньке.

— Что, Андрей Юрьевич? Прости, княже, сморило.

— Да, вот подумал, что, когда мирный договор будем с тевтонским орденом подписывать, нужно включить туда свободный проход наших купцов на лодьях до самого моря. Да ещё и беспошлинно, как с Венгерским королевством.

— Так может их совсем захватить, тогда и договоров никаких не надо, — показал Данька, как курёнку шею сворачивают, — Слабаки они. Только гонору, а биться совсем не умеют. Легко все их крупные города заберём.

— Завоевать можно, удержать нет. Чужая религия, чужой язык. Чужая культура. Нет, это нужно делать постепенно. И ассимилировать. И храмы строить, и школы при них. Университеты на русском. Долгая и трудная дорога. Но начинать надо. Вот с торговли сначала. И нужно детей у нас учить в школах, чтобы они немецкий, как вырастут, знали.

— Асилируть? Асимилируть?

— Ассимилировать. Ну, русскими и православными их делать. Вот ты возьмёшь себе немку красивую в жену в Мемеле…

— Немку?

— Немку, дочку купца или рыцаря. Фон барона какого. Сам фон бароном будешь называться и детишки у вас пойдут вроде бароны Мюнхгаузены, а говорить будут не только по-немецки, от матери язык выучив, но и по-русски. И считать себя будут русскими. И фрау твоя будет по-русски шпрехать. Это и есть ассимиляция.

— Так неужто я русской боярышни не найду, — махнул рукой Данька, — они же, немцы, все вонючие, ты, княже, говорил.

— Вымоешь. Заставишь одежду прожарить в бане жену. И будешь по субботам, как положено, с ней в баню ходить. Всё, решили, готовься. Будем тебе дочку какого барона сватать или графа.

— Помилуй, княже! Она же не понимает ничего по-нашему! — замахал на Андрея Юрьевича руками Данька.

— Ну, не хочешь, тогда не женись. Не будешь бароном Мюнхгаузеном. Эх, такую идею обломал.

— Княже, смотри, они там, немчура эта, ратится с кем-то в самом городе. Вон, вои в ворота замка забежали с мечами и пиками и назад потом, но меньше выбежало, — пока профессор Виноградов пугал Даньку немкой женой, в подзорную трубу за городом наблюдал сотник конных арбалетчиков Александр Туров. Племянник боярина Алексея Турова из Галича.

Андрей Юрьевич взял у него трубу, но ничего, кроме суеты у моста через реку перед воротами замка не увидел.

— Давайте туда. Только это… Александр, смотрите там на стене или башнях могут быть лучники или арбалетчики, так что всем скопом туда не лезьте. Метрах… ай, в ста пятидесяти саженях остановитесь и несколько человек в разведку вышлите.

— Чего уж, не дурные. Сто раз объяснять не надо, — сотник сбежал с холмика, уже по дороге замахал руками, и стал отдавать команды.

Андрей Юрьевич вновь припал к подзорной трубе. Нет. Ничего. Даже суета на мосту перестала суетиться.

— А интересно… Смотри, барон, ворота-то открыты, а в замок никто не едет. И все повозки у моста столпились, а теперь вообще назад разъезжаются. Что-то там точно происходит, — профессор Виноградов передал Даньке трубу, а сам задумался. Непонятно ничего. Что там творится?