Глава 25

Событие семьдесят первое


Генрих фон Плоцке (Heinrich von Plötzke) — Маршал Тевтонского ордена сидел на телеге с перемотанной белой тряпицей головой и с тоской смотрел на то, как враги снимают доспехи и раздевают рыцарей крестоносцев. Эти варвары поступили подло. Они не объявили войны, не построились напротив ровными рядами и не позволили их коннице, выстроенной клином, прорвать эти хилые ряды и устроить потом погром в тылах. Нет! Эти варвары напали исподтишка, из засады. Как разбойники лесные на купцов. Да ещё ударили по ним каким-то дьявольским оружием. Генрих слышал про греческий огонь. Римляне побеждали им своих врагов. Римляне? Где те римляне? Но в тёмные времена его секрет был утерян. Даже у самих римлян и прочих государств, что возникли на осколках великой империи находящихся на Италийском полуострове нет сейчас греческого огня. И у ромеев, что остались в Константинополе нет. А у этих варваров, вот, оказывается, есть.

— Варвары. Wovon, zum Teufel, redest du? (О чем, черт побери, ты говоришь?) Какие варвары? — Ну, теперь маршал видел, что может «варвар» и не сильно подходящее слово. Мощные луки, большие баллисты, греческий огонь… Разный при этом, один горит и воняет серой, как это описано в книгах, а второй вообще непонятен, который словно тысячи наконечников от стрел отправляет во врага. Один такой наконечник, ему вынули из щеки. Застрял, разорвал шелом и на излёте ещё и в щеку впился. Хорошо не в глаз. И хорошо, что буквально за пару минут до этого варварского нападения он надел шлем. До этого ведь в руке держал. Топфхельм (нем. Topfhelm — «горшковый шлем») ему и спас жизнь.

Рус — лекарь вырвал застрявший в щеке наконечник, смазал рану пахнущей вином мазью, наложил повязку из белой тряпицы и уходя протянул Генриху фон Плоцке наконечник от стрелы.

Странно, что же такое сделали русы, что так рычало в лесу и посылало с огромной силой эти наконечники в его рыцарей. Ясно, что тоже как-то связано с греческим огнём. Наконечник ощутимо вонял серой.

В живых осталось мало. Десятка три рыцарей. Кто сгорел в огне, а кому такие вот наконечники попали не в прочный шлем, а в кольчугу, легко её порвали, а дальше прошли насквозь его рыцарей. Один из них сейчас лежит рядом с повозкой, на которой маршал сидел. Его избавили от кольчуги и одежды и видно теперь, что, войдя в плечо, такой вот наконечник без стрелы, пробил тело юного Альбрехта насквозь, на спине есть большая рваная рана. Скорее всего, Альбрехт не выживет. Хоть лекарь и ему обработал рану и замотал тряпицей. Но… Слишком уж большая рана на спине. Вырываясь из тела молодого рыцаря железка, сделала приличную дыру.

— Эй! — к Генриху подошёл высокий человек в кольчуге плотного плетения и необычном красивом золоченом шлеме. Воин протянул маршалу керамический белый кубок с горячим питьём, от которого шёл запах каких-то трав, — Дринк… Дринкен? Доннер ветер.

Маршал показал себе на щеку:

— Ich bin verletzt. (Я ранен). Ich bin an der Wange verletzt. (Я ранен в щеку).

— Верлетц? Ранен? Ферштейн. Данька, ты где пропал, позови невесту. Тут шишка какая-то большая нам в плен попалась, нужно его пораспросить про Юрбарк.

Что кричал этот воин Генрих фон Плоцке не понял, но вскоре появился огромный воин, в похожих доспехах. Гигант яркими голубыми глазами сочувственно и чуть презрительно эдак глянул на маршала и ушёл, но вскоре появился с белокурой девушкой смутно знакомой маршалу.

— Я графиня Мария Луиза фон Арнебург, — сделала книксен девушка и Генрих её узнал.

— Эти варвары захватили вас в плен графиня? Сколько они требуют выкупа? Как они поспели захватить даму? Что они с вами сделали? — засыпал графиню вопросами маршал. Морщился при этом, говорить мешала раненая щека.

— Я не в плену… Ну… Это добровольный плен…

— Они вам угрожают, графиня⁈ А где граф фон Арнебург?

— Вот… Да… Мой муж граф фон Арнебург погиб, защищая замок в Мемеле. Там все погибли, все защитники замка. Ваша помощь опоздала. Король Руси захватил Мемель. Горожане собрали деньги и откупились. Город не разграблен. Вар… Подданые короля Руси только забрали всё железо у жителей города и вывезли всё ценное из замка. Но жителей не убивали.

— Что же вы, графиня собираетесь теперь делать? Почему вы среди варваров?

— Вот тот огромный князь предложил мне выйти за него замуж…

— Замуж⁈ За варвара и схизматика. За этого ортодокса.

— За этого, маршал. Ладно, не будем обо мне, — Мария Луиза повернулась с умильной такой улыбкой слушающему их разговор Андрею Юрьевичу, — меня позвали перевести вам, маршал, то, что скажет король Руси.

— Король⁈ — хотел фыркнуть Генрих фон Плоцке, но тут же скривился, от резкого дёргания щекой рана заболела.

— Наговорились? — Андрей Юрьевич поднял руку, призывая и маршала, и переводчицу, к вниманию.

— Что вам угодно… — не знал, как закончить фразу маршал, не его Величеством или сиром же именовать этого варвара.

— Маша, ты переводи точно. Первое. Великий Магистр Вернер фон Орзельн убит. Ваши люди его опознали. Тело для похорон мы вам выдадим. Да, впрочем, все тела выдадим. Ним они ни к чему. И раненых оставим. Да… да и живых оставим. Вы сейчас поклянётесь, что их выкупят. Цену назначать не буду. Сами определите. Если будет маленькая цифра, то мои люди потом найдут этого рыцаря, где бы он ни скрывался и кастрируют. У жадин не должно быть детей.

Второе. С этого дня купцы Русского королевства будут торговать на землях ордена без пошлины.

— Я не уполномочен решать эти вопросы! — вскинулся маршал.

— А вот мне кажется, что именно вас, хер Генрих, выберут следующим Великим магистром ордена. Ну, а не выберут, то вы ведь можете озвучить тому, кого выберут, мои требования. Что-то пойдёт не так, и мы вернёмся и захватим все ваши города. И ограбим их, тогда вы потеряете гораздо больше, чем десятина с моих немногих купцов. Они будут на лодьях по Висле прибывать в Данциг. Вы обеспечиваете их защиту на торге и провожаете до границ с Польшей. А то у вас разбойники всякие. Уничтожьте их. В моём королевстве их нет. Да, и как бонус… ай, ответный подарок. С ваших купцов тоже не будут брать десятину. Взаимовыгодное сотрудничество.

— Я приму решение, если выберут меня и поговорю со следующим Великим магистром, если выберут кого другого. Это и в самом деле хорошее предложение.

— Вот и чудненько. Да, чуть не забыл. Теперь Тевтонский орден будет платить дань Королевству Русскому. Не вскидывайтесь, совсем не страшная дань. Вы с купцами будете отправлять нам десять двухсотлитровых бочек мочи… ай, тринадцать пудов. Пятьсот фунтов.

— Мочи⁈

— И пять девственниц. Они должны быть ростом с меня и иметь светлые волосы и голубые глаза.

— Девственниц, с тебя ростом? — немец икнул.

— Да. У нас живёт дракон и именно из его испражнений мы делаем греческий огонь и те штуки, что стреляют громом, ну, те, что швыряются наконечниками от стрел, — ткнул десницей Андрей Юрьевич в наконечник, что судорожно тискал пальцами маршал, так вот, дракон этот пьёт только человеческую мочу и питается высокими голубоглазыми девственницами.

— Этого не может быть! — вскочил с телеги фон Плоцке.

— Не пришлёте… А это надо делать два раза в год. Весной с первыми купцами и осенью с последними, вот примерно в это время. И мы придём и сожжём все ваши города, предварительно ограбив. Не стоит пробовать не выполнить эти мелкие условия. Купите девственниц. И построите как в Риме общественные туалеты. Учтите, дракон почувствует если моча будет разбавлена. Ох, не завидую я тогда вам. От злости он такие какашки выдаёт, что двух лопат хватит, чтобы взорвать весь замок в Мемеле.

— Какашки⁈

— Не всё ещё. Мне нужно ещё м… пятьсот фунтов свинца тоже два раза в год. Всё. Это вся дань, которую вы будете платить десять лет. Потом просто будем торговать.

— Не бывает драконов⁈ — неуверенно просипел маршал.

— А вы не отправьте дань и узнаете, бывает или нет.

— На него можно посмотреть? — с круглыми глазами подскочил к нему зашуганный немец.

— Конечно… Через десять лет. Как выплатите дань, я приму вашу делегацию и покажу дракона.

— А если мы выплатим… отдадим… если всё это мы отдалим вашим купцам за один раз⁈ Тогда мы сможем увидеть дракона в следующем году?

— Сможете… Нет. Тогда, раз вы всё это можете выплатить за один раз, то дань увеличивается в десять раз….

— Нет. Нет! Пусть будет через десять лет, — сник маршал.

— Ну, и чудненько.

— А чем питается дракон сейчас? Ну, девственницы? Откуда они?

— Своих отдаём. Жалко. Такие красавицы, а отправляем на смерть…

Профессор Виноградов задумался на секунду.

— Данька помнишь, ту бочку, с порохом, что разбили при переправе.

— Помню. А им безруким…

— Да подожди. Порох же слипся. Отколите топором приличный кусок с картуз размером. И мне в тряпице принесите. Устроим им фейерверк.

Через десять минут прибежал взмыленный будущий король Бранденбурга и принёс приличный кусок в тряпку завёрнутый. За это время на краю дороги развели костёр.

— Вот, смотрите, — Андрей Юрьевич развернул тряпицу и сунул под нос маршалу серый кусок бесформенный, чуть пахнувший серой. — Это какашка дракона. Сейчас смотрите. Давай, Данька. Осторожнее там. Ещё несколько раз в тряпку заверните и в какой рыцарский шелом положите. Бросишь в костёр и беги. Пять шагов и падай.

Данька так и проделал. Достал из кучи трофеев погнутый топфхельм и сунул туда угробленный порох. Подошёл на цыпочках к костру, сунул туда шлем и рванул. Ну, мог и чуть дальше отбежать. Пока шлем нагрелся, пока тряпки сгорели.

Бабах. Хоть костёр и развели в двадцати пяти примерно метрах от этого места, где телега с маршалом стояла, и весь народ ещё дальше отогнали артиллеристы, но жахнуло так качественно, что головёшки долетели до телеги, а шлем, разорванный, как распустившийся бутон, взлетев в воздух, плюхнулся в нескольких шагах всего от побелевшего и сжавшегося крестоносца.

— Вот, хер Генрих. Это всего лишь маленький кусочек какашки. Так что не советую выдумывать чего и не присылать дани. Или там крестовые походы организовывать. Взорвём все ваши замки, а вас сожжем. Ферштейн. Штаны придётся поменять.

— Княже, неужели ты думаешь, что тевтоны в сказки поверят? — когда они отошли от маршала, пристал к нему Данька.

— А без разницы. Но тут ведь главное запутать. Они бы, наверное, купцов наших не пустили и свинца не продали, да ещё и крестовый поход против нас организовали. Мы бы отбились. Тут сомневаться не стоит. Но всё одно и люди бы погибли и сколько времени и денег бы пришлось в очередную войну вбухивать. И главное — сколько времени. А так первые несколько лет они будут и торговать и от резких движений воздерживаться. Лазутчиков отправят. Нужно нам пещеру найти в Карпатах или вырыть и бабахать там время от времени и слухи про дракона распространять.

— И что тогда?

— А тогда по крайней мере два — три года у нас будет к войне с ними подготовиться. Настоящих латунных пушек нальём, чтобы не три раза из неё стрелять можно было, а триста, а то пятьсот. И много таких пушек нальём. И баллисты усовершенствуем. Большие горшки сделаем. С пару ведер. Представляешь, как вспыхнет два ведра напалма. И это в центре атакующих рыцарей. Хана всему наступлению.

— Я бы не поверил в дракона, — с сомнением пожал плечами, не убеждённый князем, главартиллерист.

— Посмотрим.


Событие семьдесят второе


Князья Дмитрий Александрович Брянский и его двоюродный брат Олег Святославич Гомельский двигались со всевозможной поспешностью к себе в Брянское княжество. Обоими странное чувство владело. Зависть? Ну, это понятно. Стрельба из пушки их впечатлила. Оба даже представляли себе, что будет с крепостью, если не одно орудие выстрелит, а десяток. А если два десятка? А ещё представляли, что вот несётся на эти пушки их дружина или те же поганые и тут по ним эти два десятка… эти, пусть, две дюжины пушек выстрелит. Вот бы посмотреть на это! Понятно, как Андрей Юрьевич два тумена ордынцев изничтожил.

— А нам бы такое оружие, Андрей Молибогович. А то вы эвон где, а поганые-то рядом с нами. От Киева до Гомеля или Брянска несколько дней ходу. А от Владимира ехать и ехать. Так это пока гонец…

— Вы же слыхали, что Андрей Юрьевич говорил⁈ Организуйте почтовых голубей. В городах по всей дороге от Брянска до Возвягля. Мы-то от Возвягля до Ровно сначала создали перелёты. Три голубятни в Ровно, три в Возвягле. Потом три голубятни в Луцке. Десяток во Владимире. Во Львове теперь есть и в Галиче. Указы князя есть почтовые службы в Перемышле создать, в Ужгороде и Мукачево. Следом в Кошице будут заводить. А на полночь тоже есть указ и в Холме, и в Берестье. Все наши земли скоро будут сетью голубятен покрыты. К зиме уже всё готово будет. И вы не ловите мух, а создавайте. Тогда узнаете про опасность от поганых и сразу голубя в Гомель, а оттуда в Возвягль. Или с этой стороны на Туров потом Дубровица и Ровно наше. А лучше и так, и эдак. Нужно же тебе, княже, знать, что в новых твоих землях творится.

— А пушки? — не успокоился Дмитрий Александрович, хоть брату и кивнул, мол, да, нужно, обязательно нужно голубиную почту наладить.

— Это не ко мне, княже, — сказал тогда тысяцкий Владимира, — Вернётся Андрей Юрьевич, вы к нему по первому снегу и приезжайте. Чай зятю не откажет. Не враг же он дочери своей. Не оставит кровиночку без защиты.

Наверное, всё же не зависть была главным чувством, что съедало князей. Любопытство. Точно, любопытство было сильнее зависти. Хотелось узнать братьям, откуда у князя Владимирского такие вещи. Часы на башне, пушки, стекло. Кофе этот. Монеты необычные, совсем на те, что у них имелись, не похожие. А фарфоровые кружки⁈ Чудо настоящее. Ничего подобного нет ни у кого. Сам князь говорил, что вычитал те знания из ромейских книг, что были у него в детстве в Галиче, у отца его в библиотеке. А тогда почему у самого Юрия Львовича — государя Руси не было всех этих чудес, коли книга та у него была. Опять же появлялись у них купцы ромейские изредка, шли по Днепру, доплывали и до Киева, и до Гомеля, и даже до Смоленска. А нет у них всех этих чудес. Книгу, значит, они написали, а как такие чудные вещи сделать не знают. Забыли. Чудно.


Событие семьдесят третье


«Манна же была подобна кориандровому семени, видом, как бдолах». (Чис. 11:7) Название «манна» этот хлеб получил, потому что когда евреи увидели его в первый раз, то спрашивали друг друга: «ман-ху?» («что это?»), Моисей ответил: «Это хлеб, который Господь дал вам в пищу». Манна покрывала утром землю вокруг еврейского стана во всё время их путешествия каждый день, кроме субботы.


Санька Юрьев смотрел на пойманного разведчиками священника. Смотрел и думал, чего с ним делать? Убить надо бы⁈ Это же надо до чего додумался, ссука, на свою земли грабителей, убийц и насильников привёл, только чтобы… Чтобы что?

— Зачем же сделал ты это, Марек Форгач? Скажи перед смертью. За что ты ненавидишь народ свой? Ты ведь словак? И вот привёл на свою землю немцев, чехов, сброд всякий, чтобы они народ, который ты защищать должен, убивали, грабили, насиловали? Нравится тебя смотреть, как насилуют женщин, как убивают стариков⁈ Выйди на площадь в городе… или в… и скажи: «Это я привёл тех упырей, тех грабителей, тех насильников и убийц, чтобы покарать вас за приверженность истинной веры. Я привел их, чтобы вы поняли, какое дерьмо все, кто стал католиком, предав веру предков».

— Я не хотел… Не хотел я! Я проклял их! Господь услышал меня и обрушил очищающий огонь на этих…

— Господь⁈ Скажи сильно я на Господа похож? Я… Мы убили исчадий ада, что ты привёл на свою землю. А если Господь выбрал меня своей карающей десницей, меня ортодокса и схизматика, так может наша данная нам предками вера истинная, а твоя ложна⁈ Вот он и покарал, тех, кто от веры отцов отошли⁈ В ересь кинулись. Еретики должны гореть в огне. Не так ли получилось? Не знак ли это тебе, Ваше Высокопреосвященство⁈

— Я не хотел… Я думал… — взгляд епископа обратился к нему, — Помилуй меня, Господи! Согрешил я! Помилуй меня! Дай сил исправить содеянное!

— Вона чё? Исправить? Ты воскресишь убитых мужей, что вступились за насилуемых жён? Ты вернёшь людям награбленное? Ты ещё себя и миссией считаешь? Да ты не просто дурак и гад, что привёл нечисть на землю свою, ты ещё и еретик. Ты себя равным Господу возомнил⁈ Оживлять людей будешь? Накормишь город целый мановением руки. Тут половина населения не переживёт зиму. У них все запасы выбраны и сожраны в три глотки тем воинством сатаны, что ты привёл. Это не тебе опять, урод, исправлять, а мне и князю Мечеславу. Нам нужно будет закупать везде продовольствие и сюда везти.

— Я помогу! Я не хотел… — епископ Кошице распростёрся на грязной траве пожухлой и принялся трястись в рыданиях.

Мальчишка худой, чернявый подошёл к нему и стал гладить по голове, что-то говоря на латыни.

Санька языка не знал. Но видимо нашёл какие-то слова пацан для этого урода.

Епископ поднялся, растёр грязь и слёзы по лицу и зыркнул на Саньку.

— Я перейду в православие. И я начну сбор помощи жителям Ружомберока и Жилина.

— Вот как, что же сказал тебе отрок сей?

— Алонсо? — епископ погладил пацанёнка по голове, — он сказал, что он был воришкой и исправился. Значит, и я могу исправиться. И хоть что-то исправить…

Загрузка...