Королевство Русское. Книга четвертая. Крестоносцы

Глава 22

Событие шестьдесят второе

— Емеля, просыпайся, шум непонятный от моста! — теребил десятника стрельцов главный картограф Фёдор.

— А? — Емеля глаза открыл, но не проснулся пока. Мозги, отбитые прямым попаданием арбалетного болта в шелом, хотели ещё хоть немного в покое полежать. Занять прежнее привычное место после сотрясения.

— Шум, говорю, крики от моста! — тряханул его последний раз Фёдор и убежал. Шаги вниз по ступенькам затопали.

Как понял десятник, они сейчас в правой от ворот башне недостроенной. Ясно, что ворот с неё не видно, оно закрыты квадратной надвратной башней, далеко вклинившейся во двор крепости. Вот она достроена полностью. Даже треугольная черепичная крыша имеется.

Емеля поднялся. Видимо не долго ему дали поспать, голова по-прежнему шумела, и иногда перед глазами мушки пролетали. Тем не менее, десятник перешёл через круглое помещение к противоположному краю, откуда можно было через две бойницы увидеть, что происходит за пределами замка. Был виден конец моста и часть самого моста. Там в самом деле было какое-то шевеление и шум. А ещё там всадники были. Эх, он же трубу подзорную Фёдору отдал. Так бы посмотреть можно было, что там за всадники. А чего сам Фёдор не посмотрел?

Ответ он увидел сразу. На полу под бойницей лежала его подзорная труба, а рядом осколки стекла. Нда, жалко. Емеля попытался своими глазами рассмотреть, без помощи волшебной трубки, чего там на той стороне моста. Всадники, погарцевав, отступили и на рысях погнали к посаду.

Может и Андрей Юрьевич с войском подошёл? Пора уже. А может к рыцарям подкрепление из какого соседнего городка прибыло. Чего гадать. Скоро ясно станет. Емеля уже было собрался вниз спускаться, как тут снова зацокали по камню лестницы подковки сапог Фёдора.

— Ты трубу разбил? — сразу набросился на него десятник.

— Я. Стрела от арбалета прямо в бойницу попала, когда на нас горожане с монасем шли. Отшатнулся и выронил. Выживем, выпрошу у Андрея Юрьевича новую для тебя, — скуксился главный картограф, — Свою в этом походе потерял, теперь твою. Ох, и ругаться князь будет.

— Что там, я отсюда понял, что всадники какие-то подъехали к мосту и назад ускакали⁈ Думаю, может это разведка нашего войска? — махнул на трубу рукой Емеля.

— Да, кто знает? Может рыцари? А купцы да пахари, что там у моста столпились им рассказали про нас. Одно точно можно сказать — разведка была, — гоготнул забывший уже об угробленной ценности Фёдор.

— Если наши, то как я понял, их могут вон из той башни обстрелять, когда они на мост выедут? — за спину себе показал десятник стрельцов.

— И из той, и из той, за воротами. В западне мы тут. Правильно та панночка говорила.

— Чего за панночка?

— Переговоры хотели с нами переговаривать. Сдаться предлагали. Мол, тогда повесят не больно. Это когда ты ещё без памяти был. Послали мы её подальше.

— Что у них баба старшая? — брови у Емели вверх полезли.

— Тьфу на тебя. Переводила с немецкого на польский.

Пока разговаривали, подошли опять к бойнице.

— Смотри опять, там что-то творится! — Фёдор, первым выглянувшим в бойницу, отпрянул, уступая командиру месту.

— Так это точно наши. Вон, конь у первого. Это же Александра Алексеича Турова конь. Такого ни с кем не спутаешь.

И действительно достался после битвы с венграми сотнику конных арбалетчиков приметный жеребец. Чубарой масти. Белый с редкими чёрными пятнами. Князь Андрей Юрьевич ещё решил породу такую вывести. Всех лошадей похожей масти собирает отовсюду. Уже их больше десятка и первая кобыла даже жеребёнка принесла, как раз от жеребца сотника Турова.

— Их же обстреляют сейчас⁈ — развернулся к Фёдору Емеля.

— А, трём смертям не бывать! Мы сейчас атакуем обе башни. По десятку на каждую. Извини, командир, для тебя лука нет. Тут побудь. Вон, Егора охраняй, — на бегу уже крикнул картограф, скатываясь по лестнице вниз, — Ребя, ко мне! — уже издали донёсся его голос.

Емеля дёрнулся было вслед за Фёдором, но в голове всё поплыло, еле до Егора доковылял и рядом на какие-то тряпки плюхнулся. Крепко его всё же приложило. А он даже и не видел, откуда болт этот ему в голову прилетел.

Через пару минут и пару последних глотков из фляжки десятнику полегчало и поднявшись, стараясь не торопиться, он двинулся к бойнице, чтобы посмотреть, что на мосту творится.

А на мосту творилось. Он был узок. По нему могла проехать одна телега или проскакать одна лошадь. Именно так и было. По длинному мосту двигался десяток примерно всадников. Они прижимались к гриве лошади, а в руке у каждого был круглый большой щит, которым всадник пытался и себе и своему коню голову прикрыть. По ним с обеих башен стреляли из арбалета и прямо на глазах Емели одна стрела ранила животное. Конь грохнулся на доски настила и забился. Всадник при этом под перилами пролетел и плюхнулся в холодную воду реки.

Движение арбалетчиков замедлилось. Эта лошадь шла пятой и только четверо продолжало движение к воротам. Остальные арбалетчики стали спешиваться и уже без лошадей, прикрываясь своими щитами побежали к замку. Башен Емеле было не видно, но судя по времени, там сейчас должен был начаться бой между его стрельцами и арбалетчиками крестоносцев. Из слов Фёдора выходило, что силы примерно равны. Ну, плюс ещё… Ну, наверное. Должны же кнехты отвлечься на тех, кто летел к ним по мосту с криками «Ура», которые теперь отчётливо слышно было.

Замок Мемеля (Клайпеды)

Событие шестьдесят третье

Переговоры проходили в помещении кафедры имени Святой Марии или храме высшего ранга и центре епархии, в которой находится резиденция епископа Курляндского Эдмунда фон Вёрта (Edmund von Wörth). В покоях Их Высокопреосвященства и устроились. На стенах ещё полчаса назад были гобелены, окна имели что-то типа штор с ламбрекенами из золотой парчи. На полках и сундуках было полно книг и свитков. Некоторые явно из папируса, на свет клеточки отлично просматривались. На огромном дубовом столе были тоже книги, листы бумаги, подсвечники серебряные и даже золотая чернильница в малахитовом настольном приборе письменном.

Это всё был полчаса назад. А сейчас не было. И Андрей Юрьевич точно знал, куда всё это делось. Делось это в его обоз. Война она должна прибыль приносить. А тут одних книг было на многие сотни рублей. А папирусные свитки могли быть из Александрийской библиотеки. Псы рыцари же принимали самое деятельное участие в разграблении Константинополя.

— Есть гвозди из креста или ещё чего полезное, вы, Ваше Высокопреосвященство, лучше выдайте добровольно, а то сначала уши отрежем, а потом глаза начнём выкалывать. А нет. Я тут другую хохму придумал. Губы вам отрежем, чтобы вы вино пить не могли, оно назад выливаться будет. Через зубы… Хотя… Зубы тоже вырвем.

— Сатана!

— От Сатаны и прочих Вельзевулов и слышу. Так, что, будем выдавать неправедно награбленное?

Говорили через переводчика, предоставленного проигравшей стороной. Андрей Юрьевич немецкий знал так себе. Учил в школе и институте, но пользоваться не приходилось. Потом пришлось выучить английский, чтобы печататься в иностранных журналах. Придумали власти. Дебилы. Раньше все диссертации почти были под грифами разными, как можно врагу доверять открытия, а потом вдруг оказалось, что чем больше секретов сольёшь врагу, тем ты лучше, как учёный. Чудеса.

Епископ Курляндии ангельского языка не знал. Владел латынью, немецким и голландским. Андрей же Юрьевич знал английский, русский древний, русский будущего и русский матершинный. Нет пересечений. Вот и пришлось найти переводчика, который… А, которая, владела польским. Это была жена… ай, вдова одного из рыцарей крестоносцев — пятого сына Иоганна IV, маркграфа Штендаля. Вроде как графа Арнебурга, но это не точно. Возможно, город и по-другому назывался. Попробуй, не зная языка и географии местной точно запомнить. В общем, полячка была графиней. И вдовой стала только вчера, когда при штурме замка её мужа этого рыцаря и проткнули стрелой.

Зарёванной графиня не выглядела. Выглядела злой и растерянной.

— Пошёл в ад! — это так с польского, который хоть и похож на русский, но так себе, приходилось вечно переспрашивать и просить повторить. (Poszedł do piekła). Ну, а чего Пекло оно и есть пекло.

— Серафим, отрежь Его Высокопреосвященству ухо. Вам какое нужнее, господин епископ левое или правое?

На самом деле Андрей Юрьевич знал, чего допытывается от этого дядечки. Ему уже разведчики шепнули, что у этого товарища есть кусочек камня бичевания Иисуса Христа. А чего, у этого гада есть, а в Русском Королевстве нет ни одной святыни, не честно.

— А, будь ты проклят схизматик! Я отдам. У меня есть частица камня, на котором бичевали Господа нашего.

— Хорошо. Отдавай. И казну ещё. Сейчас Фёдор тебе ухо перевяжет и займёмся вторым актом Мерлезонского балета. Ваше Высокопреосвященство, вы лучше выдайте все ценности сразу, а то к концу опроса моего, у вас от лица одни щёки останутся.

Бамс. Это полячка графиня бледнела — бледнела и в обморок грохнулась. Не выдержала вида одноухого епископа.

— Данька. Вот смотри яка гарна дивчина лежит. И не баронесса даже, а целая графиня, да ещё и права на маграфство по мужу. Не разобрался ещё что это, но раз называют Бранденбург, то это как король целый. Ну, почти. Нравится?

— Так она католичка. Девка-то красивая… — главный артиллерист нагнулся и легко поднял панночку на руки, положил на лавку, что стояли вокруг стола с одной стороны. С другой были роскошные резные стулья — троны и Андрей Юрьевич уже решил, что заберет этих красавцев с собой. И дом украсят и образцом для владимирских столяров станут. А то только табуретки умеют кособокие делать.

— Ничего, перекрестим. Ты её поцелуй эту спящую красавицу, пусть просыпается. У нас с его Высокопреосвященством ещё не обговорено, сколько денег нам Мемель отвалит, чтобы мы домой ушли.

— Поцеловать⁈ — Данька сказку явно не читал.

— Не хочешь. Ну, давай я попробую…

— Чего это! Я сам! — богатырь нагнулся к полячке и чмокнул неумело её в губы. Понятно, что та проснулась и завизжала. Рожа эдакая бородатая её укусить пытается.

— Тихо, пани Мария. Это Даниил Мечеславович Детько — сын боярина, ай, блин, вечно забываю. Сам же князем сделал воеводу. Это сын князя Словакского Мечеслава Детько. Ну, княжич, по-вашему. Он хотел помочь вам очнуться. Ферштейн? Не надо его бить. Это ваш муж будущий.

Панночка опять глаза закатила.

— Данька, ты не стесняйся. Ещё раз поцелуй, видишь панночка притворяется, на ещё один поцелуй напрашивается. Не распробовала с первого раза. И не тушуйся, целуй как положено. Это не распятие, а девка.

— О, Матка Бозка! — вскочила переводчица.

Событие шестьдесят четвёртое

Андрей Молибогович озадаченно голову почесал, выслушав доклад Ивана Хвостова.

— Смотри ты? Неожиданно.

В самом деле получилось неожиданно. Так с первого раза и не понять, то ли хорошо это, то ли так себе, а то и вовсе плохо. Словом, погиб Георгий Романович Дубровицкий. Был как раз на стене в том месте куда ядро попало, повезло не убило. Уберёг Господь. Отбросило на землю. Не разбился, благо стены не высокие. Поднялся. Перекрестился троекратно и тут на него башня эта кособокая упала и придавила. Насмерть.

Всё это рассказал тысяцкий Дубровицы Иван Андреевич Серый. Он-то и стал главным в городе после смерти князя. Княгиня есть и две девчушки дочери, но не им же в осаждённом городе командовать. Боярин вылез на остаток стены и стянув с себя белую рубаху замахал ею. Он и князю говорил, что зачем ратиться с сильным, если ничего не меняется. Ты, мол, княже, как сидел на земле, так и будешь, да ещё и выход платить поганым не надо. Одни подарки, чего же ратиться? Но Георгий Романович упёрся, он уже послал за подмогой к брату в Туров гонца и надеялся совместно с ним владимирцев и брянцев отогнать.

— Принимаем мы ваши условия, — сдерживая нервного коня гарцевал перед ними тысяцкий.

— Ты, смеёшься что ли⁈ — Дмитрия Александровича Брянского на смех пробило. Хохотнул сначала несмело, а потом загоготал, — Какие условия? Условия были, что князь ваш на столе остаётся. Так нет князя. Сам сказал. Какие условия? — как резко начал, так же резко и оборвал смех князь.

— Так княгиня…

— Ой! Княгиня⁈ Да у вас при князе башни падают. Что с жёнки взять? Нет, она пусть сидит себе в тереме. А землицей кто управлять-то будет? Ты будешь? Кто ей в уши будет советы нужные вкладывать? Я тиуна пришлю. Только тиун не власть. Не князь.

— Я могу…

— Постой! — Дмитрий Александрович, махнул десницей на боярина.

— А скажи, Иван Андреевич, по твоему разумению, Юрий Романович с Турова, когда подойдёт? — перебил князя Андрей Молибогович. Власть они тут делить вздумали. Войско к ним идёт. Вот о чём думать след.

— Дня три. Гонца вчерась послали, как про ваше войско прознали, — пожал плечами тысяцкий, — Так пустое это, — он троекратно перекрестился. — Три сотни воев если и приведёт старший брат, так и то много. Был я в Турове, не сильно он больше и богаче нашего княжества. Сотню дружины и пару сотен ополчения. Для вашего войска на один зуб. А эти ваши громобои просто разгонят его.

— Зачем русским людям гибнуть? Дурость это, как Андрей Юрьевич говорит. Ты, давай, боярин, начинай править, раз хочешь. Покажи себя. Отправь гонца к брату князя своего убиенного. Пусть расскажет, всё что видел и слышал. И сюда пригласит Юрия Романовича. Ну, условия не меняются. Идёт под руку Дмитрия Александровича Брянского, а тот своими землями к Рождеству войдёт в наше королевство Русское, править будет твёрдой рукой Андрей Юрьевич из Рюриковичей и Романовичей. Правнук Даниила Галицкого — короля Руси, — взял на себя дальнейшие переговоры Андрей Молибогович, а то брянцы ещё наговорят чего лишнего.

— А ежели не захочет Юрий Романович под чью-то руку идти? — невесело усмехнулся тысяцкий.

— Дурень, значит. Побьём. Так погибнуть может, как брат его. Да только чтобы поганым выход не платить и баскака их в шею турнуть уже под любую руку я бы пошёл. Так, а тут ещё и как сидел на столе, так и останется. Торговля наладится. Ремёсла. Мастеров Андрей Юрьевич пришлёт. Стекло делать научит, крепости каменные. Железо крепкое. Вот эти громобои на стенах крепости его поставят. Пушками они называются. Слышал же ты… Должен был слышать, как весною мы поганых побили под Житомелем. Так их два тумена было, а назад в Сарай если десяток вернулся, то счастье для них. Рвов у Житомеля не хватило тела ордынцев ховать.

— Ретивое взыграет у Юрия Романовича. Брата вы его убили…

— Шалишь! Ты же сам гутарил, что башня на него упала. То бог его наказал, что он гордыню свою не обуял. Людей повёл на убой, когда миром всё решить мог. Ну, не пришли бы мы сегодня, завтра Гедимин — Великий князь Литовский бы войско привёл. И тот штурмом бы взял город ваш и пограбил бы. А потом всё одно к себе забрал. И не смог бы от поганых защиту дать. Наоборот, вами бы прикрылся, коли они бы пошли на него. Вон. Киев он взял, брата там посадил и что? Как сидел там баскак ордынский, так и сидит.

— Слыхали…

— Слыхали они. В общем так, Иван Андреевич, если хочешь править тут, то езжай к Юрию Романовичу и добейся от него мирного перехода под власть Дмитрия Александровича и Андрея Юрьевича. Правильно я говорю, княже, — повернулся за поддержкой к молчащему пока князю Брянскому Андрей Молибогович.

Все повернулись к Дмитрию Александровичу. Тот покивал головой и троекратно перекрестился.

— Богом клянусь, всё, что сказал боярин Владимирский истина. Так и будет. Езжай Иван Андреевич. И князю Туровскому скажи, что не было умысла у нас убивать брата его. Мнится мне, прав Андрей Молибогович, то рука божья на него башню обрушила, чтобы люди в ваших княжества не гибли попусту. Все мы в руце божьей.