Глава 22

Событие шестьдесят второе


— Хер Гюнар, десять фунтов серебра. Ферштейн. Вот этот мешочек. Да, для вас и не крюк так-то особо. Стокгольм рядом совсем, зайдёте, может товар какой прикупите нужный, и к себе в Росток спокойно отправляйтесь. И всем там, у себя, в Ростоке, говорите, что прямо с весны в русском городе Выборг будет три месяца идти большая, богатая ярмарка. Наши купцы товара навезут, я с братом моим королём Густавом договорюсь, он туда товар своим купцам велит привезти. Отличная будет ярмарка. Я вам с собою вот несколько бутылок русского вина дам, как образец наших товаров. Про мёд, пеньку, соболей с горностаями и прочий воск с льняной тканью и говорить не стоит. А, ещё я от себя лично выделю купцам и бронзовой пудры, и бронзовой краски. Договорились? Вот ведь, стоп, брат Михаил дай херу Гюнару два карандаша, красный и простой… Ай, один раз живём, и мелок пастельный один, во-во, вот тот синий.

Это Юрий Васильевич выловленного в порту Або купца из Ганзы уговаривал передать королю Швеции послание. Пока Ганза ещё сильна и Мекленбург Росток к себе не присоединил. Вообще на Росток у Юрия Васильевича планы были. Теперь с появлением Выборга путь в немецкие земли открыт и можно учёных из университетов к себе лучших переманить. Так в Ростоке крупнейший и старейший университет Европы.

— Только пуд серебра… Ладно, ладно, стоило попробовать. Жадность грех, но все мы люди и легко в грех впадаем, — купец с опаской покосился на Егорку, который при попытке поторговаться изобразил на зверской харе своей задумчивость, то ли просто убить зарвавшегося купчика, то ли сначала язык вырвать, чтобы чепухи не нёс.

— Хер Гюнар, вы врагу оружие привезли, я бы мог за это просто забрать у вас корабль, но я сделаю вид, что пороха и мушкетов на вашем корабле не было. И да, вам крупно повезло, что шведы успели расплатиться. Вот письмо моего брата — царя Ивана Васильевича, за красивую улыбку прозванного Грозным. Вам, как и говорил уже, нужно просто вручить торжественно его важному какому начальнику в Стокгольме, и на словах передать то, чему вы лично были свидетелем. Да, и в конце подчеркните особо, не будет через две недели посольства в Або, и мой флот, все вот эти двадцать кораблей, вооружённые страшными русскими пушками пойдут в Стокгольм и спалят, и взорвут, и разнесут там всё в клочья. Пусть поторопятся. Если даже по дороге встретим посольство, то утопим корабль и всё одно уничтожим Стокгольм. Ауфвидерзеен (Аuf wiedersehen).

В порту Або было шесть торговых кораблей. Или судами их нужно называть, чтобы военные моряки не обижались⁇ Это только у них — корабли. Да, чёрт с ними, в порту было шесть судов. Суден? Посудин. Два брига были шведскими. Их приватизировали, уже согласно традиции. Очень удачное приобретение, один из них был под завяску забит оружием и порохом — главное, как и корабль купца из Ростока. Теперь пороха надолго хватит, спасибо королю Густаву за наше счастливое детство. Будет чем новых потешных обучать, настреляются пацаны вдоволь.

Остальные корабли не с таким дефицитным товаром. Вот эта вот трёхмачтовая каракка — так же ганзейское торговое судно из Ростока. Ещё было два ганзейских когга из Гамбурга и Любека и датский бриг. Их всех отпустили восвояси и даже позволили завершить сделки. Ганза пусть, если не другом будет для Москвы, то по крайней мере нейтральной. Да и датчан раньше времени злобить не хотелось Боровому. Вот, если они полезут в Прибалтику и попытаются вмешаться в Ливонскую войну, тогда другое дело, а пока пусть торгуют. Этого купца с бригом и с известной датской фамилией Андерсен Юрий Васильевич тоже пригласил на ярмарку в Выборг следующей весной.

Ещё, кроме хера Гюнара, от себя лично принц и герцог Юхан по договорённости отправил с разрешения Юрия Васильевича письмо батяньке, дескать, тятя, приезжай, выручай, а то будет мне бобо. Но на эту оказию Юрий Васильевич не надеялся. Если по морю от Або до Стокгольма миль сто пятьдесят. Километров двести пятьдесят, чуть больше. То вот пеший эротический маршрут от Або до Стокгольма вокруг Ботнического залива — это полторы тысячи вёрст. Это месяц пути. Зима начнётся. Придётся домой убираться. Зимовать в довольно большом вражеском городе Юрий Васильевич не собирался.

Встреча вышла скомканной, епископ — ученик самого Лютера, молчал и слова за десять минут, что переговоры длились, не произнёс. Говорил герцог Юхан и губернатор Стен Эриксон. Стали сначала карами грозить. Почти Санкции из Ада и Армагедец одновременно. Фон Рекке им рассказал про взятие Выборга и о разгроме шведской армии и флота у Орешка. А также о нескольких мелких стычках по дороге, которые закончились полным истреблением или пленением шведов. После этого сказала высокая шведская сторона, что требования завышены чрезмерно. Серебра половину дадим и двести пудов меди и генуг.

— Сегодня мы выпустим ещё парочку наших мин и взорвём университет и ещё одну кирху, выбирайте какую. Завтра уничтожим полностью замок. Так что озаботьтесь ваше высочество, чтобы в этих зданиях народу не было. Зачем вам понапрасну подданных терять.

— Мы подумаем. Дайте нам один день, — уже вслед удаляющемуся капитану произнёс первые слова, наконец, епископ Агрикола. Наверное скрипучим таким голосом с каплями яда и мсти. Жаль князь Углицкий глухой. Не подействовал яд.

На следующий день торговля продолжилась. На ней тоже Юрий Васильевич сам присутствовал. Разве такие важные переговоры можно кому доверить? Вражеские начальники дивились, что глухой принц разговаривает, да ещё на четырех языках, и даже на пятом пытается шпрехать. (В первый-то день молчал за немцем прячась, просто разглядывал противную сторону, стараясь их слабости понять). Но держались и бились за свои серебрушки и медяшки шведы, как настоящие воины. С кулаками лезли. Юрий Васильевич долго стоял на своём, но видимо столько серебра действительно не было в захолустном финском городке, хоть и столице герцогства Финляндского. Городок чуть больше заштатной Калуги. Пришлось снизить количества серебра в два раза до шестидесяти двух пудов и разрешить заменить серебро золотом в соотношении один к двенадцати. Боровой один к десяти предложил, но такой визг подняли шведы, что и тут пришлось уступить. Торг получился как на базаре во Львове — длинный, эмоциональный с идиомами и выражениями красивыми.


Событие шестьдесят третье


Как себе тонну серебра Боровой представлял? У Швеции сейчас есть крупная монета — далер. Он чеканится из расчёта двадцать пять с половиной грамм чистого серебра. А монета весит под тридцать грамм. И есть шведская марка. Эта монета в три раза легче. Вот и представлял себе Юрий Васильевич несколько мешков серебряных далеров и марок, а раз про золото зашёл разговор, то раз точно известно, что в Швеции нет золотых монет, то дадут английские золотые кроны, весом чуть больше трёх грамм. Или венгерские дукаты. И всё оказалось совсем не так. Совсем — совсем не так.



Серебро принесли первым. Его получилось около восьми сотен кило. Взвешивали на весах, что установлены в порту. И они отградуированы в фунтах. Гири фунтовые. Но, если пересчитать, то — восемьсот кило. И монет там всего один маленький мешочек. Ну, пусть будет сто килограмм, хоть на самом деле поменьше. А остальное это хлам. Металлолом. Посуда. Подсвечники. Большинство помято или сломано.

И даже купель здоровущая есть. Тоже помятая.

— А где гарантия, что тут серебро высокой чистоты? — обошёл гору металла, принесённую шведскими солдатами, Юрий Васильевич.

— Это в кирхах и костёле разрушенном собрали. Кто же в храм божий плохое серебро понесёт? — резонно заметил дворянин, что был на взвешивании главный.

Вона чё! Так это епископ Агрикола выкуп заплатил. Ну, молодец.

Золотых монет не было вообще. Был золотой ларец и несколько кубков. В сумме должно быть под восемь кило. Столько и было, при этом видно, что из одного кубка только что выковыряли самоцветы. Места крепления остались и следы от инструмента.

Кубки смотрелись старинными и тоже можно заподозрить, что чистота золота там не велика, просто не умели раньше чистое золото выплавлять. Плавили прямо из песка или самородков, а там чаще всего золота половина, если в процентах считать, то чуть больше пятидесяти, остальное медь и серебро. Да, и ладно, не стал спорить со шведами из-за этого князь Углицкий. Это же дармовое и золото и серебро, а дарёному коню в зубы не смотрят.

Зато, когда на следующий день люди потащили медь и железо, Юрий Васильевич прямо порадовался. Была и посуда, но были и слитки: и меди, и бронзы. Были крицы железа. Даже несколько плугов было и топоров несколько десятков. Или эта штука, не плуг, не так называется? Плоскорез? Были и косы.

Всё это целый день несли жители города Або и солдаты местного гарнизона.

— А у вас ружья и шпаги, что не из железа, — не найдя этих вещей, рыкнул на солдатиков Егорка. Рыкнул на русском, не поняли. Потом на немецком и физиономию злую соорудил. Поняли и понесли. Замечательные мушкеты. И раз они местные, то изготовлены из качественного легированного марганцем железа.

На следующий день экспроприация продолжилась, барон Иоганн фон Рекке сказал губернатору Стену Эриксону, что пойдём завтра по домам и будем проверять на наличие меди и железа. Швед голову в плечи вжал, рядом огромный Егорка стоит, тяжко разговаривать с таким великаном — богатырём рассерженным, поневоле голова в плечи забирается. Первым явился епископ Агрикола и спросил про колокола, они же из бронзы. И Юрий Васильевич вспомнил про выковырянные камешки из кубков.

— Горсть самоцветов и колокола не трогаем.

Ученик главного протестанта Европы Лютера Мартина, как от незрелого лайма скривился, и ушёл. Явно Господа ихнего Бога призывая обрушить свой гнев на проклятого схизматика. Но через пару часов монашек молоденький самоцветы принёс. Смотрелось это блёкло и бедно. Кабошоны и довольно низкой прозрачности. Аметисты, рубинов парочку, один синий камешек, возможно, сапфир и половина этой горсти бирюза. И монашек мелкий, а значит, и горсть у него маленькая, потому и послали видимо его. Нужно было Егорку отправлять в качестве мерной тары. Вот он принёс бы. В три раза больше. Опять чёрт с ним. Снова дарёный конь.

Пока народ проклинал русских, а ещё больше своего идиота короля, который с ними решил повоевать, Густав Бергер сияя адмиральскими эполетами… а, ну, ладно, нет ещё эполет, тогда, сияя довольной физиономией, обходил простых матросов, попавших в плен и матросов реквизированных купеческих судов и заводил с ними разговоры, что в русском флоте оплата в три раза больше, чем в шведском, да ещё землицу по выслуге десяти лет дают на юге. Там чернозём голимый, а не наши рыжие глинистые почвы, там сунул черенок от граблей в землю и на следующий день орехи собирай. И орехи не простые ядра ажнать золотые, тьфу, огромные с бычий глаз размером. А рожь там стеной стоит, коса не берёт. Ну, и что, что адмирал был в России только у Орешка, да и то по большей части в плену. Главное в бизнесе — хорошая реклама.

И ведь нашлись желающие, тем более что люди и сами видели знакомые хари небритые среди матросов и боцманов русских корабликов. Да и капитаны, что им зубы вышибали не раз, тоже были на русской службе и теперь им запрещалось рукоприкладство. Пороть — это пожалуйста, а в зубы ни-ни. Зад заживёт, а вот зубы новые не вырастут. А ежели вырастет зуб-то у матроса, то не костяной, а из мести и злобы собранный. В результате удалось адмиралу в свои ряды навербовать сто тринадцать матросов, шесть боцманов и пятьдесят новобранцев старше шестнадцати лет и сорок, по два на каждый корабль, юнг возрастом от тринадцати до пятнадцати лет.

Можно считать, что теперь, пусть и с трудом, но всеми кораблями можно управлять и без потерь довести их до Выборга, и даже до Орешка некоторые.


Событие шестьдесят четвёртое


Собрали, загрузили, разложили в трюмах по полочкам добычу, а короля Густава всё нет, или вестей от него. Правда, две данные на прибытие переговорщиков недели ещё не истекли, но осталось всего два дня. На всякий случай Юрий Васильевич с капитанами и адмиралом переговорил. Плохо всё. Если Або — это не Швеция, то Стекольна — это уже Швеция, это здесь можно местное население притеснять и грабить, они вообще недочеловеки, чухонцы. Юрий Васильевич знал, что ничего уничижительного в этом времени это слово не несёт. Это от слова чудь — «чужие». Потом уже станет пренебрежительным у великороссов. Но как раз сейчас, зато шведы финнов не любят и считают слугами, рабами почти. Дикари же, живут по лесам. И вот воевать с финнами шведы согласны, а обстреливать Стокгольм не очень. Может и выполнят команду, а может попытаются поубивать русских артиллеристов снова стать хозяева своих кораблей и биться за фатерлянд.

Лучше бы Густав приехал на переговоры или прислал послов, не хотелось князю Углицкому проверять лояльность шведских моряков. Да, пока соотношение русских плюс ливонских и других немецких моряков на кораблях в пользу, пусть будет, русских. Да теперь ещё команды немного финнами разбавлены, те же юнги почти все финны. Однако ночью, когда русские с немцами уснут, чёрт его знает, что местным в голову взбредёт.

Юрий Васильевич без дела не сидел, капитаны кораблей проверили чего не достаёт, всё же бой был и часть такелажа и парусов повреждена. Проверили, доложили и отправились в Або закупать припасы и снаряжение. Оружие и порох в городе изъяты и нападения не должно последовать. Вернулись все живые и здоровые, но часть первого жалования и даже не просто часть, а большую часть, в местных кабаках оставили. Вот! Опять Або начал богатеть.

Послы от короля прибыли в последний день, может даже специально где-то среди многочисленных островов скрывались, выжидали окончание срока, чтобы показать, что они московитов не боятся.

Густав Ваза послал на переговоры Стена Лейонхувуда — члена Королевского Совета и Лаурентиуса Петри Нерициуса — архиепископа Упсальского. Главой церкви в Швеции король объявил себя, и выходит, что архиепископ как бы второй человек в церковных делах. А Стен Лейонхувуд отвечает в Совете за экономику или торговлю. Об этом Юрию Васильевичу поведал адмирал Бергер, сразу после прибытие послов с ними встретившийся. Официальную встречу назначили на утро посреди порта. Благо, вроде, дожди прекратились, и осень решила подарить людям ещё несколько солнечных деньков.

Кроме этих двоих на рандеву пожаловали и местные, и герцог Юхан вырядился опять в кружева, и его губернатор Эрикссон не меньше шёлка и кружавчиков на себя истратил, один только епископ Турку Микаэль Агрикола был всё в той же поношенной серой рясе. А чего, может её рукой касался сам Мартин Лютер⁈

— Вы вправе принимать решения, господа послы, или просто выслушаете наши предложения и поедете… и поплывёте в Стокгольм или Упсалу докладывать королю, а потом назад с его ответом, потом снова с моим уточнением, и опять с его ответом? — Юрий Васильевич говорил с ними на немецком. Ну, хорошо, не говорил, вещал. В сурдопереводчиках снова брат Михаил, и товарищи решили общаться на латыни.

В записке, составленной через пять минут братом Михаилом со слов архиепископа Упсальского Нерициуса были любопытные предложения от короля. Прочитав их Боровой стал думать, а сколько он на самом деле сможет обеспечить кораблей верной ему командой. Или погрузить туда русских столько, чтобы шведы восстание не подняли. Придётся, скорее всего, идти к Стокгольму и преподать урок Густаву Вазе. Иначе он в Ливонскую войну решит вмешаться, он небось думает, что подготовься он получше и побил бы рюски.

В записке было написано, что русско-шведская граница восстанавливалась по старому ореховскому договору от 1323 года. Швеция выкупает пленных, а русские отдают ему все захваченные корабли.

— Егор, послов избить до невменяемого состояния, и окунать в воду, пока не очнутся. Переведи это, брат Михаил, а ты Егор погоди, но рожу страшную скорчи.

Монах перекрестился, но слова князя перевёл.

— Теперь переводи мои условия. Земля от Ладожского озера до озера Сайма будет русской, а потом до Выборга на полдень, отступив от него пятьдесят вёрст на запад. Никаких кораблей вы не получите, пленных выкупаете, как король ваш и предложил, наших купцов из Стокгольма отпускаете и каждому за бесчестье выдаете золотом… Именно золотом, столько, сколько стоил их товар с их слов, втрое. За бесчестье и арест посла «земца» Никиты Кузьмина выплачиваете ему пять пудов серебра. И последнее, вы выплачиваете нам, за то чтобы мы не приплыли и не уничтожили Стокгольм и другие прибрежные города, триста пудов серебра или в пересчёте один к двенадцати золотом. Да, мир заключается на сорок лет, и если за это время будет хоть одна провокация, хоть на одну нашу деревеньку нападут ваши люди, даже если они будут разбойниками, мы приплывём и все ваши города уничтожим. В следующем году или через год мы пойдём войной на Ливонию. Если хоть один вооружённый швед там окажется, мы придём и уничтожим все ваши прибрежные города. Что ещё брат мой писал. Ах, да, на расстоянии ста вёрст от Ладожского озера не должно быть ни одной шведской крепости, если уже построили, то сжечь или, если каменная, то взорвать. На этом всё. А сейчас скажите, Егорке бить вас или нет? И не говорите, что вы послы. Где наш посол Никита Кузьмин? Вам можно послов в железа имать, а нам нет разве! — Боровой постарался это проорать, чтобы шведы прочувствовали, что он зол и именно так и поступит, если что пойдёт не так.


Добрый день уважаемые читатели, кому произведение нравится, не забывайте нажимать на сердечко. Вам не тяжело, а автору приятно. Награды тоже приветствуются.

С уважением. Андрей Шопперт.

Загрузка...