Пограничник. Том 12: Меж двух огней

Глава 24

Я не видел, сколько душманов поднимались по склону, пробираясь совсем недалеко от нас. Прежде чем залечь, успел заметить лишь то, как из-за камней показался паколь одного и высокий тюрбан другого.

Душманы шли беззаботно. Празднo переговаривались о чем-то. Голоса врагов доносились до моего уха приглушенными, плохо разборчивыми. Праздный их тон, тем не менее, говорил мне о главном — они не успели заметить ни меня, ни девчонки. И это было хорошо.

Девчушка егозилась подо мной недолго. Недолго сопротивлялась тому, что я пытался как можно сильнее вжать ее в землю. Она довольно быстро распознала, что к нам приближаются враги. И затихла.

Я почувствовал, как разжимаются ее зубы, больно стискивавшие подушечку моей ладони.

С трудом она повернула голову. Мы встретились взглядами. Сначала ее глаза округлились от удивления и страха. Но, когда она прислушалась, то в них снова появилось сосредоточенное выражение осторожного охотника.

Я приложил палец свободной руки к губам. Потом медленно и тихо отнял ладонь от ее губ. Как я и ожидал, она проявила благоразумность и не стала кричать. Лишь дышала быстро и прерывисто, словно какой-то хищный пушной зверек.

А тем временем голоса душманов зазвучали гораздо ближе, чем раньше. Я напрягся. Аккуратно и тихо снял с плеча ремень автомата. Подтянул оружие повыше. Положил себе на грудь.

Если раньше я слышал только голоса, то спустя полминуты улавливал и хрустящие звуки шагов, когда кто-нибудь из врагов наступал на каменную крошку. Не прошло и минуты, как до нас донеслось бряцание оружия. Они были близко.

Девочка задышала еще быстрее. Всем телом я чувствовал, как скоро, даже бешено колотится ее сердце. Девочка отвернула лицо, прижалась щекой к земле, будто бы не желая смотреть на приближающуюся опасность.

А я, напротив, наблюдал. Мне пришлось аккуратно высвободить левую руку из-под девчонки, чтобы можно было нормально держать автомат.

Духи проходили где-то прямо над нами. Если бы не складка местности и камень, за которыми мы затаились, они несомненно уже заметили бы нас. А сражаться с противником, чью численность разведать заранее я не успел, да еще и из такого неудобного положения, у меня не было совершенно никакого желания.

Но главным было даже не это обстоятельство. Главным было то, что сейчас я отвечаю не только за себя. Сейчас я отвечаю еще и за девчонку. Раненную, неподвижную, слабую. Девчонку, которая станет обузой в бою, но одновременно с тем, моя совесть не позволит мне ее бросить.

Но к счастью, душманы проходили мимо. Проходили тихо, спокойно. Мирно болтали о чем-то.

Вдруг я услышал, как среди них завязалась какая-то словесная перебранка. Трое, судя по голосам, духов, принялись о чем-то спорить едва ли не у нас над головами. А оттого они остановились.

Спор развивался быстро. Духи покрикивали друг на друга. Звуки их речи на дари то и дело приобретали нотки какого-то неприятного, ядовитого шипения.

Я стиснул автомат покрепче. Затаил дыхание, внимательно прислушиваясь к каждому жесту. К каждому движению врагов.

Потом решился медленно, аккуратно повернуться на полкорпуса. Слегка помог себе локтем. И увидел их.

Скрытые по пояс складкой местности, духи высились над нами. Один стоял спиной. Лица я не видел, лишь выцветший светло-синий паколь, что он носил. Другой оказался боком. В глаза бросился его профиль. А особенно — длинный, но кривой от сильного перелома нос. Дух спорил с первым. При этом голос его звучал так, будто душман страдал от сильного насморка.

Третий стоял немного дальше, и я мог наблюдать лишь его объемный, грязноватый тюрбан, несомненно бывший когда-то очень белым.

Троица ругалась о чем-то и, казалось, даже и не думала удаляться. Судя по тому, что из-за пределов моей видимости доносились и другие голоса, врагов было больше трех.

Вдруг носатый толкнул обладателя паколя в плечо. Тот ответил ровно тем же. Третий вмешался, унимая обоих. Духи на мгновение подняли вой. Мне даже показалось, они сейчас подерутся.

Девчонку это напугало. Признаюсь, я даже удивился, когда она прижалась ко мне, словно воробушек, ищущий защиты от холодного дождя. Удивления, конечно, я не выдал. Лишь продолжал наблюдать за душманами.

Душманы не пустили в ход кулаки. Хотя, как мне показалось, были на грани. Все потому, что их остановил властный, хрипловатый голос, обладатель которого находился за пределами видимости.

Духи успокоились почти сразу. Чуть-чуть пошипели друг на друга, заминая ссору. Я украдкой выдохнул, не ослабевая, тем не менее, концентрации. Оставаясь готовым в любой момент вскинуть автомат и открыть огонь.

Потом паколь вдруг ушел, скрылся из поля зрения. За ним скрылся и тюрбан. Лишь носатый зло фыркнул и последовал было за остальными. Душманы стали уходить.

Девочка будто бы почувствовала это. Она несколько расслабилась, но не совсем. Попыталась обернуться, чтобы посмотреть, что ж там творится, неудачно пошевелилась и… пискнула от боли в ноге. Немедленно зажала себе рот руками.

Я стиснул зубы. Приподнял автомат, когда носатый, который почти было исчез, замер на месте. И направился к нам.

Его шаги сначала захрустели по камням. Потом зашелестели по траве. Дух замер прямиком над нами. Я смотрел точно на него. Медленно поднял автомат, направив ствол на врага. Но стрелять не спешил.

Все потому, что дух не смотрел на нас. Он застыл над нашим укрытием, словно высоченный великан. Я даже видел его большие, но кривые ноздри — одна меньше другой.

Дух рассматривал склон. Казалось, даже и не думал смотреть себе под ноги. А стоило ему опустить голову — и вот они мы. Как на ладони.

Душман повел взглядом по каменистой осыпи. Уставился куда-то вдаль, на горы. Прислушался. Я положил палец на спуск. Девочка дрожала, не осмеливаясь смотреть на него.

Еще движение, одно-единственное движение, и он нас заметит.

«Придется стрелять», — думал я, прогоняя в голове возможные варианты развития событий и соображая, как мне поступить, если сейчас закрутится на полную катушку.

Нас спас хриплый, уже знакомый мне голос. Он донесся откуда-то сверху. Душман немедленно обернулся. Ответил внос, своим немного скрипучим голосом. Ответил, будто отмахнулся. Но все же послушался и в следующее мгновение исчез. Последовал за остальными.

Без движения мы лежали еще несколько минут. Слушали уходящих в горы духов. Привстать и осмотреться я позволил себе только тогда, когда их голоса окончательно стихли.

Девочка тоже порывалась встать, но я остановил ее жестом. Честно говоря, я не ожидал, что этот запуганный зверек послушается меня. Но она послушалась.

— Нужно уходить, находиться тут опасно, — негромко проговорил я, все еще глядя наверх, туда, где душманы скрылись за большой, похожей на тупорылый нос кашалота скалой.

Когда я глянул на девушку, то заметил, что она так и не пошевелилась. Так и лежала, чуть приподнявшись на локтях. Лицо ее было напряжено. В ответ она смотрела исподлобья.

Я протянул ей руку.

— Нужно уходить, — проговорил я спокойно.

Девушка выдохнула. Зрачки ее скакнули вниз. Как бы не осмеливаясь заглядывать мне в лицо, она все же взяла меня за руку.

Когда я взял ее на руки, девочка зашипела от боли. Успокоив ее голосом, я аккуратно понес девчушку ниже по склону. Приходилось идти медленно, следить, куда ставлю ногу. Нередко мы останавливались. Нога начинала донимать девочку так, что она требовала опустить ее на землю.

Я прекрасно знал, что с таким ранением она не сможет выдержать долгий переход без остановок. Да и мучать ее мне совсем не хотелось. Потому я остановился уже спустя минут десять пути, когда нашел более-менее укромное, укрытое от наблюдения сверху место.

Таким местом стала поросшая можжевельником и чахленькими, низкими ивами каменная плита. Она оказалась достаточно широкой, чтобы растениям было за что уцепиться на ее поверхности. Но самое главное — образовывала достаточно высокий козырек, в две трети человеческого роста.

Неся девочку, я аккуратно спустился под плиту по скользковатой каменистой осыпи. Положил девчонку в сырой, но укрытой от чужих глаз тени.

Дальше, с помощью двух более-менее ровных палок и бинтов из моего единственного ИПП, соорудил ей на ногу шину.

Пока фиксировал палки, девочка шипела и фырчала, кривилась от боли. Но не сопротивлялась.

— Вот и сходил, что называется, на американца, — вздохнул я, заглядывая в ее огромные темные глаза.

Девушка насупилась. Однако теперь она смотрела без страха. Не пыталась отводить взгляда.

Я уже давно заметил, что от нее пахло преимущественно дымом и землей, как от существа, живущего в норах. Однако придал значение этому запаху только сейчас, в спокойной обстановке.

Неизвестно было, что случилось с девчонкой, раз уж она оказалась тут одна. Неизвестно, как долго девочка выживала в горах. Однако, судя по ее внешнему виду, состоянию и запаху, ей пришлось провести в Темняке не меньше нескольких дней.

И как ни странно, она выдержала это испытание достаточно умело. Раз уж осталась жива и не попалась духам.

Я улыбнулся ей. Девочку, кажется, это удивило.

— Саша, — проговорил я, приложив пятерню к груди.

Она непонимающе нахмурилась.

— Саша, — повторил я и теперь похлопал себя по карману бушлата.

Девочка так и не ответила.

— Ну, — беззаботно пожал я плечами, — не хочешь знакомиться, и не надо.

С этими словами я потянулся за своей фляжкой. Заметил, как девочка уставилась на нее жадноватым взглядом. Как сглотнула.

— Пить хочешь? — спросил я. — Я тоже. Да только воды у нас нету. Все на твою ногу ушло.

Девочка облизнула обветренные губы.

— Ладно, — вздохнул я и поправил автомат за спиной. Вернул фляжку на место. — Здесь, чуть повыше, я видел родник. Схожу воды набрать. А ты будь здесь. Сиди тише воды, ниже травы.

Я глянул на ее стянутую шиной ногу. Хмыкнул.

— И никуда не уходи.

Родник пробивался сквозь пару больших камней, образовывающих на своем стыке крохотную пещерку. В пещере плескалось маленькое озерцо, почти лужа. Оно спускалось вниз со склона маленьким, едва заметным между камней ручейком.

Я подставил фляжку под родник. Принялся набирать. Задумался.

Со следа американца я ушел уже давно. Еще в тот момент, когда заметил девчонку за камнями. Конечно, теперь никакой речи о том, чтобы продолжать преследование, уже не шло. Я не могу бросить девчонку тут, в горах. Бросить и просто уйти. Придется возвращаться вместе с ней ко дну ущелья, к дороге. Муха, наверняка, уже добрался до отделения Самсонова. Более того, он наверняка отправил за мной разведгруппу.

«Ох и разозлится же старлей на меня за то, что сам ушел в погоню, — подумал я с улыбкой. — Возможно, даже наорет. Ну ничего. Пускай хоть так душу отведет».

Улыбка быстро сошла с моих губ, когда в кристально чистой воде озерца, кроме своей собственной расплывчатой тени, я увидел еще одну, крадущуюся за моей спиной.

Я среагировал мгновенно: обернулся, сходу схватил занесенную в низком ударе вооруженную ножом руку. Это был ломоносый душман. Глаза его горели безумным гневом. В страшной гримасе он показал мне гниловатые зубы.

Я не растерялся, остановил метящую мне в живот руку с ножом, а потом, любимым манером, впечатал ему лбом прямо в зубы и нос.

Хрустнуло.

Душман покачнулся, потерял нож. Завыл от боли, хватаясь за окровавленное лицо. Я успел заметить, что его сломанный, длинный и кривой нос от удара вывернуло в другую сторону.

Попятившись, он рухнул спиной на камни. Я тотчас же оказался сверху и, не думая ни секунды, вонзил ему в грудь собственный нож. Мне потребовалось два удара. Оба — в сердце.

Душман захрипел, оплевал собственный подбородок кровью и зубами, а потом затих. Глаза его остекленели.

— Сукины дети… — прошипел я, вытирая клинок о сгиб локтя. — Видать, все же заметили нас. Заметили меня и…

Я не договорил. Не договорил, потому что мысль оказалась быстрее слов. Не теряя времени даром, я помчался вниз по склону. Туда, где оставил девочку.

На первый взгляд плита, послужившая нам укрытием, казалась все такой же безмятежной. Однако я не дал себя обмануть. Метров за пятьдесят до нее я принялся двигаться короткими перебежками — от укрытия к укрытию. Тем не менее, я не заметил нигде поблизости засады. Не заметил врага, что мог бы взять меня на мушку.

У плиты я и вовсе полез по-пластунски. Продвигался медленно, стараясь не сильно шуметь насыпавшейся на застелившую камень плиты почву хвоей.

Когда медленно, незаметно добрался до ее края, увидел ровно то, что и ожидал.

Два душмана сидели с девчонкой. Я узнал обоих — один, тот что был в пакое, другой — в тюрбане.

У обладателя паколя оказалось очень бугристое, очень рябое лицо. Он схватил девчонку, зажал ей рот рукой и приложил нож к горлу. Второй сидел рядом, направил автомат вперед, ожидая, видимо, что я приду именно оттуда. Не очень осмотрительно, учитывая, что под плиту можно было спуститься и с тыла.

«Ждут меня, падлы, — разум прострелила быстрая, как выстрел, мысль. — На случай, если их дружок со мной не разделается. Ну что ж. Ждете? Получайте».

Я просто спрыгнул на них сверху.

Схватил обоих за одежду, повалил. Вооруженный душман при этом разразился длинной, бестолковой очередью в небо. Второй вдруг сначала сдавленно, а потом во всю глотку заорал.

Я схватил вооруженного за автомат, несколько раз ударил ножом в грудь. Дух задергался, заскреб каблуками ботинок о камни. Руки его ослабли. Я легко вырвал АК.

Когда перехватил оружие так, чтобы ударить второго в лицо, увидел призанятнейшую картину: душман вцепился в девчонку так, словно она оказалась под напряжением и не отпускала духа. А при этом он выл и шипел сквозь зубы от боли. А все потому, что девочка тоже вцепилась в него. Вернее — в предплечье и кисть. Ногтями и зубами. И нещадно, до крови, грызла сжимающую нож ладонь.

Я врезал духу по лицу прикладом. Врезал и почувствовал, как в момент удара вместе с моим движением на душмана выплескивается и холодная, накопленная в душе ярость. Злость на американца. Злость за то, что он сбежал. За то, что он убил Саню Бычку.

Удар получился излишне сильным.

Тяжелый, деревянный приклад душманского АК-47 врезался в скулу духу с такой силой, что лицевая кость немедленно треснула. Не успел я опустить оружия, как заметил, что глаз духа уже покраснел от наливающей его крови.

Душман заболтал головой и почти сразу обмяк. Девочка тут же вырвалась из его хватки. В руках ее мелькнул неведомо когда выхваченный каменный нож.

Прежде чем я смог унять ее, девочка умудрилась нанести ему два или три удара камнем в лицо. Умудрилась превратить его физиономию в нечто, отдаленно напоминающее винегрет.

— Тихо-тихо… Тпру… — оттянул я ее.

Девчушка взвизгнула, замахала руками. Когда я отпустил, она машинально отползла, прижалась спиной к сырой, землистой стене под плитой.

— А тебе, — ухмыльнулся я, осматривая изуродованный душманский труп, — а тебе палец в рот не клади, да?

Девочка сплюнула кровь врага. Утерла покрасневшие губы. Она дышала глубоко. Глаза ее казались по-настоящему дикими, как у звереныша.

— Ладно, — посерьезнел я, осматриваясь. — Надо уходить. Их дружки могут нагрянуть сюда в любой момент.

— Махваш, — внезапно проговорила она, переводя дыхание.

Я глянул на девчонку. Вопросительно приподнял бровь.

Она шмыгнула носом. Утерла его. Потом приложила руку к груди и повторила:

— Махваш.

— Ну, будем знакомы, Махваш, — улыбнулся я. — А теперь пойдем. Надо поскорее убираться отсюда.

— Понимаю. Понимаю, что болит, — проговорил я раскапризничавшейся девчонке. — Потерпи еще немного. Мы останавливались совсем недавно.

Сидевшая у меня на закорках Махваш что-то пробормотала. Потянула меня за одежду на плече.

— Ну ладно-ладно. Давай передохнем.

Я выбрался на достаточно ровную, поросшую низенькой, темно-зеленой травой полянку. Помог девочке опуститься на землю. Сел рядом. Отдал девочке фляжку. Пока она пила, осмотрелся.

А потом заметил, как что-то блестит в траве.

Я медленно поднялся. Махваш напряглась, заметив это. Отняла фляжку от губ.

Когда я приблизился к предмету, сразу понял, что это такое.

— Он был здесь, — прошептал я тихо.

А потом опустился и поднял потерянный американцем «Вальтер ПП».