Пограничник. Том 12: Меж двух огней

Глава 25

«Он был здесь», — мысленно повторил я, глядя на потерянный американцами пистолет. «Вальтер», заключённый в блестящий, словно бы хромированный корпус, нёс на затворной раме надпись на латыни. «Удача любит смелых», — гласила эта надпись.

Видимо, пистолет был наградным, а Стоун, когда-то, служил в морской пехоте США.

Я нахмурился. Медленным, неторопливым, но чётким движением извлёк магазин, в котором не было больше ни единого патрона. Потом вернул его на место.

Почувствовал, как тихая, расчётливая, но холодная, словно лёд, ярость снова поднимается в душе. В голове немедленно вспыхнула картинка. Яркая и внезапная, словно дульная вспышка. Ночь. Склон. Темнота. И выстрел. Одинокий, внезапный, предательский. Тень Бычки, складывающаяся пополам, когда пограничник поймал пулю и упал на землю.

Я стиснул зубы.

Ощутил сильное, практически непреодолимое желание возобновить моё преследование. Возобновить мою охоту. Казалось, ничего больше не имело значения: ни раненая девочка, найденная мною в горах; ни взвод «Мухи», так и не дошедший до точки встречи к моему уходу; ни отделение Гриши Самсонова, которых я оставил на дне ущелья, у колонны. Ни даже основная боевая задача.

Значение имел только американец. Только этот подонок, причастный к смерти Бычки, причастный к тому, что наш взвод вынужден прочёсывать это проклятое место. Причастный к гибели парней. К тому, что многие из них терпят ранения. А ещё причастный к «Пересмешнику».

Он, этот американец, виделся мне сейчас корнем многих испытаний, что пришлось нам перенести и на Шамабаде, и тут, в Афганистане. Виделся ключом ко всему.

И я должен был схватить его. Схватить, чтобы выбить информацию. Чтобы полностью понять общую картину. И чтобы отомстить за всё, что перенёс я и мои товарищи в этой войне. И за тех, кто вынести всего не смог.

Я сунул пистолет в карман, принялся быстро, внимательно осматривать поляну, на которой мы с девчушкой остановились.

Почти вся она обросла ковром невысокой, тёмноватой травы. Однако тут и там в этом ковре проглядывали широкие прогалины земли. Кое-где земля была каменистой, облизаннной высокогорным ветром. Но встречались и сырые, потемневшие от внутренней влаги прогалины. Видимо, где-то под землёй пролегал родник, чьи воды размягчали почву.

Именно в одном из таких мест я и нашёл следы: отпечатки ботинок, отпечатки другой обуви, имевшей более лёгкую, плоскую подошву. Скорее всего спортивной. А ещё следы волочения тела.

Я принялся быстро сканировать окружающее пространство, будто бы снова впал в то осознанное, но подходящее на транс состояние наивысшей концентрации, в котором пребывал, когда гнался за американцем.

В то состояние потока, иногда проявлявшееся и ранее в моей жизни, чаще всего в моменты наивысшего напряжения физических и духовных сил.

Теперь значение имели лишь следы и их анализ. Я тщательно выискивал их, отмечал их форму, глубину и расположение. Высчитывал направление движения, искал отпечатки крови.

— Крови нет, — проговорил я тихо себе под нос. — Значит, его не убили. Не ранили.

Я быстро сложил в уме два и два и понял, что здесь произошло.

Надо было отдать должное американцу: он проделал немалый путь, добрался почти до середины склона. А потом, судя по следам примятой травы, упал без сил. Здесь его и отыскали душманы. И, очевидно, совершенно не те, что состояли под командой Стоуна.

Его отыскали духи, которых он не знал. Потому-то его и схватили. Схватили грубо, бесцеремонно, как пленника. Однако американца не убили. Просто оглушили и унесли тело куда-то в горы. И я уже примерно понимал, куда следует двигаться.

Я поднял голову, устремил взгляд вверх, к каменистой, скалистой вершине, что повисла в многих сотнях метров над нами. А потом услышал деловитый, даже несколько дерзкий оклик. Обернулся.

Это была Махваш. Девочка сидела на травке, вытянув повреждённую ногу и опираясь одной рукой о землю. Второй она прижимала мою фляжку к груди. Взгляд её выражал настороженность и полнейшее непонимание того, что происходит.

— Эй! — снова окликнула она несколько требовательно.

Я выдохнул, поджал губы.

«Если я пойду сейчас, — пронеслось у меня в голове, — то вполне вероятно, уже к вечеру вычислю, куда увели американца. Вычислю душманов, которые схватили его».

И что-то подсказывало мне, что духи, на которых мы с Махваш наткнулись, вполне возможно как-то связаны с пленителями Стоуна.

Оставалось только решить, как поступить с девочкой.

Первой мыслью стало найти укромное место где-то в горах, поближе к нашему местоположению и оставить Махваш там. Дать ей немного воды и еды. А потом броситься в погоню.

Из задумчивости меня снова вывела девчушка. Она зашипела от боли, робко ощупывая перевязку.

Я глянул на девочку. Сейчас, в этот самый момент, она казалась совершенно беспомощной. Взгляд её, направленный на её собственную рану, был полон задумчивого опасения. Если не сказать страха.

«Теряешь хватку, Паша, — подумал я. — Злость совсем застила тебе глаза. Неужто ребёнка бросишь в этих горах?»

Я быстро взял себя в руки, выбросил из головы все лишние мысли, а потом устало вздохнул. Поправив на плече ремень автомата, медленно зашагал к девчонке.

— Ладно, егоза, — сказал я. — Отдохнули — и будет. Надо идти дальше.

Когда я приблизился и опустился к Махваш, девчонка внезапно протянула мне мою фляжку. Что-то буркнула на дари.

— Спасибо, девочка, — принял я фляжку. Отхлебнул. Потом помог ей взобраться мне на спину.

При этом Махваш постоянно постанывала и шипела от боли.

— Не дрейфь, девчонка, — проговорил я, задумчиво глядя вниз по склону, где за изгибами, скалами и камнями ещё нельзя было рассмотреть дороги, бегущей по дну ущелья. Однако я знал — скоро она покажется. — Не дрейфь, девочка. Внизу нас ждут друзья. Они помогут.

— Стой! Оружие на землю! А, зараза! Саня, ты что ли? А кто это с тобой?

Пограничники появились внезапно. В общем-то как и подобает пограничникам. Кто-то из них выбрался из-за камней, другие, казалось, и сами походили на камни, укрывшись плащ-палатками в секрете. Сержант Геворкадзе вышел из-за невысокого, но разлапистого можжевелового куста.

Махваш, сидящая у меня на закорках, зашипела, глядя на незнакомых ей вооружённых людей. Занервничала, зашевелилась, упираясь локтями мне в спину.

— Тихо, тихо, девочка, это свои, — успокоил я её.

Сержант Геворкадзе выпрямился. Заозирался, инстинктивно ища возможного противника, укрывавшегося в скалах. Потом поправил ремень висящего на груди автомата и зашагал мне навстречу. Его сопровождали трое пограничников.

— Ну и номер ты выбросил, Саня, — проговорил Геворкадзе, когда не дождался моего ответа.

Он потёр шею, посмотрел не на меня, а на девочку.

— Это ж надо было одному в горы уйти, без всякого прикрытия?

Я никак не прокомментировал слова Геворкадзе, вместо этого улыбнулся ему. Почувствовал, как девочка тянет меня за одежду, как прижимается к спине и сдавливает талию коленями. Услышал, как очень тихо бормочет что-то на дари.

— Рад видеть, Андро. Добрались, значит, — не спросил, а констатировал я.

— Так точно, — пожал сержант плечами. — Добрались кое-как. Да только, признаться, и думать мы не могли, что вы тут впятером шороху такого наведёте. Ну и что Бычка…

Махваш вдруг заёгозилась у меня за спиной. Привычным движением потянула за одежду на плече. Она уже приучилась тянуть таким образом, когда просилась, чтобы я усадил её на землю.

Девочка почти сразу отползла чуть в сторону. Под озадаченные взгляды остальных пограничников спряталась мне за сапог.

— А у вас все целы? — спросил я, почувствовав горькую неловкость в голосе сержанта и чтобы отвести внимание солдат от Махваш.

— Целы, — он кивнул. — Муха перестраховаться решил. Да ещё и БТР этот… Зараза, а не машина. Капризная, как баба, у которой где не надо…

Сержант осекся, глядя на девчушку. Засмущавшись, прочистил горло.

Тогда мы с Геворкадзе перебросились несколькими дежурными фразами, касающимися по большей части того, почему остальной взвод задержался и как так вышло, что я вместе с отделением Самсонова умудрились остановить целый караван душманов. Не приминул Геворкадзе и задать несколько вопросов об американце и смерти Бычки. В конце концов сержант нетерпеливо спросил про девчонку и про её ранение. О том, кто она такая и как я её отыскал. Когда получил краткие ответы, проговорил:

— Уж правду, говорят, — разулыбался Геворкадзе, поправляя пыльную панаму на голове. — Удивительный ты человек, Саня. Везде себе приключений найдёшь.

С этими словами он кивнул на девочку. Потом посерьёзнел.

— Ну а американец что, ушёл?

— Как остальной взвод? — проигнорировал я его вопрос. — Что Муха делает?

Геворкадзе вздохнул.

— Кое-как умудрились выйти на связь с командованием. Ну как выйти? Через Стаканова, передали сообщение о том, что вы взяли колонну. Муха распорядился организовать оборону. Сейчас занимается осмотром местности. Считает трофейное оружие. Тела обыскивает на предмет важных документов. Ну а меня, вот, за тобой послал. Приказал разыскать.

Геворкадзе помрачнел.

— Нервничал он сильно. Думал, ты с концами пропал. Что долго нету. Но ты знаешь, что я ему сказал? Что Саня Селихов — парень крепкий. Что одного американца мало, чтоб его со свету сжить.

Вдруг Махваш подёргала меня за брючину. Что-то сказала на дари.

— А что это она хочет? — спросил Геворкадзе. — По-нашему она не говорит, да?

— Не говорит.

Остальные пограничники посматривали на девочку с интересом, но по большей части молчали. Только изредка бросали друг другу едва слышные слова, смысла которых я не разобрал.

Девочка только недоверчиво покосилась на Геворкадзе.

— Ну что ты меня боишься? Ничего я тебе не сделаю! — разулыбался он и опустился на корточки. — Голодная, поди. На вот!

Сержант сунул руку в карман, звонко пошуршал патронами, которые носил там россыпью. Наконец нащупал и достал карамельку-рачок, протянул девочке.

Махваш насупилась, глянула на Геворкадзе исподлобья, а потом взяла и совершенно бесцеремонно сплюнула ему рядом с сапогом.

Геворкадзе рассмеялся, покачал головой.

— Норовистая какая зараза, а!

— Чужих не очень жалуют, — пожал я плечами.

— А какие ж мы теперь чужие? — Геворкадзе встал, заозирался, как бы ища среди пограничников подтверждение своим словам. — Раз уж эта девчонка от тебя беду отвела, так и никакие мы не чужие уже получаемся, а даже наоборот. Очень мы ей благодарны, за то, что она тебе подвернулась. Что из-за неё ты решил вернуться.

Я хмыкнул словам Геворкадзе и подумал о том, что в принципе в определённом смысле он прав. Что пусть решительная, но порывистая погоня за Стоуном была в большей степени решением, продиктованным эмоциями, а не холодным расчётом. Порывом, с которым эта девочка помогла мне справиться, напомнив, что есть вещи поважнее мести.

— Так какой Муха приказ поставил? — проговорил я, оглянувшись на горы.

Они, каменистые и безжизненные, высились над нами. Бугрившиеся тут и там скалы на их вершинах походили на древних, застывших в полудвижении гигантов. На склоне беспокойно выл ветер.

Геворкадзе посерьёзнел.

— Пока ждём приказания из мангруппы, — проговорил он. — Ждём, что начман скажет. А сколько этого приказания ждать, один только Бог знает. Но, надеюсь… — Сержант помрачнел ещё сильнее. — Надеюсь, торчать здесь и охранять колонну до прибытия подкрепления нам не прикажут.

У капитана Дениса Орлова, оперативника из представительства КГБ в Кабуле, было, если выражаться цензурно, препаршивейшее настроение.

Он выбрался из штабного УАЗика. Безуспешно попытался разгладить чистую, но помятую полевую форму на груди.

Выглядел Орлов, скажем прямо, так себе. Что поделать? Только сегодня ночью он вернулся из Кабула в Союз. Уже должен был уйти в отпуск, однако рано утром дёрнули. Пришлось оперативно добираться до Московского.

Орлов сдержал неприятное желание зевнуть. Попытался проморгать сонные глаза. Сунул в зубы сигарету.

— Вещи мои где⁈ — прикрикнул он на водителя-ефрейтора, стараясь пересилить шум вертолётных турбин своим сонным, хрипловатым голосом.

— Товарищ капитан? — не расслышал водитель, подавшись к раскрытой пассажирской двери.

— Сумку мою тащи!

Ефрейтор торопливо буркнул — «Есть» и вышел из-за руля. Стал копаться на заднем сидении, выволакивая вещевой баул Орлова.

— Баран… — мрачно пробурчал в усы Орлов.

Когда ефрейтор отдал ему вещи, а потом и честь, Орлов, не обращая на это никакого внимания, направился к вертолётной площадке погранотряда.

А на ней, к слову, вовсю кипела жизнь. Суетились пограничники из ДШМГ, строясь в ровную шеренгу. Суетились сержанты, подгоняя бойцов. Суетились пилоты, спеша погрузиться в кабины. Ну и, конечно, суетились техники, бегая вокруг раззявивших зевы десантных отделений вертолётов.

Утро было, хоть и холодным, но ясным. У земли всё ещё не развеялся предрассветный туман, но на ярком голубом небе не висело ни облачка. Диск солнца всё ещё стоял над горизонтом, однако поднялся довольно высоко над далёкой, едва различимой линией облаков.

Орлов думал, что ещё сильнее испортить ему настроение просто невозможно. Однако он ошибался.

— Товарищ капитан? — удивился майор Наливкин, командир спецназа ГРУ группы «Каскад», болтавший о чём-то с кряжистым и усатым капитаном десантно-штурмовой маневренной группы.

«А этот тут каким боком?» — мрачно подумал Орлов, кисловато улыбаясь Наливкину и пожимая его могучую ладонь.

— Товарищ майор, — кивнул Орлов.

— После прошлой нашей встречи, — продолжал Наливкин, улыбаясь на первый взгляд открыто и даже добродушно, — я думал, что ты останешься в Кабуле по меньшей мере до зимы!

— Обстоятельства, — буркнул Орлов и состроил дурака: — а вы здесь какими судьбами, товарищ майор?

Наливкин посерьёзнел. Видя его лицо, командир ДШМГ, усатый капитан, сделал вид, что отвлёкся на кого-то из командиров отделений. Сердито пошёл к сержанту, стал на него орать.

— Надо думать, теми же самыми, что и ты, Дима. Ты должен был находиться за границей, но не успела пройти новость о том, что в Тахаре наши перехватили крупный караван с оружием, как ты тут как тут.

Пусть информация, которой располагал Наливкин, несколько устарела, и Орлов доделал все свои дела в Кабуле, командиру «Каскада» всё равно стоило отдать должное — он оказался неплохо осведомлён.

Весть о захвате колонны с документами и оружием и возможной связи этого события с операцией «Пересмешник» дошла до резидентуры КГБ в Кабуле ранним утром. Орлов оказался ближайшим свободным оперативником с опытом работы в приграничье.

Все его мечты о вот-вот долженствовавшем наступить отпуске развеялись в пух и прах, когда командование внезапно поставило ему новую задачу — понять, есть ли у каравана связь с «Пересмешником» и неким бывшим специальным агентом ЦРУ Стоуном. А для этого — допросить всех причастных, особенно некоего Селихова, чтобы получить доказательства и выяснить масштабы операции «Пересмешник». А потом доложить в Москву.

О Селихове Орлов знал не много. Лишь то, что это какой-то старший сержант-пограничник из мотоманевренной группы. Ознакомиться с тем, почему он так важен для всего дела, Орлову предстояло уже в пути.

— Значит, — мрачно заметил Орлов, косясь на группу бойцов, что держались на некотором отдалении от пограничников-десантников, — вы и ваши люди тоже тут не баклуши бьёте.

— Били, — ухмыльнулся Наливкин. — Последнюю неделю. Но, видать, конец пришёл нашему битью.

Орлов слышал о некоем «конфликте интересов» между КГБ и ГРУ. Однако в детали он посвящён не был. В отличие, как ему показалось, от Наливкина.

Капитан КГБ Орлов последний месяц разрабатывал одного умника в Кабуле, организовавшего сеть сбыта оружия душманам. Конфликт, слухи о котором упорно расползались среди оперативников, его не интересовал. И вот сегодня, как выяснилось, он оказался в эпицентре этого конфликта.

«Какое же херовое утро, — подумал Орлов. — Какой же херовый день… Херовей, наверное, быть и не может».

Капитан КГБ Денис Орлов ещё не знал, что может. Ещё как может. И очень скоро станет.

Наливкин вдруг не просто посерьёзнел. Он помрачнел.

— Давай начистоту, Дима, — сказал он наконец. — Я знаю, что тебе поручили изучить груз и допросить Селихова. Но так уж вышло, что Саша мой хороший друг и мне требуется его помощь в одном деле. Крутить его, как какого-то предателя, я тебе не позволю. Уж будь в этом уверен.

Орлов разозлился.

— И как же вы, — холодно сказал он, — мне помешаете? Отметелите всей группой? Ну удачи.

Орлову показалось, что он слышал, как Наливкин скрипнул зубами. Хотя услышать подобное здесь было просто невозможно — слишком громко свистели турбины вертолётов.

— На каком вы отправляетесь? — спросил Орлов, кивнув на один из ждущих личный состав Ми-8.

— На третьей машине, — угрюмо сообщил Наливкин.

— Отлично. Тогда я полечу на второй.

Склон казался круче, чем ночью, когда я гнался за Стоуном.

Я нёс девочку на себе, ощущая каждый камень под ногами через двойную тяжесть — свой уставший вес и её худое, лёгкое тело, напрягшееся от страха и боли. Пограничники шли у меня за спиной. Прикрывали. Их дыхание было тяжёлым и хриплым после ночи в горах.

Когда мы выбрались к дороге, картина открылась как на ладони. Муха расставил технику грамотно, заключил колонну между бронемашинами — два БТРа впились пулемётами в дальний поворот, третий прикрывал тыл. Между ними, за импровизированными брустверами из камней, залегли пулемётчики. Оборона была плотной, убийственной. Воздух гудел от напряжения, смешанного с запахом солярки и горькой гари.

Возле разбитых грузовиков копошились наши. Словно муравьи у разорённого муравейника, они вытаскивали ящики, сваливая их в растущую груду. Цинки с патронами, ящики с автоматами и ручными пулемётами — блестящее, промасленное железо, ради которого здесь лили кровь. Я сразу понял — оружие готовят к уничтожению. Этого стоило ожидать. Отсюда, из этого ущелья, невозможно было вывезти столько оружия. Значит, приказ командира мангруппы был категоричным: зафиксировать всё найденное, а потом — уничтожить.

Махваш за спиной едва слышно ахнула, увидев это скопление людей и техники. Её тонкие пальцы впились мне в плечи.

— Тихо, — успокоил её я, ощущая, как она сжимается от страха. — Ничего они тебе не сделают. Это друзья.

Солдаты, завидя нас, на мгновение замерли, следя за мной взглядами, полными немого вопроса.

Именно в этот момент из-за борта «Бедфорда» появился Муха. Лицо его было серым от усталости, но во взгляде стояла та самая сталь, что появляется у командира, принявшего тяжёлое решение и готового его держаться. Он видел меня ещё на спуске, я это знал. И теперь его взгляд, тяжёлый и упрекающий, упирался в меня, словно штык. Он ждал этого разговора. И я тоже.

— Товарищ старший лейтенант, — хотел было отрапортовать Геворкадзе, но осекся.

— Отставить. Итак вижу, — прервал его Муха. — Нашли.

— Так… Так точно, товарищ старший лейтенант, — разулыбался Андро.

— И не его одного, как вижу, — вздохнул Муха, глядя на девочку, прячущуюся у меня за спиной.

Муха похвалил Андро за службу. Тут же отдал несколько указаний, и пограничники ушли к разгружаемым машинам.

— И о чём же ты только думал, а? — холодно спросил Муха.

— Девочке нужна медпомощь. Вода и еда, — не повёл я и бровью.

Несколько мгновений мы с Мухой сверлили друг друга взглядом. Наконец, старлей спросил, кивнув на девочку:

— По-нашему говорит?

— Нет.

Тогда Муха сказал Махваш несколько слов.

Девочка не ответила сразу. Только сжалась в комок у меня за спиной.

— Он не причинит тебе вреда, — полагаясь не на значения слов, а на тон, успокоил её я. — Он свой.

Поколебавшись несколько мгновений, она наконец ответила.

Муха улыбнулся. Сказал ей еще несколько слов. Немного погодя, Махваш несколько недоверчиво кивнула.

— Ну и хорошо, — вздохнул Муха. — Матовой! Пчеловеев! Ко мне!

Пограничники устало подбежали. Замерли перед старлеем.

— Девочку накормить, напоить и отогреть. Дать обезбол.

— Есть.

— Есть.

Я аккуратно опустил Махваш на землю. Помог ей подняться. Девушка шипела от боли, опираясь на здоровую ногу. Матовой сначала неловко попытался помочь ей идти, но находчивый Пчеловеев без лишних слов подхватил взвизгнувшую девчонку на руки. Та запищала, стала было вырываться, но он не сплоховал и тут. Успокоил её добродушным тоном голоса.

Муха вздохнул, не сводя с меня взгляда. Я смотрел на него в ответ.

— Ну и зараза ты, Селихов, — разулыбался он, а потом, совершенно не стесняясь бойцов, шагнул вперёд, заключил меня в крепкие объятия, сильно похлопал по спине.

— Ну тихо ты, тихо, командир, — отстранился я. — Кости переломаешь.

— Тебя переломаешь! — сказал он, положив мне руку на плечи. Второй махнул на колонну. — Вон что учудил! А? Командование дало приказ — обыскать колонну, собрать все документы и отфотографировать груз. Потом всё ликвидировать. Дальше не соваться. И это благодаря тебе, Саня! Если б не ты, мы б в пещерах жопы морозили!

— Мы б не успели, — покачал я головой. — Слыхал ночные взрывы?

Муха нахмурился.

— Думаешь, взорвали склады?

— Уверен.

Муха задумался на одно-единственное мгновение.

— Да и чёрт с ними. Боевую задачу мы выполнили. Подтверждение того, что в ущелье есть схроны, — достали. Пускай они теперь всё остальное сами разгребают. А мы — домой.

Вдруг Муха помрачнел. Добавил:

— Пусть и не все.

— Скорбить будем, когда вернёмся, — не менее мрачно сказал я.

— И верно… — Старлей сглотнул. — Слушай. А что там с этим американцем? Он…

Муха не закончил. Со стороны командирской машины к нам прибежал радиотелефонист.

— Товарищ старший лейтенант! — крикнул он ещё на подходе, — старший лейтенант Стаканов на связи! Говорит, от начмана поступили новые указания!

— А зараза… — выругался Муха украдкой, — только час назад приказ поставил. Ну⁈ Что там ещё⁈