В летной столовой было довольно тихо. И это несмотря на то, что свободных мест за столами практически не осталось. Офицеры угрюмо молчали, вяло ковыряясь вилками и ложками в своих тарелках. И нет-нет, да поглядывали на отдельно стоящую табуретку, накрытую красной материей, на которой примостились два портрета, перевитые черными траурными лентами. Точнее, две увеличенных карточки с удостоверений. Две пары глаз с них смотрели на ужинающих людей: полковника Карманова и старшего лейтенанта Круминя.
Девушки-официантки, всегда такие доброжелательные, улыбчивые, предупредительные, как-то одним махом сникли, осунулись, у многих покраснели и припухли от слез веки. Начальство решило хоть немного снизить градус нелепой трагедии и распорядилось выдать «наркомовские». Подавальщицы разносили их по всем столам подряд, не делая ни для кого исключения, но ожидаемой разрядки не наблюдалось — летчики молча, без лишних слов, выпивали, а потом также молча продолжали сидеть за столами. Не слышалось привычных разговоров, тостов и шуток.
Третьей не хватает, думал про себя Григорий, уплетая не слишком наваристый суп с тушенкой. Есть хотелось просто зверски. А что делать — энергии потратил просто немерено. Третья фотка там должна была стоять. А что, разве овчарка Карманова — Вольф — не заслужила того, чтобы и ее помянули? Хотя, здесь вроде подобное не принято. Стоп, а ведь видел, видел как-то бойцов из взвода истребителей танков, что пили за своих погибших питомцев. Но, как бы то ни было, в любом случае смотрелось бы отлично. По крайней мере, с точки зрения Дивина.
Да уж, экспат совершенно не переживал по поводу случившегося, в отличие от остальных офицеров и сотрудников столовой. Еще чего не хватало! И свои сто грамм выпил без какого-либо надрыва и траурных слов. Взял, да и опрокинул в себя водку и торопливо занюхал ломтиком черного хлеба. А потом взялся за ложку и вновь принялся за «первое». Эх, сейчас бы борща!
— Товарищ майор, вы ведь с полковником воевали вместе? — тихо спросил у Дивина смутно знакомый капитан. Вроде бы из штурманов.
Экспат насупился. Какого хрена⁈ Ну вот зачем под руку-то? Когда я ем, то что?
— Было дело, — сказал он нехотя. — Давно уже. Я забыл про это почти.
— Как это? — вскинулся сидящий напротив Григорий подполковник. Этот был вроде из оперативного отдела штаба. — Забыли о боевом товарище⁈ Ну, знаете ли, это просто ни в какие ворота не лезет!
Дивин спокойно облизал ложку и аккуратно положил ее в опустевшую алюминиевую миску. Отодвинул посудину в сторону и потянулся за тарелкой с картофельным пюре и мясной поджаркой.
— Позвольте вам напомнить, что в штурмовой авиации не случайно Героя давали всего за десять боевых вылетов, — буднично проговорил экспат. — За десять! А почему, не задумывались?
— Потери? — капитан вопросительно взглянул на Григория.
— Потери — это слабо сказано, — экспат энергично заработал вилкой. — Бывало в начале войны так, что к нам пополнение утром приходило, а к вечеру из них и в живых никого не оставалось. Поди их, запомни. Нет, Карманов, конечно, чуток подольше задержался, но…
— Так он, если мне память не изменяет, по ранению выбыл? — нахмурился штабист.
— Кто⁈ — поперхнулся от неожиданности Дивин и закашлялся. Торопливо схватил стакан с компотом, чтобы промочить горло. — Что за чушь?
— Так он сам рассказывал.
— Слушайте больше! Сбежал он. Придумал для полкового врача обострение какой-то мифической болячки и сбежал, — грубо сказал экспат. — У нас очередные тяжелые бои начались и Карманов тут же смылся.
— Товарищ майор, ну зачем вы теперь так о нем? — вступился за погибшего полковника еще один офицер, что также сидел за их столом. Кто такой — Григорий не знал. — Есть такая поговорка: «О мертвых или хорошо, или ничего».
Дивин немного подумал и недовольно нахмурился.
— Глупая поговорка. Вредная. Так любую сволочь можно обелить. Уж простите, но привык говорить то, что думаю. Я летчик, а не дипломат. И плести словесные кружева не умею. Тем более, когда речь идет о подобных поступках. У нас мальчишки безусые шли в бой, сгорали, как свечки, но не драпали. А этот…
— Товарищ майор, можно вас на минуточку? Это срочно! — Карпухин легонько похлопал экспата по плечу. Вот ведь, снова подкрался незаметно. Нет, надо что-то срочно придумать на этот счет. Григорий с сожалением посмотрел на недоеденное «второе» и нехотя поднялся из-за стола.
— Прошу прощения.
— Ты что, совсем офонарел? — злобился контрразведчик, нервно вышагивая по кабинету. — Совсем думать разучился?
— А что такое? — лениво зевнул экспат. У него наступил откат, и больше всего сейчас хотелось упасть на кровать, накрыться с головой одеялом и придавить на массу минут эдак шестьсот. Или больше. Как повезет.
— Ты зачем штабным офицерам про Карманова всякие гадости рассказываешь? — остановился перед Дивиным Дмитрий Вячеславович. — По официальной версии и он, и Круминя погибли трагически.
— Ага, банально задраны волками! — заржал Григорий. — Охренеть, какой героизм. Может, их еще посмертно к ордену представить?
— Заткнись, Кощей! Не ерничай!
— Да пожалуйста, — пожал плечами экспат и потянулся за папиросами. — Считаете, что это трагедия — пусть будет по-вашему.
— Чего это ты вдруг такой покладистый стал? — подозрительно прищурился контрразведчик.
— Знаете, — Дивин глубоко затянулся и выпустил сизую струю дыма. — Я до одури рад, что наконец-то вывернулся из ваших шпионских игр. Просто невыносимое наслаждение от осознания того, что для меня вся эта история наконец-то закончилась! И теперь можно спокойно летать, не забивая себе голову всякими глупыми мыслями и наблюдениями за тем, кто что сказал, кто при этом как улыбнулся или заплакал и прочей вашей хитровыдуманной чушью.
— Чушью⁈ — немедленно взвился Карпухин. — Мальчишка! Да ты хоть представляешь, сколько у нас одним махом сорвалось оперативных комбинаций из-за их смерти? Какие перспективные операции накрылись медным тазом? Причем, утвержденные на самом верху. Собственно, именно поэтому я молчу в тряпочку про то, что сейчас творится в Москве! Скажу лишь, что на ушах и мы, и смежники стоят.
— Даже не начинайте, — хладнокровно попросил экспат, насмешливо улыбаясь. — Верите, до лампочки. Вот ничуть не интересно. Когда, наконец, окажусь снова на фронте — это да, жизненно. А кувыркаться в койке с девушкой, зная, что она является немецкой шпионкой — нет. Обрыдло!
Дмитрий Вячеславович прошел к своему месту и молча сел. Тоже достал портсигар, на крышке которого мелькнул какой-то рисунок — то ли всадник с шашкой, то ли древнерусский богатырь — и прикурил «беломорину».
— Ты их видел? В смысле, после того, как того…ну, ты понял.
— Мельком, издали, — нехотя сказал летчик. — Утром, когда переполох поднялся, мы из казармы все на улицу выбежали, но там бойцы из охраны аэродрома близко никого не подпускали. С того места, где я стоял, совсем чуть-чуть видно было.
— Зато эти кретины из БАО и роты охраны сами все место преступления напрочь затоптали, как стадо слонов! — зло выругался контрразведчик. — Все следы загубили. И собачка розыскная не помогла ни капли. Хвост поджала и в сторону. За проводника прячется, трясется, точно припадочная.
Еще бы, самодовольно ухмыльнулся про себя Григорий, мантис в боевой формации — это вам не шутки. Там такая остаточная аура ужаса, что красноармейцы-то весь свой харч наперегонки метали за ближайшей елкой, списывая все на жутковатый вид истерзанных тел, чего уж о собачке говорить — у бедолаги нюх в десятки раз острее. И для нее там, наверное, вообще ад кромешный.
— Если честно, я до конца так не поверил, что это работа волков, — Карпухин испытующе взглянул на экспата. — Характер повреждений на трупах…несколько не такой. Знаешь, в башке свербит с самого утра, что где-то я уже подобную картину наблюдал. Ты точно не помнишь?
Эх, расстроился ни на шутку Дивин, неужто придется и контрразведчика в распыл пущать? Неплохой ведь, в целом, мужик. Да, со своими тараканами, но у кого, скажите на милость, их нет? Все мы здесь немного не в себе.
— Сказал же, нас близко к ним не пустили.
— И овчарка кармановская, — невидяще уставился в окно Дмитрий Вячеславович. — Здоровенная ведь зверюга, обученная и натасканная. Видел я, как полковник с ней занимался. Должна была хоть одного серого, но порвать. А ее выпотрошили, будто мягкую игрушку.
Экспат опустил голову, чтобы Карпухин не заметил его злорадную усмешку. Подумаешь, овчарка! Даже обученная. Что она против мантиса? Так, на один зубок. Он, собственно, на бедняге Вольфе лишь немного размялся. А заодно и людишек напугал до смерти. Они когда увидели, как неведомое чудовище, что вдруг беззвучно поднялось из сугроба им навстречу, рвет несчастную собаку на куски, застыли на месте в полнейшем ступоре. И здорово облегчили тем самым задачу Григорию. Не пришлось особо бегать по лесочку за жертвами. Пара-тройка метров не в счет.
— Разговаривал с одним местным охотником, — контрразведчик раздраженно крутил колесико зажигалки. — А, черт, не работает! Дай-ка свою. Спасибо. Так вот, он говорит, что возможно это медведь-шатун был. Подняли его из спячки ненароком, вот он и набросился с голодухи на людей.
— А так бывает? — искренне удивился экспат. — Я раньше не слыхал ни о чем подобном.
— Или не помнишь.
— Или не помню, — легко согласился Дивин.
— Да я и сам не шибко в это поверил, — досадливо махнул рукой Карпухин после небольшой паузы. — Только что в отчете прикажешь писать? Я ведь не шутил, когда говорил, что в Москве все на уши встали. У меня за утро телефон до красна раскалился. Помнишь полковника Борискина?
— Это тот, что мне всю душу после сбитых ночью фрицев вымотал?
— Он самый. Летит сюда во главе спецгруппы наркомата. С ним даже патологоанатомы столичные должны прибыть. На кону ведь такое стоит!
— А что Мочалин? — невольно заинтересовался Григорий. — Не сбежал, часом?
— Под наблюдением, — нехотя сказал Дмитрий Вячеславович. И похвастался. — Мы его так плотно обложили, что мышь не проскочит.
— Ладно, это ваши дела, — спохватился Дивин. Решил же для себя, что эта история не про него. — Если вопросов ко мне больше нет, то пойду, пожалуй?
— Сиди, — мрачно произнес контрразведчик. — Мне тебе еще кое-что рассказать нужно. — Он несколько минут молча сверлил экспата тяжелым взглядом, обдумывая что-то. Григорий невольно напрягся. — В общем, тут такое дело, Кощей — вся эта история с особой авиагруппой здесь, в Липецке, сплошная «деза».
— Что⁈
— Что слышал. Мы, брат, ловили такую крупную рыбину, что решено было сыграть по-крупному. И ради конечного успеха всей операции заморочились на спектакль, в котором и ты, и Прорва, отыграли свои роли.
— О, как! — восхитился Григорий. И, не удержавшись, завернул длинную матерную тираду. — Спектакль! Что-то многовато для меня в последнее время постановок было, не находите?
— Ради спасения десятков тысяч жизней наших бойцов и командиров, — начал, было, Карпухин, но наткнулся на бешенный взгляд летчика и невольно подался назад. — Ты чего, псих? А ну, прекрати немедленно!
Григорий шумно выдохнул и медленно опустил голову. Надо же, едва не пошел в разнос. Видать, взяли верх боевые инстинкты мантиса, что так вольготно почувствовал себя на свободе минувшей ночью. И категорически не желал снова уходить на задворки сознания.
— Так-то лучше, — облегченно сказал контрразведчик. — Что это на тебя нашло? Ладно, будем считать, что нервы слегка шалят. Есть у меня на такой случай одно проверенное лекарство — ректификат называется. Сейчас плесну тебе маленько, а потом продолжим разговор.
— Не надо, — отказался Дивин. — Я все равно чистый спирт пить не умею.
— Так в чем проблема? — удивился Дмитрий Вячеславович. — Водичкой разведи, да и вся недолга.
— В одиночку пить не стану, — насупился летчик. — Себе тогда тоже наливайте.
— А вот это ты молодец! — засмеялся Карпухин. Встал из-за стола и направился к небольшому шкафчику, скромно притулившемуся в углу его кабинета. — Сразу видно, что ты наш, русский.
— Это еще почему⁈
— Немец так ни в жизнь бы не сказал.
— Так на то они и фрицы! — презрительно фыркнул экспат.
К спирту Дмитрий Вячеславович сноровисто соорудил несколько здоровенных бутербродов из сала, заботливо завернутого в вощеную бумагу, и доброй краюхи черного хлеба.
— Рубай, Кощей, — добродушно сказал он, вспарывая «финкой» банку тушенки. — Я потом еще кого-нибудь за чаем пошлю.
Дивин выпил. Потом немного поел.
— Спасибо. Я, в общем-то, сыт.
— Да? Ну, что ж, тогда продолжим? — предложил контрразведчик и лихо хряпнул свою порцию. Хекнул и потянулся за закуской. — Мы тебя включили в состав комиссии военного трибунала.
— Ч-чего? — обалдел Григорий. — Трибунала⁈
— Именно, — спокойно сказал Карпухин. — Поедешь, как и хотел, на фронт, но только в качестве заседателя. Я ведь так понимаю, что в юриспруденции ты, брат, не силен?
— Откуда?
— Во, так я и думал, — удовлетворенно улыбнулся Дмитрий Вячеславович. — Держи, — он достал из ящика стола тоненькую книжицу и протянул ее экспату.
— «Дознание в Красной Армии», — прочитал вслух Григорий. — «Под редакцией Главного Военного Прокурора…» Вы серьезно? — поднял он глаза на контрразведчика.
— Так надо, Кощей, — веско произнес Карпухин. — Вокруг тебя за последнее время столько всего закрутилось, что так сразу и не разберешься. Поэтому, для всех будет лучше, если ты на какое-то время окажешься недоступен для тесного общения. И комиссия трибунала как нельзя лучше подходит для этих целей. Сам посуди, его представители мотаются по полкам, на месте не сидят, перехватить их сложно. Вот и покатаешься с ними немного.
— Бред какой-то! — процедил экспат. — Вы же сами только что сказали, что я в этих делах ни ухом, ни рылом. Какой от меня прок?
— А книжку я для чего выдал? Внимательно изучи и применяй себе полученные знания. Глядишь, еще поможешь какому-нибудь оболтусу. Трибунальцы обычно не церемонятся и приговоры раздают направо и налево самые что ни на есть суровые. Им-то что, чем больше времени в поездке проведут, тем больше времени в зачет пойдет как нахождение на передовой. А это и звания, и награды. Смекаешь?
— Мерзко это, — скривился Дивин. — Людям судьбу ломать ни за что, ни про что. Но я сейчас знаете о чем думаю?
— Ну-ну.
— Куда Шварца девать прикажете?
— Черт, кот еще ведь твой! — потер лоб Дмитрий Вячеславович. — Эту животину и правда затруднительно куда-то пристроить на время.
— Ага, любого порвет, — злорадно ухмыльнулся Григорий. — Сами знаете, как он к незнакомым людям относится.
— Может, пристрелить его? — с гаденькой улыбкой предложил Карпухин. — Сразу все вопросы закроем.
— Не надо так шутить, — зыркнул на него недружелюбно экспат.
— Да понял, понял уже.
— О, а Прорва из госпиталя скоро вернется?
— Вряд ли. Ему еще долго лечиться предстоит.
— Печаль-огорчение, — пригорюнился Дивин. — Гришку-то Шварц нормально воспринимает. Тогда кто у нас еще остается из тех, кто может его приютить? Вы, разве что.
— Нет, даже не начинай, — мгновенно открестился «контрик». — Мне в ближайшее время и так предстоит крутиться, словно белке в колесе. Сказал же, комиссия из Москвы прилетает. К тому же, я с твоим питомцем нахожусь, если так можно выразиться, в состоянии вооруженного до зубов нейтралитета. Оба делаем вид, что друг дружку не замечаем. Но при случае…
— Просил же!
— Ладно, шучу. Тогда сам думай. В конце концов, ты его хозяин, тебе и карты в руки.
— Механика попрошу, — решил Григорий. — У меня здесь на машине старший сержант Однокоз трудится, так вот, если не ошибаюсь, он, чуть ли не единственный, кого Шварц оцарапать не успел. Ну из тех, кто его погладить решил. Значит, готов терпеть.
— Вот и славно, — просветлел лицом Дмитрий Вячеславович. — Значит, не будем откладывать дело в долгий ящик — завтра с утра и тронешься в путь-дорогу. Документы все необходимые я тебе сегодня выправлю.
А ведь припекает тебя, дружок, отметил экспат. Почему-то очень важно сделать так, чтобы я с московскими гостями не пересекся. Любопытно. Выходит, есть там какая-то интрига. Что это может быть? Как вариант, чекисты с армейцами бодаются — дело известное. Они вечно как кошка с собакой. Собственно, именно поэтому Дивин и решил разрубить этот чертов клубок с Кармановым и Круминя максимально радикально. Так, чтобы не осталось и намека на возможность вновь его привлечь к оперативной комбинации ни одной из заинтересованных сторон.
А достичь желаемого результата можно было, в частности, за счет громкого дела. Такого, чтоб у всех на устах, без возможности замылить, замолчать. Поэтому убивал Григорий людей так страшно и кроваво намерено. И чтоб очевидцев трагедии оказалось как можно больше. Жестоко? Возможно. Зато действенно. Вон как Карпухин завертелся — словно уж на сковородке.
— Ты чего смеешься?
— Что? А, да тут пункт один, — Дивин быстро сориентировался и ткнул в страничку с содержанием книги о дознании, что машинально листал. — «Расследование дел о промотании военного имущества»!
— И что тебя так развеселило? — с недоумением спросил контрразведчик.
— Да так, не обращайте внимания. Надо же, «промотание»!