Глава 20

Следующие несколько дней выдались…да что там, странными они получились! Дивин слонялся по аэродрому, просиживал штаны в штабе, умудрился три раза сходить в гости к «ночным ведьмам» — в компании с Мессингом и в одиночку, — даже несколько сблизился с Ангелиной, но вот новых боевых заданий почему-то не получал.

Шепорцов во время их редких встреч отводил глаза в сторону, норовил перескочить в разговоре на какую-нибудь нейтральную тему, а когда взбешенный экспат однажды прижал-таки его к стенке, то просто-напросто перекинул на него подготовку молодых летчиков, прибывших недавно в полк. Мол, все равно в Липецке занимал должность начальника воздушно-стрелковой подготовки, значит, и карты в руки — справишься.

Странное поведение комполка получила свое объяснение только в начале марта. Григорий как раз зашел в штаб, чтобы дежурно отчитаться об успехах и неудачах своих молодых подопечных. А Шепорцов сам вдруг пригласил его к себе в комнату, где простужено хлюпал носом над расстеленной на столе картой начштаба Маликов.

— Горячего бы выпил, да отлежался в медсанбате, — неприязненно посоветовал ему Дивин, осторожно пожимая руку и отходя в сторону. — На кой черт других заражаешь?

Маликов уныло вздохнул, ничего не ответил и полез в карман за платком.

— Тут такое дело, Кощей, — неловко начал подполковник. — На днях со своих постов сняли командарма Петрова и комфлота Владимирского. И не просто сняли, но и понизили существенно в звании. А генерал армии Еременко принял Отдельную Приморскую армию.

— Ничего себе! — ошарашено выдохнул Дивин. — А Вершинина…

— Нет, генерал Вершинин остался на прежней должности, — комполка помотал головой. — В Ставке к нему претензий нет. Подчеркнули этот момент особо! Сказали, что авиация в прошедших боях зарекомендовала себя достойно.

— Так это ж хорошо.

— Как сказать, — Шепорцов снова покачал головой, точно китайский болванчик. — Видишь ли, беседовал давеча с заместителем нашего командующего — генералом Слюсаревым — и он шепнул по большому секрету, что разные разговоры на самом верху ходили, когда обсуждали вопрос со сменой руководства армии. И твоя фамилия в них несколько раз упоминалась. Причем, вовсе не в положительном ключе.

— Шутите? — недоверчиво уставился на него экспат. — Где я, и где Петров с Владимирским.

— Вот и я ничего не понял, — подполковник сокрушенно вздохнул. — Летаешь ты отлично, результаты боевой работы — закачаешься, но…в общем, конкретных претензий в твой адрес никто так и не высказал, но вот из наградных документов за конвой, подлодку и немецкий штаб тебя исключили. Вымарали бесповоротно. Экипажу твоему с верхом отсыпали, а тебе шиш.

— Тю, — усмехнулся Григорий и легкомысленно махнул рукой, хотя внутри неприятно царапнуло. — Да и хрен с ним. У меня и так орденов до пупа, вешать некуда. Скажите лучше, в боевой расчет теперь вернете или снова «зеленый горох» учить?

— А то! — облегченно улыбнулся Шепорцов. Помолчал, задумчиво перекатывая карандаш между пальцев, и вдруг признался. — Знаешь, а я ведь боялся, что ты психанешь.

— Из-за ордена? Шутить изволите?

— Не скажи, — кашлянул Маликов, вступая в разговор. — Многие за лишнюю медальку или звезду на погон жопу рвут не шутейно, — майор шумно высморкался в несвежий клетчатый платок.

— Их дело, — равнодушно пожал плечами Дивин. — Лучше маякните, что там у нас из интересного на фронте?

— Есть кое-что, — начштаба тыльной стороной ладони вытер слезящиеся глаза. — Наземные войска стали жаловаться, что по ночам к ним повадились фашистские легкие бомбардировщики. Почти как наши У-2 — сбрасывают на позиции осколочные бомбы, гранаты, ампулы с зажигательной смесью. Пехота уже волком воет.

— Слыхал про такое, — задумался, припоминая экcпат. — Ангелина…ну, в смысле, девчонки из ночного полка говорили. Они несколько раз с фрицами нос к носу сталкивались: наши их передок летят бомбить, а эти — к нам.

— Ангелина — эта такая, фигуристая? С которой ты давеча за капонирами целовался? — тихонько засмеялся Шепорцов. Но тут же поднял ладонь в примирительном жесте, заметив, как недобро насупился летчик. — Извини, я ведь не со зла. Хорошая девушка. Звонкая!

— Оставим эту тему, — твердо сказал Григорий, глядя на командира исподлобья волком. — Вернемся лучше к фрицам.

— Я навел справки в разведотделе, и мне рассказали, что речь, скорее всего, идет о немецких самолетах Go.145, — Маликов сверился с записями в своем рабочем блокноте. — Базируются на аэродроме в Багерово. Партизаны передали, что их немного: десятка два, не больше.

— Знаю таких, в самом деле, на «кукурузник» здорово смахивают, — Дивин машинально почесал за ухом, прикидывая в уме ситуацию и так и эдак. — Я думаю, надо мне ночью над линией фронта покрутиться, попробовать поохотиться на них, — выдал, наконец, он.

— «Бостоны» из 63-го полка несколько ночей караулили, но безуспешно.

— Поглядим. Вы мне только машину с носовой батареей прикажите передать. На ней сподручнее этих «готов» бить. Да, и с командиром «ведьм» договоритесь, чтобы они пару дней отдохнули. А то, не ровен час, перепутаю еще.

— Без штурмана полетишь? Смотри, Рутолов вряд ли обрадуется. А он мужик злопамятный.

— А на что он мне здесь, над сушей? Местность я и так назубок знаю. Хотите, на спор, проверим? Стрелка-радиста оставлю, да и хорош.

— Уел, чертяка красноречивый! — засмеялся Шепорцов. — Лады, забирай «пирата». Его как раз недавно в порядок привели. Вот насчет Бершанской…эх, где наша не пропадала! Кота своего отдашь для подарка? Очень уж им твой Шварц приглянулся. Да шучу, шучу, не смотри ты на меня зверем — прям в холодную дрожь бросило.

«Порву!» — злобно рыкнул внутри мантис.


«Бостон» неторопливо кружил в ночном небе. Сегодня с самого утра погода то и дело преподносила неприятные сюрпризы: то начинал накрапывать мелкие противный дождик, то наползал откуда-то с моря клочковатый туман. Но к вечеру немного прояснилась, хотя облака по-прежнему низко бежали над землей, и видимость была не очень.

Сначала комполка хотел дать экспату отбой. Но потом, посоветовавшись с метеорологами, решил все же отправить его на «свободную охоту». Дескать, в районе немецкого аэродрома обещали приемлемые условия для полета.

Григорий привычно принял доклад от механика. Не торопясь, как обычно, обошел бомбардировщик, проверил — все ли в порядке. Шуганул слегка Савелия, который о чем-то весело разговаривал с невысокой симпатичной брюнеткой. К слову, она явилась к капониру не одна — вместе с подругой пришла и Ангелина. Летчица скромно стояла в стороне, не пытаясь мешать эскпату готовиться к вылету, но неотрывно следила за ним своими бездонными глазами.

— Зачем она здесь? — недовольно бурчал за спиной у Григория сержант Шафиев, идя следом вокруг «бостона». — Примета это плохая, командир. Помяни мое слово. Еще и не одна!

— Баба на корабле и все такое? — догадался тот. И пристыдил. — Ты ж культурный человек, товарищ сержант, откуда такие дремучие суеверия? Да и потом, они ж тоже летают. Причем, похлеще иных мужиков.

— Угу, — не унимался механик. — Летают. Только у них там все бабы — от механика, до комполка. Некому сглазить.

— А у меня портрет Верховного в кабине, — с серьезным лицом сказал Дивин. — Он любую порчу как рукой снимает!

Шафиев замер, точно соляной столп. Посмотрел на экспата дикими, выпученными глазами, а потом махнул рукой и пошел прочь, тихо ругаясь. Григорий довольно ухмыльнулся, повернулся и подошел к Ангелине. Взял в руки ее теплые тонкие пальцы и легонько сжал.

— Глаза у тебя красивые, — шепнул он. — И разрез такой интересный, прям как у восточной принцессы. Я только сейчас заметил, представляешь?

— Скажешь тоже, — Гришина порывисто вздохнула и вдруг прижалась к нему. — Знаю, я — дура. Не должна так себя вести. И девочки говорят…а, неважно. — Она подняла голову. — Ты ведь вернешься?

Дивин посмотрел в ее испуганные глаза, потом крепко поцеловал несколько раз прохладные губы и мокрое от слез лицо, распушенные ветром волосы. И вдруг ощутил, что внутри, по всему телу, прокатывается какая-то теплая волна восторга. И понял, что тот тяжелый камень, что лежал на душе после смерти Таисии, вдруг пропал, растворился, будто его никогда и не было. Зато сейчас случилось что-то. Что-то важное, большое. Чему он никак не мог подобрать название. Может, это и есть любовь? Но…разве бывает, что так быстро? Они ведь и знакомы-то всего ничего, а словно две половинки одного целого.

— Товарищ майор, пора, — деликатно кашлянул за спиной стрелок.

— Иду, Савелий. Иду.


Два «гота» вынырнули из облака перед самым носом А-20. Все произошло настолько стремительно, что экспат, при всей своей нечеловеческой реакции, не успел отреагировать должным образом на их появление. Фр-ррр! И маленькие самолетики уже скрылись в другом облаке, только их и видели. Бросилось в глаза, что они и, в самом деле, издалека здорово похожи на советский «кукурузник».

— Старшина, гостей заметил?

Горбунов долго молчал, а потом ответил с явной неуверенностью в голосе:

— Вроде бы мелькнуло что-то. Но смазано как-то. Извините, товарищ командир. Виноват, пропустил.

— Ерунда, найдем. Просто усиль наблюдение. Похоже, мы вошли в зону их полетов.

Следующих «ночников» пришлось ждать недолго. Всего каких-то пятнадцать минут, и вот уже в разрыве кучевки виднеются два небольших силуэта. Но теперь Григорий был готов к их появлению. Рука молниеносно толкнула ручку сектора газа вперед, и «бостон» устремился вслед за врагом, точно большая охотничья собака за дичью.

Пятьсот метров…четыреста…триста…двести…

Первый Go.145 хорошо вписался в прицел, и Дивин хладнокровно надавил на кнопку спуска. В носу бомбардировщика коротко пролаяли пулеметы, погнав волну от пороховых газов в кабину пилота. Шесть огненных трасс прочертили ночную тьму пунктиром и уперлись на мгновение в спокойно летящий биплан. Короткая вспышка, и вниз посыпались разномастные обломки. Немцы, наверное, даже не поняли, что уже мертвы.

Камераден[1] со второго самолета пережили их всего на несколько секунд. Ровно на столько, сколько понадобилось экспату времени, чтобы легким движением штурвала довернуть машину и загнать новую мишень в перекрестие прицела.

— В клочья! — удовлетворенно сказал стрелок. Савелий развернул свою кабину и наблюдал за расправой над фашистами. — Здорово вы их, тащ майор!

— Не болтай, — недовольно отозвался экспат. — Смотри лучше за задней полусферой. У гансов тоже «сто десятые» по ночам патрулируют. Забыл, что ли, как они нас у Херсонеса едва не сбили?

— Так, а как же потом отчитываться? — удивленно поинтересовался старшина. — Штурмана нынче ведь нет. И фотопулеметы у нас не установлены.

— А никак, — хладнокровно ответил Григорий. — Вспомни, на Украине нам ни одного сбитого подобным образом фрица не засчитали. Дескать, нет шильдика от мотора, значит, и говорить не о чем. А откуда нам их взять — не приземляться же в тылу у фашистов?

Горбунов шумно засопел, но промолчал. Дивин сидел в своем кресле и тихонько посмеивался. Что, брат, очередную железку хотел на грудь заполучить? Не в этот раз. Привыкай. И так за предыдущие успехи воздушного стрелка представили к Отечественной войне 1-ой степени и Красной Звезде. А Рутолова сразу к ордену Ленина и «боевику». Было ли обидно экспату? Ну, да, покоробило немного. Главное, непонятно до сих пор, что там за мышиная возня в верхах? И каким боком к ней оказался причастен обычный майор-пилотяга? Прямо скажем, не самая старшая карта в колоде.

— Еще! Слева-снизу! — выкрикнул азартно Савелий и Григорий отбросил подальше неприятные мысли. Разберемся. Позже. А пока нужно напомнить гансам, что они в чужом небе.

Он снова дал полный газ. Мотор взревел и краснозвездный самолет помчался за новой парой «готов». Их Дивин расстрелял, слегка рисуясь, метров с четырехсот. А смысл подлетать ближе, если мощи в залпе шести «крупняков» хватает для полотняных бипланов с лихвой? Даже, если задеть их краем. Просто замечательно разлетаются вдребезги. Не склеишь.

Р-рраз! И нет очередного питомца Геринга. Пусть теперь гадают, куда он подевался. Вряд ли у них рация имелась.

— Товарищ командир, у нас гости. Сверху гляньте.

Голос стрелка прозвучал встревожено. Экспат повернул голову и невольно присвистнул. Дюжина He-111 вальяжно плыла над ними в сторону линии фронта. Гитлеровцы частенько использовали эти средние бомбардировщики для ночных бомбежек. Благо, их оборудование позволяло выполнять такие полеты весьма эффективно.

Совершать маневры для занятия выгодной позиции было поздно, и Григорий решил атаковать противника снизу с одновременным набором высоты. «Бостон» задрал нос. Двигатели натужно загудели. Скороподъемность была близка к предельной. Хорошо, что гитлеровцы пока их не заметили — идут ровно, как на параде, красиво выстроенными тройками.

Застекленная кабина штурмана-бомбардира в вытянутом носу лидера притягивала взгляд. Увеличив картинку, экспат смог рассмотреть немца, что мирно покуривал на своем месте. А что, до цели еще долго лететь, можно и расслабиться немного. Развалился, сволота, гамака не хватает. Идиллическая картина.

Но не в этот раз, милок, извиняй!

Пулеметные очереди безжалостно прошлись по днищу ведущего «хейнкеля», распоров его выкрашенное в черный цвет брюхо с носа до середины корпуса, словно нож безжалостного рыбака, потрошащего пойманную рыбину.

Взрыв! Яркая вспышка, в которой утонул фашистский бомбардировщик, неприятно резанула по глазам. Дивин мгновенно отвернул машину влево, чтобы не попасть под разлетающиеся обломки и, не теряя времени, перенес прицел на правого ведомого. Ему он влепил добрую порцию свинца сначала в левый мотор, а затем и в корпус позади пилотской кабины.

Новый огненный шар расцвел в темноте. Видать, сдетонировали бомбы. Хорошо так гансы загрузились, до железки. Что ж, поживут еще братья-славяне, на головы которых сегодня не обрушатся смертоносные фугаски. Правда, бойцы и командиры по ту сторону фронта и не подозревают, что кто-то нынче спас их.

Так, что с боезапасом? На каждый пулемет приходилось по четыреста патронов. То есть, две тысячи четыреста. После взлета он дал проверочную очередь. Минус пять-шесть на ствол. Сколько затем было потрачено на «готов»? Вряд ли много. Ну, пускай, штук по десять на каждого. Еще сорок списываем. Два «хейнкеля» — это уже серьезней. Машина цельнометаллическая, крепкая, лупил он по бомберам с запасом. Как ни крути, но патронов по сорок-пятьдесят израсходовал. Не все ведь попали, что-то да ушло в «молоко». В общем, примерно четверть БК улетела. Запомним.

Мысли пролетели в голове Григория с сумасшедшей скоростью, и он вновь сосредоточился на схватке. Фрицы, что шли за головной тройкой, испуганно отворачивали в разные стороны. Похоже, они не поняли, что произошло с лидером. Возможно, решили, что тот столкнулся с ведомым при неудачном маневре. Что ж, их суматоха сейчас была Дивину только на руку.

Он хладнокровно пропустил над собой последний He-111 из первого звена, и атаковал бомбардировщик, что развернулся к нему боком. Его экспат удачно обстрелял, но, к сожалению, прежнего эффектного взрыва на этот раз не последовало. «Хейнкель», правда, «всего лишь» резко клюнул носом и потянул вниз, разматывая за собой густую черную полосу, в которой мелькали багровые искры пламени, и надсадно завыв двигателями.

Фашисты, надо отдать им должное, были хорошими летчиками. И дело свое знали туго. На этот раз они сумели засечь противника и их воздушные стрелки практически сразу открыли ответный огонь. Разноцветные трассы потянулись в сторону «бостона» с разных сторон. К сожалению для немцев, экспат бросил свою машину в непредсказуемую «змейку» и аккуратно вышел из под прицела. А еще ночь помогла затеряться, запутать противника.

Советский бомбардировщик оказался чуть выше, споро развернулся не слишком элегантным «блинчиком» на девяносто градусов и тут же ударил в ответ. Окатил злым свинцом на встречных курсах трех противников — одного за другим, и вновь сгинул в темноте. Попал, или нет, сбил ли еще кого-нибудь, Григорий точно не знал. Да и не волновало его сейчас это. Он жаждал продолжить бой. В висках пульсировало холодное злое пламя, мантис яростно выл от восторга, приветствуя пролитую кровь врага. Савелий тоже вопил в своей кабине что-то нечленораздельное. Он успел на отходе присоединиться к веселью и добавил несколько длинных очередей по бомберам немцев.

Дивин поставил самолет в вираж. По прикидкам летчика у него еще должна была остаться треть боезапаса. Может быть, чуть меньше. И везти назад содержимое пулеметных ящиков он не собирался! Правда, для этого следовало догнать фашистские бомберы. В принципе, скорость «бостона» была чуток повыше, чем у тяжело груженных «хейнкелей», но воздушные маневры пожирали время.

Окажись на месте экспата обычный пилот, вряд ли он сумел бы найти в кромешной тьме врагов. Но, на беду гитлеровцев, за штурвалом краснозвездной машины сидел не совсем человек. И обостренное восприятие, выпестованное многими поколениями воинов, безошибочно вело его по следу. Так, словно Григорий взаправду обладал нюхом гончей. Воздушной гончей.

Пара He.111 появилась перед ним, когда А-20 пробил очередное облако. Дивин с мстительным удовлетворением отметил, что ствол пулемета в верхней башне одного из вражеских самолетов нелепо задран вверх. А за вторым тянется жиденькая струйка дыма. И бомбардировщик то и дело рыскает из стороны в сторону так, словно пилот ранен. Или же машина подбита.

Подранок стал первой целью. Экспат хладнокровно, как на полигоне, расстрелял сначала стрелка, а потом буквально отпилил половину крыла со здоровенным бело-черным крестом мощным залпом «березиных». Один из них, к сожалению, вдруг поперхнулся и замолчал. Закончились патроны? Вряд ли, скорее, банальное утыкание или еще какая-нибудь неполадка. Ладно, терпимо.

— Старшина, не спи. Бей по второму!

УБ Горбунова тут же загрохотал, вонзая в «хейнкель» длинную очередь из красных «светляков». От немца полетели в разные стороны куски обшивки. Григорий несколькими отточенными движениями довернул самолет и послал точную очередь в пилотскую кабину. Попал, разумеется. Потому что враг понесся к земле так, словно им никто уже не управлял.

Сколько там еще осталось? Уверенно можно было говорить о четырех сбитых. Пятый оставался под вопросом. Мог и на вынужденную плюхнуться. Выходит, где-то здесь мечутся в облаках еще семеро. Многовато. Но, где наша не пропадала!

[1] «Alte Kameraden» (нем.) — «Старые товарищи» — один из самых известных немецких военных маршей

Загрузка...