— Ты почему не стрелял? — Карпухин смотрел на экспата исподлобья.
— В смысле? — удивился Григорий. — В кого, по-вашему, я должен был стрелять? Там пацаны малолетние были, а не фрицы. Не хватало еще, чтобы я детей убивать начал.
— Ну ты и… — контрразведчик длинно и витиевато выматерился. — Что ж, давай разберемся. По порядку.
— Давайте. Только попрошу без оскорблений, — набычился Дивин. Демонстративно, не спрашивая разрешения, достал портсигар и закурил. — Я вам не какой-нибудь юнец желторотый.
— А где ты оскорбления нашел? — искренне поразился Дмитрий Вячеславович. Глядел он при этом на экспата с сожалением, словно на бестолкового ребенка. — Сухая констатация факта. Исключительно. Смотри сам: толпа озверевшего хулиганья нападает на двух боевых офицеров, что выполняют секретное задание. Причем, замечу, не абы кого, а задание Ставки! Казалось бы, почему бравым офицерам-фронтовикам просто не достать свое табельное оружие и не перестрелять уродов, накинувшихся на них с палками и камнями? Поверь, местная милиция вам бы только спасибо сказала, да, глядишь, еще и грамоты почетные вручила. Не веришь? Правда-правда! Я тут утром пообщался с оперативниками из угро, так в их картотеке, минимум, на половину из этого отребья личные дела толщиной с «Войну и мир» собраны.
— Чего ж они их сами не арестовали? — криво усмехнулся летчик, глубоко затягиваясь. — Почему ходили вокруг да около? Ни в жизнь не поверю, что ждали, пока мы в городе объявимся.
— Не переживай, за это они ответят по всей строгости, — сухо сказал Карпухин. — Сюда уже вылетела из Москвы специальная бригада из наркомата. Так что, разберутся. Вопрос сейчас к тебе. Лично!
— А я-то здесь причем?
— Не понимаешь?
— Нет.
— Печально, — контрразведчик побарабанил пальцами по столу. А потом вкрадчиво поинтересовался. — Скажи, а где сейчас твой лучший друг капитан Рыжков?
— Без понятия, — дернул щекой Дивин. — Мы с ним разделились. Когда только камни полетели, то я ему крикнул, чтобы бежал. А сам, к слову, пальнул пару раз в воздух, чтобы малость остудить дураков, и рванул по другой улице — хотел увести за собой часть нападавших.
— Молодец какой! — восхитился Дмитрий Вячеславович. — Просто гений стратегии и тактики, — он несколько раз легонько похлопал в ладоши, изображая аплодисменты.
— Да хватит уже надо мной издеваться, — взъярился экспат, едва сдерживаясь, чтобы не врезать в глаз контрразведчику. — Говорите толком.
Карпухин встал из-за стола, подошел к окну и некоторое время, молча, рассматривал заснеженные деревья.
— В больнице Прорва, — сказал он наконец. — Голову ему пробили. Да еще и избили сильно. Хорошо, что нашли быстро. Рабочие со смены шли и наткнулись на него. Из канавы достали и отнесли в приемный покой ближайшего госпиталя. Крови капитан много потерял, врачи до сих пор не могут точно сказать, чем все закончится. Сейчас решается вопрос об отправке его в Москву.
— Вот, суки! — потрясенно выдохнул Григорий. — Как же это, а?
— Говорят, что позавидовали вашей экипировке, — все так же, не оборачиваясь, произнес Дмитрий Вячеславович. — По горячим следам взяли нескольких из этой банды. Так вот, сейчас поют вовсю. Но покамест твердо стоят на версии, что, мол, очень уж им понравились ваши кожаные куртки с с капюшонами — ну те, американские, ленд-лизовские. И брюки.
— Погодите, — потер лоб Дивин. — Ерунда какая-то. Куртки, брюки…не вяжется что-то. Уж больно резко нападение произошло. И главный их — парень, что в театре к нам привязался — он ведь не мог в тот момент наши куртки видеть. Я это точно знаю, ведь мы их в гардероб сдали.
— Да? — повернулся к нему контрразведчик. — Что ж, будем разбираться. Кстати, а что за девиц вы ждали перед театром?
— Так я и не видел их, — развел руками Григорий. — Прорва с ними познакомился, когда я в уборную отлучался. Сказал, что живут неподалеку, приглашают продолжить знакомство. Патефон, винцо…
— Трешь-мнешь, базар-вокзал, — подхватил Карпухин, улыбаясь. Но вдруг резко построжел лицом и, подойдя вплотную к сидящему летчику, наклонился к нему. — Ты что, совсем идиот или прикидываешься? Какие, к хренам, девки? Развели вас, как щенков, да и дело с концом. Подставные это лярвы были.
— Вон оно что, — задумался Дивин. — Получается, специально нас поманили, чтобы не ушли. Хитро.
— Да нет в этом ничего хитрого, — выпрямился контрразведчик. — Стандартный прием.
— А то, что возле театра ни одного патруля не оказалось, это тоже стандартная ситуация? — экспат со злостью затушил окурок в пепельнице и сразу же потянулся за новой папиросой.
— Ты о чем? — насторожился Карпухин.
— Посудите сами, на спектакле почти вся верхушка городской и военной администрации присутствовала, — Григорий привычно смял гильзу папиросы. — Закончилась постановка поздно. На улице темно, хоть глаз выколи. Вы вот только сейчас обмолвились, что бандитов и прочего отребья в городе предостаточно. Выходит, сам бог велел нагнать к театру вооруженных бойцов. А по факту, на деле, с момента начала заварушки я ни одного комендача в упор не видел. Ни одного! По улицам толпа гопников носится, а остановить их некому. Странно это, не находите? Если только кто-то заранее не позаботился о том, чтобы их там не оказалось. Патрульных, в смысле.
Дмитрий Вячеславович неторопливо обошел стол и сел на жалобно скрипнувший под его немалым весом стул. Пристально уставился на летчика, явно что-то прикидывая про себя.
— А ты не так прост, Кощей.
— Что, опять я в какие-то ваши игры влез?
— Как тебе сказать, — задумчиво протянул контрразведчик. — Есть немного.
— Зента Круминя?
— Почему именно она? — быстро спросил Карпухин. — Почему не Карманов, к примеру.
— Точно она, — бледно улыбнулся Григорий. — Угадал я. Жаль, что загодя не предупредили. Теперь вот без Прорвы как-то выкручиваться придется. Наверху знают, или это лично ваша инициатива?
— Вот сейчас мы об этом детально и поговорим, — деловито сказал Дмитрий Вячеславович и громко крикнул в сторону двери. — Дежурный, чаю нам принеси. И бутерброды!
Техник самолета, на котором предстояло лететь экспату, рослый, крепкий, молчаливый старший сержант с обветренным красным лицом, протирал приборы в тот момент, когда Дивин подошел к штурмовику. Увидев летчика, техник ловко и быстро вылез из кабины, соскользнул по широкой плоскости на землю и бросил ладонь к виску:
— Товарищ майор, на самолете выполняется предполетная подготовка.
— Здравствуй, — Григорий, не чинясь, пожал ему руку. Не хватало еще выпендриваться перед тем, от кого, быть может, зависит твоя жизнь. — Как машина?
Старший сержант широко улыбнулся.
— Как часики, товарищ командир. Высший сорт!
— Кто-нибудь летал на ней до меня?
— Капитан Рыжков облетывал.
— Что говорил?
— Да что, — задумался техник. — После первого раза пожаловался, что магнето барахлит. Так мы с мотористом потом все исправили. Прав оказался товарищ капитан. И, главное, вовремя внимание обратил, а то быть беде. Ладно, если бы просто на вынужденную плюхнулся. А то ведь и совсем по-плохому все могло обернуться.
— Однако, — недовольно покачал головой Дивин. — А говоришь, как часы.
— Теперь все в порядке, — твердо сказал старший сержант. — Правду говорю. На вынужденную «илюха» не садился, все оборудование исправно. И в управлении «ласточка» легка. Без норова.
— Что ж, посмотрим, — экспат направился в привычный обход самолета, проверяя внешнее состояние узлов. Техник шел позади летчика, внимательно наблюдая за его действиями.
— В «зону» пилотажную пойдете?
— Нет. Попросили продемонстрировать, как на фронте штурмовка проводится.
— То-то я гляжу, боекомплект полный и бомбы не учебные подвесили, — просветлел старший сержант. — Обычно-то по двадцать патронов на ствол и амба. А тут до железки. То есть, погодите-ка, киношники по вашу душу пожаловали?
— Киношники? А, эти, с камерой. Знаешь, не скажу точно. Приехали с какой-то грозной бумагой, говорят, чуть ли не от самого Мехлиса, потребовали предоставить им возможность заснять боевую работу самолетов всех типов. Сегодня вот мне очередь выпала. Так полковник Карманов распорядился.
— А сейчас они на полигон уехали?
— Куда же еще? Конечно, на полигон. Им там специально блиндаж оборудовали. Чтобы, не дай бог, под случайный осколок или пулю не попали.
— Ох, — поежился техник, — не приведи, Господь. «Илюха» уж врежет, так врежет!
— А ты почем знаешь? — насторожился Дивин. — Ну давай, не тяни, мнешься, словно красна девица. Рассказывай!
— Да что тут рассказывать, — глухо произнес старший сержант, опустив глаза. — Два года назад, под Сталинградом попали под атаку своих самолетов. Мы в тот день в аккурат через Волгу переправлялись. Помню, облака полнеба закрыли, но кое-где разрывы виднелись. Вот в них мы группу штурмовиков и заметили. Они в сторону фрицев шли. Ну, дело привычное, идут себе и идут. Никто на них особого внимания не обратил. «Юнкерсов»-то мы уже по звуку моторов знали. А потом вдруг из этих самых облаков как бомбы-то засвистят, да по нам как врежут! И, главное, метко так — первая серия почти сразу несколько понтонов вдребезги разнесла. В переправе брешь образовалась, люди и техника в воду посыпались, будто горох из стручка. А бомбы все продолжают и продолжают сыпаться, точно град. На переправу, на подъезды к ней. Густо так, кучно. Мы в рассыпную! Да только там где спрятаться-то — степь кругом, — с тоской протянул техник.
— Доводилось воевать в тех местах, видел, — хмуро кивнул Григорий.
— Тогда понимаете о чем я, — горько вздохнул старший сержант. — Знаете что обидно, товарищ командир? Ладно бы, если они только бомбами ограничились. Так ведь нет, на этом не закончили, не успокоились! Понравилось, видать, что сопротивления ответного никакого. Зашли с запада, из облаков вывалились и как начали нас эрэсами, да пушками с пулеметами причесывать — понеслись клочки по закоулочкам! Понтоны еще в двух местах расчихвостили, в «круг» над нами встали и бьют, бьют! Как заведенные.
— А на какой высоте они были? Неужто летчики не видели, что по своим стреляют? — обалдел Дивин.
— Высота? Метров сто пятьдесят, не больше, — прикинул техник, наморщив лоб. — Должны были понять, что обмишурились. Железно. Но…в общем, когда они на третий заход пошли, зенитчики наши по ним огонь открыли. Там на берегу счетверенные «максимы» стояли. А еще несколько малокалиберных орудий.
— Сбили?
— Какое там! Эти сволочуги на батарею враз накинулись, как псы бешенные, и перепахали ее вдоль и поперек. Так старались, что два самолета столкнулись и неподалеку грохнулись. Не взорвались, но разбились напрочь. Вдребезги.
— А летчики что? Стрелки?
— Стрелков не было. Тогда еще «ильюши» в большинстве своем одноместные были — вы помнить должны, раз в Сталинграде воевали. А летчики…летчики погибли. Мы их потом, когда налет закончился, из-под обломков достали, документы вытащили и нашему особисту передали. Чтобы, значица, страна узнала своих «героев»! — последние слова старший сержант выкрикнул, сжав до хруста кулаки.
— И что? — осторожно спросил его экспат после небольшой паузы. — Что в итоге?
— А хрен его знает, — пожал плечами техник, отвернувшись. — Может, расстреляли других. Ну тех, что уцелели и обратно улетели. Или в штрафную сослали. Нам-то не все ли равно? Убитых все одно не вернешь. А там, знаете, весь берег в трупах был. И раненых тьма тьмущая. Поэтому я на всю жизнь запомнил, что такое налет Ил-2, — горестно произнес красноармеец.
Да уж, главное теперь и правда не зацепить киношников, думал Григорий, подняв махину штурмовика в небо. Расстояние от блиндажа до полигона плевое. Интересно, успеют они заснять атаку или нет? Если подумать, от точки поворота до них метров пятьсот. «Ильюша» преодолеет это расстояние секунд за шесть. А ну, как не попаду в кадр? Тем более, оператор просил слезно пролететь как можно ниже. Нет, лучше поступить иначе. Первую атаку выполню бомбами, решил экспат. Метров с восьмисот уйду в пике и врежу, как следует. А уж потом развернусь и выскочу над лесом на бреющем.
Сказано — сделано.
— Курс двести восемьдесят, высота восемьсот, цель справа, — доложил по рации руководителю полетов Дивин, найдя без труда полигон на лесной поляне. Смутно белели на ней сложенные крест накрест березовые стволы, изображающие артиллерийские позиции, чернели остовы трофейных грузовиков. — Идите-ка сюда, — прошептал летчик, загоняя мишени в перекрестие прицела. В принципе, за счет своих навыков он и так почти безошибочно мог определить, когда именно нажать на кнопку бомбосбрасывателя. Но, мало ли, вдруг на пленку попадет что-нибудь такое, что вызовет ненужные подозрения? — Вхожу в пикирование, угол тридцать градусов, — бесстрастно прокомментировал он свои действия в микрофон. Насколько он знал, киношникам в блиндаже тоже установили репродуктор, чтобы они могли слышать объяснения его действий. — Сброс!
Самолет привычно подпрыгнул, освободившись от бомб. Дивин аккуратно вывел его над самой землей и заложил резкий разворот. Ага, цель поражена! Бревна разлетелись в разные стороны, между ними густо чернели свежие воронки. Теперь очередь за «бреем». Как там было в театре — второй акт?
Штурмовик по широкой дуге ушел за кромку леса. Григорий перевел его в бреющий полет и повел над самыми верхушками деревьев. Высота минимальная, скорость немного увеличена. Пусть увидят, как на фронте бьют фашистских гадов сталинские соколы.
Экспат четко исполнил пару боевых разворотов, а потом «змейку». Не то, чтобы он хотел кого-то запутать, просто руки сами все сделали автоматически. И вообще, в эту секунду Дивин откинул мысль, что полет учебный, и делал все по-настоящему.
Вот и «автоколонна». Ил-2 резко взмыл вверх с небольшим креном, выскочив из-за деревьев, как чертик из табакерки. Но в следующий миг его нос опустился, хищно нацеливаясь на машины. Летчик еще не убрал до конца крен, а веер красных трасс уже прошил головную мишень. Доля секунды, и она вдруг взорвалась с оглушительным грохотом, выбросив вверх черный столб дыма.
Ишь ты, они, похоже, в кузова солому напихали и бензином ее хорошенько пролили, сообразил Григорий. Видать, решили произвести впечатление на киношников. Чтобы те сняли максимально эффектные кадры. Вот, жучилы! Ладно, сейчас еще раз повторим атаку.
— Товарищ майор, ну нельзя же так! — старший из киносъемочной группы тряс пухлыми щеками и потешно размахивал маленькими кулачками почти перед самым лицом экспата. — Что вы себе позволяете? Я буду на вас жаловаться! Да-да, жаловаться. Лично товарищу Мехлису!
— Не понял, — изумился экспат. — Вы что, ничего не сняли? Совсем ничего?
— Кроме испытанного всей группой панического ужаса и страха мы ничего не получили, — причитал толстячок, едва не плача. — Ни одного стоящего кадра.
— Ты прошел над ними так низко, что, говорят, едва не порубил всех в капусту, — бесстрастно сообщил Карпухин. Дмитрий Вячеславович стоял возле режиссера и лениво курил. — По крайней мере, так это выглядело со стороны. Мне самому судить сложновато, я с группой в это время был в блиндаже. Но, знаешь, жути ты нагнал. Даже меня пробрало слегка.
— Сами же попросили, — удивился Григорий.
— Попросили⁈ — взвизгнул толстяк. — Но никто из нас и в кошмарном сне представить себе не мог, что вы в бою летаете настолько низко. Боже мой, у оператора из-за вашего лихачества приключилась «медвежья болезнь». Какой конфуз! А он ведь, между прочим, лауреат Сталинской премии! Его картины вся страна знает.
— Придется тебе еще раз слетать, — контрразведчик тихонько вздохнул и посмотрел на летчика с сочувствием. — Приказ есть приказ. Ничего не попишешь. А вы, товарищ, — тронул он приезжего киношника за плечо, — идите и готовьте своих людей к повторной съемке.
— А вы будете с нами? — с надеждой осведомился режиссер, вытирая свое багровое, потное лицо большим клетчатым платком. — У нас одна надежда на вас, голубчик. Знаете, если бы вы на нас в прошлый раз не прикрикнули, мы, наверное, так и лежали бы до сих пор на дне окопа.
— Не бойтесь, не брошу, — пообещал ему Карпухин. — Куда ж я от вас теперь денусь?
— Я опять на «брее» пойду, — предупредил его Григорий. — Вы уж проследите, чтобы в этот раз у них все получилось. А то мне совсем не улыбается с ними весь день вошкаться.
— На «брее»? — насторожился толстяк. — А это…это низко?
— Ерунда, — добродушно усмехнулся Дивин. — Метров тридцать — сорок, не выше.
— О, Господи! — простонал режиссер, закатив глаза. — Очень хочется вспомнить, есть ли у меня в чемодане запасные брюки?
— Кощей, не увлекайся! — контрразведчик погрозил экспату кулаком. — Давай без своих фокусов. Люди на работе.
— Это уж как получится.