Штурмовик из будущего-4

Глава 6

Тяжелые здоровенные ящики с разобранными «илами» прибыли на открытых платформах на полустанок в нескольких километрах от Липецка спустя неделю после приезда Григория. Странное дело, но в самом городе не оказалось даже завалящего вокзала. Точнее, когда-то, еще до революции, имелся — с двумя залами ожидания, буфетом и прочими благами, но потом…в общем, остался лишь полустанок. То есть, небольшая железнодорожная станция. Или разъезд — Дивин не слишком вникал, как правильно называть это место.

Вот оттуда и пришлось забирать спешно доставленные с завода в полусобранном виде машины. Механикам предстояло пристыковать к корпусу плоскости и хвостовую часть — стабилизатор с рулями поворота и высоты. И лишь после этого можно было начинать облетывать «илюх».

Все время до прибытия новых самолетов экспат провел в своем прокуренном напрочь кабинете в здании штаба, работая с документами. Карманов завалил нового начальника ВСС всевозможными циркулярами, приказами и распоряжениями настолько плотно, что Дивин иногда приходил в свою комнату глубоко за полночь и валился на кровать совершенно без сил. Право слово, в воздухе, под смертельным огнем немецких «эрликонов» бывало проще.

Так что прибытие техники для авиагруппы экспат воспринял как законную возможность бросить, наконец, опостылевшие бумаги и смыться на аэродром. Окунуться, так сказать, в привычную среду. Правда, довольно скоро выяснилось, что присутствие его там покамест не требовалось.

Чумазые хмурые механики, которых поднимали затемно, снимали с «ильюшиных» задубевшие от мороза чехлы и не покладая рук трудились над стыковкой. Работа эта была тонкая, почти ювелирная, и, по логике вещей, должна была производиться исключительно на заводе, в цеху, а не в полевых условиях, на продуваемом всеми ветрами аэродроме или промерзших насквозь ангарах.

Григорий содрогнулся, когда увидел, как замученные мужики в замасленных комбинезонах и таких же непрезентабельных куртках, распухшими от холода пальцами крутят скользкие от смазки болты и гайки, что то и дело норовили предательски улететь в снег. Не особо спасали тавот и солидол, которыми механики густо мазали кисти рук на ночь.

А ведь потом еще требовалось залезть, согнувшись в три погибели, внутрь фюзеляжа и там находить, практически наощупь, нужные отверстия, через которые протаскивали хвостовые тяги, заплетали негнущиеся тросы, зло рвущие кожу ладоней в лохмотья при любом неосторожном движении.

— Господи, как они все это выдерживают! — зябко повел плечами Прорва, прикуривая очередную папиросу. Они стояли чуть поодаль от капонира, в котором трудились механики и наблюдали за их работой. — Смотри, Кощей, они даже спать умудряются стоя, как лошади, — показал он на невысокого худенького паренька, что прислонился к капоту «ила» и в самом деле безмятежно дрых.

— Я тут к ним давеча в казарму заходил, — мрачно сказал экспат, делая глубокую затяжку. — У них свободные от работы спят вповалку, в любом месте — в каптерке, в столовой, в курилке, даже в «красном уголке», во время политзанятий. Так, будто у них внутри кнопка — нажал и отбой. И какая же сука тот военпред, что подписал на заводе документы о приемке. Эту гниду сейчас бы сюда, в компанию к этим ребятам, что пластаются на износ.

— Правильно, — сплюнул на снег Рыжков. — Я бы тоже этому гаду с превеликим удовольствием харю начистил. Представляешь, мне один из мотористов показал такую штуку…в общем, при дотяжке на маслопроводе гайки алюминиевые то и дело лопаются. Надо было латунные ставить, но… — он развел руками.

— Твою дивизию! — присвистнул Григорий. — Это ж форменное вредительство! И куда только Карпухин смотрит?

— Что за шум, а драки нету?

О, помяни черта, он и появится. Контрразведчик опять возник бесшумно возле летчиков. Словно из воздуха соткался. Не, точно бес!

— Расскажи, — кивнул Дивин Прорве.

— Эва как, — сморщился, точно проглотил лимон, майор, выслушав короткий рассказ Рыжкова. — Спасибо за сигнал, будем разбираться. Да, — хлопнул он себя по лбу. — Я чего пришел — в город приехала с гастролями театральная труппа. Не хотите вечером на спектакль выбраться? Я ведь так понял, что вам все равно пока делать особо нечего.

— В принципе, можно, — подумав, сказал Григорий. — Те самолеты, что пришли ранее, облетали и проверили, а новые — сами видели, еще доводить и доводить до ума. Так что, в самом деле, почему бы и не развеяться? Ты как? — повернулся он к тезке.

— А что, пойдем! — загорелся Прорва. — На людей поглядим, себя покажем.

— Тогда я на вас билеты закажу, — кивнул Дмитрий Вячеславович. — Двух хватит, или больше надо?

— Кто ж в Тулу со своим самоваром едет? — хитро ухмыльнулся Рыжков.

— Ну-ну, — бросил Карпухин, понимающе улыбнувшись, и пошел неспешно прочь по каким-то своим секретным чекистским делам.

— Не нравится мне эта затея, — цыкнул зубом экспат, провожая его взглядом. — Темнит что-то наш «контрик», ой, темнит!

— С чего ты так решил? — удивился Прорва.

— Сам подумай, разве это его забота для нас билеты в театр доставать? Скорее, для политрука обязанность.

— Да ну тебя, вечно во всем подвох ищешь! Сходим, отдохнем, девчонок каких-нибудь подцепим — в городе с мужиками напряженка. На производстве, как и везде, одни бабы, да пацанва.

— А что вообще в Липецке имеется? — заинтересовался вдруг Григорий.

— Ну, тут у них завод есть — «Станкострой», — задумался Рыжков. — Вроде бы танки ремонтируют. Причем, прикинь, не только наши, но и трофейные немецкие и даже лендлизовские имеются. «Шерманы», «валентайны», «матильды». Я проезжал как-то мимо и увидел однажды, у них там весь двор заставлен. Битком, плюнуть некуда! Что еще? Орудия, минометы, снаряды с гранатами делают. Госпиталей навалом. Тут ведь до войны знаменитая здравница была, курорт с минеральными водами. Так вот на его базе теперь раненых лечат. Кстати, их в городе тоже прилично гуляет. Особенно из тех, что на поправку идут. Над ними школьники шефствуют, организуют досуг по мере возможности. Аэродромов разного назначения несколько штук, кроме нашего — центрального. Есть и учебные, и сил ПВО.

— Ничего себе! Богато, — поразился экспат. — А я как-то закрутился, не выбирался покуда и, выходит, не видел вокруг ни черта. Ладно, значит, вечером сходим на спектакль, наверстаем упущенное. А заодно и город посмотрим.

— Надо бы пораньше выдвинуться, — обеспокоился Прорва. — И погладиться-почиститься не помешало бы.

— Успеем.

В фойе театра, куда друзья пришли заранее, с солидным запасом по времени, кипела жизнь. Горожане, военные из местного гарнизона, легкораненые — кого здесь только не было.

— Народищу-то, народищу, — невольно присвистнул Рыжков. — Знаешь, отвык я что-то от толпы, как-то неуверенно себя чувствую, — пожаловался он экспату, нервно оглядываясь. — И погоны не у всех, поди, разбери, кто перед тобой? Не, в армии все же проще.

— Не боись, держись меня, разберемся, — подбодрил товарища Дивин. Для него все вокруг выглядело достаточно убого, не чета пышным имперским приемам. Вот там гостей и впрямь всегда было полным полно. И окажись на таком мероприятии Прорва, то, голову на отсечение, испытал бы настоящий шок.

— Глянь, неужто Карманов? — толкнул приятеля Рыжков. — С кем это он, не наша ли метеоролог, часом?

Григорий обернулся. Ишь ты, в самом деле, расфуфыренный и надутый от важности, как индюк, полковник важно шел через толпу, ведя под руку старшего лейтенанта Круминя. Девушка сменила военную форму на красивое синее платье с кружевной отделкой в горошек и щеголяла — чудо чудное по нынешним временам — лакированными изящными туфельками на невысоком каблуке. Видать, решила пожалеть самомнение Карманова — тот был несколько ниже своей спутницы. Блондинка весело улыбалась, поглядывая по сторонам с явным превосходством. Еще бы, на фоне достаточно просто и бедно одетых местных девушек она смотрелась настоящей королевой.

— Отойдем, — потянул экспата за рукав Прорва. — Ну его к черту, урода этого. Не хватало еще из-за него вечер угробить. О, буфет! Пошли папирос купим, а то у меня от пайковой махорки уже изжога начинается.

Рыжков придирчиво изучил не слишком богатый ассортимент табачной продукции на прилавке под тихое недовольное ворчание стоявших в очереди и, в конце концов, купил себе две пачки «25 лет РККА».

— Глазовские, — удовлетворенно улыбнулся он. Достал из кармана портсигар и принялся перекладывать в него папиросы. — Представляешь, пришлось недавно умельцам из ПАРМа мундштук заказать, — жаловался он попутно экспату. — Без него неприятно в рот табак брать, да и пропадает его изрядно.

— Что так?

— Качество хромает, — печально вздохнул Прорва. — Привозят херню какую-то, не поймешь даже сразу, что в пачку напихали. Положено двадцать пять папирос в день летчикам выдавать, но пойди их еще получи! Вот интенданты выкручиваются и по двадцать пять грамм табаку взамен норовят всучить. А что это за табак? — он безнадежно махнул рукой. — Помнишь, как в нашем полку его остряки называли? «Матрац моей бабушки», «Вырвиглаз», «Прикури фашисту». Знаешь, с недавних пор мода на трубки пошла. Особенно трофейные. А что, курительный табак для них стали изготавливать. «Флотский», «Сигарный», «Капитанский»…говорят, вроде бы и «Беломорканал» в рассыпном виде есть. У нас теперь даже бойцы из БАО трубки всеми правдами и неправдами себе добывают. Вот, думаю, может и мне сподобиться?

— Служивый, угости табачком! — слова, произнесенные ломающимся юношеским голосом, но при этом довольно развязным тоном, прервали рассказ Рыжкова.

— Чего? — изумился летчик, глядя на невысокого приземистого парня с наглыми глазами.

— Чего-чего, глухой что ли? Дай десяток, не обеднеешь, небось! — нагло потребовал тот.

Дивин кинул несколько быстрых взглядов по сторонам, оценивая обстановку. Так, как привык отыскивать в небе угрозу со стороны фашистских истребителей. Борзый парнишка явно был не один и хамил, чувствуя у себя за спиной поддержку. Поэтому важно было разобраться, с кем он сюда заявился, и какова степень возможной опасности.

Странное дело, но в поле зрения Григория не наблюдалось никого подозрительного. Нет, кое-кто из прохаживающихся по фойе людей посматривал с любопытством в их сторону, но оно, скорее, было вызвано блеском Золотых звезд бравых пилотов.

— И почему же я тебе должен отдать свои папиросы? — с отчетливым недоумением спросил Рыжков. — Вон стоит киоск, сходи и купи.

— А у меня денег нет!

— Так иди работать.

— Еще чего! Пусть трактор работает, он железный.

— О, как! — покрутил головой Прорва. — Слыхал, Кощей? Знаешь, — обратился он к нахальному парню, — если бы ты попросил нормально, то, глядишь, я вошел бы в твое положение. А так…вали отсюда!

— Ладно, встретимся еще! — зловеще пообещал пацан, повернулся и быстро исчез в толпе.

— Охренеть! — засмеялся Дивин. — Похоже, он нам еще и пригрозил. Тебе страшно?

— Вот еще, — захорохорился товарищ. — Пусть только попробует только кто сунуться, шлепну на месте! Развелось всякой швали, не продыхнуть. На той неделе, говорят, на грузовик с продуктами напали. Водителя и охранника убили, а машину угнали.

— Диверсанты?

— Да ну, брось, какие диверсанты? Говорю же, отребье всякое голову подняло. Пользуются, гады, тем, что из милиции много народу на фронт ушло, вот и распоясались.

— Понятно, — задумчиво протянул Григорий, припомнив свои недавние приключения в академии.

— Ладно, пошли, а то к началу спектакля опоздаем, — засуетился Рыжков. — Кстати, а вон та черненькая ничего так, симпатичная!

— Пошли уже, Казанова!

Спектакль Дивину не понравился. Давали «Фронт» по пьесе Корнейчука. Нет, артисты честно старались, пытались играть так, чтобы вызвать интерес у публики, но, на взгляд экспата, получалось у них это не очень хорошо. Правда, как он отметил для себя с некоторым удивлением, многие зрители явно придерживались противоположной точки зрения и смотрели на сцену затаив дыхание.

А вот сам Григорий никак не мог заставить себя сопереживать героям постановки. Слишком уж отличалось то, что он сейчас видел, от того, что ему пришлось пережить в первые нелегкие годы войны, с избытком наполненные горечью поражений и бесчисленными потерями боевых товарищей. И потому чистенькие шинели, гладко выбритые лица и пафосные речи исполнителей вызывали у него лишь кривую усмешку.

От нечего делать, экспат принялся рассматривать собравшихся, благо его чудо-зрение исправно справлялось с полумраком, царившим в зрительном зале. И вскоре нашел глазами сидящих в самом первом ряду, среди руководства города, Карманова и Круминя. Полковник наблюдал за спектаклем со скукой, частенько наклонялся к девушке и о чем-то с ней говорил. Зента в ответ улыбалась своему кавалеру и согласно кивала. Судя по всему, все у них было хорошо.

Дивин философски пожал плечами. Что ж, каждому свое. В конце концов, кто сказал, что ему надо непременно встревать в любовный роман Карманова? Какого-то совсем уж сногсшибательного впечатления латышка на него не произвела. Скорее, ворохнулось в душе какое-то темное чувство, желание отомстить, унизить бывшего комэска. А тут еще Карпухин со своими подначками…

Но, остыв, Григорий уже смотрел на эту ситуацию несколько отстраненно, с холодной и ясной головой. И твердо решил для себя отойти в сторону и не встревать в очередную хитромудрую комбинацию, что наверняка замыслил контрразведчик. Уж больно наивно и простодушно тот выглядел во время рассказа о метеорологе и ее отношениях с командиром особой авиагруппы. Пережал товарищ майор с простотой. Совсем, как вот сейчас актеры на сцене.

О, вы только гляньте, по мнению автора пьесы командарм может через голову комфронта обратиться в Москву, в Ставку, получить оттуда разрешение на проведение операции, о которой командующему никто не спешит сообщать! Вы серьезно? Да, мощно. А подхалимы, что водят хороводы вокруг комфронта, постоянно подливают ему, наушничают и занимаются прочими глупостями? Если это сатира, то явно не очень высокого уровня. Глупость форменная. А тут еще «говорящие» фамилии этой оравы: Хрипун, Удивительный, Тихий, Крикун…детский сад, право слово. Никакого понимания военной иерархии и этики.

— Ты не знаешь, почему эту белиберду до сих пор ставят? — поинтересовался экспат у Рыжкова в антракте.

— Т-ссс! — прижал палец к губам Прорва и воровато оглянулся. — Потише кричи. Говорят, что пьеска понравилась Самому! — капитан показал глазами наверх.

— А, ясно. Слушай, может, ну его к лешему, айда обратно, на аэродром? Посидим, тяпнем законных «наркомовских».

— Еще чего, — возмутился приятель. — Нет уж, ты поступай, как хочешь, а я себе уже приглядел тут пару вполне интересных мамзелек и твердо намерен продолжить с ними знакомство. Зовут Галя и Валя. Стоп, — он озабоченно потер лоб. — Или Даша и Маша? А, неважно. Главное, вполне себе раскованные дамочки, без комплексов. Я это сразу по глазам на раз секу. Перемигнулись, и все понятно.

— Когда успел? — искренне поразился Дивин. — Вместе все время ведь были.

— А когда ты в уборную отходил, — рассмеялся Рыжков. — Там и делов-то было на пару минут, — гордо заявил он. Но тут же рассмеялся и признался. — Если хочешь знать, они сами ко мне подошли. То-се, трешь-мнешь, базар-вокзал — и дело в шляпе. Пригласили на квартиру к одной из них. Точнее, в комнату. Но сказали, что соседи до утра в ночной смене, поэтому вся квартира в нашем полном распоряжении. И идти недалеко. В общем, сразу после спектакля подождем их у входа. И не вздумай сбежать под шумок!

Григорий немного подумал, а потом махнул рукой.

— Уговорил, черт красноречивый. Навестим твоих Даш и Маш.

После окончания спектакля друзья не торопясь вышли на улицу и, отойдя чуть в сторону, чтобы не мешать выходящим из театра людям, решили перекурить. Но едва летчики достали портсигары, к ним, откуда ни возьмись, подскочил сутулый мужичонка в старой потертой шинели и начал махать изуродованной беспалой кистью и мычать что-то непонятное.

— Ты немой что ли? — первым сообразил Прорва.

Мужик радостно ощерился, обнажив гнилые пеньки редких зубов, и энергично закивал. Да так, что с его головы едва не слетела порванная сбоку ушанка.

— Где тебя приложило, бедолага? — сочувственно поинтересовался Дивин, потянувшись за папиросой. Не угостить своего брата-фронтовика, да еще инвалида — это было за гранью.

Но вдруг гневно закричал Прорва. Григорий поднял голову и увидел, как на его товарища из темноты вихрем налетело несколько парней, что сходу набросились на летчика и принялись осыпать того ударами. Экспат зарычал от злости и хотел, было, прийти на помощь другу, но в это время инвалид неожиданно прыгнул ему на спину и попытался вцепиться в глаза.

— Ах ты ж гад! — Дивин отряхнулся, точно пес и легко сбросил мужчину. Тот кубарем полетел в снег. — Гришка, держись!

Дивин кинулся к облепившим товарища парням и несколькими точными сильными ударами заставил их отступить. Но, к его удивлению, хулиганы не спешили ретироваться окончательно. Подбадривая себя выкриками, они встали стенкой перед летчиками и явно решили продолжить схватку.

Григорий оскалился. Черт возьми, что за ерунда здесь творится? Может, плюнуть на осторожность и дать немного разгуляться бешено рвущемуся наружу мантису? Хм, опасно, можно не успеть затормозить и тогда дело закончится кровью. Большой кровью.

— Бей летунов! — донесся издалека яростный крик и с противоположной стороны улицы с воплями, шумом и гамом, с камнями, поленьями и палками на них рванула целая толпа разношерстно одетых пацанов. А впереди мчался давешний наглец из театра. Телогрейка нараспашку, в руках массивная кочерга, глаза бешенные, рот растянут в злобном реве до ушей. — Бей! За атамана!

— Кощей, — дрогнувшим голосом выкрикнул Рыжков. — Бежим! Пришибут на хрен!

В этот момент в офицеров градом полетели камни и обломки кирпичей.

— Твою мать! — заорал Дивин, пригибаясь и отскакивая в сторону. — Беги, Прорва! Беги!

Приятель не стал играть в героя. Мгновенно развернулся и задал стрекача вниз по темной улице. Шутки шутками, но сейчас заведенная толпа пусть и молодых, но озлобленных сверх всякой меры, полуголодных ребятишек, могла играючи смести со своего пути практически любого.

Любого…