Получив согласие экспата, комкор развил бурную деятельность. Полет на трофейном «мессере» требовал особой подготовки, ведь велика была опасность того, что какой-нибудь советский летчик при встрече атакует «врага». Да и зенитчики запросто могли всадить в «худого» смертоносный снаряд. А предупредить всех заранее…нет, увольте, проще сразу фрицам дать радиограмму о задуманной операции — абвер давно уже всем доказал, что ест свой хлеб не зря. И недавние события, когда Дивина пытался обмануть лженаводчик, который, однако, четко знал, кто именно находится в воздухе и на какую цель направлен, были тому весомым подтверждением.
— Пойдешь в сопровождении моих «яков», — объяснял Григорию замысел будущей разведки Савицкий. — Они доведут тебя вот сюда, — генерал карандашом поставил аккуратную точку на карте. — Город Саки. Здесь прощаетесь. Снижаешься до бреющего и уходишь прямиком в море. Думаю, углубиться на пятьдесят — шестьдесят километров будет достаточно. Потом разворот. Набираешь высоту и дуешь в сторону Херсонеса. Производишь съемку и тихой сапой смываешься обратно в море. Ложишься оттуда на заданный курс и в назначенном месте снова встречаешься с моими истребителями. А уж они спокойно ведут тебя на аэродром. Вопросы?
Экспат помолчал, обдумывая услышанное.
— А что, если не просто слетать, а дождаться, пока гансы поднимут в воздух побольше своих самолетов и затесаться к ним в группу?
— Затесаться, говоришь? — теперь задумался Савицкий. — Идея хорошая. Можно несколько групп заранее, с упреждением по времени, направить поближе к Севастополю, чтобы они там поутюжили воздух. Пусть спровоцируют гитлеровцев. А как только они решать произвести расчистку, тут-то ты и подойдешь.
— Главное, по времени все согласовать.
— Не учи ученого, майор! — усмехнулся командир корпуса. — Мои соколы не пальцем деланы. Иди, потренируйся на трофее.
— Есть.
«Мессершмитты», что достались советским войскам, уже облепили механики, техники и другие специалисты. Работа кипела вовсю. Надо было определиться с тем, какой из трех фашистских истребителей лучше всего подойдет для выполнения ответственного задания.
Дивин заранее отправил Шафиева на помощь «маслопупам» генерала Савицкого. Не то, чтобы он не доверял им, вовсе нет, но получить подтверждение от собственного, не раз проверенного специалиста было отнюдь не лишним.
— Как машинки? — окликнул Григорий сержанта, что неторопливо вытирал чистой тряпицей испачканные руки. — Не подведут?
— Тут такое дело, товарищ командир, — медленно ответил механик. — Надо бы капитана Тоносяна поставить в известность.
— Диверсия? — насторожился Дивин.
— Да нет, тут другое, — улыбнулся механик. — Видите этого «худого»? — он указал на один из истребителей с черным крестом на фюзеляже.
Экспат с недоумением оглядел «шмитта».
— «Мессер», как «мессер», что не так?
— Э, не скажите, — улыбнулся Шафиев. — Мы тоже сперва не поняли. А потом полезли разбираться и обнаружили, что у него новая модификация. Немец, что его обслуживал, был большой аккуратист и все формуляры содержал в образцовом порядке. Тут один паренек-вооруженец немного знает язык и сумел прочесть, что этот истребитель не всем нам давно известный G-6, а G-10!
— Иди ты! — присвистнул Григорий и сбил фуражку на затылок. — И что, велика разница?
— Да как вам сказать…движок у него помощнее. Маслобак увеличился в объеме. Водяные радиаторы в крыльях заменены на более производительные, радиостанция новая. Ну и так, по мелочам разным.
— Хм…так, может, мне на нем и прогуляться к фрицам в гости? — загорелся Дивин. — Бац, и в дамки!
— Не советую, товарищ командир, — сухо произнес Шафиев. — Судя по формуляру, это опытный образец. Ума не приложу, почему гансы оставили его нам в целости и сохранности. Но вряд ли они не распознают эту диковинку — смотрите, как его расписали, — сержант показал на рисунок большого красного сердца, пробитого стрелой чуть ниже кабины пилота. — Вряд ли экспериментальную машину доверили бы рядовому летчику. А ну, как встретитесь с ним или его товарищами?
— Да, тут ты прав, — вынужден был согласиться экспат. — Неувязочка.
— Берите любого из тех двух, — мотнул головой механик в сторону других «мессершмиттов». — Самолеты полностью исправны. Мы их досконально проверили.
— Боекомплект?
— Все в ажуре, — показал большой палец Шафиев. — Тут даже с избытком оказалось и горючего, и масла, и снарядов пушечных.
— Рацию настроили?
— Да, только-только радист ушел. Кстати, не поверите, на обоих даже фотоаппараты уже установлены. Офицер из разведотдела сказал, что получше наших будут. Вон он, видите? Сутулый такой, в очках. В аккурат сейчас второй проверяет.
— Что ж, — прикинул Дивин. — Тогда я, наверное, облетаю обоих «худых» и решу, какой из них сподручнее взять, — а сам в очередной раз задумался над тем, кто же это такой знающий завелся у гитлеровцев. Неужели один из ведомых, с которыми он совершал тот злополучный полет по обследованию инопланетного корабля? А что, вполне рабочая версия: неизвестное излучение затянула не только «Коготь» Граца, но и другой имперский штурмовик. Правда, если его пилот оказался на стороне немцев, то почему они до сих пор не использовали в своих военных разработках те достижения имперских конструкторов, что в огромном количестве нес звездный корабль из будущего? Черт возьми, да он целиком и полностью был одной огромной «вундервафлей», о которых бравурно верещит доктор Геббельс в своих выступлениях. Особенно в последнее время. Плавали, знаем, политрук на днях рассказывал. Хотя, может «Коготь» ведомого тоже потерпел крушение? Вопрос. В любом случае, ухо следует держать востро. Иначе и правда не успеешь опомниться, а тебя уже ссадят с неба и превратят в пылающий факел. Собственно, простреленные глаза на рисунке недвусмысленно обещают экспату именно такую участь.
Но это мы еще посмотрим — кто кого!
Григорию удалось выполнить несколько тренировочных полетов. Что не говори, но «мессер» оказался вполне приличной машинкой. Помнится, тот экземпляр, на котором Дивину довелось подняться в воздух над Монино, был в гораздо худшем состоянии. А, если быть точным, восстановленным нашими специалистами после вынужденной посадки. В условиях отсутствия целого ряда запасных деталей. И потому говорить о том, что он мог показать все свои боевые качества не приходилось. Здешние же «шмитты» вели себя практически идеально. И экспат вдоволь порезвился, устроив над аэродромом настоящее шоу. Отработал полный комплекс фигур высшего пилотажа, выжимая из трофейных истребителей все, на что они были способны, под присмотром четырех остроносых «яков», круживших в стороне. А то, мало ли, вывернет из-за облаков залетная «лавочка» или «кобра» и жахнет из всех стволов по наглому «мессу».
— Ко мне перейти не хочешь, майор? — вроде как в шутку поинтересовался Савицкий, когда Григорий приземлился и устало курил возле летной столовой. — Наблюдал, как ты в зоне крутился. У меня мало кто так может. Подумай, я бы тебя сразу, не глядя, в комполка определил бы. Подпола сразу гарантирую.
— Благодарю, товарищ генерал, мне и в своем полку неплохо, — отказался Дивин.
— Да? Ну смотри, майор, смотри. — И, посерьезнев, перешел к делу. — Я получил разрешение от командарма на твой полет. Наш план операции утвержден. Командарм внес кое-какие замечания, но ничего серьезного. Так, поправил по деталям обеспечения секретности полета и обеспечению твоей безопасности.
— А говорите, ничего серьезного, — укоризненно покачал головой экспат. — Я, знаете ли, на тот свет не тороплюсь.
— Боишься? — прищурился генерал.
— Боюсь, — кивнул Григорий. И, заметив, как поползли вверх брови Савицкого в непритворном изумлении, добавил с грустной улыбкой. — Знаете, я искренне убежден в том, что людей, которым неведом страх, в природе не существует.
— Поясни!
— Пожалуйста. У каждого имеется свой собственный страх. Страх, что приходится преодолевать не раз и не два, а каждый день. И так всю жизнь. Но зато, если ты не пасуешь перед ним, то с каждым разом сделать это все легче и легче. Например, здесь — на фронте — мы сталкиваемся со всевозможными опасностями. Порой, смертельными. И привыкнуть к ним нельзя. Да и не нужно, наверное. Но можно получить уверенность в том, что с этими опасностями справишься! И вот к такой уверенности можно и нужно привыкнуть. Потому что именно она позволяет нам выполнять свой долг.
— Любопытно, — задумался Савицкий. — Знаешь, что-то в твоих словах есть. Что-то дельное. Ну да ладно, обдумаю как-нибудь на досуге. А сейчас давай еще раз пройдемся по всем этапам полета. Пошли в штаб.
Обсуждение затянулось почти на два часа. Дивин дотошно копался во всех деталях, пытаясь максимально проработать разведывательный полет. Генерал, на удивление, отнесся к его действиям с пониманием. И даже осадил начштаба корпуса, когда тот попытался обвинить летчика в излишней перестраховке.
— У гитлеровцев свои привычки, свои порядки, своя манера поведения в воздухе, — жестко сказал Савицкий, глядя исподлобья на разом вспотевшего полковника. — Мы о них мало что знаем и запросто можем спалиться. Раскусят майора на какой-нибудь ерунде и сожгут к чертовой матери. Одна надежда, что фрицы не смогут даже представить себе, что наш летчик может в открытую, днем, летать у них над головой не скрываясь. Кто способен на подобную дерзость? Главное, чтобы Дивин не допустил какого-нибудь грубого просчета и не выдал себя.
— Куртка, шлем, очки, — сказал экспат. — Куртка еще сойдет — они у всех летунов похожи. Но вот шлемофон и очки у фашистов другие. У меня были трофейные, я точно знаю.
— Это на тебе, разведка, — отрывисто бросил генерал Тоносяну, что скромно притулился в углу. Тот понятливо кивнул и сделал пометку в своем рабочем блокноте. — Шарф еще шелковый ему раздобудь. Да побольше, пофорсистее! Гансы страсть как любят роскошными шелковыми шарфами шикануть.
— Ну, это у «гороха зеленого» такие манеры. У нормального летчика шарф для того, чтоб шею в бою не натирать, — усмехнулся экспат.
— Вот-вот, именно! Ладно, поехали дальше. Что у нас на очереди?
— «Горка», я — «Пятый». Вижу самолеты противника. Десять «худых». Начинаю работать по плану! — доклад ведомого комкора, капитана Самойлова, поступил неожиданно. Григорий как раз сидел в кабине «своего» Ме-109 и откровенно скучал. И потому мгновенно отреагировал на это сообщение — подал сигнал к взлету летчикам-истребителям, что также, как и он, находились в боевой готовности.
— Начали, — скомандовал сам себе Дивин, захлопывая колпак. — Надо бы успеть до захода солнца.
До Сак долетел в компании «яков». Как и договаривались. Ведущий «маленьких» приветливо качнул самолет с крыла на крыло и «ястребки» красиво ушли в набор высоты, прячась в облака. А экспат, напротив, отдал ручку от себя и кинул «мессер» в пике. Выровнял над волнами и, сверившись с приборами, устремился к намеченной точке, где следовало произвести разворот. Скорость на столь малой высоте воспринималась несколько иначе. Да и чувство собственной беспомощности от того, что летит один одинешенек, без прикрытия боевых товарищей, несколько давила. Отпустило немного только когда «худой» достиг вражеской территории. Вот здесь экспат решительно набрал высоту метров в сто пятьдесят и принялся деловито кружить над Севастополем и его бухтой.
Бросилось в глаза огромное количество артиллерии. Пушки, минометы, зенитные орудия — количество их неприятно поражало. Бесчисленные батареи стояли, что называется, под каждым кустом. Немудрено — отступая, гитлеровцы свезли их сюда со всего Крымского полуострова.
В районе Сапун-горы велись активные саперные работы. Фашисты лихорадочно сооружали мощную линию обороны, готовясь встретить наступающие части Красной армии. Экспат досадливо прицокнул языком, представив, какой ад здесь скоро воцарится. И сколько крови прольется во время штурма.
На аэродроме Херсонес Дивин обнаружил много транспортных Ю-52 и всего с десяток «мессеров» и «фокке-вульфов». Григорий надеялся, что все это попадет в поле зрения объективов фотоаппарата, который он включил сразу же, как только оказался в черте города. Но, на всякий случай, летчик исправно делал пометки в карте наколенного планшета.
Уже почти выполнив задуманный облет вражеских позиций, экспат вдруг заметил, что за ним неотрывно следуют два «мессершмитта». В хвост для атаки не заходят — и на том спасибо! — но и не отстают. Летят чуть позади, как привязанные. На мгновение мелькнула паническая мысль попытаться оторваться от них, но Дивин сразу же пресек ее. Сейчас могло помочь лишь спокойствие и показная уверенность в своих действиях. Наверняка ведь гансы пытаются вызвать его по радио, получить объяснения. Что ж, сделаем вид, что на борту неисправность, и он не может им ответить.
Один из «шмиттов» с мордой тигра на фюзеляже подошел вплотную и оказался слева от Григория. Экспат мог в мельчайших подробностях рассмотреть слегка одуловатое лицо немецкого пилота, его огромные очки-«консервы» и коричневую летчицкую куртку с непривычно узкими серебряными погонами.
Дивин как можно более дружелюбно улыбнулся врагу, приветливо помахал ему рукой и жестами показал, что, мол, не слышу ничего. А потом потыкал вниз, мол, буду садиться, скоро увидимся на земле. Фриц какое-то время вглядывался в него, но потом что-то сказал ведомому, прижав ларингофоны к шее, и отвалил. Следом за ним ушел и второй «мессер». Экспат немного выждал — не проявит ли еще кто-нибудь интерес к одинокому самолету, — а потом заложил свой истребитель в вираж и направился обратно в море, чувствуя, как сбегает по спине струйка пота. Эх, поскорее бы добраться до своих, есть о чем доложить!
— А он мне вдруг и говорит: «Хенде хох!» Грозно так, поневоле руки в гору задерешь, — сокрушенно сказал Григорий, натянув маску искренней обиды.
— Да брось, неужто ты какого-то…
— Вика!
— Да, молчу. Как бы это сказать…неужто ты замполита испугался? — старший лейтенант Авдалова глянула на Дивина с явным недоверием. — Видела я его, на серьезного бойца не похож.
— В самом деле. Гриш, как это он тебя в плен умудрился взять? — Ангелина следом за подругой требовательно посмотрела на экспата. Тот выдержал небольшую паузу, а потом ответил:
— Так он на стоянку трех автоматчиков с собой притащил!
Летчицы замерли. А потом покатились со смеху.
— Ой, умора! Трех автоматчиков!
Григорий улыбнулся. Теперь, когда позади остался трудный, выматывающий полет, он мог себе позволить немного расслабиться. И общение с любимой девушкой и ее подругой оказалось как нельзя кстати.
— Я, главное, им пытаюсь втолковать, что, мол, свой, советский, а замполит в крик: «Ишь, насобачился, гад, по-русски говорить! Вылезай, я тебя лично пристрелю, морда фашистская!»
— А почему он тебе не поверил-то? — заинтересовалась Вика.
— Так меня обрядили так, чтобы фрицы за своего приняли, — поджал губы Дивин. — Куртка, шлем, очки…даже шарф — все, как у настоящего рыцаря люфтваффе.
— Вон оно что, — понимающе кивнула Авдалова.
— Гриш, а если бы он тебя и правда решил расстрелять⁈ — вскинулась Ангелина.
— Да ну, перестань, — отмахнулся экспат. — К тому времени на стоянку уже генерал приехал. В обиду не дал бы. Я, собственно…
— Товарищ гвардии майор,вас срочно в штаб вызывают! — веснушчатый боец-посыльный вытянулся по стойке смирно и неловко приложил ладонь к пилотке. — Приказ подполковника Шепорцова.
— Твою дивизию! — вполголоса ругнулся Григорий, нехотя поднимаясь. — Ну что за срочность, почему не дают спокойно отдохнуть⁈
— Война, — Авдалова печально вздохнула. — Сами себе не принадлежим.
Ангелина тоже поднялась со скамьи, подошла к Григорию вплотную и храбро, никого не стесняясь, положила ему руки на плечи.
— Я буду тебя ждать, — просто сказала она. — Столько, сколько будет нужно. Слышишь?
— Вернусь, и вместе пойдем к Шепорцову, — решительно произнес Дивин, нежно приобняв девушку.
— Зачем? — изумилась та.
— Сюрприз, — загадочно улыбнулся Дивин.
— Завязывайте с обнимашками, голубки, — ревниво посоветовала Авдалова. — Не ровен час сюда Бершанская заглянет. А у нее, сами знаете, разговор короткий: «Любовь строго после войны!»
Ангелина густо покраснела и нехотя отодвинулась от Григория.
— Я буду тебя ждать, — повторила она.
И почему иногда от таких простых слов вдруг как-то сразу теплеет на душе?
Облачность была густой, почти до самой земли. Экспат даже засомневался, удастся ли ее пробить и выйти точно к станции, или придется расписаться в собственном бессилии. А геройствовать понапрасну, рискуя в последний момент увидеть, как «значки полетели»[1]…не, дурнив нема, как любит говорить моторист Тараненко.
Вынырнули наконец из густого белого одеяла. Нормально, даже с неплохим запасом — высота двести метров. Внизу, под стремительно летящим самолетом, степь, чахлый лесок, а за ним видна железная дорога.
— Молодец, штурман, вывел ювелирно! — похвалил Григорий майора Рутолова. — Командуй, куда нам теперь.
— Курс триста, — отозвался Рутолов.
— Принял.
Экспат немного довернул «бостон» и полетел почти строго на запад, ориентируясь на хорошо различимую белую насыпь железнодорожного полотна. Показалось, или вдали появился состав? Дивин приблизил картинку. Ага, ползет, родимый! Навскидку, вагонов тридцать. Но, вот беда, это совсем не то, что было нужно. В поезде, который требовалось найти и уничтожить, по сведениям разведки всего десяток вагонов. Три из них — пассажирские. И вот в них сейчас находятся те, кого надо кровь из носу уничтожить. Какие-то важные фашистские шишки.
Чтобы запутать немцев, не дать им поднять тревогу раньше времени, Дивин воспользовался старым проверенным трюком: принялся ритмично двигать сектора газа двигателей. И «бостон» начал издавать неровный воющий гул, похожий как две капли воды на звук двигателей Ю-88.
О, вот и станция. На путях сразу три товарных поезда. Над паровозами небольшие дымки и облачка пара. На крышах вагонов установлены зенитные пулеметы, видны маленькие фигурки солдат возле них. По перрону, перед длинным приземистым зданием, слоняются группки людей. Но паники пока не видно, ведь звук приближающегося бомбардировщика ни с чем не спутаешь. Свой «юнкерс»! Да и погода откровенно плохая. Ну какой русский летчик сумеет взлететь и найти эту станцию среди плотных низких облаков?
— Штурман, наш состав средний!
— Уверен?
— На все сто! У него один из вагонов приметный, с заплаткой на крыше. Тоносян точно его указал.
— Тогда три градуса влево. Ага, вот так. На боевом!
Григорий замер, крепко ухватившись за штурвал. Промахнуться нельзя!
Фашисты замерли, услышав, как вдруг изменился гул моторов. Озадаченно задрали головы, пытаясь понять, что происходит. Но потом резко, словно на снятой с паузы кинопленке, кинулись врассыпную, сшибая друг друга с ног.
— Сброс! — крикнул Рутолов.
Самолет вздрогнул, резко взмыл вверх, освободившись от тяжести содержимого своих бомболюков.
— Огонь, — буднично скомандовал Дивин и нажал на кнопку спуска пулеметов. «Березины» загрохотали, вплетая треск вылетающих из стволов снарядов, похожих на рвущееся полотно, в рев моторов. По кабине поплыл сладковатый запах пороховой гари. А красные трассы хлестнули по вагонам, перечеркнyли их, выбивая большие куски обшивки, кроша вдребезги хрупкие оконные стекла.
Мелькнули на секунду под крылом искаженные от ужаса белые лица солдат, что валялись на крышах. Никто из них не успел развернуть пулеметы. И в следующую секунду это стало неважно. Потому что сзади ударили — один за другим — мощные взрывы: бум-бум-бум!
Экспат развернул бомбардировщик, набирая одновременно немного высоты. Требовалось проконтролировать поражение цели. И, в случае необходимости, сдохнуть, совершить огненный таран, но разнести вдребезги указанный капитаном Тоносяном вагон.
Но, слава ВКП(б), идти на крайние меры не пришлось. Состав горел. Клубился по земле густой черный дым, сыпались во все стороны искры, причудливо изгибались языки пламени, а на месте нужного вагона красовалась огромная воронка. Рядом многочисленные обломки, листы перекрученного железа, закопченные «таблетки» колес.
— Задание выполнено, командир! — ликующим голосом доложил Рутолов. — Даю курс домой.
— Принял! Экипаж, уходим в облака.
Странный «як» экспат заметил, когда бомбардировщик выскочил из облаков над своей территорией. Рутолов попросил снизиться, чтобы точнее сориентироваться на местности. И вот тут-то экспат и обратил внимание на знакомый остроносый силуэт истребителя, что неожиданно вывалился следом за ними из облачной пелены.
Почему «як» показался Дивину странным? Хм, окрашен тот был непривычно. Вместо темно-зеленого в черный цвет. Сначала, правда, Григорий не придал этому особого значения, ведь случаи, когда неопытный молодой летчик отрывался от своих, терял ориентировку, а потом пристраивался к какому-нибудь советскому самолету и мирно топал домой в его компании, были совсем не редкими. Так что на пристроившийся сбоку и чуть позади «ястребок» никто из экипажа особо не заглядывался. Летит себе и летит. Не реагирует на вызов по рации? Видать, настроен на другую волну. Бывает. Тем более, что тянется за «яшкой» небольшая струйка дыма. Может быть, повредили в бою.
Но потом экспат при очередном осмотре задней полусферы — привычка, прочно въевшаяся в кровь — вдруг обратил внимание на окрас неожиданного попутчика. Приблизил его изображение и…замер.
— Савелий, — тихо позвал он стрелка. — Тихо, без резких движений. Приготовься по моей команде развернуть свою «метлу» и вдарить по «яку»!
— Не понял⁈ Товарищ командир, вы чего⁈
— Заткнись и слушай только меня! — прошипел Дивин. — Сразу, как скомандую, дашь по этому гаду! Немец это! Слышишь? Фриц за нами идет!
— Кощей, ты что несешь? — вклинился в разговор Рутолов. — С чего ты взял?
— Вижу!
— Да ну, перестань. Не выдумывай.
Григорий тоскливо выматерился. Время стремительно утекало, и он почти физически ощущал, как падают песчинки, отпущенные им всем на жизнь. Нужно было действовать, а экспат тратил драгоценные мгновения на бесполезный спор. Дивин вытер вспотевший лоб рукавом гимнастерки и глубоко втянул спертый воздух, пахнущий бензином и горелой краской.
— У него звезды на фюзеляже, — озадаченно доложил Горбунов. — И рукой нам помахал, я точно видел. Ошиблись вы, товарищ командир, свой это.
— Кощей, подходим к аэродрому, — радостно сказал Рутолов. — Вон, видишь, уже взлетное поле показалось.
Пальцы крепче стиснули штурвал. Григорий молчал. Он чувствовал, как враг, что сидит в кабине истребителя, взял их в прицел. И сейчас просто наслаждается, упивается своим могуществом. Стоит только попытаться рвануть в сторону, и он тут же прошьет «бостон» из пушки и пулеметов.
— Идешь своей дорогой, Грац? — прошелестело вдруг в наушниках.
Дивин вздрогнул. Услышать девиз своего клана…да, он не ошибся. За спиной — враг!
— Экипаж, покинуть самолет!
— Командир⁈
— Это приказ, бля…ь!!! — взорвался экспат. — Прыгайте, вашу мать!
Длинную очередь, что выплюнула пушка истребителя, он не услышал. Зато прекрасно увидел, как вдруг вспучился дюраль на левой плоскости, пошел чудовищной волной, которая уперлась в мотор. И следом из него выплеснулся огромный язык пламени.
А потом что-то взорвалось в голове Григория, перед глазами ослепительно вспыхнуло, заволокло красным и стремительно начало гаснуть, унося в беспросветную тьму.
Конец
[1] Значки полетели (жарг.) — потерпеть аварию, разбиться
p.s.: Уважаемые читатели! Спасибо вам за то, что уделили свое драгоценное время и внимание моей скромной работе. Я искренне признателен вам за то, что вы прошли вместе с моими героями длинными и непростыми дорогами. Пусть даже и фантастическими.
С безграничным уважением, Дмитрий!