Штурмовик из будущего-4

Глава 14

— Убери.

— Как же это? Почему? Полагаются ведь, «наркомовские»?

Григорий равнодушно глянул на смущенную официантку.

— Не заслужили покамест. «Наркомовские» когда положены? Правильно, после боевых вылетов. А мы со старшиной к этому самому вылету только-только готовимся. И, выходит, ты, красавица, сейчас нагло и цинично пытаешься сорвать будущую операцию против ненавистного врага. Смекаешь, чем пахнет?

Девушка испуганно охнула и торопливо унеслась прочь, прижимая к груди злополучный графин с водкой.

— Зря вы так с ней, товарищ майор, — старшина Горбунов неодобрительно покачал головой. — Я ведь знаю ее, нормальная девчонка. Сказали бы нормально, без этих своих трибунальских штучек, да и дело с концом. Зачем человека напугали? Нехорошо!

Экспат рассеянно пошерудил ложкой в отменном, с зажаркой, борще.

— А научился у вас повар готовить. Раньше даже пробовать было страшно. Помнишь?

Стрелок-радист обиженно засопел.

— Не хотите отвечать, ну и не надо. Обойдусь! А все одно: зазря девчонку обидели.

— Вот смотрю я на тебя, друг Савелий, — проникновенно сказал экспат. — И очень мне твой задор по душе. За официантку заступился, мне выговор сделал. Настоящий рыцарь. Как в старину. Без страха и упрека. Совсем, как в романах буржуазного писателя Вальтера Скотта. Не читал? Зря, рекомендую, весьма занимательное чтиво. Мне особенно «Айвенго» понравился. Был там такой добрый молодец. Честный и справедливый. Все время норовил за кого-нибудь заступиться. Или подвиг во имя прекрасной дамы совершить. Только…- голос Дивина стал вкрадчивым. — Речь сейчас не о том. Расскажи-ка мне, милок, почему я до сих лицезрею на твоих плечах погоны старшины, а? Ты ведь, если мне память не изменяет, как полный кавалер ордена Славы, автоматически должен был быть повышен в воинском звании на одну ступень. То есть, сейчас сидел бы со мной за одним столом не потому, что я так захотел и настоял, а по праву. Будучи законным и геройским младшим лейтенантом авиации.

Горбунов густо-густо покраснел, сравнявшись цветом лица с наваристым борщом. Затравленно огляделся. В просторном зале столовой стояли три ряда столов. За первыми двумя ели летчики и штурманы, за третьим обычно располагались солдаты и старшины — стрелки-радисты и прочая срочная служба.

— Вам ведь уже, небось, доложили? — обреченно поинтересовался он.

— Было дело, — не стал отнекиваться Григорий. — Но я от тебя хотел услышать. Лично.

Савелий тяжело вздохнул. Собрался с духом и медленно, без особой охоты, заговорил.

— Там и рассказывать, собственно, нечего. Дружил с одной…в зенитчицах у нас была, прикрывали аэродром. Главное, я ей не обещал ничего, чесслово! — паренек поднял голову и, лихорадочно блестя глазами, попытался поймать взгляд сидящего напротив летчика. Но экспат нарочно опустил голову и с преувеличенным вниманием принялся выискивать кусок мяса в своей тарелке.

— Ты рассказывай-рассказывай. Я тебя слушаю.

Горбунов опять сник.

— Ну, это…в общем, я ей сказал, что, мол, все, закончилась наша дружба. Разбегаемся. А она ночью к нам в землянку пробралась. И, как назло, дневальный заснул. А у этой дурехи топор при себе оказался.

— Неужто зарубила кого? — Дивин с ухмылкой посмотрел на пунцового старшину.

— Не успела, — мученически выдохнул тот. — Вооруженцу одному до ветру приспичило. Он голову поднимает, а тут эта…с топором. Крик, вопль, повскакали все, навалились, скрутили ее.

— Эва как! — крякнул Григорий. И, прищурившись, с легким смешком поинтересовался. — То есть, ты — жертва? Невинная овечка?

— Комполка разозлился очень, — понурился Савелий. — Как до разбирательств дело дошло, так осерчал ни на шутку. Орал так, что у меня аж уши заложило. Ну и приказом снял звание — до старшего сержанта. А уж потом я честно третью «Славу» заработал. Вы не подумайте чего, десять вылетов, один «месс», все честь по чести. Вот и вернули «молотки» старшины.

Экспат тихонько засмеялся.

— Клоун! Карандаш!

— Ну вот, так и знал, что будете издеваться, — обиделся стрелок.

— Над чем смеешься, Кощей? — за стол к ним плюхнулся вошедший в столовую майор Рутолов. — Родная, сорганизуй мне что-нибудь перекусить по быстрому? — окликнул он подавальщицу.

— Да так, ерунда, — беспечно отмахнулся экспат. — Что там Шепорцов, неужто разведка фрицев зацепила?

— Есть такое, — энергично кивнул штурман. — Наводка на караван имеется. Боеприпасы, живая сила, техника. Перебрасывают, сволочуги, помощь в Крым.

— Хм. Впору наоборот, эвакуацию гансам производить, — удивленно мотнул головой Дивин. — Дела-то у них на полуострове аховые. А они сами в мышеловку лезут.

— Ты это брось, — построжел лицом Рутолов, оглянувшись. — Не стоит недооценивать противника. Воевать немцы умеют. Слыхал, поди, в конце января генерала Токарева, командира первой минно-торпедной дивизии сбили? Конвой на Евпаторию неудачно атаковали. Так-то!

— И что? Он ведь в одиночку на фрицев попер. И под огонь зенитки попал. Такое с каждым может случиться.

— И с тобой?

— А что, я заговоренный что ли? — пожал плечами Григорий. — Бывало, и меня сбивали. И на вынужденную садился, и через линию фронта к своим пробивался. Всяко случалось.

— Да? — усмехнулся Рутолов. — А нам тут птичка на хвосте принесла, что с тобой ничего серьезного произойти не может.

— Ты о Мессинге? — догадался Дивин. И зло погрозил кулаком отсутствующему артисту. — Ох, вырву я когда-нибудь этому гипнотизеру-шарлатану его длинный болтливый язык! Вот, ей-ей, вырву! Буробит, словно помелом. Представляешь, он и мне задвигал, что, мол, проснулся как-то утром, сел за завтраком читать газету, а в ней статья про лихого штурмовика-героя. И его, Вольфа Григорьича, то бишь, дескать, в тот момент осенило, что надо вышеуказанному летчику непременно купить самолет — разумеется, самый лучший! — и поехать, чтобы лично передать машину из рук в руки. Когда только уедет из полка?

— Не веришь ему? — прищурился штурман и потянулся за эмалированным чайником, что стоял на столе. — Чай будешь? Подставляй кружку.

— Ага, плесни маленько. Заварки не пожалели, молодцы. А Мессингу… не-а, не верю! Брешет, подлец, как сивый мерин. Думаю, опять разведка кружева плетет.

— Ты, Кощей, завязывал бы с подобными разговорами, — майор Рутолов сделал страшные глаза и показал взглядом на Горбунова. — Не то место и время.

— Пуганные вы, — с видимым сожалением вздохнул экспат. — Я иногда думаю, что жить собрались вечно. Ну да ладно, проехали. Так что там с конвоем, когда летим?

Луч аэродромного прожектора лизнул взлетную полосу и уперся в ночное небо. В световом столбе проявились низкие чернильные облака.

— Ни единой звездочки не видать, — прошелестел в наушниках раздраженный голос штурмана. — Хрен сориентируешься!

— Вылезай на крыло и разгоняй облака, — с коротким смешком предложил ему экспат, поглощенный предполетной подготовкой. Что-что, а упустить даже какую-то мелкую деталь в столь важном деле означало получить в воздухе вполне себе полновесную проблему, грозящую катастрофой. Человек незнакомый с летной работой мог бы назвать это перестраховкой и даже обвинить летчика в трусости, но Григорий давным-давно вывел для себя нехитрую формулу: делай только то, в чем уверен на сто, двести процентов. Не меньше. А что касается непосредственно пилотирования…так для профессионала оно должно занимать минимум внимания. Основное же — это осмотрительность и оценка обстановки.

— Савелий, все в порядке?

— Норма, командир.

— Вот и славно. Поехали, что ли.

Ловкие пальцы экспата привычно и легко пробежались по тумблерам и переключателям на приборной доске. Бледное зеленоватое свечение окутало ее, дрогнули, оживая, стрелки на циферблатах. Дивин машинально зафиксировал в мозгу их показатели, включил зажигание и легонько тронул ручку сектора газа. Повернул голову и увидел, как чихнул левый двигатель, нехотя тронулись с места, проворачиваясь, саблевидные лопасти винта. Миг, и вот уже они превратились в прозрачный, невидимый круг. Звук упорядочился, стал ровнее и тише. Григорий оттянул «ухо» шлемофона, внимательно вслушался. Похоже, полный порядок.

— Кощей, ты чего возишься? — ожили наушники, донося до летчика раздраженный голос Шепорцова. Ишь ты, комполка лично наблюдает за стартом. Нервничает, видать.

Дивин вздохнул. Как объяснить, что он не железный и что у него тоже внутри сейчас все дрожит. Одно дело летать над землей и совсем другое — над морской бездной. Не дай бог сверзишься с высоты, бултыхнешься и все, поминай, как звали. Сколько они продержатся в ледяной воде? Минуту? Две?

Григорий включил правый мотор, погазовал немного, потом установил единые обороты и замер в кресле, чуть откинув голову на бронеспинку. Он буквально всем телом ощущал, как дрожит в нетерпении «бостон», готовый сорваться с места и рвануть вверх, ввинчивая в темноту свое хищное акулье тело, загруженное под завязку смертоносными «гостинцами».

Механик выскочил перед застекленным носом торпедоносца, словно черт из табакерки. Замахал руками, показывая, что колодки убраны. А потом повернулся и быстрым шагом двинул по расчищенной рулежной дорожке, ведущей к взлетной полосе. И следом за ним медленно покатился самолет.

— Кощей, ты что, даже фару не включишь? — забеспокоился штурман в своем «гнезде» в носовой части кабины.

— Незачем, — отрезал Дивин, зло фыркнув. — Я и так все вижу. Достаточно, что штабные умники прожектор зажгли. А ведь просил же, чтобы все по-тихому сделали. Перестраховщики чертовы!

— Думаешь, в такую погодку немец пожалует? Брось, на небе ни зги.

— Не стоит гансов недооценивать. У них летчики великолепно подготовлены. Так что вполне способны нас навестить. Кстати, а как у нас с этим дело обстоит? Специально у Маликова интересовался. Из шестнадцати экипажей в «лунную ночь» могут летать восемь. А в «темную»? Молчишь. Ну так я тебе скажу: ни одного!

— Была охота попусту лясы точить, — нехотя проворчал Рутолов. — Поглядим, как ты в море себя проявишь.

— Вот ты…- Григорий едва сдержался, чтобы не выругаться. Знает ведь, что умеет, умеет экспат летать и днем, и ночью. А, поди ж ты, обидка взыграла за однополчан. Бухгалтер хренов! Таскается со своим пузатым, туго набитым картами и справочными таблицами портфельчиком, точно счетовод из колхозной артели. Подарить ему, что ли, для полного вживания в роль, нарукавники? Тем более, что после недавнего строжайшего приказа командования летать исключительно в штатском, без формы, документов и наград, в кабинах бомбардировщиков экипажи напоминали кого угодно, но только не блестящих сталинских соколов.

Закрылки во взлетном положении. Что ж, полетели. Самолет, точно застоявшийся жеребец, резво рванул вперед, едва только Дивин отпустил тормоза. Разбег…Хоп! Есть отрыв. Мотнуло привычно вправо-влево. «Бостон» наконец-то преодолел земное притяжение и медленно начал набирать высоту. Скорость? Норма. Не падаем.

Григорий нашел, не глядя, шарик крана уборки шасси и уверенно надавил на него. Вверх, до упора. Вот так! Легкий толчок, глухой удар, вспыхнули три красные лампочки. Порядок, шасси встало на замки. Очередь за закрылками. Тяжелая машина сразу стала на порядок легче и податливей управлению. Теперь только и остается, что внимательно следить за приборами, отслеживая заданный курс. Хотя, говоря по совести, какой там курс — разведка дала возможные координаты нахождения немецкого конвоя так, что смело можно положить на карту три лаптя и ориентироваться на них. Эх, когда только нормальные радары установят? Видел, правда, как-то экспат «бостон», оборудованный бортовой РЛС «Гнейс», но качество этой станции было — как бы это помягче? — не слишком обнадеживающим. Поговаривали, что американцы поставили в СССР по программе ленд-лиза какие-то свои радары, но на фронте их Григорию встречать не довелось.

— Идем к Севастополю, — скупо обронил Дивин для экипажа по внутренней связи. — Сейчас АНО[1] погашу, не паникуйте.

Экспат повел головой. Все, как положено, на кончиках крыльев зеленый фонарик справа, красный — слева. Тихий щелчок выключателя, и вот уже они погасли. Теперь за остеклением кабины непроглядная темень. Для штурмана и стрелка, разумеется, Григорий же прекрасно все видел в сером мареве.

— А оставить нельзя было? — ворчливо осведомился Рутолов.

— Боишься, никак? — со смешком поинтересовался летчик. — Может, тебе еще фару посадочную включить?

— Да пошел ты!

Ну вот, обиделся. Жаль. Только неохота объяснять штурману, что для него — Дивина — огоньки на крыльях являются фактором отвлекающим. Так вот заглядишься на них, и все, пиши пропало — мигом потеряешь пространственную ориентировку. И хрен разберешься, где верх, а где низ. Страшно это, когда по неопытности, или же от сильного нервного перенапряжения пилот оказывается в подобной ситуации. Начинает ему вдруг казаться, что самолет летит вверх колесами, начинает дергаться, крутить штурвалом и…море внизу, не забыли?

Высотомер накрутил пятьсот метров. Поколебавшись, Григорий решил пока не лезть дальше и перевел «бостон» в горизонтальный полет. По нынешней погоде высота чревата обледенением. Это внутри кабины красота: тепло и мухи не кусают, а за бортом ведь лютая стужа. Нет, можно, конечно, включить антиобледенительную систему, что подает спирт на винты двигателей, но тогда осколки рассыпающейся ледяной корки начнут противно барабанить по фюзеляжу, словно осколки зенитных снарядов. Неприятные звуки.

Дивин глянул в окно. Серая дымка окутала машину со всех сторон и появилась полная иллюзия того, что торпедоносец неподвижно висит в воздухе на одном месте. Подняться повыше в надежде на то, что там чистое небо со звездами? Заманчиво. Но нет, покамест и так вполне подойдет. По крайней мере ни один вражина не подберется. Не найдут фрицевские «ночники» в этом густом мареве одинокий советский самолет.

Чем плох длительный крейсерский полет, так это своим однообразием. Наваливается сонливость. Можно, конечно, изловчиться, прикурить папиросу и подымить. Тем более, что у «американца» на этот случай даже пепельница в кабине пилота имеется. Но это спасает ненадолго.

Поболтать с экипажем? Теплее.

— Савелий, а что у нас в клубе из фильмов имеется?

Стрелок отозвался не сразу.

— Да репертуар известный, командир. «Чапаев», «Истребители», «Три танкиста».

— Короче, ничего нового. Этот репертуар я уже наизусть знаю. С любого места включай, так вместо актеров озвучивать могу.

— Откуда ж новым лентам взяться, за ними в дивизию ехать нужно.

— Ну так и съездил бы.

— Так не пустят.

— Лодырь!

— Товарищ майор!

— Ладно, следи за воздухом.

— Есть. Только…не видно ж ни черта.

— Тогда открой форточку и слушай.

— Издеваетесь?

— Ага, — хохотнул экспат. — Маленько. Скучно просто.

— Чувствуется.

— Штурман?

— Ко мне даже не приставай, — запыхтел в наушниках Рутолов. — Я пытаюсь к месту привязаться, так что не до твоей пустопорожней болтовни.

— Не видно ж ни хрена? — поддел его Григорий.

— У меня разные методы имеются, — отрезал штурман. — Не мешай! Скажи лучше, сколько уже мы чапаем, хочу свериться?

— Около часа. Скоро Севастополь.

— К порту полезешь?

— Не, дураков нема. Там ПВО враз такую жаркую встречу организует, что чертям в аду тошно станет. Вдоль побережья прошвырнемся туда-сюда, попробуем конвой поискать. Вряд ли они в море болтаются, тоже ведь к берегу жмутся.

— Тебе-то откуда знать? — засмеялся Рутолов. — Тоже мне, морской волк выискался. Горючего на поиски хватит?

— С запасом, — успокоил его Дивин.

Американские конструкторы не предполагали, что «бостоны» станут выполнять длительные полеты. Поэтому баки были установлены весьма скромного объема. Но в Советском Союзе эту проблему решили довольно просто: в бомбовом отсеке установили дополнительный бак аж на шестьсот галлонов. То есть, без малого, на две тысячи восемьсот литров высокооктанового Б-100.

Григорий снизил торпедоносец до высоты в сто пятьдесят метров — под самую нижнюю кромку облаков — и до рези в глазах всматривался в горизонт, закладывая частые отвороты влево и вправо, меняя курс. Так полоса обзора становилась больше, снижая шансы проморгать что-то значительное. Время от времени приближал на пару секунд, укрупнял «картинку», когда казалось, что в мерно несущихся волнах появилось что-то инородное, но каждый раз разочарованно выдыхал. Опять пустышка!

От монотонного, однообразного занятия разболелась голова. В висках застучали молоточки, а затылок сдавило тяжелым обручем. Задыхаясь, Дивин слегка приоткрыл треугольные, очень похожие на автомобильные, форточки. В кабину ворвался свежий морской воздух, шаловливо зашелестел листами закрепленной в планшете карты.

— Голяк?

— Похоже, наврала твоя разведка, — разочарованно выдохнул экспат. — Ложимся на обратный курс.

С одной стороны он испытывал облегчение от того, что возвращается — полет над смертоносной морской пучиной позитива не добавлял. С другой, охотничьи инстинкты великолепного воздушного бойца-охотника требовали удовлетворения. А что может быть слаще поверженного врага? Мантис отозвался на эту мысль одобрительным ворчанием. Ишь, маньяк адреналиновый.

— Может и не наврала, — рассудительно заметил тем временем Рутолов. — Просто погода такая, что хрен отыщешь эти проклятые лоханки. Ну да ничего, еще разок слетаем, правда?

— А куда мы денемся с подводной лодки? — вздохнул Григорий.

И вдруг встрепенулся, заметив вдалеке темный узкий силуэт, то появляющийся, то скрывающийся среди бурных, с белыми пенными барашками, волн.

С подводной лодки⁈

[1] АНО — аэронавигационные огни