Штурмовик из будущего-4

Глава 15

Мозг еще переваривал полученную информацию, а тело уже сработало так, как надо: Григорий «дал ногу», потянул штурвал и повел торпедоносец в вираж.

— Что? Что там? — всполошился штурман. — Конвой⁈

— Тихо! — одернул его Дивин. — Старшина, быстро стучи запрос в штаб: пусть сообщат, есть ли в квадрате, — летчик кинул короткий взгляд на карту, — двадцать три наши подлодки?

— Принял, выполняю, — немедленно отозвался Горбунов.

— Подлодка? А на хрена она нам? — опять вклинился Рутолов. — Кощей, брось, не связывайся. Опознать нормально даже у тебя вряд ли получится. Вдруг и правда наша? Вовек не отмоемся, если утопим. Да и задание у нас совсем иное, если не забыл.

— Разберемся, — недовольно буркнул Дивин.

Он накренил «бостон» так, чтобы обнаруженная подводная лодка находилась в самом центре невидимого круга, по которому двигался самолет. Приблизил изображение и жадно вгляделся. Да, разумеется, экспат не получил полноценную подготовку морского летчика и силуэты вражеских кораблей знал слабо. Но хорошо тренированная память все же помогла разобраться с неожиданной находкой. Не сразу, конечно, но помогла. Тем более, что основная заковыка была разве что с советскими подлодками серии «М» — «Малютка». А все другие — «С», «Л», «Щ», «Д» — прилично отличались размерами и силуэтами от орудующих в Черном море немецких субмарин II серии. Румынские? Пф-ф, нечего им здесь делать. Точнее, ей — у гитлеровских союзников в настоящее время имелся лишь один построенный итальянцами старичок-«Дельфинул». Но он сейчас, по данным воздушной разведки, мирно стоял у причала в порту Констанца. Вроде как в ремонте.

— Командир.

— Что там, старшина?

— Получил ответ, тащ майор. Сообщают, что в этом районе наших лодок нет.

— Отлично! Приготовиться к атаке!

— Кощей, охолони, — Рутолов снова попытался отговорить экспата от необдуманных действий. — На Севере, вон, вообще недавно запрет на атаку любых подлодок вышел. Вдруг ошибка какая? Или сведения устаревшие. Ведь своих угробим.

— Своих, говоришь? А давай-ка проверим.

Дивин прибавил до упора обороты правого двигателя, а левому — наоборот — уменьшил настолько, насколько это было возможно. Наклонил голову к приоткрытой форточке и отогнул «ухо» шлемофона.

Вместо привычного ровного гула «райтовских» «Дабл Циклонов» до него донеслось неприятно режущее слух «Вжи-ууу». Не бог весть какая хитрость, но на шум моторов «юнкерса» смахивало. То, что надо!

«Бостон» начал аккуратно снижаться, не переставая кружить над подводной лодкой. Григорий вновь до рези напрягал глаза, пытаясь рассмотреть мелькающую между волн субмарину. Ну же, покажись!

— Что там? — не выдержал Рутолов. — Кощей, не молчи.

— Отстань! — процедил экспат, плавно отдавая штурвал от себя. — Не болтай под руку, мешаешь.

Высота четыреста метров…триста…двести…сто пятьдесят…сто…Эх, жаль, что нельзя разглядеть — стоит кто-нибудь в рубке подлодки или нет. Но пока вроде бы никаких признаков беспокойства экипаж субмарины не проявлял, и она спокойно двигалась прежним курсом. Решили, что над ними кружит свой ночной бомбардировщик или попросту не слышат? Черт его знает, поди, узнай.

— Приготовиться к атаке! — решился, наконец, Дивин.

— Кощей…

— Это приказ! — Рутолов замолчал. — Время лучше зафиксируй. Для отчетности.

В идеале надо было бы сначала лететь параллельным подлодке курсом, затем выйти на точку начала атаки, развернуться и выходить на вражеское судно под углом в девяносто градусов. Так существенно увеличивалась площадь поражения. Да и возможностей увернуться от выпущенной торпеды у противника убавлялось кратно.

Но для Григория, у которого помимо ночного зрения в голове еще сидел настоящий тактический биокомпьютер, способный практически безошибочно рассчитать нужные траектории полета, все было намного проще. И потому его «бостон» резко накренился и помчался низко-низко над волнами наперерез немцу.

Так, проговаривал про себя экспат, высота не ниже тридцати и не выше семидесяти метров…есть…курс…на боевом…дистанция до цели…около пяти километров. И она стремительно сокращается. Поразительно, как быстро увеличивалась в размерах подводная лодка. Всего каких-то пару минут тому назад она представляла собой безобидную темную полоску, длиной со штурманскую линейку, что едва-едва проглядывалась между гребнями волн, а теперь, когда торпедоносец приближался к ней со скоростью сто метров в секунду, росла, будто на дрожжах. И с каждым мгновением ощутимо начинала давить на психику — а ну, как не успеешь отвернуть⁈

— Держать! Держать курс! — приговаривал еле слышно Дивин. — Два градуса левее…один…на боевом! — коварные черноморские ветра, как нарочно, словно взбесились и начали раскачивать тяжелую машину, будто невесомую пушинку. И летчику стоило огромных усилий удержать ее, орудуя штурвалом и педалями. Причем, действовать приходилось ювелирно. Так, чтобы не увести ненароком торпедоносец в сторону. И тут уже никакой компьютер в голове не мог помочь — чистое мастерство пилота и ничего больше. Как тут не вспомнить старую авиационную мудрость, что, мол, самолет нужно чувствовать задницей, и вот тогда полет будет идти, что называется, на подкорке сознания и ничто не помешает выполнить задание осмысленно.

Упреждение, исходя из примерной скорости субмарины, экспат взял в треть ее корпуса. Решил направить торпеду в воображаемую точку перед носовой частью вражеского судна. Осталось только подойти на нужное расстояние. Тут ведь как: бросишь торпеду издалека, и она пройдет за кормой цели, не нанеся той никакого урона. Ближе…может не успеть всплыть из подводного «мешка» на установленную перед вылетом глубину. И, получается, окажется под кораблем противника. Опять без нужного результата. А ведь стоимость одной такой шестиметровой «сигары», что сейчас подвешена на торпедном мосту с правой части фюзеляжа, около трехсот тысяч рублей. Не хило так можно промахнуться!

Большой палец правой руки нервно подрагивал на кнопке сброса. Экспат еле сдерживался, чтобы не поддаться искушению и не надавить на нее. Еще, еще чуток, уговаривал он сам себя. Так, чтобы наверняка, без промаха ударить. Три километра…два…полтора…

Пора!

«Бостон», что ощутимо полегчал после сброса, подбросило вверх. Григорий машинально удержал его и аккуратно увел с набором высоты в сторону, пройдя перед подлодкой. И сразу же снова поставил самолет в вираж, чтобы проследить за результатом своей атаки. Это при свете дня пришлось бы уворачиваться от смертоносного огня корабельной ПВО, но сейчас ситуация была иной. Почти тренировочной, как на полигоне.

— Глядите в оба, справа от нас, — предупредил он экипаж.

Скорость торпеды 39 узлов. То есть, умножаем на два и вычитаем десять процентов — 70 км/ч. До цели полтора километра. Соответственно, если он все рассчитал правильно, то встретятся они через…

— Взрыв! Есть попадание! — Рутолов и стрелок заорали почти одновременно, перебивая друг друга, едва вспышка пламени прорезала темноту. А экспат с широкой улыбкой смотрел на характерный высокий белый столб воды, что поднялся в том месте, где торпеда ударила в борт подводной лодки.

— Давайте еще раз, — попросил капитан Торосян. — Где, говорите, вы были в тот момент, когда обнаружили подводную лодку?

Григорий скрипнул зубами. Очень хотелось ответить назойливому заместителю начштаба по оперативно-разведывательной части максимально нецензурно. Зато в рифму.

— Вот здесь.

— Хм, — задумчиво поскреб щеку «разведчик». — А вот майор Рутолов утверждает, что вы находились тут, — он ткнул карандашом в соседний квадрат. — И кому прикажете верить? — он вопросительно посмотрел на экспата.

— Майор Рутолов в этот раз успешно играл роль пассажира, — угрюмо ответил Григорий. — Темень была такая, что хоть глаз выколи. И свои обязанности штурмана он не мог в полном объеме исполнять просто по определению. Неужто не интересовались, когда его опрашивали?

— Допустим, — легко согласился капитан. — Но как вы объясните…

— Хватит! — жестко сказал Дивин. — Хватит ходить вокруг да около. Я дико устал и все, чего хочу сейчас, так это обнять подушку в своей комнате и соснуть минут, эдак, шестьсот. Скажите прямо, в чем причина вашего недоверия к моему докладу?

Торосян поперхнулся. Помотал головой, словно не мог поверить услышанному. Взглянул на летчика с интересом.

— Товарищ майор, ну что вы, право слово, как маленький? Даже обидно. Я же вас ни в чем не обвиняю. Просто уточняю все обстоятельства полета. Тем более, что, согласитесь, повод более чем значимый — вы заявили о потопленной подводной лодке противника. А это, между прочим, не шутка. На Балтике летчику за подобный подвиг звание Героя присвоили. Или это на Севере было? Черт, из головы вылетело.

— У меня уже Звезды есть, — мрачно сказал экспат. — Мне другое непонятно: какого черта вы меня второй час мурыжите? Что нового хотите услышать? Ну же, смелее, давайте начистоту.

— Начистоту, говорите? — задумался «разведчик». — Что ж, извольте. Проблема в том, что где-то здесь, — он показал на карте на несколько квадратов, включая и тот, о котором сообщил Рутолов, — пропала подлодка «М-35». И она не выходит на связь уже довольно продолжительное время.

Григорий вскинулся. Кровь прилила к его лицу.

— Вы хотите сказать, — неприятным скрипучим голосом сказал он, — что я утопил нашу лодку? Нашу, не немецкую⁈

— Ну вот, — расстроился Торосян. — Так и знал, что в бутылку полезете. Драться, надеюсь, не станете? Вот и славно. Нет, я ничего подобного сказать не хочу. Повторю еще раз: надо выяснить все обстоятельства полета и атаки. А уж потом делать какие-то выводы. И потому я искренне надеюсь, что вы мне поможете. Вспомните, может быть, все-таки удалось что-нибудь разглядеть? Ваша машина ведь выходила после сброса торпеды прямо над лодкой.

— Разглядеть? — Дивин с трудом сдержался, чтобы, в самом деле, не врезать назойливому капитану. Ишь чего удумал, стервец, повесить на него гибель советской подлодки! — Разглядеть, говоришь? — в голове сама собой медленно поползла «пленка» воспоминаний. Сброс торпеды, работа штурвалом, разворот влево…стоп! — Слушай, а ведь и правда, было кое-что.

— Ну? — «разведчик» в нетерпении наклонился к нему. — Говори, Кощей, говори! — от волнения он перешел на «ты».

— Не «нукай», не запряг! — дернул щекой тот. — На рубке я видел мельком странный символ. Как раз, когда отворачивал в сторону. Так, буквально секунду. Даже не придал этому никакого значения. А сейчас, когда ты спросил, вспомнил.

— Что за символ? — ноздри Торосяна хищно раздулись. — Нарисовать сможешь? Вот блокнот, карандаш.

— Да там ничего особенного не было, — отмахнулся Григорий. — Пять колец, переплетенных между собой. Три сверху и два снизу.

Торосян замер. Посидел неподвижно с минуту, а потом вскочил с табурета и радостно потер ладони.

— «Олимпиец»!

— Чего⁈

— Неужто не знаете? — «разведчик» успокоился и снова стал сама вежливость.

— Сейчас точно напросишься.

— Ладно, ладно, — засмеялся капитан. — Не будем горячиться. Поясню. Там такая история приключилась: в 1936 году был произведен набор в учебный экипаж Кригсмарине. Ну, ВМФ у фрицев так называется. А еще в этом же году в Берлине состоялись Олимпийские игры.

— Что за игры такие? — нахмурился экспат. — Первый раз слышу.

— Да ладно, шутите? — удивился «разведчик». Но тут же спохватился. — А, точно, у вас же память того…

— Не выделывайся.

— Прощу прощения, не хотел обидеть. Да, так вот, Олимпийские игры — это международные спортивные соревнования по различным видам спорта. Якобы, корнями, уходят в историю Древней Греции — в область или город Олимпию — я и сам точно не помню. Но это сейчас неважно. А интересно здесь то, что многие германские морские офицеры и новобранцы учебного экипажа тогда принимали участие в олимпийской парусной регате. А корветтен-капитан Бернхард Рогге — один из преподавателей учебки — даже был членом международного судейского комитета.

— Ишь ты! — поразился Григорий. — С чего вдруг ему такой почет и уважение?

— А черт его знает, — пожал плечами Торосян. — Врать не буду, не в курсе. В общем, когда через два года прошел выпуск, то сотни полторы молодых офицеров этого набора оказались как раз в подводном флоте. Со временем дослужились до командиров лодок. Ну и в память о своих корнях рисуют теперь на рубках олимпийскую символику. Те самые пять колец, что вы заметили. Экипаж «Олимпия», мать их за ногу!

— Однако! Хотя…если хорошенько подумать, любят фрицы это дело. Сколько раз доводилось в воздухе встречаться с размалеванными «мессерами» и «фоками», — Дивин махнул рукой. — Драконы, тузы, львы с тиграми — чего только не видал.

— Верно, — согласно кивнул «разведчик». — Но вернемся к подводной лодке. По нашим данным олимпийские кольца в настоящее время есть только у одной — U-24. Командует ею капитан-лейтенант Клаус Петерсен.

— И что? Что это дает?

— Будем проверять, — уклончиво ответил Торосян. — Как только что-нибудь удастся узнать, я вам тотчас сообщу.

«Ага, не хочет рассказывать „разведка“, что у них в тылу у гансов сидят наши люди, которые могут перепроверить полученные сведения, — подумал экспат. — Подумаешь, тайна какая! Да это и так понятно. Нет, в самом деле, неужели капитан решил, что я не способен сложить два плюс два?»

— Что ж, и на том спасибо!

Рутолов молча протянул экспату свою зажигалку, заметив, как тот роется в карманах своей куртки.

— Спасибо, — нехотя буркнул Григорий. Прикурил, сделал пару коротких затяжек и длинно сплюнул. — Почему спать не пошел?

— Тебя ждал. Решил, все одно не засну.

— Чего так?

— Да…понимаешь, не выходит из головы наш полет. По-дурацки как-то вышло: старшина хотя бы теоретически мог помочь в случае чего. В крайнем случае, ты бы ему подсказал, куда стрелять, верно? А я, выходит, только под ногами у тебя путался.

— Ну почему же, — не удержался экспат и ехидно улыбнулся. — Торосяну вон сколько всего напел! Оказывается, даже к месту нашей встречи с подлодкой привязаться сумел.

— В смысле? — штурман смотрел с удивлением. — Я ж ему сразу сказал, что ни черта не знаю, где именно мы летели. Так, очень приблизительно, исходя из показаний приборов. Плюс-минус десять-двадцать километров. Стыдно признаться, но блуданул изрядно. Со мной такого с первого курса училища не было.

— Вот, жук! — восхищенно протянул Дивин. — Купил! Точно пацана желторотого. Артист похлеще Мессинга!

— А в чем дело-то?

— Да, ерунда, — отмахнулся Григорий. — Уже не имеет значения. Поведай мне, лучше, почему нам не разрешили снова вылететь? Или конвой фашистский кто-то другой обнаружил?

— Шепорцов решил перестраховаться. Сказал, что в такую погоду даже ты со своим уникальным зрением можешь сплоховать. А ему, дескать, похоронки подписывать больше не хочется. Слыхал еще, что после нас самолет лейтенанта Римского пробовал взлететь — в облаках просвет появился ненадолго.

— И?

— Нет больше Римского, — мрачно произнес майор. — Пост ВНОС на берегу передал, что слышал падение самолет и звук удара о воду. По времени он, больше некому. По рации пробовали докричаться — тишина.

— Твою ж дивизию! А на хрена его вообще посылали за нами?

— Кто ж теперь скажет, — уклончиво сказал Рутолов и отвернулся.

Понятно, комполка решил добиться результата любой ценой. Беда.

— Ладно, пошли спать. Вымотался, как собака.

— Иди один, — отказался штурман. — Мне еще кое-что в штабе закончить требуется. Это ты у нас птица вольная, а у меня бюрократия повыше Эльбруса.

— Товарищ Дивин, здравствуйте!

— Да сговорились все что ли? — взвыл экспат. — Вольф Григорьевич, откуда вы здесь?

— Недавно вернулся с гастролей, — ответил Мессинг, радостно улыбаясь. Гипнотизер сидел на кровати Григория и почесывал за ухом Шварца, нахально растянувшегося на его коленях. И добавил, помрачнев. — Объездили с концертами несколько госпиталей. Тяжелое, доложу вам, зрелище. Столько раненых!

— Война, — устало пожал плечами летчик, стягивая с себя пропахший потом свитер. — А скоро пойдем фрицев из Крыма вышибать, так работы врачам и сестрам прибавится многократно.

— Да-да, — мелко закивал Мессинг. — Апрель уже близко.

— Апрель? — насторожился экспат. — Вам кто-то из штабных проболтался?

— Знаете, я ведь не очень лажу с кошками, — сказал вдруг артист. — Есть одно обстоятельство…впрочем, неважно! Да. Так вот, кошки для меня настоящая проблема. А уж черные — вообще караул. Боюсь. До дрожи в коленках боюсь. Но ваш Шварц…это какое-то чудо! — меховой наглец приоткрыл один глаз, услышав свое имя, и требовательно мяукнул — чеши, дескать, не отвлекайся.

— Это вы сейчас к чему?

— Если кто-то не любит собак или кошек, то, скорее всего, этот человек не способен полюбить вообще никого. Особенно, другого человека. Странный какой-то выверт сознания. Но, даю вам голову на отсечение, так и есть. Причем, знаете, что самое удивительное?

— Что?

— Давным-давно человек потратил массу усилий, чтобы приручить диких животных. Сотни, тысячи лет тяжелейших усилий! А теперь этот же самый человек готов отправить на живодерню несчастного пса или попавшегося ему под горячую руку кота. Так, словно это животное ему чем-то угрожает.

— Вы меня окончательно запутали, — признался Григорий после недолгого молчания. — Кошки, собаки, живодерня…Поясните?

— Однажды может случиться так, что вас тоже попытаются отправить на живодерню, — тихо сказал Мессинг, глядя в сторону. — И при этом всем будет наплевать на то, сколько усилий потратили на ваше, гм, «приручение». Я так вижу.