Сильные не убивают, книга 3

Глава 12 Макар. Матушка Хтонь и Младшие

Концентрируюсь. На втором дыхании, усилием воли. Откат будет — мама не горюй.

Прощупываю котлован. Ищу сигнатуры. Там что-то странное. На расстоянии в три-четыре десятка метров, внизу насыпи, по диагонали — лежат тела.

Давление — как в живых организмах, но… меняется прямо сейчас. Они не умирают, однако… с ними прямо сейчас происходит что-то другое. Я не понимаю что. И крики оттуда смолкли.

Зато со стороны перешейка — пальба, взрывы, мат. Крот о чем-то причитает.

Опять заставляю себя отрешиться от схватки; мое поле боя — иное.

Шарю. Нащупываю. Погружаюсь.

…Мать моя женщина!

Давление, которое зрело внутри котлована, лопается пузырями. Там — в болотной грязи — скользят, судя по сигнатурам, какие-то твари размерами от кота до теленка. Скользят — и движутся к нам. Несколько десятков их уже рядом… пока еще там, в темноте, у подножия нашей «крепостной стены».

Еще усилие! Хоп! Нащупываю: к пацанам не ползут. Пока. Ну и ладно…

Из темноты появляется Дайсон, с ним еще несколько бойцов — в грязи, в кровище. Плюхаются на пузо.

— Кр-рот, держать внешние сектора, нах!

Это значит — не допустить, чтобы кто-то полез через ров. Пока сам Дайсон, его парни и Еж со своими ребятами гвоздят штурмующих перешеек.

— Макар, ска, дым убери!

Сношу в сторону дым — чисто. Неужели… и второй штурм отбили? И… кажется, нас было больше?

— Сейчас пойдут в третий раз со своими дымовухами, ять! — орет Дайсон. — Макар, готовность! Адам и Сварка — где?

— Внизу! — рычит кто-то в ответ. — Под насыпью! Все!!! И уродов с собой прихватили десятка два!

Ну, два десятка — преувеличение… Но внизу после отражения пары штурмов и впрямь остались тела нападающих. Как я понимаю, тех, кто под прикрытием дымовой завесы прорвался внутрь периметра отвалов — и пошел вдоль котлована. Сейчас с этими телами… что-то происходит.

— Дайсон! — ползу к нему. — Хтонь проснулась! Из котлована сейчас тоже попрет! Мы между молотом и наковальней!

Надо же, какие литературные обороты иногда лезут на язык в бою.

Лихой снага сплевывает через плечо:

— А чо делать? Надо держаться! Где наша не пропадала, вр-рот! Как их бить, Макар? Кто попрет?

Вместо ответа тыкаю рукой вниз. Не к нам под ноги, а в сторону перешейка.

С нашей стороны — по кромке котлована — на открытое место медленно выбредает фигура. Замечают ее не сразу, потому что бредет не к нам, а от нас.

Это один из вражеских автоматчиков — рослый снага в форме. Его «татарин» на обрывке ремня волочится на земле — но бойцу все равно. На плечах он тащит…

— Это чо такое, нах⁈ — произносит Шило.

— Это Младший, — сипит обреченно Крот.

…Тащит огромного слизня, студенистое тело которого стекает на спину, обволакивая бойца, колыхаясь из стороны в сторону. Над плечом снага подрагивают торчащие из этой массы отростки: то ли длинные вибриссы, то ли черт знает что, которые у этой твари повсюду — как ростки по сгнившей картофелине.

— А че у него такая рожа счастливая? — потрясенно спрашивает Дайсон.

Явно имея в виду не слизня.

— Это Младший, — бормочет Крот, — они приходят, чтобы найти себе родное тело…

Дайсон приникает к прикладу: бах! Осечки нет, просто выстрел остался неощутим. Туше все равно. Снага тоже.

Он с усилием тащит монстра вперед вдоль рельсов узкоколейки — навстречу своим. Следом за ним появляется второй. Этот и вовсе ползет на карачках — и точно такой же наползший слизень едет на нем верхом, колеблясь в такт.

— Если в тебе нет корня — Младший посадит его в тебя, — шепчет Крот.

Теперь и я вижу, что на физиономиях снага — выражение, сильно не соответствующее ситуации. Выражение идиотского блаженства.

Дайсон опять жмет на спуск: бах! Точно в голову первого снага, колени у того подгибаются, слизень шлепается на землю. Дайсон рывком переползает к Кроту и… от души отвешивает тому подзатыльник:

— Завалил, нах! Крот, вр-рот! Ну-ка взял себя в руки, дед! Пацаны, не ссать! Прорвемся.

— Слышь, командир, если меня такая блевотина оседлает, меня пристрели тоже, — хрипит один из бойцов Дайсону.

— Я тебя щас пристрелю, нах! Если продолжишь фигню нести! Сектора держать, ска! Макар, можешь это дерьмо… взорвать?

— Зачем, командир? — говорю я спокойно. — Сейчас там противник пойдет на штурм. Пускай вляпаются.

От котлована ползут новые сигнатуры: несколько — наверх, к нам, но пока еще твари далеко. Большинство движется по горизонтали, стекаясь к перешейку. К пацанам, что держат позицию поодаль от нашей, — пока нет.

Дайсон мгновение смотрит на меня странным взглядом:

— Хрена ты лютый, Макар. Внутри.

— Война, командир. Соль… там? — киваю на внешнюю сторону вала.

— Да, по тылам работает. В замес она не полезет… в эту кишку с глистами. Ну, я надеюсь. Рации тут не пашут, сдохли.

Присматриваюсь все это время к группе подростков: как они там?

А нормально. Охренели, конечно, но держатся. Еж, как и Дайсон, что-то внушает своим, мол, прорвемся, не ссыте. Великие магические формулы.

Хрестоматийный факт: дети психологически переносят пребывание в аномалии куда легче взрослых. Желтые издания любят истории про «Маугли, которого воспитала Хтонь». К счастью, науке в моем лице про такие случаи неизвестно.

Мне снова начинает казаться, что шанс есть. Если слизни закупорят перешеек — от разумных есть шанс отбиться. Если порождения аномалии не станут слишком активно карабкаться на отвал.

Слишком много «если», господин доцент.

Дерьмовые у тебя гипотезы.

Просто держимся, пока можем.

И когда я себе это говорю, Хтонь точно соглашается. Подтверждает, что тут лучше не загадывать, не строить теорий.

Происходят сразу две вещи.

Во-первых, противник начинает атаку. Не знаю, успели ли командиры с той стороны узреть Младших и понять подвох. Скорее нет: вряд ли у них есть второй маг, чтобы прощупать эфир. А по силуэту с грузом на плечах поймешь немногое.

А во-вторых, Младшие начинают отступать.

Не доползя ни до нас, ни до середины перешейка, десятки тварей начинают скользить обратно — в сторону котлована. Те, которые меньше — быстрее. Большие и тяжелые твари — медленнее.

В целом — хорошая новость, хотя и ломает наш план «враги вляпаются в это дерьмо».

Плохая новость состоит в том, что слизни не сами начинают стремиться обратно. Их начинает втягивать. И нас тоже.

То самое напряженное, тугое в глубине торфоразработки, под котлованом, которое разбудили мы с визгуном — оно начинает реагировать.

Слизни — это была ерунда, побочный эффект.

Сейчас приходит в движение эпицентр очага.

Из котлована доносится звук… который не может произвести что-то небольшое и просто устроенное. Там, под землей, что-то одновременно и хлюпает, и журчит, и хрипит — как если б оркестр решил сыграть отвратительную, но симфонию. Как будто начинает звучать хтонический, мать его, орган. Давление локально изменяется, точно мы в огромной трубе. А может, не только давление, но и тяготение. Камыш, камни, слизни, разумные — всё начинает стягивать к эпицентру.

Попросту говоря — нас тащит в котлован, где кишат слизни.

— Дышит! — вопит Крот. — Хтонь дышит!

Камень, который он облюбовал, со свистом летит куда-то в болото, самого деда волочит следом.

— Мака-ар! — орут Дайсон и еще парочка снага, остальные просто матерятся. — Ска! Ять! А-а!!!

Пытаются цепляться за траву.

А что «Макар»? Тут минимум трое-четверо требуются, такая мощь рядом с эпицентром.

Макар будет помогать детям, потому что так правильно. В первую очередь им.

Нас тащит.

Не выходит противостоять давлению, но пытаюсь хотя бы ослабить его, скорректировать скорость, вектор, кучность… полета.

Потому что это именно он.

Мы как перекати-поле, которые сбились в кучу, цепляются друг за друга краями — но которых упорно тащит по полю по воле ветра; не кувыркает, и на том спасибо.

Вижу, как Чип вцепился в тяжелого Кубика, а еще один снага-подросток — в того похожего на урука громилу-следопыта. За пояс, за штанину, за разгрузку! — кто как успел ухватиться. Я где-то в центре этого конгломерата — ядро молекулы.

Мелькает мысль, что если сейчас кто-то из врагов выстрелит в нашу сцепку очередью… выйдет кровавая баня.

Только никто не выстрелит, не прицелится: всех, кто тут, за гребнем отвала — аномалия, заодно нарушая законы физики, тащит к себе в нутро. Вот мимо пролетает боец противника — глаза вытаращены, вопит.

— Держаться! — одновременно кричат Еж и Дайсон.

А Крот, который рядом со мной — и, кажется, это он впился железной хваткой в левую ногу — орет:

— Макар Ильич! Там фундаменты старые! Под водичкой! Ме… ме… местами!

Во рту солоно: это кровь из моего носа. Значит, фундаменты.

Щупаю: почти по всей площади котлована — теперь! — зыбкое нечто, вязкий бурлящий хаос, где кипят Младшие. Но — сталкер прав — в этом булькающем котле есть несколько островков.

…И я направляю нас к ближайшему.

Короткое мгновение полета — удар! Хруст, мат из полутора десятков глоток. Детей я постарался подстраховать, прочие — как-нибудь. Вот мне кто-то двинул ботинком по голове — ничего, не жалуюсь.

Два десятка тел валятся на твердую землю — и в этот момент ураган начинает стихать. Давление — выравнивается.

Два десятка тел — и среди них одна девушка с сигнатурой, которую я запомнил.

— Ты здесь? — хрипит Дайсон Соль, когда она рушится ему на голову.

Та ошарашена точно так же, но успевает сделать кульбит, чтобы не врезать своему кавалеру коленом в лоб:

— Конечно, здесь, я всю жизнь мечтала, чтобы меня унес ураган! Тотошка, где тут дорога из Желтого кирпича?

…Значит, я не ошибся, в последний момент притянув девушку к нашей «молекуле». Вот только… Макар, зачем?

Потому что думать было некогда.

Впрочем, некогда и сейчас.

— Залечь! — орет Дайсон, едва успев оценить обстановку. — Отряд Ежа! Следите за… тварями! Не пускать их на остров! У кого огнестрел остался, на шесть часов!

И правда.

Ты можешь быть окружен слизнями, порожденными аномалией, можешь летать на магической тяге по болоту — а потом всё равно получишь пулю от другого разумного. Даже если это будет его последняя пуля.

Дыхание Хтони перевернуло шахматную доску.

Раньше мы контролировали высоту — и противники были мишенями. Мы могли надеяться хоть на что-то. Теперь, на маленьком твердом островке посреди гладкого болота, мишени — мы. Сейчас враги поймут, что аномальный тайфун прошел — и их стрелки займут гребень. Тогда нам конец.

Но это не повод ничего не делать.

Пригибаясь, начинаю с пацанами вместе исследовать островок.

Ну да, два… нет, три фундамента. Три плитных фундамента больших деревенских домов, стоявших вплотную друг к дружке. Кто-то здесь жил! А потом то ли померли, то ли съехали — и здесь начали добывать торф. Дома снесли, по периметру фундаментов торф вынули. А потом пришла аномалия.

И сейчас мы как полярники на льдине. Что за краем — бог весть, законы физики тут танцуют краковяк. Впрочем, прямо сейчас диспозиция выглядит внятно: большую часть воды, грязи и слизней всосало куда-то к центру, вокруг нашей «льдины» вязкая мешанина, но, кажется, дно под ней относительно твердое, как я и говорил Кубику в самом начале. Не знаю, где, как и в какой момент оно превращается в те структуры, что издают эти кошмарные звуки и всасывают то, до чего дотянутся. Но сейчас из центра котлована начинает опять подниматься вода — и с ней ползут слизни.

Но медленно. Несоизмеримо медленно со скоростью поглощения. Хотя вон несколько тварей уже здесь: копошатся слева и справа и, кажется, намерены штурмовать наш фундамент.

Выстрел! С гребня. Пуля вжикает прямо у меня над макушкой. Наши парни начинают отвечать одиночными. Вскрикивает лежащий Чип: его задело… дьявольщина!!

Ничего сделать не могу, ничего!.. Нет, кое-что могу. Я чую, тут есть погреб. Затоплен, конечно. И там прячется одна из этих паскуд. Но нам погреб нужнее: там можно укрыть детей.

Грохают выстрелы: чаще, чаще, чаще.

Стонет Чип. Соль уже подползла к нему — первую помощь оказывает.

Затыкаю себе нос платком: не отвлекаться на текущую кровь. Дышу ртом. Сосредотачиваюсь на подполе. Уф-ф…

Убрать воду — легко. Отжимаю, выдавливаю ее. В центре копошится слизняк — что, не нравится?

Я тебе не Крот.

Трепетать не стану.

Ну-ка, иди сюда, гадина!

…Младший, которого я давлю, начинает выползать из норы. Прямо посреди нашей позиции. Обманчиво дряблые маслянистые щупальца — все в каких-то черных соплях — тянутся из погреба. Дети, взрослые — все орут. К счастью, никто не вскакивает под пули — откатываются, отползают.

Рявкаю:

— Оставить панику! Сейчас решу вопрос.

С платком в носу, кажется, выходит не очень. Но вопрос я решаю.

В сознание пытается вторгнуться смутный шепот: «ты пустой ты всегда им был ты хочешь наполниться я наполню тебя изначальной памятью землей тенями водой…» Да щас, падаль! Наполнит он меня! Порождение аномалии класса Y7, тоже мне бином Ньютона! По сравнению с белозерскими тварями — первоклашка.

Гоню прочь несвоевременные воспоминания о катастрофе — тварь может их прочитать и воспользоваться, усилиться. Шагаю вперед, сношу несколько жадно прянувших щупальцев арматуриной. Другие — присасываются, и шепот сразу становится громче. Только всерьез присосаться я им не даю: задача-то пустяковая, точечный сброс давления.

Младший — точно свиная туша, только мягче — колышется и покрыт целиком глазами.

Человеческие глаза, звериные, черт знает чьи — большие и маленькие, точно бисер на платье у невесты.

(Что за отвратительное сравнение? Пошел вон из моей головы, мешок со слизью!)

…Глаза шевелятся, моргают, смотрят на меня. Как-то даже жалобно. Слизень всё так же безуспешно пытается ко мне присосаться — хотя самые длинные из отростков уже поползли и к другим разумным.

Загоняю арматурину в тело твари — вот так. Еще глубже! Не нравится? Ну чего задергался, родной?

Слизень удачно меня прикрывает от стрельбы с берега — кажется, уже принял в себя несколько пуль. Подскочившая Соль пытается его шинковать армейским ножом, точно обезумевшая швейная машинка. Зря, но за попытку зачет. Остальные просто валяются на грязном бетоне и охреневают.

Разворачиваюсь и на железном пруте, как на шкворне — только бы не сломался! — переваливаю с натугой слизня прочь отсюда, за границу фундамента. Шлепнулся, скользит вниз… Пошел, Младший! Маловат еще против доцента Немцова выходить.

Сам тоже шлепаюсь на живот, чтобы не поймать пулю; Соль — следом.

— Погреб свободен! Еж, давай пацанов туда…

Еж, лежа, глядит на меня вытаращившись. Кажется, я сейчас уподобился Самсону, победившему льва, ну или там Гераклу.

— Оглох, Еж? В погреб! Кубик?

— Там грязно! — ноет кто-то из пацанов. — Слизь повсюду!

Ага, а пули над головой — полезны для здоровья. Как йогурт.

— Так! — рычу я.

Для пущей убедительности даже приходится привстать на локте:

— Меня слушаем! Без брезгливости! Без суеверий! Просто! Делаем! Что требуется сделать!!! Как я сейчас! И как Соль! Поняли⁈

— Понял, — говорит Еж.

И вскочив, спрыгивает с фундамента вниз — прямо в ил, туда, где ползают Младшие.

— Е-о-о-о-ож!!! — кричит Соль.

Но даже она не успевает остановить пацана. Детдомовские раскрыли рты, Чип целой рукой схватил Кубика, который почти собрался сигануть за другом.

А вот Дайсону с его бойцами все равно: некогда отвлекаться! Стремятся хоть как-то затормозить нападающих, которые уже целыми группами лезут за гребень и занимают позиции здесь, в периметре.

Только Крот, плюнув на ведение огня, смотрит на Ежа вниз. Кажется, уши у деда теперь навечно торчком. И брови домиком. И рот — как буква О.

— Матушка Хтонь! — бормочет.

Еж удачно соскальзывает на дно, воды ему — по колено. Встает. Вокруг — Младшие, извиваются в грязи, тянутся.

Еж вскидывает над головой какой-то амулет, дергает рукав, обнажает тату.

— Мы помним корни, — кричит он звенящим голосом, — у нас есть корни! У нас есть корни, слышите: вот мои! Мы не пустые внутри!! Память предков живет внутри нас! Память этой земли! В узорах на моей коже!

Размахивая своим амулетом, он начинает… петь. Старинная снажья песня: что-то про черепа врагов, боевые походы, костры… Кажется, что-то сибирское, забайкальское… Хотя, впрочем, я не этнограф.

…И Младшие замирают.

— Пацаны, ко мне! — кричит Чип. — Оберег — в тот кулак, на котором татуха! Поем песню, которой нас Коляныч научил. Нас не тронут.

…И подростки один за другим скатываются на дно котлована, не слушая возражений Соль.

— Никто больше! — яростно восклицает Еж, когда энергичная директор детдома намеревается вымахнуть вслед за воспитанниками. — Собой надоело быть, дура? Ждите. Мы с ними договоримся. Дайсон, пять минут! Продержи́тесь.

— П…ц!!! — орет Дайсон, шмаляя короткими очередями в сторону берега. — Это п…ц, пацаны! Я брошу эту работу, нах! Дом куплю! Женюсь, ска! Завяжу со всем навсегда! Если выживу! Вы там только договоритесь!!!

А что «договоритесь»? О чем? Еж направит слизней на наших противников? Так нас тут изрешетят, пока твари доползут. А вот если…

— Крот! — рычу я. — Там глубже еще фундаменты есть?

Кажется, я их нащупывал.

— Насосная станция там была, — отвечает дед. — В самом центре.

Болото хоть и плоское, но не гладкое: всюду заросли камыша, и даже хтонический вдох оказался им нипочем. Если мы доберемся до центра — от пуль укроемся. А через котлован за нами противники не полезут. Корня нет.

И если предположить, что дети договорятся с Младшими — а я уверен, что так и будет! У Хтони свое, безумное чувство юмора, своя логика мифа — и такое вполне в ее духе!

Так вот, когда Еж договорится с аномалией, техническая проблема, мешающая покинуть позицию, будет только одна.

Топко!

Но это уже по моей части. Поэтому…

Поэтому, Макар — дыши. Вдох, выдох. Концентрация. И…

Тянусь.

Давлю.

Грязь — узкая полоса от нас к центру — с тихим, каким-то шипящим хлюпаньем, со скрипом… уплотняется. Вода выжимается наверх, булькает, как в котелке. Еще раз. Еще. По болоту расходится полоса чуть более темного ила — там, где я выдавил воду.

— Спускайтесь, — торжественным голосом говорит Еж снизу.

А я говорю:

— Дайсон, можно… можно пройти к насосной. Продеремся… я думаю.

— Желтый! Ты прикрываешь, — распоряжается Дайсон. — Все остальные — по одному — пошли!

Некогда проверять не ошибся ли кто — Еж или господин маг. Надо действовать. В скорости и доверии — наш единственный шанс.

Бойцы соскальзывают вниз, в ил, и сам Дайсон идет одним из последних.

Вот только никто из них, кажется, не понимает, что господин маг… он всё.

Я потратил последние силы, чтобы создать тропу, и откат пришел. Блин, да они меня бросят тут, что ли?

— Шик-блеск. Как-то иначе я себе представляла дорогу из желтого кирпича. Слышь, Гудвин, ты совсем поплыл? Давай, хоть как-то за меня держись… На вот, хлебни из фляжки… У нас тут дубайский аквапарк с горкой! И контактный зоопарк…

Болтая, Соль тащит меня к краю фундамента, страхует, придерживая, — и мы оба съезжаем вниз.

Взваливает мою руку к себе на плечо.

— Кубик, ну-ка! Помоги мне. Дядя Гудвин немножко раскис. Но мы его вытащим. Он — даже со своей вечно похоронной мордой — нам еще пригодится.

…Идем.

Все было удивительным в этом выходе в аномалию, но самое удивительное — наше шествие по тропе.

Воды где-то по колено, а где-то по пояс. Это и хорошо: камыш скрывает от выстрелов.

Меня поддерживает с одной стороны круглое плечо Кубика, с другой — острое плечо Соль. Мотаюсь меж ними как… камыш. Все силы уходят на то, чтобы выдирать ноги из ила.

Идем.

Впереди — Еж, этакий Моисей. Они с подростками продолжают уже даже не петь, а гудеть, ритмично завывать. Примитивный, варварский мотив.

Но работает.

Слева и справа — вал Младших. Слизни сопровождают нас, скользят вдоль маршрута, громоздятся друг на друга — но границ невидимого коридора не нарушают.

В голове точно палкой возят, вороша память, желания, страхи. Образы прошлого и прошлого несостоявшегося, и черт знает чего — чья это память вообще? — сами всплывают перед глазами.

«Сегодня я расскажу вам легенду о Лютиэнь. Кто там за дверью прячется? Заходи и ты».

«Прости. Я не должен был применять власть. Только не к тебе».

«Ведут себя так, чтоб мы верили, нах: взрослые здесь они, и они всегда будут нас защищать. На деле и себя-то защитить не могут, ять».

' Oh great , look who graced us with his presence ! Yo , guys , snaga Einstein over here ' s got us all beat ' («Гляньте-ка, кто почтил нас своим присутствием! Парни , да этот снага умнее всех нас , Эйнштейн долбаный »).

«Я сказал, ты дома будешь сидеть! Что " Тимур " ? Дома, ска! Сидеть, поняла? Или еще раз получить хочешь?»

«Кто тут воняет, слышь, ты! Псина в мундире! Сюда иди, быстро!»

«У меня завтра экзамен по интегралам».

«Шаг в тень — это необратимо. У тебя будет другая жизнь. — Не слишком-то оно отличается от смерти, как по мне!»

Мотаю головой, гоню все лишнее прочь.

Идти. Держаться.

Снага тащатся за Ежом между горами Младших неровной цепочкой. Безостановочно матерятся; Крот, кажется, перемежая со сталкерскими молитвами.

Наконец — насосная.

Несколько бетонных площадок в зарослях, в центре — труба. Колодец диаметром в добрых полтора метра, или в два. Через него эту площадь и осушали, как я понимаю.

Слизни наконец отстают, выбираемся на бетон.

Становится чуть-чуть лучше. Даже, кажется, сумерки начали отступать.

— Успели! — говорит Крот, глядя на Ежа, как на пророка.

У самого рожа такая радостная, точно его слизень оседлал. Просветлился дед. Ух, навидался я таких… просветленных.

— Что «успели», Крот?

Снага щерится мне в лицо сломанными клыками, блаженно:

— До выдоха мы успели, Макар Ильич. Спас нас этот малой, значится.

— Что-о? До выдоха?

— Ну а то ж! Где вдох, там и выдох, значится. Хтонь-матушка дышит, и надобно с ней заодно дышать. Чужакам, которые то не знают — погибель… нах.

Хватаю сталкера за грудки:

— А ты это раньше не мог сказать?

— Дык я только понял, Макар Ильич! Я понял, а этот малой — почувствовал…

Под нами зарождается нечто. Мощь, давление, дрожь.

Не знаю, как это устроено. Где именно дно котлована проваливается глубже — в портал, который ведет в какой-нибудь улей Младших или черт знает куда. И не хочу знать!

Но оттуда и впрямь начинает тянуть, тащить, нести ил, воду, круглые тела Младших.

Нарастает гул.

— Да здесь будет спокойно где-нибудь или нет? — орет Дайсон.

— Да! — заявляет Еж. — Будет!

— Так точно, командир! — соглашается с Ежом Крот. — Именно здесь и будет! Тута «глаз бури», поняли, снага-хай? Нам ничего не станет! Спаслися! А вот пришлым…

— Твои слова богу в уши, — ворчит Дайсон, — только знаешь что? Давай, ять, пока что без таких заявлений. Примета плохая. Вот когда выберемся…

Противнику действительно не позавидуешь. Многие вражеские бойцы спустились за вал, к котловану — и сейчас на них идет… тоже вал. Из болотной воды, грязи и существ класса Y7 вперемешку. И мне что-то подсказывает, аномалия бедолагам не даст просто так драпануть обратно.

Гляжу на часы, очистив их от болотной грязи. Удивительно, мы здесь всего несколько часов, а кажется… Понятно, что кажется.

Но пока еще есть время выйти, если получится. А если получится, то этот визит в аномалию будет у меня на втором месте среди самых жутких. А впрочем, что это я! Он уже прочно на втором месте. Даже если не выберемся.

И…

— Ложись! — орет Дайсон, роняя Соль.

Партизаны падают, закрывая затылки ладонями, кто куда — под бетонную балку, под кучу щебня, под торчащую шейку колодца. Подростки медлят, я тоже.

Через рев аномалии слышно жужжание — точно шмель летит. Очень жирный шмель.

…Меня валит Еж.

Снаряд разрывается где-то в болоте — всего лишь в десятке метров от края нашей плиты, но… возможно, гораздо глубже, чем дно котлована.

Бетон содрогается.

— Ну ять! — орет Дайсон. — Починили гранатомет, ска! Ну что это за непруха? А?

— Второй раз не смогут шмальнуть, — фаталистично говорит Крот. — Не ори, командир.

— Ять, да неужели?

Из колодца извергается вверх фонтан.

Аномалия стонет.

Десятки и сотни, килограммы и центнеры слизней взлетают вверх — и по дуге падают: в болото, к отвалам и дальше… за периметр. Давление, что я чуял все это время, стравлено. И чувствую это не только я.

Соль, цепляясь за плечо Дайсона, бормочет:

— Видела я прорывы Хтони. Но такого…

А Крот, стащив с головы вязаную шапку с дырками для ушей, радостно улыбается:

— Просралась, матушка…

С симфоническим «чпок» вылетает последний слизень. Медленно утихает гул.

Слышно, что там, на берегу, орут. Истошно.

Дайсон сплевывает:

— Ну что, дадим нашим пиявкам полчаса. Потом пойдем аккуратно.

Крот тоже сплевывает в болото:

— Десяти минут хватит, командир.

…Идем. Под предводительством Ежа — назад по тропе. Потом под предводительством Дайсона — через перешеек за периметр.

Сначала разведка из трех человек, потом основной отряд, потом группа Ежа… и я.

Выживших пришлых — кто пришел сюда с «Панацеей» за тягой — кажется, не осталось. Слизнюки расползлись по болоту и… чем-то занимаются.

Бойцы с огнестрелом иногда жмут на спуск — когда видно, что из-под туши слизня виднеется голова какого-нибудь бедолаги. А иногда и проходят мимо.

— Все, — наконец заявляет Крот. — Выбрались, считай. Теперь если только в засаду влетим… а из Хтони вышли.

— Типун тебе на язык, врот, — бормочет Дайсон.

— А я, командир, ить не суеверный, когда не там.

— Ладно, — говорит Дайсон. — Идем еще час. Потом привал.

Плетусь в нестройной колонне. Партизаны шныряют по кустам, ротируют высланные вперед патрули.

У меня уже нет никаких сил. Отряд Дайсона потерял, кажется, двоих разумных, плюс пара бойцов с переломами. Противник потерял полсотни.

Только стоила ли эта победа… такого? С нами двенадцать подростков, все выжили, однако каждый из них увидел… то, что не должен был видеть никогда в жизни.

Стоила, Макар?

Еж идет впереди: как и Дайсон, пытается руководить патрулями. Чип — рядом с Соль: она, плюнув на разведку, помогает парню беречь руку.

Ко мне пристраивается Кубик.

Перед глазами черные мушки, однако поговорить с парнем — надо.

— Валяй, спрашивай.

Юный снага мнется:

— Я просто думаю, ну… Ведь мы там убитых бросили. Даже не попытались никого вытащить, чтобы нормально похоронить.

— У сталкеров такое правило, Кубик: кто погиб в Хтони — остается там. Одна из самых главных их традиций.

— Это потому, что там особая магия?

— Это потому, что в коллективах эволюционно закрепляются ритуалы, способствующие выживанию коллективов. Понял?

— Не очень.

— Если б живые сталкеры не устаканили правило, что мертвых из Хтони можно не выносить и драпать — живых сталкеров не осталось бы.

— А, — он хмурит брови, передергивает плечами. — Но ведь это… неправильно, что такое вообще на свете есть. Эти слизни… они мне теперь всю жизнь сниться будут! Наверно.

Ловлю взгляд пацана:

— Ты прав, дружище. Запомни, с кошмарами после Хтони надо к специалистам: психологам, психотерапевтам. Это не зашквар, это нормально после такого.

Следовал бы я своим советам сам, ага.

— Ну а в остальном… Ты сам выбрал сюда пойти. Принимай последствия.

— Куда — в Хтонь? Да кто меня спрашивал! Все побежали, и я…

— Нет, Кубик. Ты сам выбрал пойти на войну.

— Все, привал, черти! — орет спереди Дайсон.

Ну наконец-то.

Соль, пошатываясь от усталости, подходит к Ежу. Ладонь сжата в кулак — собирается ударить. Однако вместо этого хватает парня за плечи, начинает трясти, но тут же повисает на нем и рыдает — по-бабьи, в голос, не стыдясь слез.

— Какого… — выдавливает сквозь всхлипывания. — Ну зачем ты так, Ежик? Разве это ваше… твое? Нет, я знаю все, знаю… Но все равно вы не должны были сюда соваться, ты не должен был!

Еж не отвечает, только бережно обнимает Соль за плечи и гладит по вздрагивающим плечам. Лицо у него под россыпью цветных дредов удивительно взрослое.