Сильные не убивают, книга 3

Глава 7 Макар. И пары танцуют фокстрот

Пожилой почтальон Викентьич — одна из немногих фигур в последние дни, чье появление предсказуемо. Наш местный гермес катается на стареньком велосипеде «Амур», имеет мохнатые брови и стильный кожаный ранец, на который он сверху надевает пакет — для пущей сохранности корреспонденции.

Мне Викентьич притаскивает сразу несколько номеров «Поронайского рабочего» — за полторы недели — и, внезапно, толстый белый конверт, запечатанный сургучом.

— Танцуй, Макар Ильич.

Танцевать я не стал — а конверт, может, не стал бы и распечатывать. Раньше. У меня вон на полке целая стопка таких, накопились.

Но теперь может оказаться очень кстати.

Внутри — открытка, каждый раз в новом стиле.

' Ваше благородие, г-н Немцов!

Его светлость князь Игорь Константинович Сахалинский любезнейше приглашает вас… '

Спам-рассылка по одаренным. Нельзя князю без публичных мероприятий — вот пиар-отдел и занимается. А Викентьичу — приглашения доставляй.

Верчу открытку в руках. Может быть?..

Когда на маяк заявилась Соль, разговор у нас не заладился. Но я уцепился за шанс оказаться однажды в ее отряде.

По двум причинам. Во-первых, в боевой обстановке гибель девушки не вызовет подозрений. Вообще-то смерть от скачка внутричерепного давления — дело минутное и даже обычное, но только не в присутствии мага. Тут даже снага догадаются, что надо снимать эфирный след. А война все спишет. Да, это чудовищное решение. Но, вероятно, к нему придется прибегнуть.

А во-вторых… Если добытчики тяги продолжат испытывать терпение сущности, спящей в заливе Терпения — это тоже может привести к большим бедам. Надо бить в набат! А тут меня приглашают подняться на самую высокую колокольню.

А если не сложится с набатом, может, придется действовать другими методами. Например, в ополчении. Магу везде найдется работа.

Но… блин.

Как говорится, тут вам не там. На киберизвозчике я до дворца князя не доберусь. И вообще просто так никуда я отсюда не доберусь. Хотя, в теории, успеваю. До Южно-Сахалинска из Поронайска — несколько часов на поезде.

Только нужно отыскать сменщика. Такого уровня приглашение дает мне право. Так сказать, в тени опального князя — ссыльному магу поблажка.

Перечитываю приглашение еще раз. «Презентация социальных проектов корпорации „Панацея“».

Стоп.

Достаю фотографию, присланную Ежом, сравниваю. Логотип на техномагическом оборудовании браконьеров (змея вот эта!) и эмблема на приглашении — одинаковые.

Ага. Вот и разрешена загадка, откуда у группки бандитов столь дорогостоящие машины. Эта фотка — свидетельство прямой связи между черными промысловиками и людьми, которые завтра будут мило улыбаться на официальном приеме. Вот кто за ними стоит. Некая «Панацея», чьей бы она ни была.

Как удачно, что на мероприятии, где «Панацея» станет себя хвалить (в буклете, который вложен в конверт, длинный список фуфлыжных «социальных проектов») будет тот человек, которому я смогу показать это фото. Напрямую.

Великий князь Сахалинский — двоюродный племянник самого Иоанна Иоанновича, пусть и в опале. Влиятельнее на Кочке нет никого. Полагаю, что свежая фотография, уличающая героев вечера в связях с рабовладельцами-браконьерами, будет ему… интересна. Может, и вопросики сразу задаст представителям этой «Панацеи». Мне того и надо.

Ну а если — не исключаю! — окажется, что князь в курсе происходящего и закрывает глаза… что ж, это тоже результат. Но мне вообразить подобное сложно. Представитель династии — и такие вот теневые мутки на краю света? Его интерес — в столицу вернуться, а не тут барыг крышевать.

Встаю, иду наверх — к радиостанции. Нужно найти сменщика на двое суток. Ну и перевозчика!

Сменщик находится к вечеру. Мичман Скворцов, служит на береговой станции в Корсакове. Договариваемся, что появится завтра утром.

А я открываю шкаф и сомнением гляжу на мундир. Ну, точнее, на куль, в который тот упакован. Да, это «Поронайский рабочий». Вот и пригодился.

Когда я тащу куль наружу, всё шуршит, пыль сыплется, прищепки отваливаются, желтые газетные листы с шелестом падают на пол, открывая синее сукно с золотыми нитями. Ну а что, под газеткой почти что не запылился. Да и сесть должен не хуже, чем раньше — не потолстел я в ссылке, наоборот.

Облачаюсь. Кот смотрит на меня с изумлением. Верно, Лютик, чисто формально я «благородие», хоть и штафирка. Институт непростой… был.

Мундир большинству мужиков к лицу, и я не исключение. Только вот привык я уже… к фуфайке. Натягивая атласные перчатки, что нашлись в кармане, на изрядно загрубевшие руки, чувствую себя странно. Впрочем, и раньше я их надевал не часто. Чаще белый халат.

Ладно, это всё лирика. Стягиваю мундир. Как же везти-то его? Не в газетке же на прищепках? Во, из полиэтилена можно смастрячить портплед. Плюс изолента!

В черном полиэтилене, из которого торчит дужка вешалки, мундир выглядит еще более монструозно. Ну, довезу как-нибудь. Всё, пора делом заняться.

Утром появляется Скворцов — точен, молодец.

Знакомимся, проверяю его бумаги. Парень молодой, но в оборудовании разбирается, а главное — есть допуск к работе с магическими датчиками.

— Ничего сложного, — объясняю ему у Жабы. — Стрелка в зеленом — всё норм. Желтый — поднять флажок, переключить световой сигнал, записать в журнал, передать по радио береговой охране. Красный — то же самое, плюс немедленно сигнал тревоги всем службам. Понял?

— А самому что делать тогда? — спрашивает Скворцов, разглядывая бронзовый корпус с завитушками. — Если красный?

— Эвакуироваться отсюда, мичман. Быстро и далеко. Но только после сигнала. Пошли, инструктаж подпишешь и всё остальное. А потом, это самое… покажу как в тепличке огурцы поливать. Тоже важно.

В Поронайск с маяка добираюсь на катере Бруня. Тот ворчит, но везет. А куда он денется?

— Што, Макар Ильич, на бал собрались? — язвит он, оглядывая мои свитер и куртку, а потом портплед. — А багаж как у дачника, изолентой скрученный.

— На прием у князя. Слышь, не кури на меня, рожа! Сам знаешь: терпеть не могу.

— Дык куды мне, Макар Ильич? Ветер! А князья эти… Только деньги наши тратить умеют — на хрень всякую. Нет бы дороги, допустим, на Кочке отремонтировать…

Дивлюсь, как это контрабас Брунь стал контролером расходования налогов. Не популярен в народе опальный князь.

— А Государя, я смотрю, уважаешь? — киваю я на наклейку на приборной доске.

— Это другое!!! Иоанн Иоаннович за всю страну радеет — помощники только у него кретины…

Катер тарахтит между островками, мимо рыбацких сетей и буйков. Воздух пахнет водорослями и соляркой. За кормой маяк, впереди — поронайский порт с кранами и складами.

В Поронайске сажусь в плацкарт, хотя как бы надо в купе. Просто не хочется тратиться на ерунду. Всё равно мундир замотан в полиэтилен — а без него я самый что ни на есть плацкартный пассажир.

Еду еще два часа мимо дачных поселков и мелких платформ. С одной стороны — лес на сопках, с другой — горы, красота! В соседнем купе семья кхазадов режется в карты, напротив дремлет снага в робе. На стене станции Взморье кирпичом выложено «KIPYATOK TUT». На века.

Портплед то повешу, то держу на коленях — как с писаной торбой. И так и так неудобно. Слежу, чтоб соседи не уронили, чтобы не помялся…

— Дяденька, ты труп везешь? — серьезно спрашивает мелкий гоблин, остановившись в проходе.

В определенном смысле, пацан… В определенном смысле.

Ближе к обеду беру у проходящей с корзиной тетки пирожок с мясом. Тесто подсохшее, начинка остывшая — так себе. Символизирует общее состояние дел.

Южно-Сахалинск встречает панельками, такими же как в Поронайске, только непривычной высоты — не четырех-, а пятиэтажными. Областная столица, понимаешь.

Иду с вокзала в гостиницу «Якорь» — серое здание у путей. Номер за две сотни медных денег, чистенько, только товарняки за окном громыхают. За стенкой храпит, как мне сказали, кхазад — судя по звукам, солидный экземпляр.

Утюг с обмотанным изолентой проводом я получил, а вот гладить мундир пришлось на кровати — за неимением стола. Кровать уютно поскрипывает.

Явный плюс гостиницы — санузел в номере. Стола нет, а душ есть, хоба! Вот такая разводка. Лейка вмурована в потолок, лить предлагается по азиатской традиции — прямо на пол. Кажись, тут у них вся гостиница — одна самопальная «мокрая точка».

Явный минус — отсутствие горячей воды и напор, которого нет. Прилагать сюда магию — глупо, да и противно: из известной субстанции конфетку не сделаешь. С легкими матерками моюсь так.

Далее в зеркале над жестяным умывальником изучаю бороду. В бытность доцентом, а не смотрителем маяка бороды я не носил. Я ее отпустил после «инцидента», шрамы на роже маскировать. Ну а смотрителю быть бородатым сам бог велел.

Зеркало большое, но мутное, света в номере мало. Для получения трехмерного обзора орудую другим зеркальцем — своим, маленьким. М-да, зря я решил «в гостинице подровнять». Но поздно.

Форма-то в целом ничего: лопата — уважаемый инструмент. Но линия роста снизу, на шее — просто караул. Как прибрежная полоса после шторма. Может быть, проще голову не поднимать?

Нет, всё-таки надо что-то делать. Скребу шею: делаю ровно, но криво. Теперь надо с другой стороны… ска! Теперь по-другому криво. А время поджимает.

Махаю рукой. Сойдет. Кажется, пора вызывать такси.

Звоню по номеру, что мне назвали на ресепшн, приезжает желтый рыдван с еще одним усатым кхазадом.

— До самого дворца не довезу! Мне за рогатку нельзя с такой машиной. Штраф выпишут.

По дороге выясняю: «рогатка» — это река Рогатка, которая тут отделяет опричные кварталы от Земщины. А то я уж представил самодельный шлагбаум из бревна и косматых разбойников. Впрочем, суть похожа.

— Помогает князь городу? — расспрашиваю водилу на правах гостя.

Тот зыркает на мундир, но решает, что я не опасен: можно ругаться.

— Куда там «помогает»! Видать, за дело его Государь в опалу отправил: я бы тоже такого заслал в самую жопу мира, с глаз подальше. К нам то есть.

— Удружил, получается, Иоанн Иоаннович сахалинцам.

— Ну а как иначе! Государь-то у нас один, а желающих с ним рядом погреться — таких уйма. А если ты, дурак, совсем страх потерял — то и получай опалу. Светильник-то — он не только греет, а и жжется. Куды их девать, опальных, если не к нам. Не в Москве ж держать.

Под эти пассажи доезжаем до Рогатки. Речушка, прямо скажем, невелика. Но отчетливо делит город на две части. По сю сторону, с севера — земские микрорайоны, пивные, аптеки. По ту, с юга — широченный проспект Грозного с особняками за высокими заборами.

— Через мост пешком, — говорит кхазад, тормознув у тротуара. — По площади мимо памятника — и там будет, значит, княжеский дворец.

Мост, кажется, больше самой речушки. С той стороны — площадь, как футбольное поле. Торчат симметрично одинокие лавочки для неразумных, кто не боится дальневосточных ветров. Посреди площади — Иоанн Васильевич, вариант классический, «в шапке». Суровый лик и бородка клинышком, в шубе похож на шахматного ферзя.

Первый же особняк с того конца площади — княжеский. Роскошный забор с вензелями подпирают дорогие машины, вон тот желтый кабриолет прям красавчик.

Иду в распахнутую калитку, по размеру большую, чем иные ворота. На входе огромный тип в черном френче, вместо одного глаза имплант.

— Ваше приглашение, будьте любезны!

Имплант мигает, тип сноровисто сторонится. Недалеко. Кажется, ширина прохода пропорциональна статусу гостя.

По ковровой дорожке, мимо клумб иду к золоченому крыльцу. Еще двое каменнорожих привратников пропускают добрых и честных людей внутрь — в холл с лестницей.

В целом, ничего неожиданного тут нет. Люстры, картины, позолота. Балясины мраморные, дорожка красная. Мужчины в смокингах и мундирах (уф, нормально смотрюсь), дамы в вечерних платьях. Все фланируют по огромным залам — наверху целая анфилада — позируют незаметным, но вездесущим фотографам в угольных водолазках, попивают винишко. Его разносят официанты, которые порхают по залу точно артисты балета, с целыми пирамидами бокалов.

— Игристого, сударь?

— Мне бы туда, где закуски, уважаемый.

— Конечно, позвольте вас проводить. Фуршетные столы в соседнем зале!

В указанном месте громоздятся столы со всяческими дарами моря на шпажках и в тарталетках, оплывает шоколадный фонтан меж гор клубники. Девица эльфийской внешности возит смычком по виолончели — видимо, должно способствовать пищеварению.

Я, выцеливая закуски понажористей, подкрепляюсь. Надо быть в тонусе перед разговором с князем. Понимать бы еще, как лучше подойти к нему. А впрочем, плевал я на этикет. Не буду понимать как — просто подойду.

Но пока ни князя, ни кого-нибудь еще из хозяев не видно.

Зато по всем залам светятся на стенах картины — не те, которые в рамах, а которые магические проекции. Кто-то чего-то строит, воспитывает каких-то детей, чего-то торжественно открывает с перерезанием ленточки. Много белых халатов и видов лабораторий — киношных, нелепых. Бегут буквы: «„Панацея“. Здоровье разумных — в надежных руках!»

— Игристого, сударь? — это уже другой.

— Спасибо, не надо.

— Зря, зря! — кряхтит тучный тип в пиджаке табачного цвета. — Зря вы избегаете. С моих виноградников! «Глеб Куницын»!

— Простите?

Тучный фыркает, протягивает ладонь:

— Глеб Сергеевич. Знаете, что Сахалин в прошлом году получил статус винодельческого региона?.. То-то же!

Про виноградники мне интересно, однако Куницын настроен только хвалить свое, по правде сказать, не самое изысканное винцо. Отделываюсь от него с некоторым трудом, употребив незапланированно три бокала. В башке начинает приятно шуметь. Ладно.

Сбегаю в другой зал. На верхней террасе играет оркестрик, и пары танцуют фокстрот. Повсюду огромные вазоны с ворохами цветов — я, конечно, иду смотреть.

…А! Это для салонной игры. Дамы вручают кавалерам цветки, которые символизируют разное. То-то здесь куча народу с этими цветами в петлицах.

— Что из этого вам больше нравится? — слышу за плечом женский голос.

Дама моего возраста, в бордовом платье и с рыжим мехом на плечах.

…Вот это декольте, блин! Надо не таращиться. Я смотритель маяка, а не неандерталец. С другой стороны, гм… Ведь осознанный выбор сделала барышня.

— Вон те, — киваю я. — Орхидеи.

— «Приватный диалог»! Тонкий выбор.

— Будем надеяться.

В этот момент картины на стенах начинают мягко мерцать, наливаться светом. Изображение изменяется — наконец-то! Вот он, хозяин вечера. Его светлость князь Игорь Константинович Сахалинский собственной персоной. Строгий старичок с бородой клинышком, как у Грозного, с тростью.

Оркестр выдает финальную ноту — потому что фанфары звучат с экранов.

— Господа! — слышится голос князя. — Рад приветствовать всех собравшихся в моем доме!

По залам разносятся аплодисменты.

— Если бы мне позволяло здоровье, господа — я сейчас поднял бы тост за будущее. Именно с его наступлением связан, как я это вижу, интерес к нашему региону компании «Панацея» — работодателя, исследователя и мецената, чей приход…

Чей приход означает бла-бла-бла.

Извинившись перед собеседницей — а потом еще несколько раз извинившись — я крейсерским ледоколом движусь через толпу в главный зал. Судя по картинке, князь там. Нужно успеть пообщаться с ним. Вряд ли, явившись гостям, он немедленно скроется, но мало ли.

Я здесь по делу.

Князя сменяет какой-то седой мужик с цепким взглядом, на котором смокинг и бабочка выглядят ну примерно так же, как смотрелись бы на горилле. Ну то есть по-своему импозантно, но.

Мужик начинает говорить про школы, дороги, больницы, социальную ответственность бизнеса. Наступаю кому-то на ногу, снова прошу простить.

…Ага, вот и главный зал.

Перед резными двустворчатыми дверьми, ведущими вглубь особняка — князь и вот этот мужик, вокруг — полукольцо журналистов. Интересно, а «Поронайского рабочего» пустили?

— Наша цель, — заключает седой, — это не просто получение прибыли. Но — как отметил его светлость — создание лучшего будущего для всех жителей региона.

— Мы все надеемся, что у вас получится, — говорит ему князь, и после аплодисментов делает знак журналистам: мол, всё, конец. Убирайте камеры.

Это значит — нужно сделать рывок вперед!

Чтобы великий князь Игорь Константинович не смог меня не заметить.