Сильные не убивают, книга 3

Глава 17 Макар. Правило четырех C

— Самое досадное, что нельзя сходить в баню. Баня — лучшее, что здесь есть. А ею, кстати, не пользовались! Эх, я бы…

— Предпочитаю бар и джакузи, — фыркает Соль. — Правда, джакузи здесь сломано. Им Генрих явно тоже не пользовался. Так что, Макар, мы оба в пролете! Зато вон бар явно не простаивал. Давай, налей себе чего-нибудь. Не душни!

Бар — здоровенный макет всея Тверди, вырезанный из красного дерева, точно он Марс, а не Твердь. Классика. Внутри шара — уважаемые бутылки с яркими этикетками: ром, вискарь, текила… Да, Мясник явно знал толк.

Нахожу тут же, у бара, пыльный пузатый бокал, выуживаю из земных недр бутылку коньяку. Именно так — «коньяку» — всегда говорил Сеня. Ритуально.

Плескаю себе на два пальца.

Гостиная особняка, куда некий «дядя Борхес», глава местного УВД и, как я понял, добрый знакомый Соль, поместил нас «под домашний арест» — внушает одновременно и любопытство, и тоску.

Тоску — интерьером в стиле «орочий люкс» и какой-то… неустроенностью, что ли. Все — даже не для понтов, а потому что «положение обязывает». Камин — как ангар, кованая решетка явно под заказ делалась, с «национальными» клыкастыми черепами в орнаменте. А тяга в камине — полная хрень, я первым делом пощупал. Того печника, что эту халтуру сложил, я бы на месте Генриха в этом камине и сжег… Шутка.

Диван — огромный, кожаный, темно-коричневый… и продавлено одно место сбоку. Ну то есть один там хозяин сиживал. Наедине с баром.

Напротив дивана громоздится видеодвойка — анахронизм для опричнины, атрибут статуса для земщины. Высокая пластиковая полка забита боевиками, но на вершине — парочка мелодрам. Кажись, их Генрих и пересматривал — с бокалом в руке. Надо же.

Любопытны как раз такие детали: человеческие. Ну, в смысле орочьи, но… индивидуальные.

Вон гипсокартонная стенка с характерным проломом — явно кулаком саданули, хорошо, что не в металлический профиль. Вон огромная чайная кружка в горошек, с удобной ручкой — ее Мясник явно предпочитал дома изящным бокалам и чашкам из сервиза. Домашних растений нет — зато есть аквариум! И надо сказать, плавают в нем не пираньи, а самые что ни на есть обычные меченосцы, скалярии и сомы. И чувствуют себя, кажется, неплохо.

Не душни… Можно подумать, мне легко общаться с этой барышней. Вообще-то нет. Но надо. Болтаю напиток в бокале, думаю, что бы сказать такого… не про насилие, не про смерть, не про наши дела, не про негатив.

— Вот, кстати, про коньяк. У нас на кафедре у профессора была фишка — он коньяк состаривал. Брал самый дешевый в магазине, наливал в дубовую кружку — мы специально ему подарили — хоп! Получался, например, семилетний. Но у этого дядьки специализация была редчайшая — маг времени…

Соль давится пивом, расплескивая его на ковер из шкур.

— Макар, ты вот это специально⁈

— В смысле?

— Ладно, все. Забудь. Давай не про магию, а?

Да что ж такое, и тут не угодил…

— А про что? Опять про дела? Так ведь решили: ждем, не дергаемся…

Тем более дергаться мне, избитому, проблематично. Хорошо быть магом давления: сам себе диагност, точно знаю, что серьезных внутренних повреждений у меня нету. Но в самолечении я всегда был плох. И вот сижу тут, принимаю коньяк: рожа разбита, весь в пластырях, два ребра треснули… Сотряса не получил — и то хлеб. Но в баню, блин, не сходить!

…Когда я отпустил Соль, случилась тревога и все забегали… ну… про меня тоже не забыли. Я, конечно, думал держаться до прибытия кавалерии (то бишь «дяди Борхеса»), а то и поучаствовать в заварушке — помочь Соль, устроив трам-тарарам на своей точке, в лаборатории. Отвлечь на себя часть внимания охраны. Но вышло немного иначе.

Сукин сын Кей, едва осознал, что я делаю, эдак технично испарился. Причем не сбежал, а как бы с достоинством, покачивая головой, удалился. В дальний угол лаборатории, чтобы Соль его не видела. А когда снага с моим телефоном, который Ленни разлочил, ускакала прочь — к дальним корпусам вести стрим, — Кей вернулся и мерзко так говорит:

— Я всё же был о вас лучшего мнения, господин Немцов. Но теперь понятно, почему контактировать с аномалией пошел ваш напарник. Той требовался интеллектуальный реципиент.

После этого я захотел немножко его придушить, только вот выяснилось, что эльф принес из сейфа негатор магии. И пистолет.

Ну а затем появились трое охранников и меня стали бить. То есть отвлечь я кого-то отвлек, но не сказать, что полбазы. Хотя тот любитель кофе там был — старался больше всех, ребра — точно его заслуга. Ну и, в целом, отвлекал я их таким образом вплоть до прибытия кавалерии. А потом Кею позвонил Сугроб, явились доблестные поронайские милиционеры — и помогли мне дойти до ворот. Арестовали, собственно говоря. Но на маяк, конечно, не потащили — а привезли вот сюда, вместе с Соль.

Это было днем.

Я привел себя в порядок, как мог, да и врача нам прислали. Ну как врача — малахольного эльфа-галадрим. Дикий маг, хрен поймешь какая ступень. Все поглядывал на Соль этак… загадочно. Но перевязки наложил хорошо, легкой рукой.

Мы все ожидали немедленного… чего-то. Что небо теперь упадет на землю, в Поронайск телепортируется сам Государь, или же поронайцы возьмут факела и вилы, наденут на главу корпорации «Панацея» шесть автомобильных покрышек и подожгут. Потому что ролики Соль вирусились со страшной силой.

Но ничего не случалось.

Очень быстро под роликами начали появляться комментарии в духе «это фейк» — и на редкость единогласные: противник принял контрмеры.

И тогда мы поняли, что остается только одно.

Ждать.

Тем более что «дядя Борхес» запретил Соль комментировать происходящее и вообще заходить в сеть под ее логином — арест есть арест, никак невозможно.

Мы — что могли, сделали.

И поэтому к вечеру, чтоб не сойти с ума, одновременно решили прекратить читать комментарии Сугробовых ботов в эхони, и стали поглядывать в сторону бара покойного Генриха.

И вот я стою посреди этой роскошной хаты с бокалом весьма приличного коньяку — и не первым! — а Соль глушит пиво из зеленых жестяных банок.

— Не про дела. Но и не про магию. Давай… Друг про друга поговорим. Ну наконец-то, а? Я вот про тебя вообще ни хрена не знаю!.. Макар… Имена у вас тут — дурацкие!

— Где — тут? Я ж не местный.

— Ай, не важно! Все равно дурацкие.

— Обычное имя, — пожимаю плечами. — Макар — значит «блаженный».

— Оно и видно!

— Ну да, ну да! То ли дело снажьи погоняла. У тебя самой нормальное имя-то есть?

Соль неожиданно съеживается, всматривается в узор ковра.

— Соня я.

— Э… Это значит «мудрая».

— Да шт-т-то ты говоришь! — огрызается Соль. — Неужели⁈ Никогда раньше не слышала…

— Тебе тоже не очень подходит.

— Спасибо, кэп. Кстати, вот! Ты же — кэп? Его благородие? Расскажи… про это все.

— Про что?

— Ну, про службу свою. Как на маяке оказался. За что? — Соль делает многозначительное движение пальчиками: порядком уже наклюкалась.

Я, впрочем, тоже.

— Про службу не положено.

Я и в самом деле не имею права много болтать о «белозерском инциденте». Ну и не хочу.

— Душнила, — приговаривает Соль, — под стать своей магии. Редкостный! — Но не унимается: — Про смартфон вот этот свой расскажи, спутниковый. С которого я стримила. Ленни сказал — едва не опух его ломать. И там всего один номер был, по которому ты мог звонить. Дай-ка угадаю: это тот самый номер, по которому ты звонил сразу, как мы сюда приехали.

Отпираться смысла не вижу. Угадала.

Едва нас доставили в особняк, я отправился проверять, можно ли из дома Генриха позвонить по межгороду. Оказалось, можно.

В холле — рядом еще с одним диваном — стоял колоссальный аппарат из латуни и дерева, выполненный под старину, и одной из латунных ножек прижимал к тумбе записку с древними пометками: «телефон Казбека», «учёт медосмотров», «Тоха — на вид».

Казбек меня не интересовал, код Москвы я знал… а домашний телефон Сени помнил наизусть. Трубку сняла Мила…

— Алло?

— Привет, это Макар.

— Приве-ет! — Господи, мне показалось, или… она рада меня слышать? — Макар, ты где пропадал? Несколько дней не звонил. Я беспокоилась! Мы же уже… привыкли.

И на этом все-таки осеклась. Привыкли, ага.

А что я ей мог сказать? «Мила, ты понимаешь, я отдал смартфон одному парнишке, гному-хакеру. А потом другому парнишке, снага, его Чип зовут, славный такой пацан, Гришкин ровесник. Чип — он не гражданин нашего Государства, его год назад рабовладельцы нелегально ввезли из-за юго-восточной границы — ну знаешь, где эти дикие снажьи кланы. Оттуда сейчас на Сахалин гастеров завозят. И вот на одной базе этих гастеров подвергали мутациям, и я туда телефон никак не мог пронести, ну а рабочих-то почти не досматривали. И вот Чип договорился с одним — вроде бы даже соплеменником — и тот пронес. А я этот телефон подобрал у корпуса „Аз“ — в специальном месте, но все равно неудобно было вам звонить. Поэтому я его отнес одной девушке, Соль, а та записала ролик — кстати, ты, может, видела, тот сейчас в топе! Я на этой базе немножко работал вместе с Кеем — помнишь, про Кея мы с Сенькой могли рассказывать?»

…Ну да, ну да.

— Извини, Мила. Были некоторые обстоятельства. Не могу рассказать: секрет.

— Опять секрет… У нас все хорошо — Гришка экзамены сдал. Говорит, ты ему помог… Макар! Погоди!! А ты почему на этот телефон звонишь⁈ У тебя точно все нормально? Ты где вообще?

— Нормально, Мил. Меня тут… в город отпустили. А с тем телефоном проблемы — я теперь буду реже звонить… а то надоел, наверное. Не теряйте, даже если надолго пропаду. Скажи только еще раз: у вас там порядок, да?

Фразу «никто вам не угрожает» я не брякнул. А про все ли в порядке — постоянно спрашивал. Несколько лет, каждый день…

— У нас порядок, Макар. Знаешь что? Я понимаю, ты мне сейчас ничего не скажешь… Но я чувствую, что-то случилось! Ты, пожалуйста, звони, Макар! Когда сможешь. Мы беспокоимся!

— Договорились, Мила. Пока…

Когда я опускал на рычаг винтажную трубку, похожую на рог, то… кажется, я улыбался. А Соль, ничуть не смущаясь греть уши, ехидно глядела с лестницы.

И вот.

— Угадала, значит. И чей это номер? Точно не твоей женщины. Сестры⁈ Нюхом чую, что нет! Давай, колись… Нам тут еще долго друг дружку разглядывать, это я тоже чую…

Сажусь на пол напротив дивана. Покачиваю в ладони бокал, грею коньяк.

Да.

Жутко хочется… просто поговорить. Не с Викентьичем, не с подростками, не с Лютиком. Поговорить — и выпить еще. А еще — я же тоже хочу больше узнать про Соль. По-прежнему — потенциального контактера.

— Я тебе расскажу, если ты мне тоже расскажешь, что я спрошу. Про свою жизнь. Честно! Идет?

— Идет, душнила. Да-а, не так я себе представляла душевный трындеж за жизнь. Не с подругой в кафешечке, даже не с Мотей — а с бородатым смотрителем маяка. И ладно бы на самом маяке, красиво — так нет, под домашним арестом. Поневоле!

— Я тоже иначе представлял.

— Тогда начнем.

Делаю глоток.

— Я звоню жене своего друга… погибшего. Стараюсь, ну… как-то поддерживать их семью. Мне на суде разрешили взять в ссылку этот телефон — я специальное прошение писал. Теперь… все, другого такого не выдадут.

Моя собеседница изгибает бровь:

— А звонил ты… дай-ка я угадаю… поскольку с другом что-то случилось, и ты считаешь, что из-за тебя. И, небось, это еще связано с той историей, из-за которой тебя в ссылку поперли?

Улыбаюсь кисло:

— Все настолько очевидно?

— Да, но нет. Давай рассказывай. Ну хотя бы в общих чертах, ну! Не кокетничай!

Я рассказываю, плеская себе коньяк. Закусываю деревянной колбасой, отгрызая прямо от палки.

«Правило четырех „си“! — любил восклицать Сенька. — Cognac, cafe, cigare, chocolat! И несмотря на противодействие снобов, я бы все же добавил пятую „си“ — citron!»

Курить вредно, Сеня, я бросил. Хотя сейчас очень хочется, буду честен.

Ну и оставшиеся две «си» у меня теперь вот такие, неправильные. Не cafe и chocolat, а smoked sausage.

…Рассказываю.

— Кабзда, — резюмирует Соль. — То есть ты все это время ел себя поедом, потому что тогда насморк подхватил?

— Не поэтому.

— Не поэтому, конечно, согласна! А потому что дурак. Ой, я хотела сказать — Макар. «Блаженный». Нет, ты молодец, конечно, что звонишь… звонил им, но… Блин, почему все мужики такие… одинаковые? Маги внутреннего давления, блин. Давления-подавления! Вот Кубик мне говорил, ты его после Хтони посылал к психологу. Ты сам-то ходил к психологу, а? Хоть раз в жизни?

— Дай-ка я уточню. Ты мне рекомендуешь посетить психолога?

— Ну да! Еще как!

— Эм… думаешь, поможет? Сама-то пробовала?

— Блин, да конечно, я сто раз была у психологов, Макар, — я же нормальная! Что тут пробова… — Соль осекается и немного трезвеет, наткнувшись на мой взгляд.

— Понимаешь, я первый раз в жизни вижу снага, которая говорит, что была у психоло… гов. И тем более другим советует!

— Ой, всё! Пива мне дай! И колбасы укусить! Блин, у меня клык застрял! Как ты ее грызешь вообще?

— Челюсти человека могут развивать давление до четырехсот килограммов. Хотя согласен, не лучшая закуска. Знаешь правило четырех «си»?

— Пф, конечно, знаю. Цвет, тело, сердце, жопа.

Настает моя очередь давиться алкоголем:

— Кх… что⁈

— Ну ты же сам спросил? Couleur, corps, coeur, cul. Типа, сперва изучаешь цвет, потом — плотность, потом — запах, а потом остается только выпить. То бишь опрокинуть бокал жопой вверх. Не такова ли и жизнь наша? А что, тебя фрустрирует слово «жопа»?

— А ты это откуда все знаешь?

— Что тебя жопа фрустрирует?

— Нет! Вот эту версию про четыре «си». Я ее раньше не слышал.

— Ну нам на дегустации рассказывали. Сказали, это для коньяка, но и к вину можно применять.

— Сомнительная история, сдается мне, ваш дегустатор сам это и придумал.

— Не душни!

На здоровенных напольных часах кхазадской работы, стоящих в углу — третий час ночи.

Коньяк Генриха заходит отлично, спасибо ему. Вторая бутылка «Старинного сервитута» пошла. Да и рядок алюминиевой тары вдоль бочка дивана, где на месте хозяина сидит Соль — все растет.

— Макар, будь дружочком, кинь еще банку пива… Да, хоть я и не человек, а ничто человеческое, то есть свинское, мне не ч-чуждо… Ай, черт, пролилось. Помнишь, где тут кухня? Там должны быть тряпки какие-нибудь…

— Это же твой дом, але! Ты как можешь не знать, где кухня? Да подожди, без тряпки обойдемся…

Втягиваю разлитое пиво в горлышко пустой бутылки. Соль иронически аплодирует:

— Вот это я понимаю — магия на службе у человечества!.. А я здесь не живу. Есть диванчик в мастерской у кхазадов одних, я обычно там остаюсь. А, да ты же уже знаешь Ленни, точно! Или у деток первых своих ночую, там кладовка бывшая, даже с окном. А это место не люблю… Думаю все время здесь, как у нас все могло бы быть с Генрихом. Мы же встречались, ты уже понял?

— Угу. И он оставил тебе… наследство. А можешь рассказать, что с ним случилось? Я так понял, был… прорыв Хтони?

— Да. И Генрих — он пожертвовал собой, чтобы меня спасти. Я долго потом ни с кем не хотела… до Дайсона. А он тоже пожертвовал… мной ради своего сраного карьерного трека. Видишь, никто из них рядом не остался. Вот что со мной не так? П-почему кто-нибудь не может просто взять и остаться со мной? Я сегодня с тоски чуть было Мотю не трахнула… это эльф, который приходил нам морды латать. Но у него же чувства, судьба, какие-то их эльфийские заморочки… нельзя так, от нехрен делать.

Киваю: нельзя. От нехрен делать точно нельзя. Понимаемо.

— Слушай, я о другом вот хотел спросить. Я выяснил, что у тебя принцип «не убий». То есть… я понял, что Кей хотел киллера из тебя сделать, когда еще работал на Скоморохов… На них же, да? Офигеть. Ну вот. Получается, план просто с треском провалился? Почему ты не убиваешь?

Мне пофиг на «карьерный трек» Кея, хотя его якобы работа на полумифических мемных киллеров (если они вообще существуют! — мне кажется, именем Скоморохов прикрывается целая куча ОПГ и контор) — интригующая тема. Но даже если и существуют — плевать я хотел на Кея.

Для меня очень важно сейчас, что скажет… по-прежнему возможный контактер.

Соль ковыряет кожаную обивку дивана:

— Не знаю, так… сложилось исторически. Теперь уже из-за браслета в основном. Авалонские алгоритмы не любят насилие, предпочитают несиловое решение проблем… Когда-то мне это все казалось мудрым — сильные не убивают, всякое такое. Многие-де из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших — жизни, но мы не можем им ее вернуть, бла-бла-бла. Теперь, думаю, чухня это все.

— Когда-то казалось — а сейчас нет?

— А сейчас нет, Макар. Чо ты пристал⁈ Сейчас — нет, но убивать все равно плохо. И я этого не делаю.

Гляжу на девушку. Насупилась, черты лица стали резкими. «Чухня», ага. Вижу. Ответ получен.

— Я вообще с самого начала одного хотела: маме позвонить, — бессвязно и с досадой перескакивает Соль. — Сказать, что все со мной в порядке. И каких только целей с тех пор не выполнила — а от этой становлюсь только дальше. А я бы всю эту Кочку с ее разборками бесконечными отдала за возможность позвонить маме. А твои родители живы? Звонишь им?

— Нет. Некуда им звонить. Разве что в мир иной. Ты правильно про сестру сказала: нету у меня семьи. Меня бабушка с дедом воспитывали, они померли давно. А в чем для тебя сложность позвонить маме?..

— На Авалон надо плыть… Да, вот так! Вот такая вот сложность! Все, твоя очередь отвечать!

Теперь Соль глядит на меня в упор:

— Семьи нет — и не было? Женат не был?

— Так… сложилось исторически, — повторяю я. — Суд. Ссылка. Никто за мной сюда не поехал.

— Не декабрист, значит. Ясно.

— Что?

— Ничего, забей. Я говорю, жениться вам надо, барин. В смысле — бабу бы тебе, Макар Ильич. А не старые раны на маяке ковырять.

Усмехаюсь:

— Ага. А тебе — мужчину. Чтобы на Авалон свозил, а не тут свои проблемы решал. Так?

— Так. Блин, зачем я с тобой напилась⁈ Душнила, капец душнила! Еще из тех, которые всегда правы! Бесите! Худшая пьянка в моей жизни, Макар!

Пару мгновений мы глядим друг другу в глаза.

— Но спасибо, — заканчивает Соль невпопад.

— Ага. Ну, давай тогда последний тост. За другие миры.

— М-м?

— Где все может складываться иначе. Говорят, есть такие. Вот за них — как за символ надежды.

Мы чокаемся почти пустой банкой и бокалом с остатками коньяка. Удерживаюсь, чтобы не ляпнуть «прикинь, я ведь тебя убить собирался» — не настолько я бухой все-таки. Вместо этого…

— Я на кухне лягу, — говорю я. — Ты же все равно не знаешь, где она. А там диванчик. Кстати, джакузи я починил: просто систему продуть надо было. Утром — пользуйся. И… тебе тоже спасибо.

— Cal, — постановляет Соль, запрокидывая донце банки. — «Жопа».