Сильные не убивают, книга 3

Глава 19 Макар. «Я люблю Поронайск»

— Поливать нужно и утром, и вечером. Жара стоит.

— Да понял, Макар Ильич. Сделаем! — Скворцов шутливо отдает мне честь. — Меня уже кот ваш признавать начал, два раза гладиться приходил. А помидоры с огурцами — те и вовсе как родные. Отдыхайте спокойно.

Отдыхайте, ага… В Поронайске назначен праздник. День Кочки… Серьезно! Народные гуляния, выступления с открытой сцены и все такое. Прибывает князь собственной персоной. И некоему капитану Немцову тоже быть требуется.

В мундире и за рулем электроцикла с коляской чувствую себя странно. Но от настойчивых предложений прислать машину я отказался. Потому что чем больше отказов — тем проще каждый. И с согласиями это так же работает. Два раза кивнул — кивнешь и в третий раз.

Я и Соль последние полторы недели прилагали недюжинные усилия, чтобы не кивать.

Блогерша-снага сосредоточилась на социальных аспектах тех изменений, которые «Панацея» обещала в подходах. Адекватные трудовые контракты, превращение работных домов из каторжных лагерей в нормальные вахтовые отряды. Я — на том, чтобы клятые корпораты перестали баламутить Хтонь. Тягу обещали добывать аккуратнее, подальше от эпицентра. Преимущественно в тех очагах, что удалены от побережья и конкретно от залива Терпения. Подводную добычу пока свернули — стрелка Жабы всю неделю плавала в зеленой зоне.

Лабораторию, разумеется, закрыли — и это была главная наша победа.

Насчет остального — сложно. Сугроб после того разговора по головизору как в воду канул. С нами общались доброжелательные, энергичные и непонятные замы, которые соглашались со всем, однако… «Вы должны понимать, Макар Ильич, это процессы не быстрые». «Перестройка сложных структур требует времени, нельзя сделать все за одну неделю».

Макар Ильич понимал, но чувство, что наш отчаянный вопль хотят задушить мягкой подушкой — не отпускало.

Беда была в том, что других выходов я не видел. Мы одержали победу над злом и… оно предложило нам стать во главе. Да и то, кажется, эта голова гидры была фальшивой.

Тем не менее, я мчал на «Стриже» по тракту, чтобы принять ключи от Офиса общественного контроля, созданного корпорацией. В качестве руководителя научного отдела этого офиса. Кстати, мне была назначена за это зарплата, на которую можно поставить имплант или, скажем, купить электрокар. Про зарплату меня не спрашивали — видимо, чтобы не отказался.

На окраинах Поронайска сразу стало понятно, что город готовится к празднику — по пробкам и злобным рожам водил, для драндулетов которых перекрыли весь центр. На улицах ближе к главным начали попадаться унылые милиционеры и даже задолбанные опричники, расставленные цепочками вдоль дорог для препятствия любым козням и хулиганствам и создания торжественности. Ну да, ну да. Князь прибудет.

К центральному скверу, где администрация и памятник Грозному, текли группки гуляющих. Вот стайка носатых зеленокожих подростков, хихикающих и орущих невпопад: «Гобла — м-о-ооощь!» Вот две подружки-снага с вырвиглазным макияжем, каждая ловко рулит скрипучей детской коляской: двухместной и трехместной. Дети в колясках орут, дамочки умудряются не замечать этого и трещать друг с дружкой — невероятный навык. Вот почтенное семейство кхазадов — кажется, даже два семейства. У этих дети движутся строем, под присмотром бабусь. Зато у каждого ребенка по шарику и по мороженому. Вот четверка поддатых снага в шортах и резиновых тапках — очень рады празднику. Один в майке, двое в тельняшках, а четвертый — в футболке с надписью «Патриот Кочки», которые тут где-то явно раздают. Гордый.

Оставляю «Стрижа» под обгрызенным тополем — дальше двигаюсь пешком. Офис нам выделили в самом центре — в уродском здании, похожем на полигональный макет кастрюли. Огромное, все в панорамных зеленых стеклах, но какое-то невыразимо диспропорциональное, сплющенное.

И охрана, и, что важно, вахтер без заминок пропускают меня по браслету, выданному три дня назад. Фойе с фикусами, лифт с узкими зеркалами — одиннадцатый этаж. Наш, понимаешь, ли Офис. Везет мне на верхние этажи. Впрочем, это не самый верх — еще есть двенадцатый, «крышка кастрюли», где размещается сам Сугроб. Не небоскреб, конечно — однако лучшее, что мог предложить Поронайск своему щедрому меценату.

Убеждаюсь, что пара вертлявых типов, которых я приметил внизу — журналюги. Там они сплоховали и не пропустили меня, но здесь… сюда я сам пришел. Впрочем, сейчас толпа разнокалиберных репортеров: симпатичная девица с планшетом, решительный пожилой гоблин в коричневом пиджаке и с блокнотом, хлыщ с острой бородкой и микрофоном, за которым флегматик-кхазад тащит камеру — все они были заняты тем, что загоняли Соль.

К стене загоняли — на которой, конечно же, красовался логотип «Панацеи».

Ну и вообще.

— «Портал Земщины», — бормочет девица, с невероятной скоростью тюкая пальчиками по планшету. — Скажите, как вы оцениваете свои первые шаги в должности? Какие проблемы считаете наиболее приоритетными?

— Все проблемы важные! — задушенно вопит Соль. — Все решаем и решим!

Гоблин скрипучим голосом вклинивается:

— «Поронайский рабочий»! Софья Александровна, какие предметно механизмы будут использоваться для общественного контроля, помимо ваших, простите, прекрасных глаз? Как осуществляется контроль ввоза гастарбайтеров и их учет?

— Я прямо сейчас этим занимаюсь! Но это комплексная проблема, нельзя так сходу…

Наши с Соль взгляды встречаются — мы, кажется, оба подумали об одном и то же. Что ответы даем ровно такие же, как и замы Сугроба.

Никакие ответы!

Старичок тоже стреляет глазами в меня и издает, кажется, боевой клич:

— Господин Немцов! Я — Жгун, из «Поронайского рабочего». А вот вы из сотрудника государственной гидрографической службы превратились в сотрудника «Панацеи»? Выходит, что корпорация сама создает угрозу прорыва — и сама же теперь оценивает степень опасности? Как вообще можно доверять такой оценке?

И, кажется, водит носом, обнюхивая меня. От самого Жгуна разит папиросами и чуть-чуть сивухой.

Меж тем щеголь с бородкой по кивку кхазада тычет в Соль микрофоном.

— «Первый Поронайский»! Соль! А что вы думаете об идее мэрии устроить для горожан День Кочки? Хорошая ли это идея — вот так вывернуть ироническое название острова, придуманное жителями Сахалина, — или это, как сейчас модно говорить, кринж?

Начинаю отвечать на вопросы. Соль, едва от нее отвернулись, тенью скользит из фойе в кабинет. Пиу!

У меня получается присоединиться к ней только минут через двадцать. Обливаюсь потом, точно лейки в теплицу таскал.

Соль грызет колпачок ручки, клацая по клавиатуре, на лице — гримаска напряжения и отвращения.

За окном монтируют сцену, из динамиков льется что-то ласково-патриотическое. «Мы город построим с опорой на Твердь», типа такого.

— Макар, я ни хрена не понимаю в этих отчетах про отчеты! Решениях про решения!

— Успокойся, я в тех, которые по моей части — тоже.

— И мы так ни хрена не проконтролируем.

— Это правда. Потому что у нас нет своей команды. Двое в поле — тоже не воины.

— Да где я возьму команду⁈ На мясокомбинате? В детдоме? Нам же не охранники в магазин нужны.

— Ну погоди! У тебя минимум дюжина кандидатов была на важные должности. Я помню!

Соль машет рукой:

— Куда там. «Текущая политика корпорации на Сахалине — внутреннее оздоровление, в том числе через сокращение кадрового состава. Поэтому данная должность упразднена», — зачитывает она мне строчки из электронного письма. — Я на Иллариона Афанасьевича возлагала столько надежд! А мне сказали — ноуп, судимого никак не могут взять. Тебя кое-как утвердили, а других нельзя. И, главное, не подкопаешься! И вправду такое правило у них, головная СБ не дает провести — и все тут. А где я им на Кочке несудимых найду? А-а, как эта музыка достала!

Вскочив, орчанка захлопывает окно, прервав песню о просторах Земщины: «От белорусского княжества до Сахали-и-на…»

— Макар, пошли с Ежом встретимся? Мы же хотели поговорить с ним. Они тут с ребятами рядом, я выяснила. А то ведь… Тогда после Хтони было совсем тяжело, не к месту. А потом… вы хоть на маяке общались, а я даже спасибо никому нормально не сказала. Ну и не поругала. А надо.

— Где-то на площади?

— Ну… в пивной.

— Э-э… А это нормально вообще? То есть я понимаю, что там уже взрослые лбы, в разведку ходили и в Хтонь. Но, может, для такого разговора место не самое подходящее?

— Да понимаю я, что неподходящее! А что делать? Еж меня уже не особо слушает. В детдоме не появляется. Да и я постоянно в делах этих… Хоть так. Пошли, тут недалеко.

— Ладно. Главное — опять на репортеров не нарваться.

— Не, они срулили. Ты чо! День Кочки, прибытие князя! Да что князь! Мих Стасяйлов приехал, выступать будет.

— Ого! Вот это подарочек для ссыльного.

— Макар, — подозрительно спрашивает Соль, пока мы спускаемся по лестнице, — а ты что, Миха Стасяйлова слушаешь?

— Нет, ну там пару песен… «На острие стрелы», например, хорошая… Про жизнь…

— Маг-аристократ, общество которого я заслужила… Капец, почему я не удивлена?

Выходим на площадь. Хотя сцена еще не собрана до конца, пространство понемногу наполняется гуляющими — и коробейниками-продавцами всякого-разного.

Сахарная вата, пирожки на пару, леденцы в виде головы Государя в шапке Мономаха. А вот два ушлых гоблина выкатили ларь с надписью «О, DA!» и желтой пятерней в черном круге — и торгуют морскими гребешками на шпажках и бутербродами с крабом. Вот паразиты! Но пахнет вкусно.

Тут же — майки с принтом опричных доспехов. Урукские мечи-карды, скрученные из длинных, как колбаса, воздушных шариков. «Пап, купи-и тако-ой!» — орет какой-то пацан. Кружки с надписью «Я люблю Поронайск» и видами… видами моего маяка, черт побери!

— Две медных деньги, — пищит продавщица.

— Да мне не нужно! Я просто смотрю, маяк на картинке уже оштукатуренный или еще не оштукатуренный…

— Гос-споди, да пошли уже! — шипит Соль. — Девушка, дайте кружку! Держи, Макар, это тебе! С Днем Кочки!

— Блин, это же старая фотка, я тогда еще не оштукатурил его и сарайку не обшил… Сделали бы нову…

— Пошли!

Пивная, где назначена встреча, обнаруживается неподалеку — на боковой улице, через сквер.

В сквере своя движуха: прогуливаются наряженные джентльмены в костюмах средневековых опричников; есть даже несколько живых лошадей, на сбруе которых висят фактурные муляжи собачьих голов. Народ радостно с ними фотографируется.

— Макар, да не залипай ты! Это ж не настоящие опричники!

— А то я не понимаю! Я на лошадок смотрю! Люблю их…

Огибаем «ристалище», где другие джентльмены, в доспехах, охаживают друг друга тяжелыми фальшионами.

Среди зрителей — компания уже виденных снага в шлепанцах, один из которых громогласно рассказывает, потрясая жестяной банкой:

— Это что, а вот ты Глобстера знаешь, а? Сосед мой, дружаня! Он тут у них самый лютый, всех бы раскидал, нах! На Балканскую, врот, войну уехал…

Глядя на банку кваса в руке оратора, соображаю, что пивные-то должны быть закрыты.

Но Соль ведет меня к двери в цокольном этаже, без вывески. Сначала звонит — и только секунд через тридцать дверь распахивается.

Да уж, злачное место. Внутри — просторный подвал, дым коромыслом, ряды облезлых холодильников с пивными бутылками и шатких пластиковых столов, плюс по периметру зала самодельная стойка на металлокаркасе.

— Это… твое хозяйство? — спрашиваю у Соль.

Та передергивает плечами:

— Гоблины одни держат…

Еж, Чип и Кубик восседают за тремя сдвинутыми столиками. С ними еще пяток юных снага. Сидят, гогочут. При нашем приближении разговор стихает.

У пацанов на размокших бумажных тарелках какие-то сухари, рядом добрый десяток пивных стаканов, пустых и полупустых. А судя по рюмкам, тут наливают еще и самопальные настойки или типа того. Между рюмок, пластиковых стаканов и крошек торчат пузатые солонка с перечницей и стопка белых салфеток.

— Всем привет, — со слегка искусственным легкомыслием произносит Соль. — Ничего себе тут у вас кутеж. А чего на праздник не идете?

— Привет, Соль, здорово, Макар, — говорит Еж. — Пацаны, подвиньтесь. Пивка?

Кривлюсь на Макара, но будто бы поправлять сейчас на «Макара Ильича» — еще хуже? Нет? Пока решаю эту педагогическую задачку, разговор уже утекает дальше.

— Праздник-хреназдник, — глубокомысленно изрекает один из снага, лениво двигая стул — только садиться нам все равно некуда. — Князь-хреназь.

И срыгивает. Кажись, тут сидят только те, кто был у Ежа в отряде. Но все-таки…

— Пошли с пацанами на улице пообщаемся, — предлагаю ему, кивая на Чипа с Кубиком. — Духота же тут.

— Там солнце, — говорит он, — нам оно нах не упало. Точняк, Соль?

Орчанка — она явно начинает беситься — берет ближайшего снага за шкирку и нежно сдергивает со стула:

— Кысь-брысь! Лексическая редупликация. Еж, надо поговорить.

Тот иронично кивает:

— Ну?

— Сам понимаешь о чем? А вы двое?

Кубика явно сморило от алкоголя, не умеет пацан еще пить. Чип сидит хмурый, глядит в стол. Складывает оригами из салфеток.

— О том, что мы вас спасли? — усмехается Еж.

— Да. А еще — о том, что вы самовольно полезли участвовать в боевых действиях! Хотя я — запретила! И… и Макар Ильич тоже! — она оглядывается на меня.

— Может, Макар Ильич сам за себя скажет? Да и каждый тут может, — жестко произносит юный снага.

— Так, — шагаю ближе к столу, хотя чувствую себя крайне глупо. — Еж, ты давай-ка… не хами. Я понимаю, ребята, вы действительно всех нас выручили в том походе. Причем дважды. А потом еще поучаствовали в освобождении Соль… Тем более важно говорить тут на равных… нормально говорить.

— Нормально поговорим, — соглашается Еж. — И у меня тоже пара вопросов к директору. Первый: я больше десятка пацанов снарядил, мы месяц вели разведку — причем с пользой! — потом участвовали в бою и ходили, ять, прямо в Хтонь! И нас теперь тетя-директор будет ругать? «Меня надо слушать, понятненько?» Что, серьезно? Это, ска, нормальный разговор?

Соль порывается что-то ответить. Кладу руку ей на плечо.

Чип складывает одного журавлика за другим — стремительно, как станок работает. Кубик тихо икает.

— По понятиям разложил, — бурчит еще один из парней.

Набираю воздуху в грудь… выдыхаю.

— Ребят. Это же оттого, что Соль за вас… беспокоится.

— А мы беспокоимся о другом, — режет Еж. — О том, что вы…

Он явно подыскивает слова.

— Что вы — ик! — пмрлс с Сугробом, — косноязычно подсказывает Кубик.

«Помирились». Ну это еще не самая радикальная формулировка.

— Не спросив, — чеканит Еж, — ни-ко-го. Как старшие, нах!

— Это вынужденная мера, — говорим мы с Соль хором.

— Это зашквар. Вот и все. Вы просто все обосрали, что раньше было.

— Хлебальник завалил! — вскакивает Соль. — Сопля с ушами, осуждать меня вздумал! Думаешь, мне нравится с «Панацеей» дружить в десна? Просто альтернатива еще хуже! Выбор простой: или мы живем с ними… или не живем. Вообще.

— Под ними, ты хотела сказать, — ухмыляется Еж. — И совсем недавно ты предпочла бы умереть, нах. Они тебе что-то в башке перекрутили в своих секретных, ска, лабораториях?

— Идиота кусок! Я не только за себя отвечаю, понимаешь ты это?

— Умолкли оба! Это. Надо. Обсуждать. Не тут и не так! — рычу я. — Что за детский сад?

— А где? — скалится в ответ Еж. — В офисе этих уродов, ять? С которыми мы воюем? Вы же там оба — все время! Вр-р-от! Все время там!!!

В руках у него появляется выкидуха, выщелкивается лезвие.

В подвале становится еще тяжелей, душней, и хоть орет музыка, почти все уже на нас пялятся, один гоблиненок достал телефон — кажись, с камерой.

— Урою, — низким голосом говорит ему Еж раньше, чем успеваю я; гоблин поспешно прячет устройство, куда-то шмыгает.

Выдыхаю.

Да.

Не сложился диалог.

— Вот что. От разговора здесь и сейчас толку не будет. Будет только хуже. Нам всем надо остыть. Кубик, Чип, Еж — мы с Соль сейчас уйдем. И вы… не сидите тут, выбирайтесь на свежий воздух. Столько бухать и курить — это точно тема гнилая, тут уж не поспоришь. Особенно, — я выдавливаю улыбку, — с утра. Пообщаемся на маяке, например. А может, и раньше. Спокойно. Даю слово.

— Никто и не спорит, — говорит Еж, отбивая ножом чечетку на пластиковой столешнице промеж пальцев. Глядит он при том на меня. — Я вообще не пью, если что. И наверх мы выйдем… попозже. Даю слово.

— Ну… Договорились. Пошли, — тяну орчанку за руку.

Она гневно ударяет кулачком по столу — хорошо, что Еж отвел от ладони руку с лезвием, — разворачивается на каблуках и шествует к выходу.

Подпрыгнув, катится по столу рифленая стеклянная солонка: Кубик осоловело пытается ее подхватить, но не успевает.

Вдребезги.

— Примета плохая, — со значением произносит какой-то лысый, седобородый колдырь в камуфле за соседним столиком. И отчего-то косится на Соль с опаской.

Тоже сталкер, небось. Твоей ценной реплики еще не хватало.

Удерживаясь, чтоб не взорвать к чертям какой-нибудь холодильник, иду за орчанкой наружу.

— Ну?!! Что будем делать⁇

Пожимаю плечами:

— Работать. Дел до черта, сама это знаешь. Пошли в офис. А вечером надо выйти на сцену — уговор. Ну а с парнями, может, потом как раз и получится еще раз поговорить. Думаю, они все-таки вылезут на свет божий.

— Да может, лучше и не вылезали бы! — злится Соль, когда я напоминаю об обещанном публичном выступлении. — Прямо на сцене увидят, как мы с князем ручкаемся! Шик-блеск! Поговорим мы потом, еще лучше будет!

Обратно идем в молчании — хмурые как хтонь, контрастируя с праздничными поронайцами.

На выходе из сквера замечаю на боковой аллее жонглеров — парня с девушкой, снага. Лица раскрашенные, но ребята, кажется, близнецы, и… и оба — очень похожи на мою спутницу. Ростом, лицом, грацией… Цветные кегли крутятся в воздухе так стремительно, что их и посчитать трудно.

— Да идем, Макар! — рявкает на меня Соль. — Хватит на этот балаган залипать! Сам сказал — надо работать!!!

Идем.