Сильные не убивают, книга 3

Эпилог Чип. На мгновение позже

— Здесь нет камер? Или жучков?

— Что вы, господин подпоручик! Конечно, нету.

Опричник стоит посреди коротышек-гномов у низенького, разлапистого стола, уставленного тяжелыми блюдами. На блюдах — горы закусок.

Во-первых, копченая нерка в листьях белокопытника. Во-вторых, оленина с грибами. В-третьих, печеночный торт… Так.

Опять на жратву отвлекаюсь. Как говорят те же опричные — отставить!

Вместо этого гляжу на людей на экране.

Подпоручик-опричник — крепкий стриженый пацан моего возраста. Старый знакомый. Синюю спортивную куртку сменил на мундир, сам хмурый, спокойный. Похож на Ларга, моего брата старшего. С ним рядом — хозяева этого места.

Во-первых, старейшина айну — длиннобородый, широкоплечий гном в старинном пиджаке. Как его, сюртук? Еще длиннее, чем борода, а пуговицы размером с медную деньгу. Во-вторых, жена его: добрая толстая тетка в белом чепчике. Это она все, что на столе, приготовила, я-то знаю. В-третьих, сыновья, такой почетный караул. Здоровые кабанчики: патлы длинные у обоих, а лоб выбрит почти до макушки. Тоже в сюртуках, притом с винтовками и тесаками. В-четвертых, дочка старейшины, которую Сергеем зовут. Полная дичь, но вот так вышло. Нормальная, на самом деле, девчонка. Нарядилась в какое-то старинное платье… Ну и в-пятых, Ленни. Нестриженый, но причесанный, от пота весь мокрый.

На самом деле, Ленни тут всех нас и собрал. Он пока не член ихней гномской семьи, потому что свадьбы у них с Сергей еще не было. Но будет, это точно. А если молодой Кляушвиц справится с проведением переговоров — то бишь если выгорит то, для чего мы все приехали к айну, — то Ленни вообще станет уважаемый гном. Хотя год назад считался задротом-лошарой. Многое изменилось за год!

Между тем два будущих шурина Ленни косятся на стол с закусками, ишь.

— Никаких камер, — уверяет опричника будущий Леннин тесть, — никто вас не видит и не увидит. Мы со всеми понятиями…

— Конечно, никто не видит, ять! — глумливо бормочет Еж, вместе с которым мы смотрим все это на экране ноута Ленни из соседней комнаты. — Псина сутулая… Помнишь его, Чип? Когда махались с опричными на Дворянской, он как раз там был…

— Помню.

По честноку, сутулым государева пса никак не назвать. Это скорее Еж сгорбился, впился в монитор злобным взглядом.

— Ну хорошо, — опричник глядит прямо в камеру, будто чувствует, что мы тут сидим и глядим. — Тогда, может, перейдем к делу? Мы договаривались на полдень, и он наступил.

«ДОН-Н-Н!» — раздается у меня за спиной, так что подпрыгиваю чуть ли не до потолка, они тут у гномов низкие.

Часы с боем, блин!

— Конечно-конечно! — кивает в ответ бородач. — Садите… э… присаживайтесь, Андрей Филиппович! Сейчас мы приведем… э… переговорщика с той стороны. Отведайте пока киселя из черемухи!

— Жду, — говорит государев, не спеша садиться и пробовать кисель. — Жду, Атеруй Утарович.

Это надо же, без запинки выговорил. А я вот не с первого раза смог!

— Давай, Чипелло, — говорит Еж, пихая меня в бок кулаком. — Иди. Или все-таки…

— Эй-эй! Куда! — вскакиваю я. — Договорились же! Сиди тут.

Мы с Ленни потратили кучу времени, чтобы отговорить Ежа лично встречаться с опричником. Во-первых, тот маг. Второй ступени причем, козлина! Во-вторых… Мы так и не поняли, что конкретно там у них произошло с Соль, но он ее точно подставил тогда, полгода назад. Веры ему мало.

А вождь снага-хай… Слабоват пока Еж против мага второй ступени, честно. Тот чего-нибудь наколдует — и р-раз! — нету больше вождя у снага, очень удобно. Проблема для властей решена.

Поэтому мы решили, что пойду я. Кубика бы еще взял, конечно, но того увез Макар, а потом где-то спрятала Токс. Может, ему больше всех из нас повезло. Пока непонятно.

Когда погиб Коста, беспилотники расстреляли кучу народу, а дело выставили так, что это мы, снага-хай, озверели и всех убиваем — Еж сначала и вправду психанул. Объявил общий поход… непонятно куда. Навстречу опричникам, которые — снага из города сообщили — готовились штурмовать наш лагерь.

После этого меня такая тоска взяла. Вот прямо… не злость, а тоска. Собираюсь на войну — вождь приказал! — а внутри себя понимаю, что не надо нам это. Лично мне оно точно не надо — а надо совсем другое. К родителям плыть! Братец Ян — который смартфон Макар Ильича в лаборатории «Панацеи» этой пронес — он мне рассказал, что баба и мама живы. И они там, в Тумани остались. Только вот охотники за рабами деревню сожгли. И кучу народу увезли в плен, не только меня. И это значит, надо домой возвращаться, помогать родителям, дом строить и защищать… У нас же там племена, государства нет. Одно племя ослабло — соседи тут как тут. Короче, там я нужен, не здесь. И желательно не один, а с подмогой.

…А я здесь. На войну собрался.

И так меня эта тоска заела, что… остановился я рядом с главным столом, где у Ежа карта была, и наорал на него. В смысле, на Ежа, не на стол.

Приказы его выполняю, а сам ору.

И его проняло.

И он зачехлился, попустился немного. И отдал приказ, наоборот, сваливать. Обратно в холмы, в болота. Не подставляться под опричные заклинания, а уходить.

Ну мы и ушли, лагерь бросили. На доске — на дереве там висела — написали им матерные слова про собак. Ловушки повсюду оставили — ну и загадили все, конечно. Хотя гадить приказа не было. Это пацаны от себя.

В общем, ушли в холмы — а в холмах же айну живут. Гномы эти местные, сахалинские. По всей Кочке!

То есть главные поселения у них, конечно, не там, куда мы пошли. Но все равно: повсюду у этих ребят фанзы, заимки, землянки, подземные хутора всякие. И вот через них начался контакт… с Ленни Кляушвицем, нашим киберботаником поронайским.

Потому что ведь он жених дочки самого главного айну — вот этой девушки, которую звать Сергей. А с другой стороны, у него, Ленни, отчим — главный в поронайской милиции. Этот отчим Соль хорошо знал — она у Ленни в доме жила. И Сергей тоже знала Соль… Короче, через Ленни все закрутилось.

Нам передали, чтобы мы сидели, как мыши, пока Кляушвицы будут решать наш вопрос. Мы в выработанных шахтах спрятались — вот оттуда носа казать и не велели. Айну продуктами нас снабжали, чтобы мы там не сдохли с голоду.

Но я думаю, Еж такого бы по-любому не выдержал — тихо сидеть. Он бы все равно всех куда-то повел, и мы бы все отхватили и чего-нибудь натворили, и еще что-нибудь бы случилось…

Но в это время начало штормить Хтонь — по всему острову. Из всех аномалий тех, кто там шарился, выбросило наружу. Мы и сами побазарили со сталкерами, которые мимо нашего нового лагеря пробирались — после того, как их выкинуло. Ошалелые, покоцанные, не понимают ни черта. У костра их бражкой и чаем отпаивали. А потом Еж с ними долго общался в своей палатке.

А потом Еж ходил туда — к краю Хтони — и сидел там по несколько часов несколько дней подряд. Чего-то пытался услышать или почуять.

Ну а потом приехали Ленни с Сергей и сообщили, что нам опричники предлагают переговоры. На нейтральной территории типа — в главном селении айну, дома у ихнего вождя. Но типа неофициально.

И Еж долго думал — ехать или не ехать. Но решил ехать, конечно. Потому что он всегда выбирает «делать», а не «не делать».

Ну, почти всегда.

— Ладно, —вздыхает Еж, — иди, Чиповский. На еду там сильно не отвлекайся, нах. А то знаю я. Помню, как ты пучок лука Макару не хотел отдавать…

Вхожу в зал для переговоров — Еж остался смотреть по видео. Опричник явно меня узнает — слегка усмехается, кивает.

От Ленни пахнет волнением и потом.

От стола… неважно. Вкусно оттуда пахнет.

Атеруй Утарович хочет сказать что-то торжественное, но тупит.

Отца выручает Сергей:

— Итак, давайте я вас друг другу представлю. Усольцев Андрей Филиппович, подпоручик, и… и…

— Чип, — говорю я. — По паспорту Найденов Чеслав. Чип — лучше.

— Ты говоришь за вождя? — медленно спрашивает Усольцев.

— Да, — бурчу я. — Говорю. Отвечаю.

Опричник снова кивает. Так и не садится.

— Тогда…

— Позвольте, да что ж это мы! — выходит из столбняка гномский дед. — Эм… Любезные гости, прошу вас сначала за стол! Все с дороги! Все устали! А у нас вот щука тушеная, с черемшой! Пельмешки с ведмедем! И по настоечке, по наливочке нужно сначала, прежде чем о делах… а⁈ Дочери на свадьбу настаивал! Но пришлось раньше откупорить…

Он все правильно говорит: сначала положено обсудить, кто как добрался, потрындеть о неважном, потом уже о делах… Все правильно, так и у нас в деревне делали. Иначе невежливо получается…

Только вот опричный пес не садится.

— Господа, — хрипло говорит он, — в особенности хозяева этого дома.

Держит паузу. Потом все же отодвигает низенький стул и опускается на него. Типа одолжение сделал… И я уже почти тянусь к бутерброду, но нет.

— Я благодарен вам, Атеруй Утарович, за организацию этих переговоров, — продолжает опричник. — И знаю, что на востоке принято о делах говорить после трапезы. Какими-нибудь витиеватыми словами. Но вы уж меня простите, я так не умею. Поэтому начнем с дела, все остальное потом.

Усольцев ставит на стол навороченный опричный планшет, загородив тарелку с копченым кижучем и графин с настойкой.

— Господин Найденов, то бишь Чип. Я буду вести трансляцию и запись нашей беседы. Должен предупредить: я тут только чтобы озвучить некое предложение. Полномочий его обсуждать в деталях у меня нет. Но я вам его озвучу. Это ясно?

В животе у меня пронзительно урчит — так, что слышно Ежу, наверное! Гляжу через стол на этого Усольцева.

Нет, не пытается он меня нагнуть. Не пахнет он него так. Просто глядит спокойно, твердо. И…

(— В следующий раз это будет твоя голова, а не сумка.

…Падает на асфальт ржавый кастет.

— Расходимся, — говорит Андрей. — Самое время.

— Еще встретимся! — ору ему я.

— Чип, завались! — это Соль. И Андрею: — Не сметь. Трогать. Моих ребят. Никогда.)

…Как будто сто лет назад это было. Так странно: деревня, баба и мама, яхта, с которой меня Соль спасла — словно недавно случилось. Хотя прошел уже год. А те дурацкие разборки с опричниками — в другой жизни.

— Ясно, только вопрос один, — говорю я, закусив губу, неожиданно для себя. — Какие вообще переговоры, нах? Почему мы тебе должны верить⁈ Ты… кинул Соль. Это все знают.

Усольцев не отводит глаза, не моргает даже. И… какие-то они у него печальные.

— Мне верить не надо, Чип, — говорит опричник. — Верь себе. Но я тебе скажу вот что. Люди, которых я представляю, хотят с вами договориться. Не потому, что добры и гуманны… снаголюбивы. У них просто нету другого выхода. Ты же знаешь, что сахалинские аномалии сейчас недоступны для сбора тяги? Ты знаешь, кто это сделал? Вы уже догадались?

— Кто? — спрашиваю я, хотя… мы действительно догадались.

(— Не сметь. Трогать. Моих ребят. Никогда.)

— Соль. Она теперь — часть узловой местной аномалии. Или, может, наоборот — аномалия часть нее. Так-то, Чип. А мумие — которое из тяги делают — ценное лекарство и стимулятор для магов. От него никто не готов отказываться. Поэтому мы с тобой действительно можем договориться. У Соль… если ее еще можно так называть… у нее два условия. Одно касается сохранения жизни господину Немцову. Второе — ваших жизней. Поэтому я и пришел с предложением.

Он опять усмехается… и тут грохот!

Это распахивается дверь зала, да так, что братья Сергей хватаются один за тесак, а второй за винтовку. В дверях Еж — не утерпел все-таки. Свирепо глядя на гостя — а еще отчего-то на Ленни, — он стремительно шествует через зал и останавливается перед нами.

— Не работает ничего! — рявкает Еж на Кляушвица.

— Да, — говорит опричник, — внешней записи не останется. Мы сейчас в отдельном пузыре времени. На мгновение позже, чем мир вокруг.

Спокойно встает перед Ежом.

Некоторое время эти двое давят друг друга взглядами… Ну, точнее, это Еж давит, Усольцев просто смотрит.

— Излагай, — бурчит Еж, выдохнув.

И подпоручик говорит медленно:

— Вам предоставят корабли. Вы покинете рубежи Государства Российского и уйдете. Никто не будет чинить этому препятствий.

Еж моргает:

— «Уйдете»? Куда?

— Куда угодно, — усмехается в ответ Усольцев, — но в указанном направлении. А именно — к берегам Тумани.

Я аж подскакиваю. Во взгляде Ежа появляется понимание.

— И… что нам там делать? — спрашивает он медленно. — За рубежами у чужих берегов, нах?

Опричник разводит руками:

— Что угодно. Это дикие земли, вон… господин Найденов не даст соврать. Там идут постоянные столкновения местных племен.

— Всему виной трайбализм, — неожиданно говорит Ленни, все зыркают на него как на дурачка, Сергей под столом, кажется, пихает ногой.

— Точно, — соглашается Усольцев невозмутимо. — Всему виной вот это. Уверен, группе авантюристов найдется чем в этих землях заняться к своей выгоде.

«Я знаю, чем там заняться!» — хочется заорать мне, но не хочется быть как Ленни. А еще я хорошо понимаю, что за такое щедрое предложение придется платить.

Вождь понимает тоже.

— Что взамен? — спрашивает Еж.

— Взамен, — говорит опричник, — когда ходишь под своим флагом, не забывай интересы флага Отечества. У тебя будет куратор из магов. Потребуется иногда выполнять его поручения. Тумань — земли дикие, но и там… гхм… надо, чтобы все делалось к пользе государевой.

— Что угодно я делать не стану, — предупреждает Еж, — даже не надейтесь. Играть готов только в открытую. Когда понимаю, чо вообще происходит. Только так! Если нет — не договоримся! Принимается такое условие? Решай!

Он буровит Усольцева взглядом, воздух — как тот кисель из черемухи: густой, напряженный. Еж и правда — словно иголки выставил во все стороны. Невидимые. Какие «условия», нах⁈ Нам ли торговаться? Сейчас опричник скажет «не договоримся» — и… Что? Еж тогда просто уйдет? Или кинется на него? А маг что сделает⁈

Прикидываю, что схватить со стола и как прорываться к двери… Только нельзя будет уходить без Ежа. И…

— Не думал я, говоря с одним дьяком, что сам буду на его месте… Так скоро, — хмыкает неожиданно Усольцев.

И, улыбнувшись, протягивает руку Ежу. Тот жмет.

И я чувствую — и все чувствуют! — как кисельный воздух становится самым обычным. Фух…

— Ну что, — говорит один из двух братьев Сергей, здоровяк с тесаком, — теперь-то мы все можем поесть нормально?

Золотые слова. Опять шлепаюсь на стул — сам не заметил, когда вскочил! — и хватаю корзинку с икрой.

А то знаю таких бородатых проглотов!

— Они опаздывают, — хмурится Усольцев.

А мы-то, конечно, вовремя. По-другому и не могло быть с этим… временщиком.

Сюда, к маяку, он только нас двоих позвал, меня с Ежом. Пацаны, кто решил с нами в Тумань податься, в порту остались — суда в порядок приводить. Ржавые нам, конечно, посудины выделили от государевых щедрот, но двигатели пашут, и на каждой — по четыре пушки.

Еж поначалу, как обычно, ерепенился, но как узнал, кто нам стрелку забил — гонор свой поубавил и вообще весь как-то притих, сник даже. Вот и теперь — из машины не вышел, так и сидит, спрятав морду в руках, сплетенных на спинке переднего кресла.

А я наружу вылез. Попырился на маяк. На разбитую колею, по которой мы с Кубиком тогда к Макар Ильичу чесали, чтобы он Ежа от промысловиков выручал. На теплицу, где мы стекло разбили, когда луком пытались разжиться. На море. Серое оно сегодня, тревожное. На маяке полощется по ветру желтый флаг. Волнуется Матушка-Хтонь. Или… как ее теперь звать, неужто прям по имени?

Вдали поднимается пыль. Едет, пыхтя, микроэлектробус — такой же, на каком нас привезли. Останавливается рядом с нашим. Дверца открывается и наружу вываливается Кубик. Живой, чертяка! Кидаюсь к нему с объятиями — он морщится, но сам тискает меня даже еще крепче.

— Я был ранен, как Берен после столкновения с Кархаротом, — гудит Кубелло. — Но госпожа Токс исцелила меня, подобно прекрасной Лютиэн… Она придет завтра проводить нас в порту. Токс, в смысле, а не Лютиэн. А вот что она мне подарила! Только это секрет…

Кубик достает из кармана тряпицу, в которую завернута прядь длинных бело-золотых волос.

Только тут понимаю, что Еж так и не вышел из машины. Крепко его колбасит…

— А вы-то как сами? Чего пацаны? — спохватывается Кубик.

Рассказываю ему про наше житье-бытье в выработанной шахте айну. Усольцев стоит неподалеку и поглядывает на свои крутые часы. Эх, был бы он по-прежнему курсантом — как бы мы их у него отжали! Значит, еще кого-то ждем.

Наконец появляется третья машина — милицейская. Выходят сначала хмурые менты, а потом, по их команде — наш Макар Ильич. Смурной и в наручниках — да не в обычных, в навороченных каких-то. Специальные для магов, наверное.

— Вы опоздали на двадцать две и три четверти минуты, — бычит на ментов Усольцев. — Понимаете, кого заставляете ждать? Я сейчас не о себе! А наручники — лишнее. Вы ведь не станете предпринимать попытку к бегству, Макар Ильич?

— От себя не убежишь, — мрачно усмехается наш маг. — Банально, но факт. Так, Чипа и Кубика вижу. Еж где?

Вождь и сам уже дотумкал, что глупо и дальше торчать в душной машине. Выбирается бочком, жмется к дверце… даже дреды поникли.

— Все в состоянии самостоятельно передвигаться? — деловито спрашивает Усольцев. Маг и Кубик кивают. — Тогда идите. Вниз по грунтовке до пляжа около километра — не заблудитесь. Там увидите жертвенник…

— Жертвенник? — загорается вдруг Кубло. — Мы должны будем принести себя в жертву, да? Чтобы вину искупить? Как Хурин, плененный Морготом?

По ходу, Кубику не в падлу принести себя в жертву — лишь бы получилось, как в его любимом легендариуме.

— Вряд ли, — Усольцев качает головой. — Это было бы не в характере вашей… воспитательницы. Да и жертвенник там другого плана. Азиатский такой, не знаю, как называется… Домик для духов. Местные поставили.

— Сан пхра пхум, — тихо говорит Макар Ильич. — Святилище духов-покровителей местности. А вы что же, не станете нас сопровождать, Андрей Филиппович?

— Никак нельзя не сопровождать арестанта, — волнуется один из ментов, хотя прямо перечить опричнику не решается. — Да еще без негатор-наручников… Не положено. С нас начальство бошки поснимает.

— Сейчас я ваше начальство, — объясняет им Усольцев. И потом нам: — Да, по регламенту следует идти с вами. Но она ясно дала понять, что хочет видеть только… друзей. Поэтому… я вам доверяю, Макар Ильич. А пацаны не подставят свою команду, которая ждет в порту, верно? Так что не будем… гневить Хтонь. Пустое… Идите сами, вчетвером. Мы подождем тут.

И резко отворачивается к обрыву, но успеваю заметить — лицо у псоглавого сейчас на удивление… человеческое. Отчего-то становится его жалко. Хотя он тогда кинул Соль… но мы ведь тоже ее кинули.

По честноку — первые дни после инициации Ежа я помню смутно. Вышли мы из подвала, а дальше… вот как когда девчуля одна канистру бормотухи у гоблинов прикупила и мы все назюзюкались втихаря. Только тогда утром зверским похмельем накрыло, а тут… оно, может, и до сих пор не настало.

В первые дни одно только и было важно: Еж — наш вождь. Его воля — закон, его путь — истина. Мы идём за ним сплоченной ратью, ибо знаем: только он ведёт нас к победе. Мы не спрашиваем, куда и зачем. Мы верим. Мы — его воины, его орудия, его несокрушимая стена. Кто против нас — будет растоптан. Кто с нами — обретет силу. И только вот эта вся чухня у меня в башке и крутилась, вот прям такими словами — словно из лекции по легендариуму.

Еж сам, главное, не шибко лучше нас соображал — признался вчера мне. Все было так ясно, так правильно… так радостно. Но теперь он за все готов ответить. И я тоже — это же я целился в Соль из автомата. Кубика только отмазать бы… он тогда еще был малолетний, да и вообще в его ушастой башке, кроме легендариума, ничего особо не помещается.

На пляже в самом деле алтарь — домик для духов. Фотка лыбящейся во весь рот Соль еле видна за нагромождением цветов, игрушек, бутылочек с чистой водой и, конечно же, еды. Чего тут только нет — упаковки пивных банок, рисовые паровые пирожки, уложенные пирамидками фрукты, конфеты, чипсы… А в этих контейнерах лапша с говядиной и сладким перцем, всего-то вчерашняя — еще очень даже можно заточить…

Занюхался едой и пропустил появление Моти. Эльфы и так-то едва пахнут, а теперь он и вовсе… другой. Но, по крайней мере, во плоти. В отличие от… Соль. Которой здесь, в общем-то, нет — ни запаха, ни шороха шагов, ни телесного тепла. Даже тени не отбрасывает. Фантом — точь-в-точь те, каких она нам в театре теней показывала. В конце вообще очень редко — как-то всем сделалось не до театров.

Соль теперь только выглядит — но как раньше. Шмотки, правда, незнакомые, простецкие вроде, но видно, что пафосные. И босиком. Лохмы, как всегда, на бок зачесаны, колечки в носу и в левом ухе. Лыбится во всю мордашку:

— Шик-блеск, вот вы все наконец-то пришли! Живые, целые! Ну, чего смурные такие? Чай, не на похоронах!

Бледный Еж решительно шагает вперед:

— Соль. Я очень перед тобой виноват. И не только перед тобой. По моей вине погибли те, кого я не стою. Смерть Косты — на мне. О прощении не прошу — такое не прощают. Но назначь любое наказание — я его приму.

Нет уж, нах такие расклады! Еж — он пускай и вождь, но берет на себя многовато! Встаю рядом с ним:

— Я виноват не меньше. Даже больше! Это я… лил Ежу в уши, что ты продалась корпоратам…

Кубик, дурья башка, молча встает плечом к плечу с нами.

Призрачная Соль воздевает руки к небу:

— Ой, все! Давайте тут социалистическое соревнование устроим — кто больше виноват и сильнее раскаивается!

— Какое соревнование? — с подозрением спрашивает Макар. — Соц… лист… Это что-то на хтоническом?

— Можно сказать и так. Не мешай мне читать мораль, а то когда еще выдастся шанс! — Соль снова обращается к нам. — То, что вы сделали, было очень, очень хреново! Даже не знаю, кто вас воспитал эдакими троглодитами! Просто больше никогда так не поступайте с теми, кто вас… кому на вас не плевать. И все, все, хватит об этом, у меня и так уже план по драме на пару веков вперед перевыполнен! Давайте лучше посмотрим, чего мне тут пожертвовали! Ух ты, пиво — горькое, мое любимое!

Всем становится неловко — оттуда, где Соль сидит, увидеть пирамидку пивных банок невозможно. В принципе. Соль замечает это, вскакивает и подбегает к алтарю… делает вид, будто подбегает, продолжая трещать:

— Ну точно, горькое! Мне, правда, теперь без надобности, но вы угощайтесь. Кубик, тебе же семнадцать стукнуло? Поздравляю, кстати. Бери пивас, не стесняйся — я разрешила! Макар, чего стоишь, как неродной? Чип, глянь, что тут в контейнерах от мастера Чжана. Ты чего это, допустишь, чтобы хорошая еда пропала?

Чувствуя себя кончеными идиотами, мы рассаживаемся вокруг алтаря и берем по банке пива. А лапша и правда знатная — и палочки в бумажной упаковке к контейнерами приложены… Соль тоже плюхается на землю — хоть и видно, как травинки проникают сквозь босую ступню. Эльф садится чуть позади Соль, за ее правым плечом. Он выглядит таким же безмятежным, как прежде. И хотя бы тень отбрасывает.

Соль опускает подбородок на сплетенные пальцы:

— Ну, давайте, рассказывайте, как у вас что! Интересно же!

Еж принимается рассказывать — не сгущая краски, но ничего не утаивая. Как мы после того проклятущего праздника отступили в холмы и стали собирать второе ополчение. Как Коста отговаривал нападать на платформу без разведки, но Еж ясно видел, как следует поступить… Как мы беспорядочно отступали и сгинули бы ни за грош, если бы нас не спрятали айну. Как явился этот мутный опричник — Еж не стал называть фамилию Усольцева — и посулил корабли и свободу, пусть и с некоторым обременением.

— Ох, как же ты накосячил, Ежик, — Соль вздохнула, хотя воздух не вошел в нее и не вышел. — Только не раскисай теперь. У всех бывают… плохие дни. Так мы учимся. Как бы хреново ни было, ты все равно отвечаешь за тех, кто в тебя верит. Хотел взрослой жизни? Кушай, не обляпайся. Что же, Тумань так Тумань. Чип, надеюсь, ты разыщешь там всех, кто тебе дорог. А ты, — она переводит взгляд на Кубика, — уходишь с Ежом, потому что он твой вождь?

— Потому что он мой друг, — отвечает Кубик. — Я буду защищать его, как Белег защищал Турина в заповедных лесах Дориата!

— Ладно, пусть будет, как в заповедных лесах вот этого чего-то эльфийского… А ты, Макар? С тобой-то что? Спустили тебе Сугроба на тормозах?

— Приговорили к расстрелу, — усмехается Макар. — И заменили казнь сроком в колонии для несовершеннолетних магов-преступников. В позиции педагога.

— Это приемлемое решение, — Соль ни капельки не выглядит удивленной. — В тебе ведь есть это… талант к воспитанию. Будет непросто. Но ты ошибался, значит, сможешь понять тех, кто тоже ошибся. Ты об этой колонии знаешь что-нибудь?

— Пока только одно. Ее девиз — «Кому много дано, с того много и спросится».

Соль кивает:

— Это везде работает. Даже здесь… Мотылек, все правильно? Власти выполнили наши требования?

— Да, они все исполнили, — безмятежно отвечает эльф. — Государевы люди не посмели идти против твоей воли, госпожа моя и супруга.

У меня отвисает челюсть. Кубик роняет банку с пивом, щедро забрызгав сидящего рядом Ежа — но тот не обращает внимания. Все таращатся на… новобрачных. Соль смущенно улыбается:

— Да, вот так оно… Эльфы заключают брачный союз не только на целую жизнь, но и на все, что может последовать за ней. Мы женаты… не совсем так, как это бывает у вас, под солнцем. Но благодаря этой связи я могу сюда приходить, хотя бы фантомом. Что же, раз государевы люди сдержали слово, и я исполню свое.

— Что ты им обещала? — спрашивает Макар Ильич. Он, в отличие от нас троих, остается невозмутимым.

— Открыть аномалии для вольных сталкеров. Никаких больше кровавых ритуалов и прочих корпоративных промыслов. Никакой техники. Только свободные разумные, входящие в Глубинные сны на свой страх и риск. Как мы когда-то… Эх, были времена. Берите пивас, не стесняйтесь. Вон там фрукты еще есть, чипсы всякие…

Макар смотрит на Соль с каким-то странным выражением:

— Так что же, ты теперь станешь диктовать условия администрации Сахалина, регулируя доступ к аномалиям?

— Не-а, — Соль привычным жестом отбрасывает набок волосы. — Это… лишнее. У разумных под солнцем свои дела, у Хтони — свои. Выгнала корпорацию, вытащила вас — и довольно пока. Если честно, и про это могла бы позабыть — тут так много всего происходит. Но Мотылек… господин мой и супруг, никак не привыкну… он постоянно напоминает, что в той жизни у меня было много недостатков и проблем, но своих я не бросала. Никогда.

— В той жизни… — бесхитростный Кубик озвучивает то, о чем все думают, но не решаются спросить. — Соль… ты умерла? Как ты… теперь?

— Ну умерла, с кем не бывает, — Соль улыбается. — Это была моя третья смерть. Я только здесь поняла, что третья. Здесь вообще становится ясно многое, что прежде было… будто бы сквозь мутное стекло. Все со всем связано куда глубже, чем кажется, когда смотришь через призму разума. Кстати, Андрюхе Усольцеву передайте — я допетрила, что на самом деле тогда случилось… в подвале — он поймет. Пускай заходит поболтать перед отъездом, если найдет время… фу, какой глупый получился каламбур. А теперь у меня жизнь, о которой вам рассказать не получится. Это было бы профанацией. Из того, что вы можете знать, это больше всего напоминает высшую математику. Я раньше ее не понимала — Морготово гуманитарное образование! — а теперь она как будто внутри меня.

— Тот, с кем ты контактировала, — говорит Макар, — в каких вы теперь отношениях?

Соль пожимает плечами:

— Мне приходится с ним считаться — и много с кем еще. Как и им со мной. Тут все… сложно устроено. Честно — я не интересничаю. Об этом в самом деле… на языке разумных особо не расскажешь.

Повисает молчание. Шумит прибой, орут чайки. Где-то вдалеке проходит катер.

Соль улыбается:

— Так классно было вас повидать. Но пора идти — вам и мне. То, что мы прожили вместе, сделало нас тем, что мы есть. Теперь нужно с этим двигаться дальше.

— Да, — решительно говорит Макар и встает с камней. — «Двигаться дальше», назовем это так. Меня ждут.

Он шагает к блаженному эльфу и… неожиданно стискивает его в объятьях.

— Это как бы для Соль, — бурчит Макар, и потом крепко жмет эльфу руку. — А это лично тебе респект. Держитесь тут. Все, пацаны. Айда. Долгие проводы — лишние слезы, люди говорят.

Но мы медлим.

— Соль, — говорит Еж, — у нас там несколько катеров и траулер, как бы флагман. — Называется «Садко». Я его переименую… твоим именем. Можно?

— Шик-блеск! — Соль смеется. — Всегда мечтала быть человеком и пароходом… а стану, значит, хтоническим орком и траулером. Ну все! Пока-пока!

По очереди жмем руку Моте. Он что-то говорит Кубику на эльфийском, а наш фанат легендариума даже не знает, как ответить правильно!

— Мусор не забываем забрать! — указывает Макар Ильич. — Вот Чип молодец, ему не надо напоминать!

Поднимаемся наверх, к маяку.

Последний раз оборачиваюсь, и… Соль и Мотылек исчезают из виду.

— Ну… как? — спрашивает Усольцев со странным видом.

— Все хорошо, Андрей, — говорит Макар. — Потом скажу тебе кое-что важное. В машине.

И снова — перед погрузкой в разные электробусы, жмем руку — теперь Макару.

— Все будет хорошо, Макар Ильич, — гудит Кубик.

— Все будет правильно, парни, — отвечает ему Макар. — Как оно должно быть.

А перед тем, как залезть в нутро казенного электробуса, прикладывает ладони ко рту и орет, обернувшись в сторону маяка:

— Скворцов! Счастливо! Теплицу не запускай, смотри! Лютика береги!

Худощавый парень машет рукой с верхней площадки, на перилах сидит невозмутимый рыжий кот. Потом парень исчезает внутри — и меняется цвет огня, и над маяком поднимается новый яркий флажок.

Зеленый.