Стрелы степных владык

Глава 26. Правители

Когда шаньюй возвратился с охоты, ему доложили, что принцесса заболела и не поднимается с ложа. Он поспешил в её жилище. Бледная и осунувшаяся Лю Ян действительно лежала в постели. Выгнав из юрты служанок, Модэ с тревогой спросил:

— Что с тобой?

И Шенне рассказала ему, что ночью она отлучалась погулять на свободе, а её подстрелили. Когда лиса вернулась, то обнаружила, что Лю Ян исчезла вместе с одной из служанок.

— Эта мерзавка помогла принцессе бежать, — сказала Шенне. — Мне пришлось принять облик Лю Ян, так что люди ничего не заметили.

Модэ забросал её вопросами про ранение, о том, кто в неё стрелял. Лиса показала шаньюю розовый рубец на боку, ответила что рана её затянулась, но осталась слабость. Кто в неё стрелял, она не знала — быстро убежала с того места.

Шаньюй заметил:

— Я отправлю за девицами погоню. Служанка ограбила тебя? Почему она вообще взялась помогать Лю Ян?

— Наверное, принцесса подкупила её — исчезли самые ценные украшения.

— Когда их найдут, можно будет сказать, что они обе твои беглые рабыни. Не беспокойся, эти девки не уйдут далеко.

— А вдруг они всё-таки убегут?

— Сомневаюсь. Даже если изнеженная Лю Ян доберётся до ханьцев и начнет рассказывать, что она принцесса, ей не поверят, примут за самозванку.

— Если она явится во дворец, её перехватит Лю Цзин и убьёт. Я попрошу его об этом, он не откажет, — сказала Шенне, отводя глаза.

Присев рядом с Шенне на постель, Модэ взял её руку и мягко произнёс:

— Не беспокойся, беглянок поймают. Выздоравливай, милая. И прошу, не броди больше одна в ночи. Прислать тебе лекарей?

— Не надо, — через силу улыбнулась Шенне. — Мне нужен только покой.

Шаньюй ушёл, и лиса с облегчением вздохнула. Ей пришлось солгать Модэ: не хотелось рассказывать ему о том, что она попыталась сама убить Гийюя, а тот ранил её.

Шенне хотела быть уверенной в том, что раздражавший её человек мёртв, поэтому послала Суру следить за ним и его охранниками. Юная лиса видела, как Гийюя отбили какие-то люди, которых она не знала, и, вернувшись, сообщила об этом госпоже.

Та догадалась, что освободили Гийюя его бывшие подчинённые, но с ними можно разобраться позже. Пустившись вдогонку за беглецом, Шенне рассчитывала поиграть с ним и прикончить, а тот оказался на удивление крепок, не поддался чарам.

Вспомнив вспыхнувшую в боку резкую боль, помутившую сознание, лиса скрипнула зубами. О, если бы Гийюй подошёл к ней, чтобы добить — тогда она высосала бы жизнь из него и восполнила бы силы быстрее.

Зря она раньше свысока относилась к подлецу Гийюю, но что толку сожалеть об этом теперь. Он сейчас скачет на юг вместе с Лю Ян и Суру.

Когда Шенне мысленно связалась с Суру и потребовала объяснений, то нахальная младшая лиса так и заявила: «Этот красавчик сейчас с нами». Мерзавка только посмеялась над угрозами Шенне, сказав, что найдёт себе наставника на юге.

Ничего, лисий век долог, и когда-нибудь они с Суру встретятся, а уж тогда ей можно будет укоротить хвост. Шенне довольно усмехнулась, представив, как она одолеет младшую лису в поединке и от души надаёт ей оплеух.

Пуститься за ними в погоню сейчас Шенне не могла от слабости. Набрасываться на служанок, чтобы выпить их жизнь, и рисковать выдать себя тоже пока нельзя, так что оставалось только лежать и ждать.

Вспомнилось неприятное объяснение с Лю Цзином по поводу подмены принцессы. Когда Шенне мысленно связалась со старым наставником и с негодованием высказала ему всё, что думает о таком низком обмане, тот посмеялся над ней:

— Драгоценная моя, ты и твой мускулистый степняк хотели дочь императора и получили её. Лю Бан по всем правилам удочерил девчушку и дал ей подобающее приданое. Свою родную дочь он уже выдал замуж за приближённого. Какая тебе разница, какое тело занимать?

К тому же Ласточка происходит из аристократической семьи, а предки родной дочери императора веками возились в грязи на рисовых полях — её руки совсем не такие изящные, как у девицы из рода Мэн. Можно сказать, что я оказал тебе услугу, подарил более породистое тело.

Только учти, что мой повелитель будет весьма недоволен, если его дочь, пусть и приёмная, внезапно скончается. Твой варвар замучается оправдываться.

Шенне скривилась от досады: действительно, Модэ ни к чему слава человека, уморившего принцессу, и теперь лисе придётся лет десять играть роль дочери императора.

Лю Цзин продолжал заботливо-отеческим тоном:

— Не печалься, дорогая. Я уверен в том, что когда ты рассмотришь получше приданое принцессы, то и думать забудешь о происхождении Лю Ян. Занимайся тряпками и украшениями, Шенне. Ублажай в постели своего степного жеребца и больше не суй свой очаровательный носик в дела мужчин.

Задохнувшись от негодования, Шенне выругалась и оборвала мысленную связь — в голове эхом прозвучал злой смешок старого лиса. Ну и дрянь же он!

Припомнив эту беседу, Шенне подумала, что не стоит сообщать наставнику о побеге принцессы вместе с Гийюем, ведь Лю Цзин обязательно воспользуется этим поводом, чтобы опять поиздеваться. От горькой обиды на глаза навернулись слёзы, и Шенне тихо всплакнула. Её бил озноб, а рана в боку, хоть и закрылась, но отчаянно ныла.

Служанки принесли ей тёплого молока и горячую куриную похлебку. Поев, лиса уснула и проснулась, когда в её постели оказался нагой шаньюй. Мысленно застонав, Шенне тихо произнесла:

— Модэ, сейчас мне нехорошо. Оставь меня, прошу. Мы можем заняться любовью чуть позже.

— Мне ничего от тебя не надо. Я просто полежу рядом, ладно? — с этими словами шаньюй придвинулся ближе.

Он укрыл их обоих шёлковым одеялом. Его рука легла на лоб Шенне, стала гладить волосы. Шаньюй не пытался перейти к любовным играм, и постепенно нежные прикосновения расслабили лису, а тепло сильного тела согрело. Она положила голову на плечо Модэ, слушая ровный стук его сердца. Хорошо лежать рядом вот так, ни о чём не думая, впитывая знакомый запах и силу близкого человека. Так приятно было ощущать себя нужной, дорогой даже сейчас, когда она мало на что годится.

Внезапно Шенне открыла глаза. Её осенило — сила, эти видимые колдовским зрением золотые струйки, они вытекают из тела шаньюя и впитываются в её собственное.

Лиса посмотрела в глаза Модэ, увидела в них беспокойство и любовь, и поняла — он бессознательно пытался помочь ей, согреть и поделиться своей жизненной энергией, добровольно дарил ей то, что Шенне привыкла вырывать из чужих тел.

Когда они с Модэ занимались любовью, то делились друг с другом силой, и это был равноценный обмен. Сейчас же шаньюй отдавал, не беря ничего себе. Эти солнечно-золотые струйки питали горящий под кожей Шенне тёмный огонь, их прикосновения ласкали, как руки полузабытой матери. Лиса и не подозревала, что человек способен на такое самопожертвование.

Растроганно всхлипнув, Шенне прошептала в ухо Модэ:

— Солнце моё!

И услышала в ответ:

— Луна моя!

Лиса закрыла глаза и уплыла в блаженный сон, дарующий исцеление.

Выздоровев, Шенне поняла, что о мести Суру и Гийюю придётся забыть. Сейчас она вынуждена жить в облике принцессы, и не может надолго отлучаться, ведь у неё нет другого тела, чтобы оставить его в юрте спящим.

Чтобы не поссорить шаньюя с империей и не создавать повода для новой войны, лисе придётся изображать дочь императора, пока её так называемый отец не умрёт. Хотя она и обещала Модэ связаться с Лю Цзином, но обратиться за помощью к лису-наставнику тоже нельзя — он не станет помогать ученице, на которую затаил злобу. Шенне опять солгала шаньюю, сказав ему, что Лю Цзину ничего неизвестно о беглянках.

Гийюй исчез вместе с людьми, которым было поручено его убить. Чечек горевала о брате, веря, что тот уехал с поручением, как сказал ей муж, а лиса молчала, не желая признаваться Модэ, что видела Гийюя живым, и, возможно, возбудить ревность любимого.

Она знала, что глава Сюйбу говорил с шаньюем о судьбе своего родича. Модэ тогда сказал князю Увэю, что Гийюй провинился, попытался присвоить один из даров императора, и умерщвлён тайно, чтобы не позорить род Сюйбу. Обескураженный Увэй просил прощения за недостойного родственника и благодарил повелителя за то, что он не гневается на весь род.

Несомненно, Увэй передал услышанное и Чечек, потому что после беседы с ним она два дня просидела у себя в юрте. Подкупленная лисой служанка сообщила, что лицо Чечек покраснело от плача, а когда сестра Гийюя вышла к людям, то выглядела осунувшейся. Но мужу она ничего не сказала, конечно, ей тоже было стыдно за брата. Для своих родных Гийюй умер, они старались не упоминать его имени.

Первое время Шенне изнывала от неутолённой жажды мести и утешала себя тем, что Гийюю и его спутнице в империи живётся несладко. Им приходится зарабатывать себе на жизнь трудом, ведь денег от продажи украшений надолго не хватит.

Представив себе оборванного Гийюя, гнущего спину на рисовом поле по колено в грязи, или таскающего тяжёлые мешки, лиса развеселилась и решила, что такая участь для хунна хуже смерти, так что пусть он живёт и мучается.

Наверняка девчонка Мэн Ян не выдержит тягот жизни бедняков и сбежит, станет чьей-нибудь наложницей. Так пусть эта парочка помрёт без её, Шенне, помощи. Ну а с негодницей Суру они ещё успеют встретиться, хотя бы и через сто лет.

Отбросив мысли о мести, Шенне посвятила себя удовольствиям жизни в облике новой яньчжи.

Нашлись люди, недовольные тем, что шаньюй возвысил до звания любимой главной супруги иноземку, а не женщину из родов Сюйбу или Лань.

Правда, роптавшие быстро замолкли, когда однажды на пиру шаньюй в беседе с князьями сказал, что жена из рода Сюйбу у него уже есть, а оказывать почести дочери императора полезно, чтобы не ссориться с её отцом. Постепенно люди привыкли и даже умилялись тому, как быстро южанка Лю Ян освоила язык хунну и стала соблюдать их обычаи.

Когда лиса полностью оправилась от раны, они с Модэ вновь пылко любили друг друга, и однажды разомлевшая от удовольствия Шенне пообещала любимому подарить ему сына.

— В собственном теле никакой призрак мне не страшен, — сказала она. — Только знай, любимый, что у нас может быть только один ребенок. Второго я родить не смогу.

Она не лукавила. Как всякая хули-цзин, Шенне мечтала о том, что прожив тысячу лет, накопит достаточно энергии ци, чтобы преобразиться в Небесную лису. Дитя отнимет у неё очень много силы, отбросив далеко назад на пути перевоплощения в небожительницу, но ради возлюбленного можно пойти на такую жертву.

Глаза шаньюя радостно заблестели, и он поцеловал Шенне.

— Ты несказанно меня порадуешь, — и пошутил. — Теперь ты меня из своей юрты и плетью не выгонишь, пока я не уверюсь, что ты зачала.

— Да ты не выдержишь, — поддразнила его лиса. — Хочешь крепкого сына-батыра, так старайся лучше.

— Меня уговаривать не надо, — ответил Модэ и перешёл от слов к делу.

Пока Шенне готовилась к зачатию и потом носила дитя, она воздерживалась от убийств: это повредило бы ребёнку. Модэ любовался ею, такой умиротворённой его пылкая возлюбленная ещё не была. К счастью, призраки не беспокоили яньчжи и его.

Хотя Модэ и ждал сына от любимой, но объявлять его наследником он пока не намеревался. Пусть мальчики подрастут и докажут, кто из них наиболее достоин стать преемником отца.

В следующем после свадьбы с Лю Ян году, в месяц Пятой Луны Модэ вернулся в становище после жертвоприношения на священной горе, и ему сообщили, что несколько часов назад у Лю Ян начались роды. В памяти всплыли кошмарные воспоминания о мучительной смерти Айго, и встревоженный шаньюй почти побежал к юрте яньчжи.

Ему недолго пришлось ждать. Вскоре в юрте раздался тоненький крик младенца, и Модэ ворвался туда. Вокруг постели столпились женщины, что-то делали, и властная старшая повитуха не сразу допустила шаньюя к яньчжи, попросила подождать.

Наконец женщины расступились, и Модэ прошёл к постели. Лю Ян не выглядела измученной, её глаза радостно блестели. Рядом с ней лежал ребёнок.

Когда яньчжи уверила мужа в том, что ей ничего не угрожает, глаза шаньюя устремились на младенца, и Шенне ликующе произнесла:

— Муж мой, у нас дочь. Прелестная, правда?

Хорошо, что у ошеломлённого Модэ уже имелся опыт по обращению с новорожденными — он осторожно взял дитя на руки и улыбнулся, вглядываясь в сморщенное, красное личико заплакавшей дочки.

— Красавица!

— И здоровенькая, — продолжала яньчжи с некоторым беспокойством.

— Она совершенно чудесная! — воскликнул шаньюй, и яньчжи с облегчением вздохнула.

— Благодарю тебя, жена, — продолжал Модэ.

— Дай ей имя, повелитель, — попросила яньчжи.

Имя для сына они выбрали, а на дочку не рассчитывали. Подумав, Модэ сказал:

— Пусть она зовётся Алтынай. Наше золотое сокровище!

— Золотая девочка, — подхватила яньчжи с сияющей улыбкой.

Повитуха взяла младенца из рук шаньюя и поднесла матери, а Модэ, несколько оглушённый радостью от того, что всё закончилось благополучно, вышел из юрты. Он радовался прежде всего тому, что с Шенне всё в порядке, а ребёнок жив и здоров.

Потом он признался лисе, что имя для дочери он выбрал, потому что так звалась сама Шенне, когда сопровождала его в походе на империю. Позже пришла мысль, что всё-таки хорошо, что у яньчжи дочка, и между сыновьями жен не возникнет соперничество.

Его старший сын Гийюй рос именно таким, каким Модэ хотел видеть своего преемника, умным, сильным, храбрым, и теперь ему ничто не угрожает — в семье шаньюя сохранится мир. Младшему сыну Пуну шаньюй с детства внушал, что тот должен стать другом и помощником брата, хотя в остальном не выказывал явного предпочтения наследнику.

Всеми силами Модэ давал сыновьям понять, что любит обоих одинаково, учил владеть оружием, разбираться во всём, что следует знать воинам — владыкам степей и будущим правителям, а приходя к их матери, после ужина рассказывал детям сказки, которые сам слышал от матери и няньки.

Воспоминания об отце и брате беспокоили Модэ, но он постарался загнать их на самое дно памяти. Он не станет повторять ошибок Туманя, и вырастит детей так, чтобы те никогда не терзались сомнениями, виня себя в том, что недостойны родительской любви, и не подозревали отца в предательстве. В своё время эти сомнения отравили жизнь Модэ. Его сыновья не изведают этой боли, и не будут одиноки, ведь у них есть родители, сестры, друзья.

Старшие дочери шаньюя выросли, и их выдали замуж за княжеских наследников. В положенное время Модэ стал дедом. Чечек радовалась внукам, ездила в гости к дочерям, а возвращаясь в ставку, баловала маленькую Алтынай. Милую «золотую» девочку полюбили все члены семьи.

Поскольку у Лю Ян не было сыновей, Чечек относилась к ней с приязнью, и яньчжи платила ей взаимным уважением. Их обожаемый муж, правитель огромной степной державы, заслуживал мира и покоя в семье.

После рождения дочери Шенне просто лучилась счастьем. Она по-прежнему избегала убивать, чтобы не повредить дочке, которую выкормила сама. Со временем лиса научилась находить удовольствие в таком самоограничении и наслаждалась тем, что давал ей Модэ.

К счастью, со своими врагами шаньюй разбирался сам. Всё ещё длилась война с юэчжами, и хорошо, что империя соблюдала мирный договор.

Император и его супруга прислали Модэ поздравления с рождением дочери и подарки для малышки. Пока Лю Бан был жив, шаньюй ежегодно слал ему известия о здоровье принцессы и маленькой Алтынай.

О Гийюе лиса и не вспоминала, решив, что ей проще считать врага мёртвым. Он и его девчонка недостойны её внимания, а у Шенне достаточно других хлопот. Дочь росла, её детство скоро закончится, и надо успеть насладиться каждым мгновением этого счастливого времени.