Стрелы степных владык

Глава 28. Сватовство к вдове

На двенадцатый год своего правления император Лю Бан усмирял мятеж своего бывшего соратника и был ранен стрелой. Рана воспалилась — вскоре император умер. Его пятнадцатилетний сын Лю Ин взошёл на престол. Правила за несовершеннолетнего владыку Поднебесной его властная мать, госпожа регент Люй Чжи.

Сразу после смерти супруга вдовствующая императрица приказала схватить ненавистную соперницу, прекрасную Ци И, любимую наложницу покойного императора. Несчастной женщине обрили голову, одели в лохмотья и бросили в дворцовую тюрьму.

У госпожи Ци был единственный четырнадцатилетний сын Лю Жуи. Покойный император очень любил этого мальчика, считал, что он сильнее духом, чем слабовольный Лю Ин. Отец даже планировал сделать Лю Жуи наследным принцем вместо тихого и слишком мягкого отпрыска императрицы, но та воспротивилась: подкупленные ею советники отговорили Лю Бана от такого шага. Незадолго до смерти император дал в удел Лю Жуи княжество Чжао и отправил сына туда в сопровождении опытного советника.

Через два дня после смерти Лю Бана к его юному преемнику явился советник Лю Цзин, выразил соболезнования, поздравил с восшествием на престол, преподнёс дары и как бы невзначай сообщил:

— Божественный Сын Неба, знай, что твоя мать, великая госпожа Люй Чжи, отправила гонцов в княжество Чжао с повелением твоему брату явиться в столицу. Нынче в городе дурная погода. Боюсь, как бы она не повредила здоровью юного принца.

Задумчивый Лю Ин рассеянно кивнул, поблагодарил советника и отпустил его.

На следующее утро юный император сообщил матери, что уезжает на прогулку и в сопровождении охраны помчался по дороге в княжество Чжао. Остановившись неподалёку от столицы в городе Башане, Лю Ин разослал своих людей по дорогам с приказом перехватить и привести к нему едущего в столицу брата.

Приказ повелителя был выполнен — Лю Жуи доставили во дворец Башана. Этой резиденцией императоры пользовались редко, и дворцовые павильоны здесь выглядели скромнее, чем в столице.

Принца провели в прохладный сад, где юный император забавлялся, кормил разноцветных рыбок в маленьком пруду. Когда-то Лю Жуи назвал это занятие старшего брата подобающим лишь девчонкам, вот и теперь он презрительно посмотрел, но поклонился и вежливо приветствовал Лю Ина. Тот учтиво ответил.

Фигуры братьев отразились на поверхности пруда — они были почти одного роста: крепкий, хорошо сложенный Лю Жуи вырос чуть выше худощавого, тонкокостного старшего брата. Оба в белых траурных одеяниях. Лицом принц больше походил на отца, а император — на свою красавицу мать. Недаром их покойный отец считал наследника чересчур изнеженным. У обоих мальчиков над верхней губой едва появился первый пушок.

Когда с церемониями было покончено, Лю Жуи расспросил императора о последних днях жизни отца и сказал:

— Брат, я думал, что увижу тебя в столице. Меня же вызвали туда.

Посмотрев ему в глаза, Лю Ин ответил:

— В столицу мы поедем вместе.

— Почему? — ошарашенно спросил принц.

— Так безопаснее. Во дворце не отходи от меня.

— Ты боишься за меня или за себя?

— За тебя. Потребуется время, чтобы моя мать поняла, что ты не угроза для престола. Но до тех пор, Жуи, прошу тебя, будь осторожен. Станешь есть и пить из одной посуды со мной и спать в моей спальне.

— А моя мать, что с ней?!

— Она живёт во дворце, — ответил император, следя, за тем, чтобы его голос не дрогнул. — Знаешь, ей будет гораздо легче, если ты останешься в безопасности со мной. Жуи, это не игра, речь идёт о твоей жизни.

Наклонившись, принц схватил камешек и швырнул его в пруд, перепугав рыбок. Император укоризненно посмотрел на него, высыпал в воду остаток корма и распорядился:

— Пойдем, приведёшь себя в порядок и пообедаем.

Идя за ним, Лю Жуи тихо спросил:

— Всеми делами заправляет твоя мать, правда?

Столь же тихо Лю Ин ответил:

— Да. Сейчас она занята борьбой с нашей роднёй по отцу.

— Чем ей помешали наши дядюшки? — спросил Лю Жуи.

Скривив тонкие губы, император произнёс:

— Матушка считает, что люди из её семьи Люй более достойны высоких должностей, которые сейчас принадлежат отцовской родне. Может пролиться кровь.

— Ты же Сын Неба! Разве ты не в состоянии прекратить это?!

Обернувшись к брату, Лю Ин с горечью сказал:

— Не могу. Она меня не послушает, а остальные советники и военачальники смотрят ей в рот. Со временем я обзаведусь сторонниками, но пока следует ждать. Сейчас я хочу спасти хотя бы тебя от ненависти моей матери. Ну а потом ты поможешь мне, правда?

— Обещаю, повелитель, — пробормотал Лю Жуи.

Император улыбнулся. Он постарается сделать всё, чтобы брат выжил. Отец горевал бы в случае смерти Жуи, и ради памяти покойного нужно защитить брата.

Лю Ин вспомнил, как вступился и за госпожу Ци, но вдовствующая императрица его не послушала и в изысканных выражениях отправила сына к наложницам. Император добился от матери только обещания не убивать Ци.

Закончилось лето, миновала осень. Всё это время император и принц предавались скромным развлечениям: охотились, занимались воинскими упражнениями, забавлялись с хорошенькими девушками. Оба мальчика радовались свободе от ненавистных уроков, ведь теперь им не докучали наставники.

Братья спали в одной комнате и ели за столом с одного блюда, пили из одной чаши. Их пищу и напитки предварительно отведывали: Лю Ин боялся отравления.

Лю Жуи пытался добиться встречи с матерью, но его к ней не пускали, евнухи отвечали, что госпожа Ци заболела проказой и не хочет видеть сына, боится за его здоровье. Услышав о страшной болезни матери, Лю Жуи притих, и император слышал, как брат плачет по ночам в своей постели. Днём принц старался вести себя как обычно.

В первый месяц зимы император ранним утром начал собираться на охоту. Ещё не совсем рассвело, и когда Лю Ин потряс брата за плечо, тот проворчал, что сегодня плохо себя чувствует и никуда не хочет ехать.

Накануне Лю Жуи и впрямь перебрал вина за ужином. Императору так и не удалось вытащить принца из тёплой постели, и он выехал из дворца один, успокаивая себя тем, что если за несколько месяцев мать не предприняла попыток убить Жуи, значит и в этот день ничего страшного не случится.

Выспавшись, Лю Жуи поднялся и потребовал завтрак. Кроме похмелья его беспокоил кашель: мальчик простудился на предыдущей охоте. После завтрака принцу принесли от лекаря травяной отвар для облегчения кашля.

В этот день охота не удалась, император прервал её раньше обычного и поспешил вернуться. Его грызло невнятное беспокойство. Погода была мерзкая, и в такой холод лучше сидеть у жаровни в дворцовых покоях, почитать что-нибудь, а потом пригласить к себе красивую наложницу.

Слуги распахнули перед Лю Ином двери спальни. Он вошёл и застыл на месте — Жуи лежал на полу с открытыми глазами, с посиневшим, искажённым мукой лицом. Его скрюченные пальцы словно силились расцарапать шею.

Упав на колени рядом с братом, император в отчаянии убедился, что принц мёртв, его тело уже остыло. Лю Ин гневно закричал, призывая слуг и стражу. Брата отравили, это очевидно, только так и не удалось узнать, кто сделал это. Юный государь Поднебесной потребовал ответа у матери.

Госпожа Люй Чжи, которую чаще стали звать Люй Тай-хоу, вдовствующей повелительницей, отрицала свою причастность к смерти принца и негодовала, как мог Лю Ин заподозрить её в преступлении. Разве подобает почтительному отпрыску думать о матери так плохо? В конце концов, императрица даже промокнула слезинку, скатившуюся по набеленной щеке, настолько её оскорбили подозрения сына. Лю Ину пришлось извиняться.

Получив прощение госпожи Люй Чжи, император вышел из её комнаты в смятении. Ему очень хотелось верить матери, но она ненавидела бедного Жуи всем сердцем. А может, брата убил кто-то ещё, человек, которому выгодно посеять вражду между Лю Ином и вдовствующей императрицей? Кто бы это мог быть?

Император ещё не дошёл до своих покоев, когда в галерее ему попался советник Лю Цзин. Поклонившись, он приветствовал Сына Неба, выразил соболезнования по поводу смерти принца. Император отвечал вежливо, так как знал, что покойный отец ценил советы Лю Цзина.

Между делом Лю Цзин обронил, что во дворце появилась некая любопытная диковина, на которую повелителю стоит взглянуть.

— Это не займёт много времени, великий государь, — тихо заметил Лю Цзин и добавил ещё тише. — Осмелюсь сказать, что лучше сделать это как можно быстрее, чтобы уяснить, как нынче обстоят дела во дворце.

Повинуясь этому вкрадчивому и одновременно властному голосу, Лю Ин пошёл вслед за советником через дворы, по галереям, соединявшим павильоны огромного дворца. Наконец они вышли во двор за кухней. Лю Ин забегал сюда лишь однажды в детстве, а тогда здесь не было ямы в дальнем конце двора рядом со свинарником. Прямо к ней Лю Цзин и провёл императора. Из ямы доносилось зловоние.

Встав у края, Лю Цзин показал рукой вниз, император взглянул туда и не сразу понял, что видит. Когда он осознал, что перед ним, Лю Ин в ужасе отшатнулся — внизу в куче испражнений лежало нагое человеческое тело, лишённое рук и ног, — их отрубили, оставив короткие культи, перемотанные грязными тряпками. Живот и бёдра человека покрывали засохшие нечистоты, и только по отвисшим грудям со следами ожогов можно было догадаться, что изуродованное создание в яме женщина. Напоминавшую череп голову мученицы обрили, уши отрезали, выкололи глаза. Несчастная повернула лицо с пустыми глазницами, раскрыла рот, в котором виднелся обрубок языка, и замычала.

— Кто это?! — выдавил из себя потрясённый Лю Ин. — За что её так?

— Великий владыка, государыня Люй Чжи приказала называть это существо «человек-свинья», — печально ответил Лю Цзин. — Прежде это создание было прекрасной госпожой Ци.

В глазах Лю Ина замелькали чёрные точки, голова закружилась, и он рухнул без чувств.

Император пришёл в себя в постели. Им овладела жуткая слабость, так что он не мог подняться с ложа. Вскоре его навестила мать.

Выслушав озабоченную его здоровьем императрицу, Лю Ин спросил:

— Матушка, как ты могла так бесчеловечно поступить с госпожой Ци?! Это неслыханная жестокость!

Люй Чжи раздражённо повела плечами и резко ответила:

— Знал бы ты, дорогой, сколько мне пришлось поволноваться из-за этой дурной женщины, то не упрекал бы меня. Она несколько лет уговаривала твоего отца лишить тебя звания наследника и пропихнула бы на трон своего сына.

К счастью, боги решили иначе, и справедливость восторжествовала. Я сделала всё, чтобы на престол взошёл ты. Не будь неблагодарным, мой мальчик, ведь теперь твоему благополучию ничто не угрожает.

Закрыв глаза и сжав зубы, Лю Ин помолчал. Нет смысла взывать к совести матери — она уверена в своей правоте.

Он тихо попросил:

— Прикажи добить её, не мучай больше.

— Как я могу? — наигранно удивилась вдовствующая императрица. — Ты же взял с меня слово не убивать эту женщину.

Она смотрела на Лю Ина с нескрываемым торжеством и утверждала, что соблюдёт своё обещание. Наконец император не выдержал, сполз с ложа на пол, встал на колени и вновь попросил положить конец страданиям несчастной Ци.

— Если такова твоя воля, то свинью прирежут, — ответила его мать, добавив: — Помни, ты сам просил прикончить её.

Усмехнувшись, она пожелала сыну скорейшего выздоровления и удалилась.

Всё ещё стоя на коленях, Лю Ин положил голову на край ложа, по его бледному лицу из-под сомкнутых век катились слёзы — у него не было сил их вытереть.

Чуть позже император спросил о Лю Цзине, и ему сообщили, что советник впал в немилость и был найден мёртвым в своей спальне. Его смерть никого не удивила.

Целый год государь Поднебесной или Срединной империи испытывал недомогание и почти не покидал постели. Даже поднявшись на ноги, Лю Ин больше не интересовался государственными делами, проводил время в развлечениях с наложницами и много пил.

Правление страной он оставил своей властной матери, покорно выполнял её распоряжения, в том числе женился на дочери своей старшей сестры принцессы Юань, провозгласив девочку императрицей.

Лю Ин, он же Хуэй ди, второй император династии Хань, умер в двадцать два года из-за неумеренного пьянства. Его малолетний сын был возведён на трон, а правила за мальчика его властная бабушка Люй Чжи.

Долгий летний вечер шаньюй проводил в юрте яньчжи. После ужина Модэ поиграл с весело щебечущей пятилетней Алтынай, пока у малышки не начали слипаться глаза, и её не увели няньки.

По просьбе яньчжи шаньюй снял свои просторные шаровары из тонкого шёлка песочного цвета, у которых нижние концы штанин были присобраны и обшиты широкой полоской белой ткани, и примерил штаны, которые она ему шила. Новые шаровары были ханьского покроя из красного шёлка с узором из крылатых козлов и лошадей с всадниками в облаках. К штанинам пришивались войлочные полусапожки с очень коротким голенищем, обшитые белым шёлком. Внутри этой обуви вкладывались стельки из толстой шерстяной материи, покрытые тонкой тканью. Поверх пришитых к штанинам полусапожек полагалось надевать верхнюю обувь, тоже войлочную, но покрытую кожей, украшенную разноцветной вышивкой.

Вслед за штанами яньчжи подала мужу лёгкий кафтан красного шёлка, по воротнику, бортам, по подолу и на концах рукавов отделанный узкими полосками меха соболя. Широкие полосы такого же дорогого меха были нашиты на плечах и сзади у шеи.

Шаньюй остался доволен новым нарядом. Потом Шенне развлекла мужа пением, а когда она смолкла, задумавшийся Модэ произнёс:

— Три года назад умер Лю Бан.

— И что? — не поняла Шенне.

Модэ сказал:

— Покойный император назвал меня братом, помнишь? По нашему обычаю если один из братьев умирает, то другой должен взять в жёны его вдову. Хочу поступить так, как предписывает обычай, и посвататься к вдовствующей императрице.

У Шенне приоткрылся от изумления рот. Глядя в её недоумевающие глаза, Модэ расхохотался. Только тогда лиса поняла, что он шутит, и сама неуверенно рассмеялась.

Весело поблёскивая глазами, Модэ попросил:

— Если я обращусь к писцу, он сочтёт меня сумасшедшим. Помоги мне.

Лиса согласилась, достала ларец с письменными принадлежностями: тушью, кистями, писчим шёлком. Скрестив ноги, она села за низкий столик и приготовилась.

Расхаживая по юрте, шаньюй начал диктовать послание. Выслушав первое предложение, Шенне громко засмеялась, а после второго у неё от хохота выпала из руки кисть. Когда лиса закончила короткое письмо, то призналась, что у неё живот заболел от смеха — довольный Модэ подхватил её на руки и отнёс в постель, лечить самым приятным для обоих способом.

Прежде чем заснуть, лиса спросила у шаньюя:

— Императрица ведь догадается, что ты хочешь взять её с приданым, то есть Срединной империей?

— Она же не дура, — пробормотал сонный Модэ.

На следующий день Унур повёз письмо шаньюя в столицу Поднебесной империи.

Когда письмо Модэ доставили в императорский дворец, вдовствующая императрица Люй Чжи призвала к себе нескольких доверенных советников и военачальников, чтобы в их присутствии ознакомиться с посланием правителя северных варваров. В роскошном багряно-золотом наряде она сидела на троне, высоко подняв гордую голову, а придворные стояли перед ней.

— Надо думать, шаньюй хочет, чтобы мы увеличили количество подарков, — предположила императрица и махнула рукой, повелевая вскрыть письмо.

Советник Чжан Цзэ снял печать со свитка, развернул его и начал читать. После второго предложения голос его дрогнул. Чжан Цзэ растерянно посмотрел на госпожу Люй Чжи, но та, сжав губы, жестом велела ему продолжать. Слой белил на её лице не позволял понять, покраснела ли она. Остальные присутствующие в зале с трудом сохраняли спокойствие. Шаньюй писал:

«Сирый и дряхлый государь, рождённый посреди болот, возросший в степях между лошадьми и волами, несколько раз приходил к вашим пределам, желая прогуляться по Срединному царству. Государыня одинока на престоле; сирый и дряхлый также живёт в одиночестве. Оба государя живут в скуке, не имея ни в чём утешения для себя. Желаю то, что имею, променять на то, чего не имею».

Дослушав странное послание до конца, Люй Чжи нахмурилась и гневно произнесла:

— Полагаю, что гонца, доставившего письмо, следует четвертовать. Неслыханная наглость степняков должна быть наказана! Мы объявим войну кочевникам.

— Дайте мне сто тысяч войска, и я вдоль и поперёк пройду земли хунну! Отрублю голову шаньюю и поднесу её тебе, государыня, — заявил полководец Фань Куай.

Его поддержали несколько сановников, громко уверявших императрицу, что армия Хань легко разгромит нахальных степняков.

Советник Цзи Бу стоял с рассеянным видом, потом смахнул несуществующую пылинку со своего синего с чёрным одеяния и попросил разрешения говорить. Когда императрица кивнула, Цзи Бу спокойно произнёс:

— Я считаю, что надо отрубить голову самому господину Фань Куаю.

В зале настала мёртвая тишина. Лицо военачальника, могучего, не старого ещё мужчины, побагровело, и он сердито уставился на худощавого Цзи Бу. Тот улыбнулся, блеснув очень белыми зубами, и продолжал:

— Осмелюсь напомнить, государыня, что когда в области Дай начался мятеж, туда направили войско численностью более трёхсот тысяч. Господин Фань Куай был одним из военачальников. Наша огромная армия потерпела поражение — хунну окружили покойного императора близ Пинчэна, и Фань Куай не в силах был избавить его.

В народе поют песни о том, как под городом Пинчэн подлинно было горько. Семь дней наши воины не имели пищи, не могли натягивать лука. Эти песни хорошо помнят. В истерзанной набегами варваров области Дай положение только начинает выправляться. Нынче Фань Куай хочет снова потрясти империю. Суди сама, государыня, помогут ли ему сто тысяч воинов, там, где не справились триста тысяч.

Цзи Бу сделал паузу и сказал:

— Светлейшая государыня, прими во внимание, что грязные северные кочевники подобны птицам и зверям. Как их добрые слова нас не восхищают, так их обидные слова не могут огорчить тех, кто бесконечно выше. Не будем же мы всерьёз относиться к блеянию баранов или мычанию волов.

Полагаю, что когда Маодунь приказал составить это дерзкое послание, он был изрядно пьян. Увы, каждый мужчина знает, что в таком состоянии совершается немало глупостей.

Улыбка Цзи Бу была такой обаятельной, что императрица невольно улыбнулась ему в ответ. Наблюдавшие это сановники слегка расслабились и закивали головами, усмехаясь и подтверждая вывод про глупости, сделанные в пьяном виде. Один насупившийся Фань Куай помрачнел.

Некоторое время Люй Чжи молчала, потом твёрдо произнесла:

— Хорошо. Войны не будет. Мой дорогой супруг некогда заключил с хунну договор мира и родства. Мы не станем его расторгать из уважения к памяти покойного повелителя.

Императрица повелела удалиться всем, кроме Цзи Бу и Чжан Цзэ, и продиктовала ответное письмо, которое вручили гонцу вместе с подарками для шаньюя. Унур благополучно уехал на север.

Когда письмо императрицы передали Модэ, он пошёл в юрту яньчжи, и та прочла ему следующее:

«Шаньюй не забыл ветхой государыни и удостоил ее письмом. Ветхая государыня испытала страх, и, считая дни до кончины, заботится о себе. Она состарилась: силы ослабели, волосы линяют, зубы выпадают. Она не может дать шаньюю утешения, и ему надлежит оказать ей снисхождение. Имею честь прислать тебе две колесницы и две четвёрки лошадей».

— Неплохо, — сказал Модэ, и его глаза заискрились весёлым смехом. — Вот какова вежливость южан. Надо поблагодарить императрицу за подарки.

Примечания:

Текст переписки Модэ с императрицей Люй Чжи взят из труда Н.Я. Бичурина [Иакинфа] «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (Первая часть-отделение I- часть 2). Послание Модэ приведено как есть, а письмо императрицы слегка изменено.

Описание одежды позаимствовано из книги С.И. Руденко "Культура хуннов и Ноинулинские курганы". Похожие штаны и кафтан найдены в хуннских погребениях.