Вперёд! Вперёд! Гийюй припал к конской шее, словно сливаясь со своим гнедым жеребцом. Он скакал на восход, туда, где золото первых солнечных лучей плавило серое небо, раскаляя его до красноты. Стук копыт отдавался в ушах громом весенней грозы, той, что приходит с живительным дождём и заставляет зеленеть степь.
За весной непременно следует лето, как и после ночи — рассвет. Так и для хуннов настанут лучшие времена. Они победят своих врагов и вернутся на родину.
Это его семнадцатая весна. Гийюй силён и молод. Он, племянник и воспитанник предводителя могущественного рода Сюйбу, встанет во главе сотни воинов и покроет себя славой в будущих битвах. Быть может, он падёт на войне с жестокими южанами или коварными юэчжами, и тогда сказители воспоют его храбрость. Даже если его жизнь окажется короткой, он проживёт её так, чтобы не посрамить честь своего рода и благородных предков.
Предаваясь мечтам о будущем, Гийюй понукал коня. Ему казалось, что за спиной отросли орлиные крылья. Широкие и сильные, они несли его всё дальше и дальше, к счастью и славе. Вперёд!
Беглецы гнали коней галопом, потом перешли на рысь. Наконец после полудня пришлось дать передохнуть измученным лошадям, напоить их и дать попастись в укромном распадке между холмами, на берегу ручья.
Модэ с лисой перекусили, умылись и уснули, сжимая друг друга в объятиях. Шенне говорила, что постаралась отвести глаза погоне и укрыла распадок чарами — Модэ ей верил.
Отправились в путь только утром, на отдохнувших лошадях. Их надо было беречь, не загонять. Иногда лиса преображалась в зверя и убегала вперёд на разведку. Модэ беспокоился за неё, но лиса только посмеивалась.
Когда у них кончилась пища, Модэ подстрелил нескольких куропаток. Воровать овец в отарах, попадавшихся по пути, беглецы не осмеливались, ведь тогда по их следу пойдут не только воины Кидолу, но и владельцы овец.
Размышляя о будущем, Модэ рисовал себе, как встретится с отцом и представит ему Шенне, как свою спасительницу. Тогда её можно будет взять в наложницы, а вот жениться Модэ заставят на девушке одного из трёх родов, из которых по давней традиции шаньюи брали себе жён. Может быть, даже на родственнице мачехи.
Подумав об этом, Модэ брезгливо передёрнул плечами: нет, супруга из рода Лань ему не нужна. Заключить брачный союз можно было бы с родом Сюйбу, глава которого, Пуну, сейчас занимал пост государственного судьи. Жаль, у самого судьи не осталось незамужних дочерей, есть только племянницы подходящего возраста.
Жениться нужно побыстрее, тогда в глазах народа и знати Модэ станет выглядеть взрослым мужчиной, да и поддержка родичей жены не помешает. Но и после свадьбы жена не затмит в его глазах Шенне. Если ей объяснить, то лиса поймёт его — Модэ был уверен в этом.
Он не ошибся. Шенне выслушала серьёзно и уверила, что знает о брачных традициях шаньюев хунну.
— Ты наследник своего отца и должен поступать по обычаю, — заметила лиса.
— Да, это так. Но как бы я хотел, чтобы рядом со мной была ты, Шенне! Останешься со мной? Обычай позволяет правителям иметь младших жён и наложниц. Я окружу тебя почётом не меньшим, чем первую жену, — стал горячо уверять её Модэ.
— А потом твоя супруга меня отравит, — хмыкнула Шенне.
Лицо Модэ помрачнело, ведь он помнил слухи, ходившие о смерти матери. Шенне ласково провела ладонью по его щеке.
— Не огорчайся. Яд мне не страшен. Я останусь с тобой, милый, пока буду тебе нужна.
Поймав руку лисы, Модэ покрыл её поцелуями.
Несмотря на спешку, беглецы урывали время для ласк во время отдыха. Когда они выбрались из владений юэчжей, то остановились у говорливой речушки. Там Модэ подстрелил зайца, лиса накопала съедобных кореньев, и, наконец, удалось наесться досыта.
После еды Шенне разделась и залезла в воду, Модэ последовал за ней. Они мылись, тёрли друг другу спины и играли в речных струях. Игра продолжилась на прибрежной песчаной поляне, после чего опять пришлось лезть в воду: уж очень раздражал песок в самых неожиданных местах.
Утомлённые влюблённые лежали ночью на мягкой траве, под яркими звёздами.
Модэ мечтательно произнёс:
— Шенне, я люблю тебя. Давай убежим вдвоём далеко, очень далеко, туда, где нас не знают. Я стану охотиться и прокормлю нас обоих.
Приоткрыв глаза, лиса язвительно заметила:
— Охотиться я и сама умею. Вот только где ты хочешь укрыться от войн? Я не знаю страны, где люди не воюют.
Не успел юноша опомниться, как Шенне оседлала его и, наклонившись к нему, твёрдо произнесла:
— Любимый, у каждого человека есть своё место в мире, и, оказавшись на чужом, он никогда не будет счастлив. После смерти властитель подземного мира спросит, почему ты отказался от уготованной тебе трудной и великой судьбы. Ты же не сможешь сказать ему: «Мне милее объятия женщины, чем слава и подвиги». Ты рассказывал, как хорошо было жить в Ордосе. Так верни своему народу его земли, и твоё имя никогда не забудут.
Помолчав, она добавила:
— Мы идём на север, чтобы обрести настоящего тебя. Там, среди хунну, тебя ждёт величайшая слава или гибель, если не справишься со своим предназначением. Я верю в тебя и стану помогать, чем смогу.
Модэ закусил губу и отвёл взгляд: ему стало стыдно за своё мимолётное малодушие. В самом деле, он же недаром рождён сыном шаньюя.
Милостью Великого Неба, пославшего ему лису-защитницу, он избежал смерти в плену и должен бороться дальше. Цель понятна: когда придёт срок, надо принять власть у отца и возвратить своему народу Ордос, сделать так, чтобы ни юэчжи, ни дунху не посягали на владения хуннов.
В один миг Шенне оказалась внизу, прижатая к земле гибким телом юноши, и он выдохнул ей в лицо:
— Вот увидишь, я верну земли Ордоса своему народу. Сделаю ради этого всё, а уж ждёт ли меня слава, это не так важно. Оставайся со мной, милая, раз уж ты послана мне Небом.
Лиса расхохоталась, а потом шепнула ему на ухо:
— Буду с тобой, пока ты ценишь меня.
— Значит, навсегда, — пробормотал Модэ, засыпая.
Шенне умело наводила чары, иначе Модэ никак не мог объяснить то, что они без помех проскочили между сторожевыми конными разъездами хунну и беспрепятственно достигли ставки шаньюя: где она находится, указали другие лисы.
Не доехав немного до становища Туманя, лиса остановилась и объявила, что дальше не двинется, потому что предстать перед отцом Модэ должен один. Когда тот запротестовал, Шенне не стала тратить время на уговоры, а просто соскочила с седла, преобразилась и только рыжий хвост мелькнул в траве — она исчезла.
Модэ остался в растерянности, а когда позвал лису, навстречу ему выехал всадник из тех, что охраняли ставку. Он сразу узнал Модэ, и тот его тоже — широкоплечий большеносый батыр, воин по имени Гийюй из рода Сюйбу, был ровесником Модэ, в детстве они играли вместе.
Соскочив с коней, они обнялись, хлопая друг друга по спине. Гийюй предложил другу детства свою еду: пресную лепёшку с завёрнутым в неё варёным мясом и диким луком.
Усевшись на траву, Модэ ел восхитительно вкусную пищу и слушал рассказ Гийюя о том, что случилось в его отсутствие, как хунну дошли в эти места и поделили земли между родами.
— Здесь жить можно, — говорил Гийюй. — Пастбищ много, охота хорошая. Но люди тоскуют по Ордосу, песни поют о родных местах.
— Когда-нибудь мы туда вернёмся, — пообещал ему Модэ и увидел надежду в светло-карих глазах Гийюя.
Ещё Гийюй сообщил о том, что Модэ считают мёртвым после того, как воины рода Лань совершили удачный набег на юэчжей. Он говорил:
— Мой дядя Пуну полагает, что шаньюй не мог не знать о том, что люди его тестя собираются пограбить соседей. Главе рода Лань не разрешали набег, но и не запретили совершать его.
Твоя мачеха, яньчжи, так и светится от радости. Она считает, что её отец убрал тебя с дороги чужими руками. Ничего не имею против малыша Ушилу, но сколько лет пройдёт, прежде чем он станет воином и сможет повести за собой войско.
— А твой дядя обрадовался или огорчился новости о моей гибели? — спросил Модэ.
Насколько он помнил, Сюйбу давно враждовали с Лань, и уже потому было бы выгодно заполучить их в союзники.
Гийюй поглядел на него возмущённо.
— Мой дядя судья и не выносит подлости. К тому же люди Лань обнаглели. Их надо укоротить, а шаньюй, уж прости, Модэ, не способен и слова сказать против родичей своей любимой яньчжи.
Они говорили с Гийюем и о других родах, ведь у хунну их двадцать четыре, о том, у какого главы рода под рукой больше воинов, кто с кем дружит, а кто с кем в ссоре.
К концу разговора Модэ получил представление о нынешнем положении дел и договорился с Гийюем, что позже тот устроит ему встречу с дядей, государственным судьёй Пуну. Расспрашивал Модэ и о семье Гийюя, запомнив на будущее, что у того три взрослых брата и есть младшая сестра в возрасте невесты, ещё не просватанная. После беседы Модэ надвинул на глаза потрёпанную рысью шапку и последовал за Гийюем в ставку.
Издали, с возвышенного места, скопище серых, чёрных, коричневых и редких белых юрт выглядело огромной отарой, сгрудившейся у водопоя. К небу вздымались столбы дыма — люди готовили пищу.
Когда подъехали ближе, Модэ с наслаждением вдохнул смесь запахов еды, костров, пота, навоза, всего того, что сопутствует скученной человеческой жизни, услышал родную речь и детский смех. Всё это походило на становище юэчжей, но это было своё, родное, жилища его народа.
В центре ставки стояла самая большая, из белого войлока юрта, предназначенная для пиров, советов и приемов послов. Рядом с ней тоже белые жилые юрты шаньюя и его родных. Как отец встретит сына после побега, не разгневается ли?
Гийюя знали и пропускали, выслушав объяснения, что он провожает гонца к правителю. Подъехав к юрте шаньюя, Модэ переговорил со стражниками. Те, в большинстве своём, помнили его с колыбели и беспрепятственно пропустили в юрту к отцу, где собрался Совет князей, глав родов. Гийюй остался снаружи.
Войдя в юрту, Модэ молча поклонился. Тумань раздражённо повернул к нему голову и застыл, словно увидев призрака. Один из молодых князей вскочил и завопил во всё горло:
— Это же Модэ! Он жив! Модэ вернулся!
Ему вторили другие радостные голоса. Тумань заключил сына в объятия, и Модэ показалось, что отец украдкой смахнул слезу. Он выглядел постаревшим лет на десять — понятно, что переход на север выдался тяжелым и для шаньюя.
Повинуясь приказам, в ставке готовили грандиозное пиршество, резали скот, накрывали низкие столы в юрте шаньюя. Главы родов в Совете подняли чаши с аракой, молочной водкой, в честь возвращения Модэ.
По поводу радостного события принесли жертвы Великому Небу, богам, духам предков, и Модэ воссел по правую руку отца, заняв место старшего сына, восточного чжуки-князя, наследника престола.