Стрелы степных владык

Глава 27. Изгнанники

Оставаться в провинции Шаньси Гийюй и Мэн Ян не захотели. Здесь было неспокойно. Мятежный Хань Синь со своими людьми то и дело приходил сюда грабить пограничные земли, а за ним безуспешно гонялись воины императора, подчинявшиеся полководцу Фань Куаю. Даже старший брат императора, которого тот посадил править в области Дай, вскоре не выдержал и сбежал в столицу.

Гийюй размышлял, как жить дальше. Участь земледельца его совершенно не привлекала, да и не приняли бы в здешних селениях подозрительного чужака, смахивающего на хунна. Даже если найти в горах укромное место, построить там полуземлянку, разводить скот и охотиться, то рано или поздно на их жилище наткнутся если не мятежники, то имперские войска — и те и другие прикончат Гийюя, поглумятся над Мэн Ян, а потом убьют её или продадут в рабство.

Ласточка поддержала его, сказав:

— В доме Бо, где я воспитывалась до четырнадцати лет, жили служанки родом из деревни. Судя по их рассказам, сельские жители настороженно относятся к чужакам. Для них даже наши дети не смогли бы стать полностью своими.

— Что ты предлагаешь? — спросил Гийюй.

— Нельзя отличить одного муравья от другого в муравейнике. Их там слишком много.

Гийюй поцеловал её со словами:

— Ты совершенно права, моя умница. Едем в столицу?

Мэн Ян согласно кивнула и улыбнулась.

В первом же городке они приобрели для себя скромную ханьскую одежду, какую могли бы носить небогатый торговец и его жена. Не желая привлекать к себе внимание, беглецы осторожно расходовали своё серебро.

По дороге у них случилась стычка с тремя разбойниками, но те, недавние крестьяне, не смогли одолеть опытного бойца — Гийюй отбился, и они с Ласточкой ускакали, потеряв только одну заводную лошадь.

Не особенно торопясь, они добрались до столицы. В дороге Гийюй и Мэн Ян выдавали себя за супругов. Ласточка придумала для Гийюя новое имя — Юн, Храбрый, а Гийюй дал ей имя Юи — Луна. Родовое имя Ласточка оставила прежнее, потому что такое встречалось и среди крестьян. Гийюй стал называть себя Ли Юном.

В столице он рассчитывал отыскать старого Ли Сяня, и, может быть, первое время пожить у него, выдавая себя за его родственника.

Гийюй и Ласточка нашли дом Ли Сяня, но радости у них поубавилось, когда они увидели старика — тот ослеп, исхудал и ослаб. За ним присматривали слуги, супружеская пара свободных бедняков, и они явно злоупотребляли беспомощностью старого хозяина дома. Они даже не хотели пускать в дом нежданных гостей, но не смогли справиться с рассерженным хунном.

Жалкий, со слезящимися невидящими глазами, в грязной одежде Ли Сянь узнал голос Гийюя, но не сразу поверил ему, попросил позволения потрогать его лицо, нащупал шрам и обрадовался. Старик рассказал, как постепенно угасло его зрение, и он больше не мог зарабатывать обучением детей и даже выходить из дома.

Гийюй огляделся — Ли Сяня переселили в крошечную запущенную комнатушку. Здесь плохо пахло мочой и немытым старческим телом. Пройдясь по дому, Гийюй понял, что в хозяйских покоях обосновались слуги. Вдобавок Ли Сянь признался, что его скудно кормили и не заботились о нём.

Увидев такое вопиющее положение дел, Гийюй вспылил, избил наглого слугу и выставил его с женой за ворота. Ласточка приготовила еду, накормила старика, вместе с мужем вымыла и переодела его.

Когда после обеда они втроём сидели в наспех прибранной большой комнате, Гийюй рассказал старику, что повздорил с шаньюем, а ещё влюбился в девушку южанку и теперь желает жить среди её народа, попросил совета, как ему быть.

Подумав, Ли Сянь предложил Гийюю поселиться в его доме, сказав:

— Я так и не смог найти своих родственников. Они могли погибнуть или бежать отсюда, когда столицу взяли войска нынешнего императора. У меня нет наследников, поэтому слуги были так бесцеремонны. Они рассчитывали, что после моей смерти дом достанется им. Я буду счастлив, если ты, господин, и твоя достопочтенная супруга соизволите поселиться в этом скромном жилище и скрасить моё одиночество.

«Хорошо ещё, что у мерзавцев не хватило духу прикончить старика», — подумал Гийюй.

Ли Сянь продолжал:

— Здесь ты не сможешь пользоваться своим хуннским именем, господин. Почему бы тебе не взять мое родовое прозвание?

— Позволишь ли ты мне называться Ли Юном? Людям можно сказать, что я твой сын от женщины из хунну и приехал сюда из Шаньси.

— Я сочту за честь иметь такого сына, благородный господин. Соседи поверят, ведь я говорил им, что много лет прожил в той провинции. И я очень рад тому, что у тебя такая добрая и кроткая жена. Будь моей дочерью, госпожа Мэн Юи, — сказал старик и улыбнулся.

С помощью новой служанки Ласточка привела в порядок жилище и погрузилась в ведение домашнего хозяйства. Первое время вся семья Ли жила на деньги от продажи украшений Мэн Ян. Пообвыкнув в столице, Гийюй решил заняться торговлей лошадьми, ведь он знал в них толк. Он закупал лошадей в Шаньси и перепродавал их в южных провинциях.

Дом Ли Сяня находился в ремесленном квартале, и Гийюй с Ласточкой избегали бывать в аристократических районах города и близ дворца, там, где можно было повстречать знакомых, того же Лю Цзина.

— Если нас узнают, то могут убить, — сказал Гийюй жене. — Тебя — чтобы не выплыла история о подмене, а у меня попробуют выпытать секреты шаньюя.

Ласточка заметила:

— Теперь жизнь во дворце кажется мне сказкой. Оказывается, это была страшная сказка. Так на поверхности реки могут цвести дивные лотосы, а под водой плавать хищные рыбы или даже драконы.

В следующем после побега году, ранней весной Ласточка родила сына. Дать ему имя Гийюй попросил Ли Сяня, и тот нарёк младенца Куаном. Старик успел ещё рассказать маленькому Куану немало сказок и умер, когда мальчику исполнилось четыре года. К этому времени у Куана появились две младших сестренки, Мэй и Минчжу.

Император Лю Бан не пытался воевать с северными соседями, хотя ему немало хлопот доставлял неистовый Хань Синь, то и дело вторгавшийся в пограничные районы с территории хунну. Через два года после бегства Гийюя Хань Синя всё-таки пленили и отрубили ему голову, с тех пор в провинции Шаньси стало поспокойней.

За это время к Ли Сяню лишь однажды приезжал Унур с двумя спутниками. Увидев в доме Гийюя, они, конечно, удивились. Ласточка им не показывалась, сидела в женских покоях, предоставив заботиться о гостях служанке.

Унур пересказал изгнаннику новости с родины и получил от него необходимые сведения о положении в столице и империи. Теперь Унур подчинялся другому гудухэу, происходившему из рода шаньюя бывшему помощнику Гийюя, человеку надёжному и опытному.

Старый ослепший Ли Сянь уже не мог быть полезен хуннам, так что Унур хотел передать кошель с серебром Гийюю. Но тот отказался от платы, велев бывшим подчинённым разделить деньги между собой, и взял с них слово молчать о том, что он живёт среди южан.

— Я бежал от гнева шаньюя, но я хунн, — пояснил Гийюй.

Унур ему поверил. Перед отъездом он сказал Гийюю:

— Новый гудухэу интересуется в основном приграничными областями. Не думаю, что он разрешит мне или кому-то другому ещё раз съездить в столицу ханьцев. Но мы можем встретиться в Шаньси, ведь так?

— Так, — кивнул Гийюй.

— Тогда до встречи. Желаю тебе жить до тех пор, пока не побелеют твои чёрные волосы. Двор скотом в городе ты не наполнишь, а вот дом потомством можешь. Желаю тебе преуспеть в этом деле! — Унур хлопнул Гийюя по плечу, улыбнулся и вышел из дома к своим людям.

Проводив сородичей, Гийюй направился к Ласточке. Только в её объятиях утихала его тоска по родине.

Когда Куану было два года, умер император Лю Бан и на престол вступил его пятнадцатилетний сын Лю Ин, взявший себе тронное имя Хуэй-ди. За этого безвольного юношу правила его властная мать, императрица Люй Чжи. Она жестоко расправилась с другими сыновьями своего мужа и его любимой наложницей Ци И. Услышав о том, каким жутким пыткам подвергла императрица несчастную Ци, Ласточка содрогнулась и ночью сказала Гийюю.

— Бедная Ци была благородна, добра и красива. Благодарю богов за то, что я больше не живу во дворце. Госпожа Люй Чжи оказалась злобным драконом, который прятался под лотосами.

— Чем дальше от правителей, тем спокойнее, — ответил ей Гийюй.

Он подумал о том, что лиса, жившая с шаньюем в облике Лю Ян, вполне способна повторить преступления жестокой императрицы, если бы боги даровали ей сына. К счастью, люди говорили, что у яньчжи есть только дочь, а своим наследником, восточным чжуки, Модэ назвал старшего сына Чечек.

Несколько раз Гийюй встречал в Шаньси Унура и других своих бывших подчинённых, и они обменивались новостями. После этих встреч тоска по родине вспыхивала у Гийюя с новой силой. Он долгие месяцы вспоминал каждое слово, перебирая известия о родных и знакомых, как самоцветы в шкатулке.

По ночам ему снилась огромная чаша синего неба, опрокинутая над золотистыми просторами степи, и резвый конь под седлом. Хотелось, чтобы этот сон не кончался. В степи дышится легче, чем в огромном городе, и казалось, что ордосские жаворонки пели звонче, чем в Поднебесной.

Со временем Гийюй сколотил небольшое состояние, перестроил дом, в котором мирно жила его семья. В его глазах Ласточка по-прежнему была самой красивой женщиной на свете.

Хотя Гийюй тосковал по родине, привольным степям, запаху костров, привычной пище, он понимал, что возвратиться к хунну не может. Своих детей он пытался обучить родному наречию, но те не проявляли особого рвения: им было достаточно языка матери.

В свободное время Ласточка выращивала в саду удивительные цветы, а Гийюй читал книги и обсуждал их с женой. Иногда он сам удивлялся, неужели в его прошлом были битвы и интриги. Хорошо, что его нынешняя спокойная жизнь перемежалась поездками с севера на юг и редкими стычками с разбойниками, пытавшимися ограбить торговцев.

Семейное благополучие Гийюя портило одно обстоятельство: маленький Ли Куан всё больше походил на старшего сына Чечек. Гийюй молчал, не позволяя себе омрачить подозрениями жизнь Ласточки, но постепенно убеждался в том, что память его не подводит — к своим восемнадцати годам юный Куан выглядел как Модэ в том же возрасте. Чеканно-правильные черты его лица лишь слегка смягчались такой же светлой улыбкой, какая была у его матери.

Гийюй любил всех детей, а Куан поистине был сыном, о каком может мечтать каждый отец: смышлёным, смелым и с добрым нравом. Лёжа без сна по ночам, Гийюй говорил себе, что ни мальчик, ни его мать ни в чём не виноваты — это Модэ воспользовался телом Ласточки, пока в нём обитала хули-цзин. Постепенно Гийюй возненавидел Модэ, и мысленно проклинал его, желая шаньюю смерти.

Ещё подростком Куан захотел поступить в ученики к соседу ювелиру. Гийюй желал видеть сына своим помощником, но позволил мальчику самому выбрать свой путь. «Это лучше, чем быть воином императора», — думал Гийюй.

Свои первые работы из серебра Куан подарил матери и отцу. Глядя на эти украшения, Гийюй понимал, что юноша талантлив и нашёл своё призвание. Он и Ласточка хвалили сына и гордились им.

В восемнадцать лет Куан стал признанным мастером и женился на дочери своего наставника, не имевшего сыновей. Красавицы дочери Гийюя, очень похожие на мать, вышли замуж за порядочных молодых людей из семей торговцев. Родители обеспечили обеих девушек достойным приданым.

Через полгода после свадьбы младшей из дочерей Ласточка заболела, слегла в постель. Спустя два месяца она умерла, и её страдания перед смертью лекари облегчали лишь маковым молоком.

Сидя у постели жены, Гийюй мысленно вопрошал богов, за что те отбирают у него любимых, сперва Таначах, а сейчас Ласточку. Перед тем, как уйти, Ласточка очнулась и тихо сказала мужу:

— Знаешь, я ни о чем не жалею. Боги подарили мне тебя, а ты дал мне детей. Я не была бы так счастлива даже во дворце или в юрте шаньюя. Прощай.

Гийюй сжал её исхудавшую, почти невесомую руку и сидел у постели до последнего вздоха жены.

Похоронив Ласточку, Гийюй десять дней не выходил из дома. Потом он собрал родных и объявил, что покидает их, уходит в паломничество к дальнему храму. Всё имущество он оставил девятнадцатилетнему Ли Куану. Родные отговаривали Гийюя, но тот был твёрд. Собрав котомку, он попрощался, покинул город и пешком двинулся на запад.

Два с лишним года Гийюй скитался по империи и сопредельным странам, побывал в разных храмах, жил в монастырях, но нигде не смог получить утешение и избавление от тоски, диким зверем грызущей сердце. Его, выглядевшего как бродячий монах даос, не трогали даже разбойники, ведь у таких странников обычно нечего взять, кроме рубища и деревянной чашки для подаяний.

Однажды Гийюй забрёл в край удивительно высоких гор. Здешние обитатели, маленькие, очень смуглые люди, жили бедно и придерживались странных обычаев: у них женщина могла иметь нескольких мужей.

Заснеженные горные пики напоминали наконечники стрел или копий, впивающихся в небо. Их зазубренные острия терзали небеса так, что на закате те плакали кровью. Любуясь теряющимися в облаках неприступными вершинами, Гийюй вспоминал легенды о подземной стране Агартха, располагавшейся под этими горами — там живут посвящённые в древние тайны мудрые, достойные люди или благие духи. Говорят, та волшебная страна прекрасна, только попасть туда могут лишь избранные.

Сам он далеко не мудрец, но почему бы не поискать вход в эту страну. Скорее всего Гийюй умрёт в вечных снегах, а замёрзнуть не так уж страшно — можно навсегда остаться в мире снов и духов, откуда ему по ночам являлись утраченные близкие: Ласточка, Таначах, малышка Жаргал, сыновья, родители, братья, дядя Пуну, тётушка Солонго и даже старый Ли Сянь.

Все они звали Гийюя к себе, а маленькая Жаргал однажды взяла его за руку и повела за собой к глубокому провалу в земле — домой, как она сказала. Тогда Гийюй проснулся с влажными глазами и долго лежал, обдумывая осенившую его мысль о том, как быстрее попасть к духам.

На рассвете Гийюй помолился Великому Небу, принёс жертву предкам и начал подниматься на одну из самых высоких гор. Он не стал брать с собой ни пищу, ни воду — это лишний груз для человека, идущего на смерть.

Глядя на величественные горы вокруг, Гийюй думал, что они завораживающе прекрасны. На древних, как сама вечность, склонах найдёт свой приют и он, уснув в снежной постели. Им овладел азарт, желание подняться как можно выше к Великому Небу, и Гийюй упорно шёл, карабкался вверх, не обращая внимания на холод и усталость.

Сердце его билось всё чаще, появилась одышка, начала кружиться голова, заломило виски. Снежная белизна слепила глаза, они начали слезиться.

Силы покидали Гийюя: его подташнивало, руки, ноги отяжелели, он всё чаще падал. Хотелось пить, и он клал в рот пригоршни чистого снега. От талой воды заныли зубы. Ледяной ветер пронизывал насквозь, норовил скинуть дерзкого человека с крутого склона. Гийюй часто дышал, ему не хватало воздуха. Он и подумать не мог, что восхождение окажется настолько трудным.

У него начало мутиться зрение, и он не сразу поверил глазам, увидев на широком уступе выше по склону человека. Совсем недавно там никого не было, а теперь стоял высокий мужчина, одетый в нарядный, шитый золотом красный кафтан. Странный незнакомец, смуглый, носатый, с вьющимися чёрными волосами походил на торговцев из дальних краев, с берегов Инда. Он стоял, уперев руки в бока, и свысока смотрел на Гийюя, потом обратился к нему на языке империи Хань:

— Слушай, чего тебе здесь надо? Потерял что-то?

Гийюй огрызнулся:

— Не твоё дело. Я тоже могу спросить, что ты здесь делаешь, разодетый, как для пира.

— Я прогуляться вышел. А вот тебе пора отправляться вниз, если хочешь жить. У тебя уже губы посинели. Ещё немного и начнешь кашлять кровью, а потом свалишься и подохнешь. Спускайся в долину, путник.

— Тебе-то какое дело? Хожу где хочу, горы ведь не твои.

— Не мои, — согласился пришелец, усмехнулся и спросил:

— Ты что, жить не хочешь? Выходит, даже горные козлы поумнее тебя будут. Ступай вниз, дурак.

— Заткнись! — прокричал Гийюй.

Наглость пришельца вывела его из себя. Покачав головой, неизвестный произнёс:

— Если не заткнусь, что ты мне сделаешь?

— В морду дам.

— Так доберись до меня сначала, — ехидно ответил наглец. — Иди сюда, разомнёмся.

Сжав зубы, Гийюй полез вверх, к уступу. Головная боль сводила с ума. Вдруг в глазах на миг потемнело, он потерял равновесие, нога соскользнула с обледеневшего камня, и Гийюй покатился по склону прямиком в пропасть.

Он даже вскрикнуть не успел, когда полетел в пустоту. Промелькнула мысль: «Умру быстро, это хорошо». Но внезапно под ним появилась плотная поверхность, и Гийюй всем телом распластался на чём-то вроде ковра, только невидимого.

От изумления он не мог пошевелиться, а волшебный ковёр завис в воздухе и начал медленно подниматься. Мысли в голове Гийюя метались подобно стае мальков на речной отмели, но он опомнился к тому моменту, когда летающий ковёр достиг уступа, на котором поджидал ехидно усмехающийся незнакомец в красном.

Собрав все силы, Гийюй встал, расправил плечи и ступил на снег, непроизвольно оглянулся — в пропасти ничего не было. «Долго бы я летел вниз», — отметил он, откашлялся, поклонился и произнёс:

— Благодарю тебя.

Незнакомец спросил:

— Морду мне бить будешь?

— Нет, конечно. Ты же меня спас.

— Жаль, согрелись бы, — вздохнул странный человек и улыбнулся, блеснув белыми зубами.

У Гийюя вновь замутилось зрение — показалось, что на плечах собеседника не человеческая, а покрытая рыжевато-серым мехом звериная голова со светящимися жёлтыми глазами, похожая на собачью. Человеко-зверь открыл зубастую пасть, и Гийюй шарахнулся назад. Ещё немного, и он опять рухнул бы в пропасть.

Упасть ему не дала сильная рука незнакомца — тот вцепился в плечо Гийюя и оттащил его от края уступа.

— Ну ты прям как дитя малое, — посетовал незнакомец. — Зачем в горы потащился?

Вопрос был задан таким властным голосом, что не ответить оказалось нельзя, и Гийюй, глядя в пронизывающие чёрные глаза собеседника, тихо сказал:

— Умереть хотел.

— Почему?

— Мне незачем больше жить. Хочу уйти в мир духов. Мёртвые ждут и зовут.

— Так можно было выбрать способ полегче, — проворчал незнакомец.

Гийюй промолчал, затем выдавил из себя:

— Можно было. Но я подумал, а вдруг удастся найти Агартху. Ты ведь оттуда?

— Почему ты так решил?

— Ты же колдун. И… — Гийюй помедлил, решился и бухнул: — У тебя голова звериная.

— Какая?

— На собачью похожа. В землях юэчжей таких зверей называют шакалами.

Удивлённо подняв брови, незнакомец вгляделся в лицо Гийюя и медленно произнёс:

— Мда. Неплохая вышла прогулка, если удалось повстречать тебя. Ты сам откуда родом? Как твоё имя?

— Я Гийюй из народа хунну.

— Далеко забрёл. Так вот, одарённый небесный гордец, хочешь ли ты попасть в подземную страну? Нам нужны такие удальцы.

— Зачем?

— Мы сражаемся с чудовищами, и у нас каждый меч на счету. Пойдёшь ли ты со мной вниз, Гийюй из хунну, станешь ли служить владыке подземной страны?

— Служить тебе?

— Нет, я не владыка, а всего лишь его смиренный служитель, — засмеялся незнакомец. — Люди зовут меня Раджем Шакалом.

Оглянувшись вокруг, Гийюй подумал: «Я готовился к смерти. Терять нечего. Так почему бы не увидеть волшебную страну своими глазами», и ответил:

— Да, я пойду с тобой вниз, господин Радж.

Радостно улыбнувшись, колдун взял Гийюя за руку, топнул ногой, и они стали падать. Вокруг завертелся чёрно-белый вихрь, и это было последнее, что увидел Гийюй перед тем, как лишиться чувств.