В пламени дракона 2

Изабелла

Глава 18

Изабелла

Спустя две недели после возвращения Элейн из Сосновой рощи, она обнаружила, что её кровь не пришла в положенный срок. Она была готова взорваться от переполнившей её радости и надежды. Но всё еще тая сомнения, она каждое утро и вечер, с замиранием сердца проверяла, но крови не было. А когда спустя три недели им подали завтрак, но она не смогла проглотить не куска, она уже не сомневалась.

Роберт был озабочен, когда увидел, что его жена едва сдерживает рвотный позыв, и белеет как полотно. Он с тревогой посмотрел на неё:

- Эл, что с тобой, ты заболела? Я сейчас кликну лекаря.

Но она остановила его рукой:

- Нет не нужно, я не больна…

Он не унимался:

- Да на тебе лица нет, ты вот-вот помрёшь.

И он снова пытался подняться со стула, но она вновь остановила его, и тихо произнесла:

- Роб, мне очень паршиво, ты даже не представляешь, как. Но я не больна…я беременна...

У Роберта случился ступор. Он сидел с минуту и не двигался, глядя на жену, у которой то и дело подкатывал комок г горлу. Он уже утратил надежду, в то, что это случится, а потому и не ждал этого, он свыкся с мыслью, что этого не произойдёт. Но постепенно, новость, которая оглушила его по началу, теперь растекалась в его сознании, ручьями нежданного счастья, пока не заполнила до краёв. И он засмеялся во весь голос, вскочил, и подхватил жену на руки. Он поцеловал её, и бережно, очень нежно, отнёс и положил на кровать:

- Милая, я сейчас же позову лекаря, он должен осмотреть тебя.

Но Элейн покачала головой:

- Мне не нужен лекарь, я и сама знаю.

- Но тебе же плохо, лекарь приготовит тебе лекарство.

Элейн покачала головой:

- Нет, Роб. Отправь самого быстрого гонца к Лигару, я напишу ему. Я не подпущу к себе королевских лекарей.

Роберт не стал спорить, и не мешкая дал ей перо и лист бумаги. И она написала старцу, сообщив радостную весть, и просила настой, чтобы уменьшить её недомогание. И Роберт тут же отправил его с гонцами.

Он вернулся к ней, но она уснула, и он тихонько вышел и закрыл дверь, и сразу помчался к Максу. Он влетел к нему без стука, и застал Макса в постели. Он содрал с него одеяло и вытащил его нагого из кровати, за ноги. Он тряс его за плечи, и кричал:

- Макс, она беременна!!! У неё моё дитя. Макс!

Новость за сутки облетела Мидлтаун, и в замке витало предчувствие большого пира. Который не заставил себя долго ждать, и уже спустя три дня, зал приемов и торжеств распахнул свои двери гостям, и столы ломились от яств и вина.

Между тем, Королеве то становилось лучше, то опять плохело. Но как только гонец доставил ей зелье Лигара, она сразу пришла в себя, и дальше её беременность текла спокойно и безболезненно. Она часто выходила на балкон, и любовалась издалека своими чадами, которые теперь сидели только на дальних башнях, вняв мольбам своей владычицы. Но они видели и чувствовали её, и они терпеливо ждали.

Роберт же теперь никуда не отпускал её одну, и она покидала покои или с ним, или с Вэл, Хелен, Максом или Филом. Будь его воля, он бы и вообще не выпускал её, но Королева напрочь отказалась от такого режима, но против сопровождения возражать не стала. Она с нетерпением ждала, когда выйдет положенный срок, и дитя зашевелится в её утробе. Она очень хотела к своим чадам, но время пока не пришло.

И пока Королева считала дни, до окончания вынужденного отречения от своих драконов, жизнь в замке не останавливалась. Так барон Майлс Барт, так удачно выдав свою дочь Мелони за барона Филиппа Харди, теперь подыскивал столь же блестящую партию для своего старшего сына Мейра Барта. А потому, считая себя в родстве с самим Королём, и чувствуя себя чрезвычайно важной персоной при дворе, решил, что Тори Холдберг должен будет быть весьма польщённым, если его младшая дочь Лаура будет обещана его сыну Майеру. И хотя ей еще не исполнилось и пятнадцати лет, он хотел объявить о помолвке с тем, чтобы не упустить момент, пока её не пообещали другому. И он вынашивал эту идею несколько недель, и наконец решил поговорить об этом с Тори. И этим утром он стучал в кабинет Холдберга. Тори весьма приветливо встретил его, и барон Майлс, с важным видом, изложил ему свою идею:

- Тори, твоя младшая дочь всё ещё не сосватана. А я, как ты знаешь, являюсь членом королевской семьи. И потому я решил предложить тебе связать браком твою младшую дочь и моего старшего сына Мейра. И хоть я не имею графского титула, но войти в королевскую семью честь для любого из нас, не правда ли? Что ты думаешь об этом?

Тори задумался ненадолго, но решил, что вариант и правда не плох, а потому ответил:

- Майлс, я думаю это прекрасная мысль, и мы объявим о помолвке в следующем месяце, и заключим их брак, как только ей исполнится семнадцать лет.

И хлопнув по рукам, они разошлись.

Тори отправился к своей дочери, и рассказал ей, что он подобрал ей партию, и её мужем станет Мейр Барт. Тори ожидал увидеть слёзы и истерику, и готовил тазы и тряпки, но к его удивлению, девочка была несказанно рада такому известию. Хоть она была ещё совсем ребёнком, но уже присмотрела молодого красавца Мейра, и он очень нравился ей, и в тайне, именно об этом она и грезила. И хоть Мейр не обращал на неё совершенно никакого внимания, она всё равно мечтала, и видела его во снах.

Но что до самого Мейра, то он был взбешен решением отца. Он не планировал брак в скором времени, тайно вздыхая о Королеве. И хоть он и понимал, что ему придется оставить желание, заключить Королеву в объятия, на уровне несбыточных мечтаний, он противился браку. Но Майлс гневался и настаивал, и к тому же увещевал, что свадьба должна состояться только через два года, и у того ещё будет время нагуляться всласть, и перещупать всех девиц в Бассосе. И несчастному Мейру ничего не оставалось, как повиноваться отцу. И вскоре было объявлено о его помолвке с Лаурой Холдберг.

А сын барона Лиама Лайнса, Лок Лайнс, тем временем уже отпраздновал свадьбу с дочерью барона Десмонда Гибса, Дианой. И хоть безутешная Диана и продолжала проклинать судьбу, будучи по уши влюблённой в Гордиса Уайлда, отец не оставил ей выбора, и она подчинилась.

Была и ещё одна радостная весть. Фил тоже готовился стать отцом. Вскоре после известия о беременности Королевы, Мелони почувствовала себя очень скверно, и лекарь, осмотрев её, обрадовал Фила, сообщив о скорой прибавке в их семействе.

Наконец день, которого так нетерпеливо, ждала Королева, настал. Сидя на балконе со своим мужем, и наслаждаясь прохладой и свежестью вечера, она вдруг ощутила едва заметный толчок в своём чреве. Её глаза вспыхнули радостным огоньком, и она схватила руку Роберта и приложила к своему животу:

- Роб, она толкнула меня!

Роберт с волнением и несколько удивлённо, смотрел на жену:

- Почему она? Откуда ты знаешь?

Она улыбнулась:

- Это будет девочка, я знаю.

Роберт, всё ещё не отнимая руки от живота жены:

- Но откуда? Почему ты так уверена?

Но она лишь улыбнулась:

- Я знаю, и всё. Поверь мне.

И тут снова слабый, едва ощутимый толчок, и Роберт почувствовал его своей рукой. Он с любовью посмотрел на жену:

- Эл, я почувствовал, и правда толкается.

И он поцеловал живот своей жены.

Утром следующего дня, Элейн не мешкая ни минуты, помчалась на драконью лужайку. Она не стала брать сопроводителей, решив, что отныне в этом нет нужды. Но когда она была в тридцати метрах от своих чад, она, в тревоге, остановилась. Она ощутила, как дитя в её чреве, зашевелилось и начало сильно толкаться, и толчки не прекращались, а лишь усиливались. Элейн подняла глаза на своих драконов, они смотрели на неё, ожидая, что наконец то она подойдёт к ним, но она в отчаянии, побежала прочь. Она боялась, что может ещё рано, ребёнку явно что-то не нравилось, он беспокойно толкал её снова и снова, и что-то было не так. Она не хотела рисковать драгоценным даром, и решила, что подождёт ещё несколько недель.

И по мере удаления от драконов, дитя успокоилось.

Спустя три недели, она снова шла к своим чадам, но теперь медленно, пытаясь уловить малейшие знаки и сигналы в своём чреве. И когда она была в двадцати метрах от них, дитя вновь начало беспокоиться внутри, но.. лишь на несколько секунд. А потом оно успокоилось. И Элейн медленно приблизилась к Беллатриксу. Она несмело протянула руку, всё ещё опасаясь коснуться его, и застыв ненадолго, и не ощутив ничего внутри себя, погладила дракона меж ноздрей. И снова прислушалась к себе… Но нет, всё спокойно. И теперь она безудержно ласкала, и с нежностью прижималась к огромным, шипастым мордам. Драконы с шумом выдыхали воздух, и нетерпеливо топтались на месте, и по всему было видно, как они были рады. Но всё ж Элейн решила не задерживаться надолго в первый раз, и с любовью взглянув на драконов, пошла назад. Как только она ушла, они поднялись в небо и разрывая небеса громким рёвом, парили над замком весь день. Они были словно расшалившиеся дети, они взмывали высоко в верх, и камнем падали вниз, едва не касаясь башен Мидлтауна, а затем расправляли крылья, и вновь взмывали в небеса, подхватываемые мощными взмахами, и парили. Элейн любовалась ими и улыбалась, умиляясь их проделкам.

Теперь она ходила к ним каждый день, но ещё не отважилась полететь. Она опасалась за дитя, ей всё же было немного не спокойно, и она откладывала полёт. Она не сказала Роберту, о причине, по которой она заставила ждать его так долго, долгожданного дитя, переживая, что он не пустит её к ним до рождения ребёнка. И когда он спросил её, почему Беллатрикс больше не прилетает на их башню с мостом, она сказала ему, что лишь перестраховывается, чтобы тот рёвом, не будил её, и не прерывал, и без того неспокойный, сон.

Но теперь с этим покончено, и её дракон может вернуться на свою излюбленную башню. И спустя месяц, она полетела. Она снова парила в небесах, и счастье окутывало её мягким коконом, и разливалось приятным теплом по всему телу.

Но срок близился. И в одну из ночей она проснулась от резкой боли в животе, и почувствовала, как простыня под ней, намокла. Она села на кровати и толкнула мужа:

- Роб, кажется, началось.

Роберт не сразу понял спросонья, но быстро очнувшись, выбежал в коридор, и приказал охране бежать за лекарем и повитухами. Король не мог унять волнение, он с тревогой смотрел на жену и был совершенно растерян, он метался по комнате, и с ужасом смотрел, как его жена, периодически корчится от боли, хватаясь за живот. Наконец целая армия прибежавших повитух и лекарей, отправили его прочь из покоев.

Рождение его первенца заняло много времени. И Роберт переполошил весь замок. Он допытывался и у своей матери, Кони, почему так долго, потом с пристрастием допрашивал Вэл, нормально ли, что Элейн так долго мучается, а потом и Хелен не избежала допросов с пристрастием. И будучи матерью уже дважды, она успокаивала Роберта, как могла. Но наконец, под вечер, когда Роберт и сам уже был вымотан волнением и переживанием, и уже просто сидел на полу в коридоре, у дверей покоев, слушая вопли жены, раздался долгожданный детский плач. Его сердце забилось, как будто готовилось вырваться вон, наружу, но он не решался войти. И скоро повитуха открыла дверь, и махнула ему рукой:

- Ваша светлость, у вас девочка, входите.

И он несмело вошёл, и Элейн сидела на кровати, вся мокрая от пота и слёз, растрёпанная, и держала на руках дитя, завёрнутое в мягкий, пушистый плед. Её глаза светились от счастья, хоть и усталость, на грани изнеможения, тоже отчётливо угадывалась в них. И он медленно подошёл, и осторожно сел рядом. Он поцеловал жену, и несмело отодвинув край пледа, и первый раз, с замиранием сердца, взглянул на свою дочь. По щеке Элейн стекала слеза, и он вытер её и сказал:

- Я так люблю тебя. Спасибо.

Элейн устало улыбнулась и сказала:

- Придумай ей имя, Роб.

И он не задумываясь ответил:

- Изабелла.

И они улыбнулись друг другу.

Девочка была очень крепкой и здоровой. И спустя неделю, Роберт уже не боялся брать её за пухлую пяточку, и даже сам мог держать её на своих руках, не опасаясь потерять сознание.

Элейн же, буквально на следующее утро после родов, ещё очень слабая, шаткой походкой вышла на балкон, и пошла по мосту к Беллатриксу. Она провела с ним полчаса, она просто сидела, облокотившись на могучую грудь, и уже на следующий день она полностью оправилась. Больше ничто не напоминало о её жестоких муках и немощи, что терзали её ещё два дня назад.

Через десять дней Роберт закатил пир, в честь рождения своего первенца, и наугощался похлеще Майлса Барта, который теперь всегда крутился подле Короля, не забывая напоминать окружающим, что в семье, к коей он себя безусловно причислял, пополнение, и он несказанно этому рад. И он восторгался, и нахваливал Роберта и его жену, и без устали, лил бальзам на душу Короля. Радость Роберта, и без того, была безмерной, и он весело подливал себе и Майлсу, поощряя его раздутое эго, и тот опрокидывал чарки, одну за одной, упиваясь прилюдным расположением Короля, и собственной значимостью и важностью. И когда Майлс исполнил свой коронный номер, и с грохотом рухнул, испив последний кубок залпом, до самого дна, его место занял Макс, и они продолжили осушать кувшины с вином, которые без устали подносили виночерпии.

Впрочем в этот вечер, никто не избежал подобной участи. Веселье и радость Короля были столь заразительны, что вовлекли всех присутствующих в безудержный приступ всеобщего ликования и пьянства.

И когда утром, Короля, в сопровождении, еле стоящего на ногах, Макса, и изрядно поддатого Мейра, охранники приволокли в покои Королевы, она приказала унести его подальше, и уложить в других покоях. И хоть Роберт и протестовал, всё ж его отволокли в комнату, что пустовала напротив.

Но вот Мейр…. Когда тот вернулся в свои покои, он не мог уснуть. Он снова и снова прокручивал в голове, те несколько минут, что смотрел на неё сегодня. Он был так близко, что ощущал её запах. Он помнил каждое мгновенье: вот они прямо перед покоями, и Макс стучит, и он слышит, как она велит открыть, и стража распахивает перед ними двери. И она стоит… в легком, тонком пеньюаре, просвечивающемся, в лучах восходящего солнца, и который мягко облегает её прекрасное тело, предательски выдавая, все его изящные изгибы и очертания. И она смотрит на них, а потом заливается смехом, и все ещё хохоча, велит им убрать её мужа подальше. А потом она, всё ещё смеясь, рукой махает охране, что бы те закрыли дверь, и они закрывают.

Изрядная доза вина, быстро распалила, и без того разыгравшееся, воображение Мейра, и он рисовал в своём мозгу, самые смелые и несбыточные картины. И Мейр, схватил подушку, и обоими руками, с силой прижав её к своему лицу, прорычал в неё, что было мочи, а потом, резко отшвырнул её на пол. И он рухнул на кровать, заложив руки за голову, и пребывал в мечтаниях.

А спустя три недели, Мелони Харди обрадовала своего мужа рождением сына, которого назвали Файнс. И Роберт снова закатил пир, в честь Фила и Мелони, и их первенца. А торжествующему Майлсу Барту казалось теперь, что он не просто ворвался в круговорот фортуны, он был на самом её гребне. И весь мир теперь падал к его ногам, во всём своём великолепии! Даже на Венса Кроули, он теперь поглядывал слегка надменно и с высока, что того, впрочем, ничуть не волновало.